Глава 9
30 августа 1914 года, где-то в Восточной Пруссии
Отдохнули и поехали дальше.
Максим побаивался приближаться к Мазурским озерам, зная, что там хватает разрозненных отрядов пехоты в обороне. Окопавшейся, то есть. Сталкиваться с ними для его колонны было слишком рискованно.
Генеральная идея была проста. Поручик планировал просочиться на стыке позиций Кенигсбергского гарнизона и зоны действий 1-ой кавалерийской дивизии Германии. Тем более что немецкая кавалерия, с которой, вполне реально здесь столкнуться, не так опасна, нежели пехота. Ведь ее обучали по нормам еще XIX века. Лихой налет там с «белым оружием», то есть, с пиками наперевес и все такое. То есть, самый натуральный цирк с конями в прямом и переносном смысле. Но немцы тут особенными не были. Такое мракобесие в кавалерии царило везде и всюду по эту сторону Атлантики…
Избегая оживленных мест Максим вел свой отряд по проселочным глубоко второстепенным дорогам. Пыльные и весьма дурные, они не позволяли нормально разгоняться. Впрочем, часа за три все равно удалось преодолеть около двадцати километров и выйти на шоссе. Ну, то есть, хорошую дорогу с твердым покрытием из укатанной щебенки.
Пустую. Совсем пустую.
- Странно… - пробормотал поручик, начав озираться. Ведь по его расчетам они должны были оказаться в тылу кавалерийской дивизии Германа Брехта.
Подозревая дурное, Максим остановил колонну и, забравшись на крышу грузовика начал изучать окрестности в бинокль. Пусто.
- Максим Федорович, - произнес подошедший Хоботов. – Что-то случилось?
- Случилось, - не отрываясь от бинокля ответил поручик. – Вы видите людей на дороге?
- Нет.
- Вот и я не вижу. А они должны быть. Мы ведь в глубоком тылу дивизии… - ответил он прапорщику, и добавил, буркнув себе под нос, - или уже нет…
Хуже было то, что оперативной информацией он не владел. А стоять на дороге и ждать у моря погоды было просто глупо. Хотя бы потому что крайне подозрительно. Разве что развернуть возню с имитацией ремонта. Но немецкой формы у них не было. А в своей, пусть и пыльной, они привлекали слишком большое внимание. То, что под тентами грузовиков или за стеклами кабин хоть как-то годилось, вне таких укрытий выглядело форменным самоубийством. Тем более что где-то на востоке постреливали. Вон – доносилось эхо выстрелов и взрывов. Хоть и не очень оживленное.
Эти выстрелы, на которые поручик поначалу не обратил внимание, вдруг стали ему пронзительно интересны. Он спустился с крыши грузовика, достал генеральскую карту и стал прикидывать дистанции.
- Лев Евгеньевич, вы тоже слышите выстрелы?
- Да, Максим Федорович, - кивнул он.
- Согласно данным, занесенным на эту карту к вечеру 29 августа, подразделения кавалерийской дивизии Германа Брехта должны были находится примерно в пятнадцати-двадцати километрах восточнее. А звук винтовочного выстрела как далеко слышно?
- Когда как, - неопределенно пожал плечами Хоботов.
- В поле скорее всего не более четырех-пяти километров. Тут ведь и жара, и вон те заградительные лесопосадки недурно звуки гасят. А значит, что?
- Что?
- Бои идут уже совсем близко. Не очень оживленные, но постреливают.
- Не понимаю вас, - напряженно произнес прапорщик. – Что это нам дает?
- Понимание того, что Павел Карлович все-таки начал наступление. Только непонятно – когда. Сегодня по утру или еще вчера? И какими силами? Одна кавалерийская дивизия, что держит более шестидесяти километров фронта – это труха. Ее сомнут и не заметят. Но все же, все же…
- Так может поможем нашим?
- Плохая идея, - покачал головой Максим.
- Но почему?
- Может попасть под дружественный огонь. Ладно. По машинам! – Крикнул поручик, убирая карту в планшет.
