Офелия разглядывала тоненький силуэт Мима, отражавшийся в зеркале на стене. В зале ожидания были только двое – она сама и какой-то аристократ. Он нервно теребил цилиндр и нетерпеливо поглядывал на дверь секретариата. Это был дородный человек в тесноватом для него костюме, с татуированными веками. С момента своего появления он непрерывно смотрел на каминные часы. Девять двадцать. Десять сорок. Одиннадцать пятьдесят пять. Четверть первого ночи.

Офелия подавила вздох. Мираж, в отличие от нее, хотя бы не ждал с раннего утра. Проблуждав по коридорам с бесчисленным количеством лифтов, она разыскала наконец помещение интендантства и целый день простояла здесь на ногах. Девушка старалась не смотреть на множество пустых кресел и на буфет, где были расставлены чашки с кофе и бисквиты. В статусе лакея она не имела права ни на кресло, ни на угощение.

От усталости у Офелии все плыло перед глазами. Разумеется, она могла бы просто сдать находку в секретариат, но понимала, что этого делать нельзя. Вероятно, Торн оставил печать умышленно, потому что хотел встречи с Офелией.

Наконец дверь с тонированным стеклом отворилась, и оттуда вышел секретарь в высоком парике.

– Господин советник, прошу вас следовать за мной, – с поклоном обратился он к Миражу.

Посетитель с недовольным бурчанием прошел в секретариат, и Офелия осталась одна. Не вытерпев, она схватила чашку кофе, обмакнула в него бисквит и рухнула в ближайшее кресло. Кофе уже остыл, да и глотать ей было больно, но она умирала с голоду. В конце концов девушка съела все бисквиты, дважды высморкалась и тут же задремала.

Через час дверь открылась, и Офелии пришлось вскочить. Советник удалился, еще более недовольный, чем вначале, а секретарь захлопнул дверь, даже не взглянув на Мима.

Поколебавшись, девушка постучала, чтобы напомнить о себе.

– Чего тебе? – спросил секретарь, приоткрыв дверь.

Офелия знаком показала ему, что не может говорить, и махнула вглубь комнаты, давая понять, что хочет войти. Впрочем, это было ясно и так.

– Господин интендант поднялся к себе, чтобы отдохнуть. Не стану же я беспокоить его из-за какого-то лакея. Если ты что-то принес, давай мне.

Но Офелия замотала головой и снова упрямо ткнула пальцем вглубь комнаты.

– А ты, я вижу, не только немой, но и глухой! – рассердился секретарь. – Тем хуже для тебя.

И он захлопнул дверь у нее перед носом. Теперь и Офелия разозлилась не на шутку. Торн хотел видеть ее здесь? Ну так пусть и расхлебывает последствия!

И она стала барабанить в дверь, пока за стеклом не возник силуэт секретаря.

– Убирайся, или я вызову жандармов!

– Что тут у вас случилось?

Офелия узнала голос Торна.

– О, господин интендант уже спустился? – пролепетал секретарь. – Господин интендант не должен беспокоиться, просто мне тут надоедает один маленький бездельник. Сейчас я ему наподдам как следует…

Но тут его тень за стеклом исчезла, и вместо нее появился высокий худой силуэт Торна. Он открыл дверь и бросил на Офелию ледяной взгляд. На мгновение она испугалась, что жених ее не узнаёт, и подняла голову, давая ему возможность рассмотреть себя.

– Ах ты, наглец! – вскричал секретарь. – Все, я вызываю жандармов!

– Это курьер от моей тетки, – проскрежетал Торн.

Секретарь изменился в лице и, съежившись, рассыпался в извинениях:

– О, простите, господин интендант, я так виноват! Это прискорбное недоразумение…

Офелия вздрогнула: Торн положил ей на плечо свою большую холодную руку и провел в лифт, находившийся в глубине комнаты.

– Погасите лишний свет, сегодня я больше никого не приму. Что у нас завтра?

Секретарь водрузил на нос очки и перелистал блокнот:

– Мне пришлось отменить все ваши встречи, господин интендант. Господин вице-президент, уходя, объявил мне о заседании Совета министров, назначенном на пять часов утра.

– Доставьте мне отчеты для этого заседания.

– Слушаюсь, господин интендант. Разумеется, господин интендант. Всего хорошего, господин интендант!

