Философские пароходы
Мы этих людей выслали потому, что расстрелять их не было повода, а терпеть было невозможно.
Лев Троцкий
Любая социально-политическая революция меняет миропонимание, постепенно изменяет мировоззрения членов нового общества, становящихся его адептами. Старые силы свергнутых классов всегда мешали выстраиванию новой государственности.
В мае 1922 года В. И. Ленин предложил заменить применение смертной казни для активно выступающих против советской власти высылкой за границу.
Тогда же Ленин в своем письме Ф. Э. Дзержинскому высказал мысль, что журнал «Экономист» — «…явный центр белогвардейцев… Все это явные контрреволюционеры, пособники Антанты, организация ее слуг и шпионов и растлителей учащейся молодежи. Надо поставить дело так, чтобы этих «военных шпионов» изловить и излавливать постоянно и систематически и высылать за границу».
Насильственную высылку интеллигенции многие современные историки сравнивают с интеллектуальным террором. Давайте рассмотрим это явление под лупой анализа процесса борьбы с инакомыслием. Не все с восторгом вспоминали ту Россию, которая стонала под игом крепостничества и самодержавия.
В 1908 году Александр Блок в стихотворении «Россия» писал:
Довольно: не жди, не надейся,
Рассейся, мой бедный народ!
В пространство пади и разбейся
За годом мучительный год!
Века нищеты и безволья.
Позволь же, о родина мать,
В сырое, в пустое раздолье,
В раздолье твое прорыдать…
Туда, где смертей и болезней
Лихая прошла колея,
Исчезни в пространство, исчезни,
Россия, Россия моя!
Заметь, читатель, ненависть к той лапотной, непредсказуемой с «веками нищеты и безволья» России заканчивается двойным повторением Отчизны с любовью к ней. Заметьте — год 1908-й! От первой революции прошло всего три года, до новых революций оставалось времени в три раза больше — девять лет. Поэт Н. А. Некрасов еще раньше писал:
Что ни год — уменьшаются силы,
Ум ленивее, кровь холодней…
Мать-отчизна! Дойду до могилы,
Не дождавшись свободы твоей!
Но желал бы я знать, умирая,
Что стоишь ты на верном пути,
Что твой пахарь, поля засевая,
Видит ведренный день впереди;
Чтобы ветер родного селенья
Звук единый до слуха донес,
Под которым не слышно кипенья
Человеческой крови и слез.
Как видим, оба великих интеллигента, творческие художники слова, ждали перемен в обществе, оставаясь патриотами России.
Да, в тяжелые для России дни в Феврале и Октябре 1917 года многим пришлось пережить в Петербурге весь ужас событий. Что-то доселе спавшее, как писал Андрей Белый, всколыхнулось. Почва зашаталась под ногами…
А начиналась борьба с инакомыслием так.
Газета «Правда» от 31 августа 1922 года сообщала, что из страны высылаются представители интеллигенции, настроенные против советской власти:
«Высылка активных контрреволюционных элементов и буржуазной интеллигенции является первым предупреждением советской власти по отношению к этим слоям. Советская власть по-прежнему… будет пресекать всякую попытку использовать советские возможности для открытой или тайной борьбы с рабоче-крестьянской властью за реставрацию буржуазно-помещичьего режима».
Можно считать саму высылку неугодных за границу жестким ответом властей, радикальным методом борьбы с инакомыслием, но если сравнивать с судами над подобными высылаемых со смертельными приговорами, то данную меру можно считать гуманной.
Советская власть отправила за границу многих выдающихся деятелей науки и культуры: одного из основателей отечественной социологии Питирима Сорокина, конструктора паровых турбин Всеволода Ясинского, экономиста Николая Кондратьева, экономиста и социолога Александра Чаянова, историка Льва Карсавина, философов и писателей Николая Бердяев, Сергея Булгакова, Михаила Осоргина, Сергея Трубецкого, Ивана Ильина и многих других.
