Глава 19
Вокзал оказался действительно вокзалом. Времен эпохи Сталина. Вспоминая которого, Гудрон всегда называл его Иосифом Виссарионовичем. С немалой долей уважения, должен заметить. С моей точки зрения – полностью тем заслуженной. Такие вокзалы обычно строили где-нибудь в глубинке. Но со всеми признаками присущего архитектуре того времени монументализма. На века, так сказать.
«Вокзал здесь, а паровоз в Фартовом», – вспомнив, улыбнулся я.
И без слов было понятно, что здание вокзала перенеслось с Земли. Перенеслось не полностью, поскольку одно крыло оказалось отрезанным. Ровненько так, как будто по нему прошлись лазером. Или чем-то еще. Я специально подошел поближе, и даже провел по срезу ладонью. Та скользила по нему как по стеклу. Или отполированному металлу. На срезе даже блеск присутствовал. И все это напоминало разрезанную наискосок дверь в той самой девятиэтажке, которая повстречалась нам по дороге сюда. И в связи с которой у нас возникло столько надежд.
Здание вокзала располагалось по центру поселка, и вокруг него, где теснились, а где стояли поодаль друг от друга разномастные постройки. Частью добротные, из тщательно ошкуренного бревна, в большинстве своем сложенные «в лапу». Но попадались и откровенные лачуги. Та же картина, что и в Фартовом. Правда, здесь было заметно чище. С одного взгляда можно определить, что за порядком на Вокзале следят. В той самой степени, в которой за ним вообще можно следить в подобного рода местах.
Сам Вокзал, как поселение, по периметру был огорожен высоченным частоколом. Где каждое заостренное на конце бревно – длиною метров в семь-восемь. И сторожевых вышки присутствовали. На них мне никого не удалось обнаружить, но это совсем не означало, что там никого нет. Добавить ров снаружи, и ни дать, ни взять – форпост средневековой цивилизации на землях, заселенных воинствующими дикарями. Но рва не было.
Зато над входными воротами алела яркая, выполненная крупными буквами надпись: «Территория терпимости». Вспомнив, что когда-то публичные дома назывались еще и домами терпимости, я невольно усмехнулся. Это что же получается, всё поселение – один сплошной бардак?
– Зря смеешься, Теоретик, – тут же отреагировал на мою ухмылку Гудрон. – Вокзал – действительно особая территория.
– И в чем же состоит его особенность?
– Тебе что, раньше не говорили? – похоже, Гудрон удивился не на шутку.
– Нет. Разговора об этом не заходило.
– Ну тогда слушай, – мы успели уже войти в само поселение, и теперь шли улицей, где в конце ее виднелся и сам вокзал. Народу хватало, а вместе с ним и шума, и потому он говорил громко, чтобы я мог разобрать каждое его слово. – Тут ведь какая история… Внутри Вокзала категорически запрещено сводить старые счеты. Категорически. А тому, кто этот запрет нарушит, наказание одно – смерть. Пусть он будет хоть трижды прав. Вот тебе живой пример для наглядности. Грек и Ероха – злейшие враги. По крайней мере, были ими до последнего времени. Хотя с этим не до конца еще понятно. Но не суть. Суть в том, что, если они бы встретились здесь, им и в голову не пришло бы палить друг в друга. Потому что победителя не будет. По причине, которую я тебе уже объяснил. За периметром – пожалуйста! Но не внутри. Вокзал – единственное место, где действует такой закон. Причем действует безукоснительно, не взирая ни на что. Так что если у тебя с кем-нибудь возникнут проблемы, даже не вздумай хвататься за ствол. Поверь мне, ты своего врага ненадолго переживешь. В лучшем случае, минут на несколько. И то, если повезет. Теперь понятно?
– Понятно. А если нападение? Каких-нибудь тварей? – вспомнил я события, произошедшие в Шахтах. Хотя мог бы не и не спрашивать: на кого ни взгляни, обязательно с оружием.
– Если нападение – тогда другое дело. Хотя их тут и не бывает – оазис.
– А если просто кому-нибудь в морду дать? – продолжал допытываться я. Ведь может случиться и так. Иные, особенно в пьяном виде, другой разговор и не понимают.
– Теоретик, я уже тебе объяснил: абсолютно все разборки за периметром. Снаружи можешь стрелять, взрывать, резать ножом, грызть зубами… делать все, что только в голову придет. Но не внутри. За «просто в морду» тоже гарантированно жизни лишаются, бывали случаи. Чтобы не создать прецедент. В общем, веди себя паинькой.