И секретарь, отдав множество раболепных поклонов, наконец исчез.

Торн задвинул решетку лифта. Офелия осталась с ним наедине. Пока лифт медленно шел вверх, они стояли молча, не глядя друг на друга. Интендантство располагалось в одной из башен Небограда. Расстояние, отделявшее секретариат от кабинета Торна, показалось Офелии нескончаемым – таким тягостным было молчание, царившее в лифте. Офелия непрерывно сморкалась, чихала, кашляла, смотрела на свои башмаки, но Торн не произнес ни одного ободряющего слова.

Наконец лифт выпустил их в длиннейший коридор, где дверей было не меньше, чем клавиш на пианино, и они прошли в самый дальний его конец.

Торн отпер двустворчатую дверь.

Кабинет интенданта оказался под стать своему хозяину. Комната была строгой, никаких излишеств: только большой письменный стол, несколько кресел и шкафчики-картотеки во всех четырех углах. Ни ковра на паркете, ни картин на стенах, ни безделушек на полках. Из всех газовых рожков горел только один. Стены были обшиты темными деревянными панелями. Их не оживляли никакие цветные пятна, если не считать книжных переплетов на длинных стеллажах. Единственным украшением кабинета служили конторские счеты, географические карты и графики.

И только диванчик со старой протертой обивкой, стоявший под овальным слуховым окном, вносил какую-то человеческую нотку в это суровое убранство.

– Здесь вы можете смело говорить обо всем, – сказал Торн, заперев дверь.

Он сбросил свой китель с эполетами, оставшись в безупречно белой рубашке. Непонятно было, как он ухитрялся не мерзнуть в этом помещении, где, несмотря на чугунную батарею, стоял лютый холод.

Офелия указала на слуховое окно:

– Куда оно выходит?

И тут же схватилась за горло. Ее простуженный голос напоминал скрип ржавой калитки.

На столе резко зазвонил телефон. Торн взглядом призвал девушку к молчанию и снял трубку.

– Слушаю! Перенесли? В четыре часа? Хорошо, я буду.

Положив трубку, он повернулся к Офелии. Девушка ждала от него объяснений, но Торн стоял, прислонившись к столу, скрестив руки на груди, и всем своим видом показывал, что она должна говорить первой. Порывшись в карманах ливреи, Офелия нашла печать, положила ее на стол и откашлялась, чтобы прочистить горло.

– Эта выдумка с печатью не очень-то понравилась вашей тетушке. И если уж совсем откровенно, я тоже нашла ее не совсем удачной, – добавила она, вспомнив о своих муках в зале ожидания. – Разве не проще было бы позвонить в Лунный Свет?

Торн презрительно фыркнул.

– Телефонные линии Лунного Света ненадежны. И, кроме того, я хотел говорить вовсе не с моей тетушкой.

– Хорошо, я вас слушаю.

Офелия произнесла это несколько суше, чем ей хотелось бы. У Торна наверняка были веские причины для встречи, но девушке стало не по себе. Если он так и будет ходить вокруг да около, то очень скоро пожалеет об этом.

– Меня сбивает с толку ваш маскарад, – объявил Торн, упорно глядя на свои карманные часы. – Снимите ливрею, прошу вас.

Офелия нервно потеребила пуговицу на вороте.

– У меня под ней только рубашка, – пробормотала она, тут же устыдившись своей глупой стеснительности. В таком ключе она точно не собиралась вести разговор с Торном. Впрочем, его трудно было смутить подобными пустяками. Защелкнув нетерпеливым жестом крышку часов, он кивком указал ей на гардеробную позади письменного стола.

– Возьмите там плащ.

«Сделайте то, сделайте это…» В некотором отношении Торн был достойным племянником своей тетки. Офелия обогнула массивный деревянный стол и сдвинула вбок тонкую дверь гардеробной. Там висела только одежда Торна, в высшей степени строгая и, конечно, гигантских размеров. За неимением лучшего девушка выбрала длинный черный плащ.

Глянув мельком назад, она убедилась, что Торн на нее не смотрит и даже сел к ней спиной. Интересно, почему – из вежливости?

Из равнодушия? Или в насмешку?