Стала проясняться ситуация с пустой дорогой. Фактически они оказались в прифронтовой полосе. И, если соединения 1-ой армии Ренненкампфа атаковали достаточно решительно, то коннице Брехта могло достаться на орехи. Вплоть до потери обозного хозяйства и беспорядочного отступления.
Автоколонна плавно тронулась и, разогнавшись до тридцати пяти километров, постаралась как можно скорее покинуть зону боев. Однако минут через пятнадцать на дороге оказалось столпотворение. Да такое, что полный «алес». Груженые кое как подводы плелись в три ряда по двухколейной дороге. Считай «плечом к плечу», едва не сползая по склону насыпи.
- Жопа… - тихо констатировал Максим и крикнул Йозефу: – Сворачивай! Вон туда. На проселок. Да. Туда. – Разумеется, активно жестикулируя руками. Ведь русского языка чех практически не знал.
Головной грузовик довольно резко сбросил скорость, едва не спровоцировав аварию, и аккуратно сполз по насыпи на проселок. Остальные последовали его примеру.
Отъехали на километр. Притормозили у очередной заградительной лесополосы. Проверили, что там пусто. И поехали дальше. Чего уж теперь «фифы топорщить»? К фронту – значит к фронту. Вступать в бой со столь масштабной обозной колонной поручик не решился. Слишком много «винтовок» раскидано по очень большой площади. Да и груженые подводы сами по себе – неплохое укрытие от пуль с мягкими свинцовыми сердечниками.
Медленно двинулись вперед. На скорости около пяти-шести километров в час. По этой разбитой грунтовке больше не выжать. Итак, вон – вся техника переваливается с боку на бок на стайка беременных уток.
И тут, когда колонна уже преодолела добрую половину поля, навстречу из-за лесополосы начала высыпать германская кавалерия на рысях. Причем, что любопытно, без передового охранения. Все такие из себя красивые, с вертикально удерживаемыми пиками в правой руке. Максим даже обалдел от такого сюрприза. Тем более, что эти ребята, никак не отреагировав на появление грузовиков, продолжили рысить колонной по двое, поднимая тучу пыли.
Отряд остановился. Но несмотря на это дистанция стремительно сокращалась. В то время как вереница всадников никак не желала заканчиваться, все прибывая и прибывая. И надежды на то, что они разъедутся на этой дорожке, не было никакой. Не потому, что узкая очень. Нет. Всадникам и съехать несложно. Дело в другом. Ведь не оставят без внимания такую колонну, даже если ее всю пылью засыпать с головы до пят. Обратятся. Хотя бы для того, чтобы перекинуться парой слов. И случится беда…
Максим нервно сглотнул, смотря на это воинство. Дистанция триста метров. Двести. Сто. И он закричал во всю свою луженую глотку:
- Огонь!
Курсовые пулеметы головной машины уже были готовы к бою. Поэтому ударили длинными очередями, стремясь срезать как можно больше кавалеристов.
А Васков начал разворачивать свой грузовик, чтобы ввести в бой ретирадные пулеметы. Еще два «ствола» в этой ситуации явно лишними не станут.
Кавалеристы, привыкшие действовать в конном строю, в отличие от пехоты, залегать в траве не стали. Просто бросились в разные стороны, причем верхом, представляя прекрасные мишени. Но, увы, грузовики были накрыты тентами для маскировки. Поэтому личный состав не смог включиться в перестрелку. И отряду пришлось ограничиться коллективным оружием – станковыми пулеметами.
Пулеметы на головном грузовике закипели на третьей ленте. Пришлось вскрыть горловины охладительных бачков и продолжить стрелять как есть. Угробят стволы? Да ну и черт с ними! Сейчас важнее было выжить. Вот они и колотили прямо по курсу, стараясь положить как можно большее количество противника. И рассеивание, что стало возрастать от перегрева ствола, было скорее «в руку», чем «под хвост». Шевелить стволом меньше требовалось. Бей себе и бей. По азимуту.