Самого Гудрона представить паинькой весьма и весьма сложно, но я кивнул: буду.
* * *
– Что такой кислый? – поинтересовался Слава.
Мы устроились в подобии гостиницы, которую так и тянуло назвать постоялым двором – слишком она его напоминала. Разве что коновязей нет, а есть электричество. Вернее, оно будет. Его включат, когда на улице стемнеет, и выключат ровно в полночь. Еще на пару часов электричество дадут утром. И настолько же в середине дня.
Устроились в одной комнате, которая поместила сразу всех шестерых, а еще пара лежанок осталось свободной. Но они так и будут пустовать – Грек заплатил за них тоже.
– Так, – отвечая на вопрос Славы, вяло отмахнулся я. – Настроения нет совсем. Да и чему, собственно, радоваться?
Настроения действительно не было. Ну и откуда ему бы взяться? Из плюсов единственный – я все еще жив. Зато минусов хоть отбавляй. Что, вся моя дальнейшая жизнь только и будет из этого состоять: сходи туда, принеси или унеси то, убей тех или иных, и тому подобное? И единственной радостью каждый раз останется – снова остался жив? А к чему стремиться? Чего добиваться? В чем будет заключаться смысл моей жизни? В том, чтобы накопить достаточное количество пикселей и попытаться открыть портал? В Деда Мороза и прочие чудеса я перестал верить еще в детском саде.
– Игорь, ты чего?! – удивление Славы было искренним. – Во-первых, мы живы!
Успел заметить. Зудит от грязи тело. Одежда стоит коробом тоже от нее. В животе бурчит от голода. Вряд ли покойники все это чувствуют.
– Это ли не повод для радости? Сейчас пойдем в баню. Отмоемся. А пока будем мыться, одежда успеет высохнуть. Затем, все такие чистенькие, в чистой одежде, ужинать. Закажем самое лучшее из меню. При желании примем рюмку-другую для настроения. Дальше, глядишь, с девушками познакомимся: их здесь хватает. А уж такому герою как ты, практически каждая ответит согласием. Нет, это надо же – один двух гвайзелов положил! Будь я девушкой, и сам такому отдался бы, даже не задумываясь! – Слава засмеялся. – Мы на Вокзале на несколько дней задержимся. Пока жадреит свои дела не сделает.
– Кто-кто не сделает? – услышал я новое слово, но не понял его значения.
– Федор Отшельник. Человек, который наши жадры эмоциями будет заполнять. У него не один день на это уйдет – количество ведь не малое! И все это время мы будем жить здесь. Спать, сколько пожелаем. Есть, когда и сколько захотим. Вечерами в кабак или на танцы ходить. Лафа ведь, согласись? Затем продадим заряженные жадры и у нас денежка серьезная у нас заведется.
«У кого-то заведется, а у кого-то и не очень. Я-то к ним какое имею отношение? Так что доля моя будет скромная. Да и разве дело в пикселях? На что их тут тратить? На лишний раз вкусно пожрать? Или втридорога купить себе то, что на Земле стоит копейки?».
– Ну и о гвайзелах не стоит забывать. Пластин с них и самим на бронники хватит, и еще на продажу останется. Я о таком, как у Яниса бронежилете мечтаю с той самой поры, как только о них узнал.
А я – нет. У меня и мечтаний-то не осталось. Только желания и есть. Помыться, покушать, а затем хорошенько выспаться. Практически все то, что Слава и перечислил. Вот только чего радоваться самым обыденным вещам? И их предвкушать?
– Ну же, Игорь! – не сдавался Слава, обнаружив, что мое угнетенное состояние после его слов нисколько не улучшилось. – Как бы там ни было, жизнь прекрасна! Скоро электричество включат, зарядим телефоны, музыку послушаем. Знаешь, тогда, на кухне, я флешку нашел, и до сих пор не проверил, что на ней записано. А вдруг какой-нибудь новый фильм? Здесь можно ноутбук на время взять. Да что там ноут, имеется возможность и на большом экране с объемным звуком посмотреть. Или вдруг на флешке музыка, которой у нас нет? Да улыбнись же ты, черт тебя подери!
Я все-таки вымучил из себя улыбку. Лишь бы он от меня отвязался. И еще подумал: ох, и напьюсь же сегодня вечером! Напьюсь по-настоящему, до полного забытья. Отчетливо понимая, что сделаю только хуже. Все мои грустные мысли от этого никуда не денутся, а на утро придет похмелье. Слава, сообразив, что своего он не добьется, буркнул что-то себе под нос, но наконец-то от меня отстал.