Офелия сняла ливрею, накинула плащ и удивленно моргнула, увидев отражение в зеркале на внутренней стороне двери. При своем крошечном росте в этом огромном плаще она напоминала маленькую девочку, нарядившуюся во взрослую одежду. Ее лицо выглядело ужасно – обметанные лихорадкой губы, покрасневший нос. Темные кудри падали на лицо, подчеркивая его бледность. Серые очки не скрывали темных кругов под глазами. Офелия выглядела так жалко, что сочла свой приступ стыдливости еще более смехотворным.

Она была настолько измучена долгим стоянием, что, выйдя из гардеробной, сразу же села в кресло. Поскольку оно было сделано под рост Торна, ее ноги не доставали до пола.

– Так я вас слушаю, – повторила девушка.

Торн вынул какой-то листок и пустил его по гладкой столешнице в сторону Офелии.

– Читайте.

Изумленная Офелия засучила слишком длинные рукава плаща и схватила его. Что это, телеграмма?

Офелия несколько раз перечитала послание, задыхаясь от возмущения.

– Довольно неприятная история, – ровным голосом сказал Торн. – Настоятельницы Анимы совершили тяжкую ошибку, сообщив этот адрес вашим родным. Со мной ни в коем случае нельзя связываться по адресу интендантства, да еще с помощью телеграмм.

Офелия подняла глаза и посмотрела ему в лицо. На этот раз она пришла в ярость: ведь Торн поручился за доставку ее писем на Аниму! По его вине она чувствовала себя забытой родными, в то время как они с ума сходили от беспокойства за нее!

– Где же письма, о которых говорится в телеграмме?! – гневно спросила она. – Вы ни разу не передали мне ни одного из них. Да и отослали ли вы те, которые мы вам доверили?

У нее был такой разъяренный вид, что Торн слегка растерялся.

– Ваши письма на Аниму, к сожалению, пропали, но я тут ни при чем, – пробормотал он.

– Тогда кто же забавляется перехватом нашей корреспонденции?

Торн приподнял и защелкнул крышку часов. Офелию уже начала раздражать эта мания ежесекундно следить за временем.

– Я не знаю, кто это сделал. Но действовал он очень ловко. Контроль за доставкой почты считается одной из функций моего ведомства. Однако, если бы не эта телеграмма, я так никогда и не узнал бы об исчезновении ваших писем.

Офелия отбросила назад прядь, щекотавшую ей нос.

– Вы позволите мне прочесть телеграмму?

Этот вопрос мог бы вызвать недоумение, однако Торн мгновенно понял, что она имеет в виду.

– Телеграмма адресована не мне. Вы не нуждаетесь в моем разрешении.

Офелия удивленно подняла брови: откуда он знает об этике чтецов? Ах да, она же объясняла это в дирижабле, за столом, старшему помощнику капитана! Видимо, Торн, при всем своем внешнем высокомерии, внимательно слушал их.

– Вы были последним, кто держал телеграмму в руках, – объяснила девушка, – а значит, я неизбежно прочту и вас.

Это явно не понравилось Торну. Его палец нервно открывал и защелкивал, снова открывал и защелкивал крышку часов.

– Если вас смущает подлинность телеграммы, могу вас уверить, что печать на ней настоящая, – наконец сказал он.

Глаза Торна как-то странно мерцали в свете керосиновой лампы. Офелии казалось, что при каждом взгляде на нее он пытается проникнуть в ее тайные мысли.

– Надеюсь, вы не сомневаетесь в моей искренности, – добавил он со своим резким акцентом. – Может, вы хотите прочесть именно меня?

Офелия отрицательно покачала головой:

– Вы переоцениваете мои возможности. Чтецы не способны глубоко проникать в психологию людей. Я могу уловить лишь ваше мимолетное настроение – то, что вы увидели, услышали или ощутили, когда взяли в руки какой-нибудь предмет. Уверяю вас, это чисто поверхностное знание.

Аргументация никогда не была сильной стороной Офелии. Крышка часов Торна непрерывно щелкала, будто отсчитывая секунды…

– Здесь кто-то имеет доступ к моей корреспонденции, – вздохнула девушка. – Я больше не могу подвергать себя такому риску.

– Хорошо, я вам позволяю.

Офелия начала расстегивать перчатки. Торн наблюдал за ней со своим обычным высокомерным интересом.

– Вы можете читать абсолютно все?

– Нет, конечно. Люди, животные, растения и необработанные минералы мне недоступны.