Они практически отправлялись «раздетыми». Разрешалось взять с собой два комплекта белья, по две рубашки (ночные и дневные), по две пары кальсон, чулок и обуви можно было положить в чемодан. Деньги и имущество брать с собой запрещалось.
Отношение к России у многих высланных было лояльным. Вот как оценивал писатель Михаил Осоргин своих единомышленников-выселенцев:
«От революции пострадав, революцию не проклинали и о ней не жалели, мало было людей, которые мечтали бы о возврате прежнего. Вызывали ненависть властители, но не дело обновления России».
Получается, что «обновления России» хотели и те, кого потом записали во «враги народа». Осоргин проживал во Франции без паспорта. Французского гражданства не получил. Во время войны в 1940 году бежал вместе с женой из Парижа, поселившись в городке Шабри, который не был занят немцами. В своей книге «В тихом местечке Франции», осудив войну, писатель размышлял о гибели культуры, предупреждал об опасности возвращения человечества в Средневековье. Вместе с этим он твердо стоял за право человека на свободу личности. В книге «Письма о незначительном» Осоргин видел появление новой катастрофы: «Когда война закончится, — весь мир будет готовиться к новой войне». Плохо будет всем, если он окажется провидцем.
* * *
Как писал Петр Алешковский в аналитической статье по поводу повести В. Ропшина (Бориса Савинкова) «Конь вороной», что террорист, ярый борец с советской властью Борис Савинков «в маленькой, но предельно сжатой повести, самым, пожалуй, частым знаком является вопросительный. Грех ли свершенное? Костры, пытки, расстрелы? Но ведь в ответ! Но ведь ради России! Какой России? Этого не знают герои повести, не знает и сам автор (Савинков. — Прим. авт.) — он ярый враг советского строя, но ведь строй этот победил, а значит, правота на его стороне.
Привыкший жить борьбой, привыкший ради идеи преступать основные, заложенные внутри каждого человека человеколюбивые заповеди, Савинков мучительно размышляет об этих основных законах человеческого общежития…»
А вот размышления, а скорее уродливое оправдание белого террориста:
«Человек живет и дышит убийством, бродит в кровавой тьме и в кровавой тьме умирает. Хищный зверь убьет, когда голод измучит его, человек — от усталости, от лени, от скуки. Такова жизнь. Таково первозданное, не нами созданное, не нашей волей уничтожаемое. К чему же тогда покаяние? Для того чтобы люди, которые никогда не посмеют убить и трепещут перед собственной смертью, празднословили о заповедях завета?.. Какой кощунственный балаган!»
Но стоило ему попасть в руки чекистов, как быстро поменялись его взгляды на жизнь в новом обществе.
27 августа 1924 года на суде он признается, что «…после тяжкой и долгой кровавой борьбы с вами, борьбы, в которой я сделал, может быть, больше, чем многие другие, я вам говорю: я прихожу сюда и заявляю без принуждения, свободно, не потому, что стоят с винтовкой за спиной: я признаю безоговорочно советскую власть и никакую другую. И каждому русскому… человеку, который любит родину свою, я, отрицавший вас, как никто, я говорю ему: если ты… любишь свой народ, то преклонись перед рабочей и крестьянской властью и признай ее без оговоров».
Получается, что даже отъявленные враги советской власти постепенно переубеждались в правоте «красного дела».
Военная коллегия вынесла ему смертный приговор, но вскоре, учитывая «чистосердечное раскаяние», заменила десятью годами тюремного заключения. В тюрьме ему разрешили заниматься творчеством. Он писал статьи, рассказы, предисловие к повести «Конь вороной», вышедшей в государственном издательстве «Прибой». Готовил письма и рассылал их своим товарищам по борьбе с советской властью с призывом закончить это ненужное дело. Считал — Россию им не побороть. Кроме того, он стал публично каяться, каяться честно и откровенно. Его упрекали за это заграничные кореша с антисоветскими взглядами. Но он их снова в письмах старался переубедить.