Самое горькое заключалось в том, что, пройдет какое-то время, и я обязательно научусь радоваться всему тому, что радует сейчас Славу Профа, человек с никуда не девшимися амбициями. Ну а что мне еще останется?
* * *
Федор Отшельник, тот самый жадреит, к которому мы так стремились, преодолев по пути множество препятствий, внешне впечатления не производил.
Болезненно худой мужик средних лет, с потухшим взглядом, и почти черными кругами вокруг глаз. И одет неряшливо, как будто давно на себя плюнул. Больше всего он походил на спившегося маргинала, но никак не на почти легендарную в этом мире личность.
Его убежище находилось за стенами Вокзала в часе пути. Тоже земного происхождения, оно представляло собой переоборудованную под жилье водонапорную башню, попавшую сюда, как и все остальное, неведомым путем. Огороженную мощным частоколом: куда здесь без него? И еще нескольких строений внутри двора, тоже местной постройки, как и частокол.
Принял он нас в самой башне, на первом этаже. Комната была заставлена весьма и весьма неплохо даже по земным меркам. Покрытые натуральной кожей диван и кресла. Хрустальная с подвесками люстра, ярко светившая электрическими лампочками, несмотря на то, что на улице стоит день. Ручной работы стол явно из ценной породы древесины. Огромная панель, в которой беззвучно раскрывали рты полуголые красотки с микрофонами в руках. Бар, полный всевозможных форм бутылок. И прочее, прочее, прочее, все, несомненно, родом с Земли.
Завидя бар, Гриша невольно подался к нему. Вероятно, лелея надежду, что Федор расщедрится и чем-нибудь из всего этого разнообразия угостит. Помимо самого Федора, в комнате присутствовали еще несколько человек. Все при оружии, которое держали наготове, и не спускавшие с нас настороженных глаз.
– Вот, – Грек положил на стол перед Отшельником туго набитый жадрами брезентовый мешочек величиной с тыкву или арбуз.
«Судя по величине, в нем находится целое состояние», – подумал я.
– Оплата, надеюсь, как обычно? – продолжил Грек. – Четверть остается тебе. Безусловно, за исключением тех, которые будут испорчены. Но испорченные нужно вернуть.
Накануне мы немного поспорили. Вернее, спор вели остальные, я только слушал. Темой разговора как раз и было: не лгут ли жадреиты, утверждая, что часть жадров при заполнении не может впитать в себя ни капли эмоций? И их остается лишь выбросить. Как будто бы из десятка один такой, но обязательно найдется. Так вот, не подсовывают ли жадреиты заведомо бракованный, оставляя себе нормальный?
Заполнение жадров – процесс интимный, и никто жадреита проконтролировать не может. Последние слова Грека и были хоть какой-то гарантией – этот человек нас не обманет. Даже не гарантией – ее иллюзией. Жадр, эмоции из которого выкачаны до донышка, никогда не спутать с тем, который испорчен при заполнении. Если только у самого жадреита где-нибудь в укромном местечке не завалялся целая груда бракованных. Янис сказал, что испорченные все и всегда забирают назад, чтобы уничтожить. По крайней мере, так считается. Но можно ведь и не уничтожить их, а продать тому же самому жадреиту, пусть и по другой цене. Чтобы в дальнейшем он мог подменить ими нормальные жадры, ибо проконтролировать его не получится.
– Короче, тут все зависит от совести жадреита, – сделал заключение Гудрон. – То, что все они обманывают – даже не обсуждается. Вопрос только в том: на сколько штук у них хватает совести подменять?
* * *
Федор Отшельник взглянул на мешочек, затем на нас, снова на жадры… И сказал то, что стало для всех нас полнейшей неожиданностью.
– Ну и зачем вы ко мне пришли? Когда у вас есть свой жадреит? Причем такой, что сам я и рядом с ним не стоял.
Миг, и Грек, Гудрон, Слава, Янис, Сноуден, – все они схватились за оружие. И до этого оно было у каждого под рукой, но теперь они держали его наизготовку, с явной угрозой на лицах. Мало того, еще и сняли с предохранителей. Совершенно не представляя причины такой их реакции, на всякий случай схватился за свое и я. В ответ жадреит лишь горько усмехнулся.
– Не дергайтесь. Мне теперь не до всех этих игр: к встрече с ним готовлюсь, – указал он глазами вверх. – Хорошо, если месяц еще протяну.
Он действительно выглядел так, что, как говорится, краше в гроб кладут. Правда, ни на Грека, ни на остальных, его слова не подействовали нисколько, и они продолжали сжимать оружие все с тем же напряжением.