Офелия взглянула на Торна поверх очков, но он больше не задал ни одного вопроса. Взявшись за телеграмму рукой без перчатки, она ощутила такой бешеный поток эмоций, что у нее перехватило дыхание. Как она и ожидала, невозмутимое спокойствие Торна было только прикрытием. Он казался незыблемым и холодным, как мрамор, но его мысли сменяли одна другую с такой неимоверной скоростью, что Офелия с трудом могла за ними уследить. Торн размышлял непрерывно и очень быстро. Такого она доселе не встречала ни у одного человека.

Идя от настоящего к прошлому, она вскоре уловила его удивление в тот момент, когда он прочитал телеграмму. Значит, он не солгал: ему действительно была неизвестна судьба украденных писем.

Офелия ушла еще глубже по времени, и телеграмма привела ее от Торна к одному незнакомцу, а от него – к другому. Но это были почтовые работники, занятые мелкими повседневными делами. Им было холодно, у них болели ноги, они мечтали о прибавке к жалованью, но ни один из них не проявил ни малейшего интереса к посланию с адресом интендантства. Офелия остановилась на руках телеграфиста, записавшего по буквам полученные звуковые сигналы.

– А где находится телеграфная станция? – спросила она.

– В Небограде, рядом с ангарами дирижаблей.

– И откуда там получают сигналы?

– Телеграммы с других ковчегов приходят на Северный Ветер, – ответил он. – Это крошечный межсемейный ковчег, принимающий воздушные и почтовые сообщения.

– Я думаю, телеграмма подлинная, – заключила Офелия, надев перчатки. – И еще я думаю, что вы тут ни при чем. Извините, что усомнилась в вас.

Удивленный Торн поднял глаза от бумаг, которые перебирал у себя на столе. К такой любезности он явно не привык: застыл, как статуя, и даже не нашелся с ответом. Светлые волосы, которые он всегда тщательно зачесывал назад, теперь падали ему на лоб, скрывая шрам на брови.

– Но пропажа писем остается загадкой, – добавила Офелия, смущенная его молчанием. – Ясно одно: мое присутствие на Полюсе уже перестало быть тайной. Что вы думаете об этом?

– Мы по-прежнему ничего не знаем о похитителе и его мотивах, – сказал наконец Торн. – И, следовательно, пока не станем менять нашу стратегию. Вам и дальше придется играть роль немого лакея в Лунном Свете, но теперь одна из наших служанок будет изображать вас в замке моей тетушки.

С этими словами он отвинтил стекло лампы и, не спросив разрешения у невесты, сжег телеграмму.

Офелия сняла очки, чтобы помассировать горящие веки. Чтение усугубило ее головную боль. Она коснулась лишь поверхностного слоя мыслей Торна, но от их бешеного темпа ей стало нехорошо. И как он всегда живет в таком напряжении?

– Этот маскарад становится нелепым, – прошептала девушка. – Разве так важно, обнаружат меня здесь до или после свадьбы? Ни то ни другое не избавит меня от семейных раздоров, гнусных оскорблений и интриг. В общем, я думаю, что пора перестать изощряться в хитростях и скрывать мое присутствие. Пусть будет что будет, – заключила она.

И решительным жестом надела очки. При этом ее локоть задел чернильницу, та опрокинулась, и чернила залили лакированную поверхность стола. Торн вскочил и торопливо убрал документы подальше от черной лужи, пока Офелия обшаривала карманы ливреи в поисках носовых платков.

– Извините, пожалуйста, – пробормотала она, вытирая чернила, и тут заметила, что ухитрилась вымазать и рукава плаща Торна. – Я отнесу его в чистку, – пообещала она, сконфуженная вконец.

Торн стоял с бумагами в руках, молча наблюдая за ней. Подняв голову, Офелия с удивлением констатировала, что в его взгляде нет ни намека на гнев. Он казался скорее растерянным и тут же отвел глаза, как будто был виноват больше, чем сама девушка.

– Вы ошибаетесь, – пробормотал он, складывая бумаги в ящик секретера. – После свадьбы наше положение, если все пойдет по плану, коренным образом изменится.

– Почему?

– Вы уже довольно долго живете у Арчибальда и, вероятно, больше узнали об особенностях его семьи.

– Да, о некоторых из них. Мне следует знать еще что-то?

– Вам приходилось слышать о церемонии Дара?

– Нет.