Мысль о том, что ему отведено судом просидеть десять лет, постоянно пугала его. Не мог он согласиться на длительные «посиделки на нарах». 7 мая 1925 года Савинков пишет письмо Дзержинскому, в котором просит освободить его как революционера и борца за идею. Почему-то он верил, что его выпустят. Но тюремная администрация, принявшая письмо, разубедила его, сказав, что помилование невозможно.
Тогда, воспользовавшись отсутствием оконной решетки в комнате, где он находился после возвращения с прогулки, Борис Савинков выбросился из окна пятого этажа и разбился насмерть.
Интересно, что в этом здании в начале 1970-х годов находился один из информационных институтов МО СССР, который курировал автор этой книги. Окно его кабинета на первом этаже выходило как раз в то место, куда упал революционер-террорист Борис Савинков. Об этом автору поведала одна из старейших сотрудниц этого института, досконально знавшая все обстоятельства гибели осужденного. Именно в этом здании и располагались подразделения ВЧК и ее следственный изолятор.
* * *
Жизнь высланных «философскими пароходами» и самостоятельно покинувших Россию складывалась по-разному. Одни, тоскуя по родине, возвращались в Россию, другие не могли этого сделать по идейным соображениям. Есть смысл привести примеры из жизни за границей двух маститых российских деятелей культуры: философа Ивана Александровича Ильина (1883–1954) и живописца Ивана Яковлевича Билибина (1876–1942).
Иван Ильин был сторонником Белого движения, яростный критик советской власти в стране, идеолог Русского общевоинского союза (РОВС) со штаб-квартирой в Париже. Родившись в Москве и получив в столице фундаментальное гуманитарное образование — он окончил юридический факультет Московского университета (МУ), Ильин пошел по преподавательской стезе. Читал лекции на московских Высших женских курсах, сдал экзамены на магистра государственного права и в 1909 году был утвержден в звании приват-доцента по кафедре энциклопедии права и истории философии права МУ. После защиты диссертации «Философия Гегеля как учение о конкретности Бога и человека» и получения звания доктора государственных наук он стал профессором правоведения. Ильин — один из узников немецкого «философского парохода», прибывшего 26 сентября 1922 года в Штеттин.
С 1923 по 1934 год работал профессором в Русском научном институте в Берлине, который содержался на деньги МИД Германии. Дополнительным финансовым источником Ильина были гонорары за выступления на антикоммунистических митингах и публикации статей в местных изданиях. С 1927 по 1930 годы он являлся редактором журнала «Русский колокол».
В 1938 году Ильин покидает Германию и переезжает в Швейцарию. Финансовую поддержку философу оказал композитор Сергей Рахманинов. Конечно, Ильин был патриотом России, но не советской власти и ее вождей.
О своей Родине, его народе, он отзывался тепло и критиковал Запад, мировую закулису, ратующую за расчленение России из-за страха перед этой великой страной. В работе «Что сулит миру расчленение России» (1950 г.) он прозорливо и исторически выверенно констатировал:
«Мы знаем, что западные народы не разумеют и не терпят русского своеобразия. Они испытывают единое русское государство как плотину для их торгового, языкового и завоевательного распространения. Они собираются разделить всеединый российский «веник» на прутики, переломать эти прутики поодиночке и разжечь им меркнущий огонь своей цивилизации. Им надо расчленить Россию, чтобы провести ее через западное уравнение и развязание и тем погубить ее…
Россия — не человеческая пыль и не хаос. Она есть прежде всего великий народ, не промотавший своих сил и не отчаявшийся в своем призвании. Этот народ изголодался по свободному порядку, по мирному труду, по собственности и национальной культуре. Не хороните же его преждевременно!
Придет исторический час, он восстанет из мнимого гроба и потребует назад свои права!»