– Уходим, – приказал Грек. – Гудрон, проверь выход.
Тот метнулся мимо меня к двери, осторожно приоткрыл ее, выглянул в щель, и без особой уверенности пробормотал:
– Вроде чисто.
– Уходим! – вновь сказал Грек. И тут же. – Стоп! Федор, так ты утверждаешь, что Игорь способен сам зарядить жадры?
– Утверждаю, – кивнул жадреит.
– Так может, обучишь его? Мы заплатим. Заплатим достойно.
– Чему там учить? Это либо есть, либо его нет, и никогда уже не будет.
– Уходим, – в третий раз повторил Грек. И добавил. – Спасибо!
За что он поблагодарил жадреита, я так и не понял.
* * *
– Грек, ты знал! – уверенно заявил Гудрон, когда мы отдалились от обители жадреита достаточно далеко, и остановилась в таком месте, где с трех сторон нас окружали высоченные скалы. Глянешь на такую, и голова начинает кружиться при мысли, что вдруг оказался на ее вершине. С четвертой располагалась пустошь, незаметно которую не пересечь.
– Откуда бы?
– Не знаю откуда, но ты знал, – продолжал настаивать тот. – А я-то все голову ломал!
– Над чем?
– Над тем, зачем он нам вообще нужен! – резким мотком головы Гудрон указал на меня. -
Такие люди к нам напрашивались, а ты взял именно его. Без опыта, без навыков, без всего остального!.. Нет, как стрелок он неплох, но не мне тебе объяснять, насколько одного этого мало! А как ты его берег! Нет, ты определенно знал. Или, во всяком случае, догадывался.
– Не знал я, Боря, – мягко ответил ему Грек. – И даже не догадывался. Тут в другом дело.
– Так в чем же?
– Был у меня один паренек, очень на него похожий. Из тех… – «которых не смог уберечь под Босрой», мысленно продолжил за него я. – И внешне, и характер такой же дерзкий. И даже взгляд: смотрит так, как будто вокруг одни подвохи. Вот я и подумал: того не смог, так хоть этого сберегу. Пропадет же из-за своей дерзости, и недели не протянет. Потому и взял.
Гудрон некоторое время молчал.
– Зная тебя, верю, – наконец, сказал он. – Только как нам теперь все это разгрести?!
– Да чего тут разгребать? – в разговор вклинился Гриша. – Это же удача! Да еще какая! Вот заживем теперь! Так, Слава, отдай ему своего «Шуберта». У вас головы вроде одинаковые, даже подгонять не придется.
Сначала я не понял о чем он. Пока Проф не снял с головы шлем, и не протянул его мне. У него у единственного был настоящий бундесверовский шлем из многослойного кевлара.
– Игорь, держи! И не забудь моей доброты, когда с просьбой к тебе обращусь, – Слава подмигнул.
– Мне и так хорошо.
– Держи, говорю! – насильно сунул он шлем мне в руки. – Мы теперь за тебя в ответе, – и обратился уже к Янису. – Артемон, бронник снимай.
Янис скинул с себя бронежилет с такой готовностью, как будто давно уже ждал команды, и наконец-то она прозвучала. Затем на моей груди оказалась кобура с пистолетом Ярыгина, которая перекочевала оттуда с груди Гудрона. Что, в общем-то, совсем меня не обрадовало. До сих пор хватало и Нагана, который, кстати, за все время пути так и не нашлось причин использовать. Но кто меня спрашивал?
То, что у меня, оказывается, способность заполнять жадры эмоциями, стало понятно еще при разговоре с Отшельником. Но откуда вдруг взялась такая забота о моей персоне? И я уже успел открыть рот, когда меня перебил Гудрон.
– Так, Игорь, – за все время нашего знакомства он впервые обратился ко мне по имени, заодно сделав голос донельзя вкрадчивым, – а ведь я твой наставник!
– И что? – вертел я головой по сторонам, совершенно не понимая, что вокруг меня происходит.
Заодно отметив: все они расположились так, как будто пытаются прикрыть телами от гипотетической опасности.
– А то, что мне, как наставнику – все самое лучшее!
– Жадр, что ли, заполнить? Так в чем проблема? Давай, сделаю. Живот у меня как раз крутит невмоготу. Так что, если возникнут проблемы, жадр на раз тебе поможет! Только в руки возьмешь, и все – процесс пошел! Главное, штаны перед этим не забудь снять.
Смеялись все, не исключая Гудрона. Затем Янис посерьезнел.
– А может, Федор все-таки ошибается? Ну мало ли!