Васков же работал с двух ретирадных пулеметов короткими очередями, добирая разбегающихся кавалеристов. А курсовой пулемет с его грузовика спешно демонтировали, чтобы ввести в действие.
Бах!
От опушки ударила легкая полевая 7,7 см пушка немцев и спустя несколько мгновений с недолетом появилось дымное облачко – разорвался шрапнельный снаряд. А по грузовикам ударило легкими свинцовыми шариками, стремительно теряющими скорость.
- А! – Воскликнул Йозеф, которому кто-то прострелил руку пулей. Видимо кто-то не только разбегался, но и вел ответный огонь.
Максима пробил холодный пот.
Он прекрасно понял, что немцы сейчас внесут поправку на дистанцию и ударят заново шрапнелью. А потом еще. И еще. Пока вся колонна автомобилей не превратится в решето. Требовалось срочно начинать движение, срывая им прицел.
Курсовые пулеметы его грузовика уже окончательно захлебнулись, заклинивши. И надежды на подавление ими противника с дистанции просто не оставалось. Бойцы там пытались что-то сделать. Но время безнадежно утекало. Поэтому поручик выскочил из грузовика и бросился его обегать вокруг капота. А чех, поняв замысел, начал перебираться на пассажирское место, баюкая раненую руку.
И вот, когда Максим уже ухватился за ручку водительской двери, по его левой ноге что-то ударило. И сильно так. Он едва удержался, повиснув на руках. Глянул. И грязно выругался. Пуля очень не вовремя пробила ему ногу.
Бах!
Снова ударила пушка, пытаясь накрыть автоколонну шрапнелью. Но уже с перелетом. Поручик же продолжил задуманное. Пока в нем еще был адреналин, нужно было действовать.
Подтянулся. Впихнул свою тушу в кабину. Закинул ногу. Выжал тугое сцепление и, включив скорость стал поддавать газу, притапливая педаль раненой ногой. Разумеется, истово матерясь. Больно, черт побери! Очень больно!
- К бою! – Проорал он. – Чем угодно стреляйте! Хоть из пистолетов! Хоть гранатами! К бою!
И всем весом навалился на простреленную ногу, стараясь выжать газ по максимуму.
Бах!
Снова взорвалась шрапнель. Уже нормально. Уже хорошо. Но колонна, двинувшись следом за головным грузовиком, немного отъехала. Так что вышло опять с перелетом. Разве что по грузовику Васкова отыгрались, который только разворачивался и явно не успевал выйти из зоны поражения.
А головной грузовик продолжал разгоняться.
Бах!
Вновь ударила пушка. В этот раз стараясь прямой наводкой подбить летящий на нее грузовик. Видимо, поставив шрапнель «на удар» или вообще схватив фугасный выстрел. Но дорога немного петляла, так что имелись угловые смещения. Вот и артиллеристы, не привыкшие брать упреждение по быстрой цели, промахнулись.
Бах!
Снова ударили они. И снова мимо. Но снаряд пронесся настолько близко к грузовику, что его ощутимо качнуло.
И тут застрекотали пулеметы на крыше. Их незамысловато обдали водой и рабоче-крестьянскими методами попытались привести в порядок. Любой ценой. Хоть как-то. Но они должны были работать. И в этом деле очень поспособствовала тряска.
В противник полетел густой рой пуль, не имевший ни чего общего с прицельным огнем. Колотили просто «в ту степь». Потому что грузовик нещадно трясло и мотало на этой разбитой грунтовой дороге. Даже слегка подбрасывало. Тридцать пять километров в час по буеракам – это вам не фунт изюма! Однако заряжающего артиллериста явно ранило. Вон вскинул руки, и, уронив выстрел, упал. Да и остальных членов расчета прижало к земле, заставляя прятаться за щиток орудия.
А дальше было поздно. Максим на всем ходу взял и незамысловато протаранил пушку, лишь чудом избежав выстрела в упор. Тут и от холостого выстрела мало не показалось бы.