К сожалению, мы сами, нет — наши недалекие и амбициозные поводыри, развязали Союзный «веник». Результаты страшные — распалась Россия, собираемая столетиями. Нетрезвая тройка в Вискулях расчленила Советскую Россию — правопреемницу Российской империи. Сегодня всем стало плохо, сильно плохо на всем постсоветском пространстве. Начались междоусобицы, переросшие в гражданские войны. На Россию ощетинилась вся западная закулиса, почувствовавшая слабость от одинокости нашей Отчизны.
Но, говоря о «патриотизме» философа и писателя Ильина, надо справедливо заметить, что ряд его работ посвящен фашистскому движению в Европе. В 1930-е годы в соавторстве с нацистским функционером Адольфом Эртом, который до 1938 года возглавлял одно из отделений геббельсовского министерства пропаганды, Ильин издавал книги под немецкими псевдонимами Юлиус Швейкерт и Альфред Норман.
В его работе «Национал-социализм. Новый дух» он писал: «Что сделал Гитлер? Он остановил процесс большевизации в Германии и оказал этим величайшую услугу всей Европе». В другой работе — «О фашизме» он констатировал:
«Фашизм возник как реакция на большевиков… это явление было здоровым, необходимым и неизбежным… Наконец, фашизм был прав, поскольку исходил из здорового национально-патриотического чувства, без которого ни один народ не может ни утвердить своего существования, ни создать свою культуру».
Думается, эти и подобные перлы совсем не красят «патриотические» рулады Ильина, а перечеркивают их. Народы СССР на себе прочувствовали это «здоровое явление» немецко-фашистских оккупантов в годы войны. Поэтому нет оснований героизировать этого философа всей Россией.
Есть и другой пример жертвы «философского парохода» — Ивана Яковлевича Билибина (1876–1942) — русского художника, книжного иллюстратора, театрального оформителя и участника объединения «Мир искусства». После окончания в 1900 году юридического факультета Петербургского университета он стал увлекаться рисованием и живописью. Несколько лет занимался под руководством Ильи Репина в школе-мастерской княгини Марии Тенишевой. Художественный талант Билибина ярко проявился в его иллюстрациях к русским сказкам и былинам, а также в работах над театральными постановками. Во время революции 1905 года он создает революционные карикатуры. В 1915 году Билибин участвует наряду с другими мастерами живописи в учреждении «Общества возрождения художественной Руси».
После Октябрьской революции в 1917 году уехал в Крым, в Батилиман, где у него был свой дом-дача, и жил там до сентября 1919 года, а в декабре, находясь в Ростове-на-Дону, влился в отступающие отряды белой армии и оказался в Новороссийске.
21 февраля 1920 года на пароходе «Саратов» Билибин эвакуировался из Новороссийска и оказался в Египте, где изучал египетское мусульманское и коптское искусство, а затем искусство Древнего Египта. В 1925 году он с семьей переехал в Париж. Много работал, выполняя иллюстрации к русским сказкам, сказкам братьев Гримм и сказкам «Тысячи и одной ночи».
Но тоска по родине, по России постоянно тревожила его сознание. Несмотря на суровый полицейский режим, он устанавливает контакт с сотрудниками посольства СССР в Париже. Его приглашают принять участие в оформлении здания посольства. Он соглашается и создает монументальное панно «Микула Селянинович».
Он дружил с писателем Куприным и много сделал, чтобы убедить его вернуться в Россию. В 1936 году на теплоходе «Ладога» художник возвратился в новую для него страну — СССР и поселился в Ленинграде. Преподавал во Всероссийской Академии художеств, продолжая работать в своем любимом жанре как иллюстратор и театральный художник.
После начала Великой Отечественной войны категорически отказался эвакуироваться вглубь России и умер в блокадном Ленинграде 7 февраля 1942 года.
Пусть читатель сам судит, кто из этих двух творческих людей был более патриотичен, несмотря на неприятие обоими Красного Октября 1917 года.