– Не исключено, – после короткого раздумья, сказал Грек. – Но это легко проверить, благо, что жадров у нас достаточно.
– Ну а если Теоретик его запортачит? Пропадет же, – засомневался Гриша.
– Слышал я, что на начальном этапе такое неизбежно, – вступил в разговор Слава Проф. – Но даже потом, когда навык появится, испорченных жадров не избежать. В общем, я считаю, что стоит рискнуть. Игорь, а у тебя действительно с животом проблемы? Все-таки то, что ты предложил Борису, товар совсем не ходовой.
– Не без этого, – с готовностью кивнул я. – Только проблема несколько иного плана: есть хочется так, что голодные спазмы скоро начнутся.
Сказал больше в шутку, и потому удивился, когда они все полезли в рюкзаки, чтобы дружно извлечь из них что-нибудь съестное. Как будто в моем собственном рюкзаке еды не хватало. Просто времени с утра не было нормально поесть. Ну а затем и вовсе стало не до еды.
– Стоп! – пришлось отгородиться от протянутых рук растопыренными ладонями. – Не к спеху. Потерплю. Мне и самому не терпится проверить: что-то сомнения одолевают.
Не чувствую я в себе ничего, оттого и сомнительно.
– Ну и чего тогда откладывать? – Грек протянул мне жадр.
Он, впрочем, как и все остальные, смотрели на меня с ожиданием. И еще с нетерпением. И с недоверием, что ли. Ну да, с виду-то я такой же, как и они. В отличие от того же Федора, у которого внешность едва ли не демоническая. И взгляд тяжелый. Или она такой становится у всех жадреитов? Или все дело в том, что жить ему осталось всего ничего, и он об этом знает? Трудно судить, мне только одного единственного и довелось увидеть.
Кстати, какое же все-таки тупое слово – жадреит! Черт бы с тем, что я оказался тем, кем оказался, но сам термин можно было бы и поблагозвучней придумать. Какой-нибудь эмоционал, что ли.
– Сначала объясните мне кое-что, – откладывая неизбежное, попросил я.
Тут ведь как не настраивайся, но если Федор ошибся, меня ждет глубочайшее разочарование. Любой из нас считает себя не таким, как все остальные, и для этого у каждого есть свое основание. Порой настолько нелепое, что озвучь его, и все вокруг со смеху будут кататься. Слава говорил, что это как раз нормально. Куда хуже, когда происходит обратное, и человек перестает верить в свою исключительность. Гораздо хуже. А тут такая возможность убедиться в ней окончательно! Вон как все они слово «жадреит» едва ли не с придыханием произносят! Хотя само слово от этого ни на гран не становится благозвучней.
– Игорь, мы знаем не намного больше тебя самого, – поморщился Грек. – На словах все просто. Сосредотачиваешься, сжимаешь в руке камень, и ждешь, когда он заполнится. Когда жадр будет полным, ты сразу это почувствуешь – он как будто током тебя ударит.
– Я не об этом.
– И о чем тогда?
– О том, что это все значит?
Для наглядности я шлепнул ладонью по каске, которая благодаря стараниям Славы успела оказаться на моей голове. А затем по бронежилету Яниса на груди. Все они как по команде переглянулись.
– Ну да: откуда ему знать? – Грек почему-то выглядел виноватым.
– Так чего именно я не знаю?
– Проф, у тебя язык подвешен, давай уж ты, – обратился к тому Грек.
– Понимаешь ли, в чем дело, Игорь… – не совсем охотно начал Слава. Как будто ему предстояло сказать что-то неприятное. Впрочем, так оно и оказалось. – В среде жадреитов очень жестокая конкуренция. Очень. Ты же сам видел, какая у Федора охрана.
– Видел, – и внутри и снаружи ее хватало с избытком.
– Так вот, каждый из этих жадреитов… – «эмоционалов», мысленно поправил я Славу, – спит и видит, что конкурентов у него нет. Представляешь, насколько в этом случае поднимется цена на его услуги? Остальное объяснять?
– Не надо.
– Да не волнуйся ты так, Теоретик! – воззвал ко мне Гудрон. – Все будет пучком: обеспечим тебе охрану! И новых людишек наймем, и место у меня на примете есть неплохое. Не хуже, чем у того же Отшельника. Давай-ка я лучше обрисую тебе перспективы. Видел, как у него жилище обставлено? Обещаю: в самом скором времени у тебя появится все не хуже. Так что, как говорится: будешь ты сыт, пьян, и нос в табаке. Люди станут приходить к тебе толпами, а тебе всего и останется, что подержать жадр в руке. А они за это будут отдавать тебе каждый пятый, которым ты начнешь распоряжаться по собственному усмотрению. Или платить полновесными пикселями.