Удар!
Скрежет смятой стали. И тишина. То ли он так сильно ударился. То ли где-то рядом произошел взрыв. Но Максим на какое-то время потерял слух.
Вот он потряс головой, пытаясь избавиться от этого наваждения. Вот заметил, как переживший столкновение артиллерист попытался куда-то отползти на карачках. Вот медленно, с огромным трудом достал пистолет и, удерживая его здоровой рукой, начал стрелять. И опять никакого звука. Лишь фонтанчики земли возле немца встают. Один. Второй. Третий. Есть! Пуля попала ему в спину, и тот упал лицом в пыль.
Поворот головы. Йозеф жив. наверное. Во всяком случае – без сознания. Хотя явных новых ран нет.
Немного собравшись с силами Максим попытался выйти из покореженного грузовика. Двери больше не имелось. Улетела куда-то. Поэтому ее и открывать не потребовалось. Он наклонился. И, ухватившись за стойку, кое-как выполз наружу. Но не удержался и все же упал на землю. Прямо на левый бок со свежими ранами.
Взвыл. Потряс головой. И звуки вновь ворвались в его голову! Сочные, громкие и насыщенные!
Где-то рядом стреляло короткими очередями три пулемета. Раздавались одиночные хлопки магазинных винтовок, а кое где и самозарядных пистолетов.
К нему подбежал какой-то боец и помог подняться. Синичкин. Это был ефрейтор Синичкин.
Осмотрев поле боя Максим удовлетворенно хмыкнул. Остатки кавалерии отошли уже довольно далеко, стремительно разбегаясь. Еще немного и за разделительные лесополосы уйдут. С кем-то еще шла перестрелка. Но, судя по звукам, практически полностью односторонняя. Дожимали.
- Проклятье… - тихо прошипел Максим, присаживаясь на вывернутое колесо грузовика. – Где Лев Евгеньевич? Позовите его!
- Его ранило, - ответил Верещагин, стоявший вторым номером у левого курсового пулемета на головном грузовике. – Вон, вытащили из грузовика и перевязывают.
- А как Васков?
- Неизвестно, - произнес Синичкин. - Грузовик его отстал и заглох. Но пулеметы еще стреляют.
- Хорошо, - кивнул Максим. – Сидоров, сбегай, выясни обстановку.
- Есть! – Козырнул солдат и, спрыгнув с грузовика, побежал к арьергардному грузовику.
- Что с пулеметами?
- Стреляют, - неопределенно ответил Верещагин. – Но нужно в мастерских посмотреть. Как бы мы их не угробили. В конце уже не столько стрелял, сколько выплевывали пули куда-то вперед.
Поручик, молча покивав, перезарядил свой «Парабеллум». Поднялся с помощью ефрейтора. И поковылял, потихоньку, осматривать поле боя. Там, впереди, были видны еще артиллерийские упряжки. Вот туда и отправился, приказав Верещагину встать за пулемет и прикрывать его с бойцом.
Лошадей всех побило шальными пулями. Кое-кого из личного состава тоже. Но людей было явно сильно меньше, чем положено по уставу.
- Разбежались что ли? – Задал риторический вопрос поручик, обращаясь непонятно к кому. Если кто тут и был в хвосте – явно дал деру.
Сплюнул. Досадливо поморщился. И побрел обратно. Он вдруг вспомнил про генералов. Их, конечно, укладывали на пол, чтобы шальными пулями меньше был шанс задеть. Но все равно. Требовалось проведать и понять живы ли?
Впрочем, про беглецов он тоже не забыл. А потому, сделав два шага, он крикнул через плечо:
- Raus!
Мгновение. И в кустах раздалось какое-то шевеление. Довольно быстро удаляющееся. А Максим поковылял, опираясь на ефрейтора, к автоколонне. Требовалось ее приводить в порядок и готовить к выдвижению. Ну и ногу перевязать нужно. Пуля хоть артерий никаких не перебила, а все равно кровоточило знатно…