– Каждый четвертый, – машинально поправил его я, вспомнив слова Грека.
– Это Федор берет каждый четвертый. Потому что он сильный. Сильных я одного только и знаю: этого самого Отшельника. Иначе, думаешь, зачем мы именно к нему поперлись? Но даже жадреитов среднего уровня по пальцам можно перечесть. Ну и как тебе перспективы? Безусловно, все будет только в том случае, если ты действительно жадреит, пусть даже весьма и весьма посредственный. Ведь даже этого достаточно.
– Игорь, ну давай уже, не тяни! – это был уже Сноуден, приплясывающий от нетерпения.
– Я тебе даже больше скажу, – продолжил Гудрон, видя, что я все еще колеблюсь. – Если ты действительно жадреит, у тебя и выбора-то особого нет. Как говорится, шила в мешке не утаишь, и вскоре о новом жадреита узнают все. И тогда или-или. Или ты заполняешь жадры в каком-нибудь комфортабельном местечке под надеждой охраной, старательно ублажаемый Элечкой, Юленькой и другими красавицами по твоему выбору. Или скрываешься, когда на тебя объявят охоту. Причем вознаграждение будет таким, что купится любой, а там уже вопрос времени. Да, есть еще и третий вариант. Возьмет тебя на привязь кто-нибудь тип наподобие Шаха, и станешь ты трудиться за малые крохи со стола, которые он тебе кинет. Верно я говорю, Грек? – обратился он к нему за поддержкой.
– Говоришь-то ты все верно. Но не мешало бы спросить у самого Теоретика.
– О чем спросить?
– Возможно, мы его не устраиваем, и у него совсем другие планы.
Нет у меня никаких планов. Вообще нет. Все свалилось на меня так неожиданно, что до сих пор не пойму: печалиться мне или радоваться? Избранный, мля.
– Игорь, чего молчишь?
– А сами-то вы как? Тут ведь не только во мне дело. Может, кто-то и не пожелает со мной связываться. Сами говорите – это не только выгода, но и в любой момент можно пулю словить за компанию.
– Правильно мыслишь. Проф? – Грек начал опрос со Славы.
– Ничего не имею против. Риск, конечно, ни в какое сравнение, но, по крайней мере, не придется по долинам и по взгорьям дни напролет вышагивать.
– Янис?
– Вообще-то я почти женатый человек. А семейная жизнь подразумевает оседлость.
– Сноуден?
– Я тут из вас самый старый. И потому предыдущих ораторов поддерживаю полностью.
– Борис? Хотя, судя по тому, что мы только что от тебя услышали, можно и не спрашивать.
– Все верно. Грек, а сам ты, что обо всем этом думаешь?
– Мне слова Профа понравились, и я с ними согласен.
– Так! – оживленно потер ладони одну о другую Гудрон. – Дело почти на мази! Теоретик, ты даже не сомневайся! Все будет пучком. Обеспечим тебе такую охрану, что и мышь не проскочит! Я устав караульной службы до сих пор назубок помню. Как и противодиверсионной, и все остальные прочие. А Грек в этом смысле вообще нос мне утрет. Кстати, и опыт охраны жадреита у меня, пусть и небольшой, но есть.
– А что, тебе уже приходилось с ними дело иметь? – удивился Гриша.
– Приходилось. Помните Черемшанкина? Подле него был. Правда, всего три месяца. И, тем не менее, все эти тонкости изнутри знаю – что, да как.
– Не самый удачный пример ты привел, – ехидно заметил Янис.
– Это почему еще?
– Да потому что завалили твоего Черемшанкина. Мог бы и промолчать. Мы тут, понимаешь ли, Теоретика уламываем, а он такое! – несмотря на свои слова, Янис улыбался.
– Ну, это уже после меня было.
– А ушел-то почему? Сам говоришь, место хлебное, и с какой стороны не посмотри, одни выгоды. Риск, конечно же, огромный, но где его в этом мире намного меньше?
– Гнилой он был человек. И до того как жадреитом стал, а после и вовсе его понесло. Как говорится: за копейку покойника в задницу поцелует. Теоретик у нас не такой. Его разве что бабы интересуют. Игорь, они к тебе рекой потекут, будь уверен! – теперь улыбался Гудрон.
Не надо мне ни рекой, ни озером, и проливом, ни даже морем. Мне одной хватит. Но такой, чтобы на всю жизнь.
– Так, куда-то мы в сторону укатились, – вернул всех к действительности Грек. – Вначале нам необходимо убедиться, что Теоретик действительно тот, за которого его принял Федор. Остальное, как я теперь понимаю – частности.
И снова все посмотрели на меня ожиданием. Мне только и оставалось, что кивнуть: пробую. Хотя ни малейшим образом не представлял, как заполнить эмоциями этот проклятый жадр. Вернее, сама техника никаких вопросов не вызывала. Настроился должным образом, сжал его в руке, и все, жди, когда он заполненный, отреагирует. Но как настраиваться-то, а? Как я понимал, эмоция должна быть чистой. Не разбавленной никакими другими. В случае с гневом, все понятно. Эмоция настолько сильная, что никаким другим места нет. Или противоположная ему – страх. Если со страхом могут возникнуть проблемы, то охватиться гневом несложно, достаточно себя накрутить. Но от меня ждут другого. Чтобы взял кто-нибудь жадр в руки, и почувствовал умиротворение. Или беспричинную радость, безудержный смех, чувство удовлетворения, наконец. Такое, например, которое наступает после качественно выполненной работы.
Или вот еще. Не знаю, как у других, но случается со мной иногда такая штука. Как будто бы и причин особых не было, но вдруг приходит мысль, что этот день – самый лучший в моей жизни. Тоже ведь приятная эмоция. Словом, необходимо что-то положительное. Или даже не совсем положительное, но нужное. Тогда, когда мы шли ущельем, все, кроме меня, сжимали в руке жадр, чтобы избавиться от навязчивого чувства страха. А временами ярости. И ведь помогло же! Но как себя вогнать в любое из этих состояний?
«Хорошо артистам, – размышлял я. – В силу роли им приходится изображать все что угодно. От непреклонной решимости до паники. И, чтобы в нее вжиться, они должны испытывать именно эти эмоции. Так, говорят, есть и обратная связь. Например, если насильно заставлять себя улыбаться, настроение улучшится. Может, это и есть ключ?».
– Теоретик, ты куда? – видя, что я поднялся на ноги, и пошел прочь от остальных, спросил Гриша.
– Не мешай ему! – строго сказал Грек.
Отойдя на пару десятков метров, я уселся на камень спиной ко всем. Чтобы никто не смог увидеть мою вымученную улыбку, если дело действительно дойдет до этого.
– Теоретик, пока полностью не настроишься, жадр в руке не сжимай. Чтобы наводки не было, – услышал я в спину совет Гудрона.
– Хорошо.
– Игорь, может, ты все-таки вначале поешь? Или даже выпьешь? – предложил Слава.
– Спасибо.
Хотя поесть точно не помешало бы. Плотно так поесть, чтобы неудержимо потянуло на сон. Чем не подходящая эмоция то приятное чувство, когда борешься с послеобеденной дремотой? Но хотелось закончить все как можно скорее.
Я посидел некоторое время, положив жадр на соседний камень, тщетно пытаясь заставить себя почувствовать хоть что-то приятное. Затем осторожно скосил глаза на остальных. Все как один, они смотрели на меня, негромко о чем-то переговариваясь. Послушал пение птахи в небесах. Понаблюдал за тем, как ее пытается съесть другая птица, куда более крупная, и с хищно загнутым клювом. Порадовался за певунью, когда та, ловко уклонившись от атаки, спикировала вниз, чтобы спрятаться в густой кроне одиноко растущего на крутом склоне горы дерева. Попробовал вспомнить: на Земле такие деревья есть? Не получилось.
Пора было что-то предпринимать. Но что именно? Приложил обе ладони к щекам, как будто массируя виски, но на самом деле пряча растянутые в натужной улыбке губы: может, этот шаг хоть что-нибудь даст? Не помогло: на душе от этого нисколько веселее не стало. Плюнув на всё, решил пойти по наилегчайшему пути – охватить себя гневом. В конце концов, мне всего-то необходимо заполнить жадр. Так сказать, тестовый вариант. И какая к черту разница, чем именно он будет заполнен?! С гневом почти получилось, но затем в животе заурчало, и на смену моему пока еще совсем слабенькому гневу пришло сильное чувство голода. Мысль о том, что попробовав таким образом заполненный жадр, все начнут судорожно рыться в рюкзаках, чтобы немедленно что-нибудь съесть, вызвала нервный смешок.
– Ладно, пусть это будет голод, – пришло ко мне решение.
И я решительно взял жадр в руки. Заодно мысленно представив, что изнутри меня в него что-то вливается. Подождав некоторое время, но так и не дождавшись, что жадр каким-то образом отреагирует, поднялся на ноги и решительно зашагал к остальным.
– Вот.
– Ну-ка, ну-ка! – первым взял камень Гудрон
– Стоп! – Янис хлопнул ему по руке.
– Ты чего? – с недоумением посмотрел тот.
– Бумагу приготовил? И штаны на всякий пожарный расстегни.
Сначала Борис его не понял. Затем, вспомнив о моем предложении, усмехнулся. Сжав камень, он застыл, прислушиваясь к своим внутренним ощущениям.
– Ну как? – некоторое время спустя спросил его Гриша.
– Не пойму. Как будто и есть что-то, но такое слабое, что едва чувствую. А может, мне просто кажется.
Следом за ним жадр взял Янис. Он был категоричен.
– Либо первый блин комом, либо…
«Либо Федор ошибся», – продолжил за него я.
Потом был Слава. Он не сказал ничего, лишь отрицательно мотнул головой. Грек даже пробовать не стал. Итоги подвел Гриша.
– Даже я смогу заполнить жадр куда лучше. Нет, однозначно Федя ошибся. Что, в общем-то, немудрено в его состоянии. Теоретик, ну и чему ты радуешься? Ты, можно сказать, всех нас шанса на счастливую жизнь лишил, – буркнул он.
Мне действительно не удалось удержаться от улыбки. Я такой же, как все, и разве это не замечательно? Теперь никто не станет за мною охотиться, чтобы убрать конкурента, а самому не придется пыжиться, заставляя себя что-то испытать. Проживу и без этого, другие же каким-то образом существуют? Надоест бродить, вскидывая оружие на каждый подозрительный шорох, возможно, действительно пойду работать в шахту. А там, глядишь, и действительно повезет: нарвусь на богатую жилу. Или придумаю что-нибудь еще. Я – молод, с головой как будто бы все в порядке, руки тоже не из заднего места растут. В общем, не пропаду.
– Так!.. – протянул вдруг Гудрон тоном, от которого все невольно посмотрели на него. – Жадр-то с изъяном! Как раньше не увидели? Ослепли все разом?!
– Как-как, не слишком-то мы его и рассматривали, – сказал Гриша, вертя его в своих руках. – А ведь верно, Боря, говоришь: донышко у него мутное. Через нормальный жадр как через стекло смотреть можно! И когда он заполненный, и когда пустой – без разницы.
– А это значит, что Теоретик совсем не причем: бракованный жадр попался. Так что не все еще потеряно, – чуть ли не торжественно заключил Гудрон. – Ну что, вторая попытка?
Второй жадр я взял без малейших колебаний, надоело. Подержал какие-то секунды, и вдруг он чувствительно кольнул ладонь. На электрический разряд это было не похоже. Впрочем, и на то, как будто меня укололи иглой. Что-то непонятное, но от этого не менее болезненное. Причем настолько, что едва его не уронил.
– Вот, – без лишних слов сунул я жадр обратно Гудрону.
И полез в рюкзак, где на самом верху, в бумажном пакете, лежал завернутый в тонкую лепешку ломоть жареного мяса с зеленью. Чтобы немедленно в него вгрызться, прожевать, и запить водой из фляжки. Снова кус, и еще глоток. Кус и глоток. Кус и глоток, не обращая ни малейшего внимания на остальных. И так до последней крошки, которую пришлось снять с ладони губами.
– Игорь, как ты себя чувствуешь? – осторожно спросил Гудрон.
– Нормально.
Особенно после того как перекусил. Конечно же, не мешало бы и полноценно пообедать, но теперь уже точно до него дотерплю.
– Голова не кружится? Не тошнит? В сон не клонит?
– Нет.
– Проф, на всякий случай пульс ему проверь.
Тот без лишних церемоний ухватил меня за запястье.
– Нормальный у него пульс. Глубокой наполненности. В общем, как у космонавта, – сказал он, явно не дождавшись положенных десяти секунд.
– Чего пялитесь? – не выдержал я.
– Вообще-то ты должен сейчас лежать в отключке, – пояснил мне Гудрон.
– Это почему еще?
– Нет, он еще спрашивает! – обратился он к остальным, картинно всплеснув руками. – Да потому что мы уже минут пятнадцать вчетвером пытаемся оставить этот жадр пустым, а он хотя бы немного стал слабее!
– Вы думаете, мне это хоть о чем-нибудь говорит? – я начинал злиться.
– Ну тогда я тебе на примере поясню. Федор – сильнейший жадреит из всех известных. И он был совершенно прав, когда сказал, что по сравнению с тобой – щенок, цуцик! Теперь до тебя дошло?!