Торн разочарованно покривился: он предпочел бы утвердительный ответ. Стоя у секретера, он начал перебирать бухгалтерские книги, словно избегал смотреть на девушку.

– На каждой свадьбе обязательно присутствует один из членов Паутины, – мрачно объяснил Торн. – Наложением рук он создает между супругами нить, которая позволяет «связать их воедино».

– Что вы хотите этим сказать? – пролепетала Офелия, бросив вытирать стол.

Торн нетерпеливо пожал плечами:

– Что скоро вы станете частью меня, а я – частью вас.

Офелия содрогнулась под длинным черным плащом.

– Я не уверена, что правильно поняла, – прошептала она. – Значит ли это, что я подарю вам часть своих способностей, а вы мне – часть вашей… воинственности?

Торн, уткнувшийся в счетную книгу, откашлялся и пробормотал в ответ:

– По крайней мере, такой брак имеет одно преимущество: он сделает вас сильнее. Чем это плохо? Вы должны быть довольны.

Для Офелии его слова прозвучали насмешкой. Бросив на стол испачканный платок, она подошла к секретеру и рукой в перчатке решительно прикрыла страницу книги, которую изучал Торн. Он пронзил ее своими стальными глазами, но она храбро выдержала его взгляд.

– И когда же вы намеревались рассказать мне о церемонии Дара?

– В свое время, – буркнул он.

Торну явно было не по себе, но Офелию его замешательство разозлило еще сильнее. Он держался как-то непривычно, и это действовало ей на нервы.

– Значит, вы так мало доверяете мне? – продолжала она с возмущением. – А ведь я, по-моему, уже не раз доказала вам свои добрые намерения!

Офелия знала, что ее хриплый голос звучит жалко, однако упрек застал Торна врасплох. От удивления его лицо неожиданно смягчилось.

– Да, я понимаю, вы приложили много усилий, – сказал он.

– Боюсь, одних усилий будет мало, – тихо ответила Офелия. – Я слишком неуклюжа. Не надейтесь, что сможете привить мне воинственные обычаи Драконов.

Но тут девушку одолел кашель, и она убрала руку с книги. Торн долго смотрел на чернильный отпечаток маленькой ладони, оставленный на странице, словно не решаясь заговорить. Потом отрывисто сказал:

– Я научу вас.

Произнося эти три слова, он выглядел таким же смущенным, как Офелия, услышавшая их.

«Нет, – подумала она, – только не это! Он не имеет права…»

Но вслух упрекнула его, пряча глаза:

– Если так, то вы впервые дадите себе труд просветить меня.

Торн совсем растерялся. Он открыл было рот, чтобы ответить, но ему помешал новый телефонный звонок. Торн снял трубку и рявкнул в нее:

– Слушаю!.. В три часа? Хорошо. Да, буду, спокойной ночи.

Пока он клал на место трубку, Офелия еще раз провела уже бесполезным платком по огромному чернильному пятну, впитавшемуся в столешницу.

– Мне пора возвращаться. Я могу воспользоваться зеркалом на двери вашей гардеробной?

Держа под мышкой ливрею, она указала на отодвинутую дверь. Нужно было уходить.

Но в глубине души она знала, что уже слишком поздно.

Подходя к гардеробной, Офелия увидела краем глаза высокую фигуру Торна, который шел за ней следом. Его лицо было мрачно, глаза метали молнии. Ему явно не понравился конец их разговора.

– Вы еще придете? – угрюмо спросил он.

– Почему вы спрашиваете?

Вопрос Офелии прозвучал довольно враждебно. Жених подошел к ней совсем близко и остановился у нее за спиной. В зеркале гардеробной она увидела его отражение. Торн нахмурился так сильно, что шрам у него на брови съехал к переносице.

– Благодаря вашей способности проходить сквозь зеркала вы могли бы держать меня в курсе того, что происходит в Лунном Свете. И потом, – добавил он, понизив голос и внезапно проявив пристальный интерес к своим туфлям, – мне кажется, я… начинаю привыкать к вам…

Он произнес последнюю фразу ровным, бесстрастным тоном бухгалтера, но Офелия, услышав ее, похолодела. Голова у нее пошла кругом, в глазах помутилось.

«Он не имеет права!..»

– Во время приема посетителей я буду запирать гардеробную, – продолжал Торн. – Но когда дверь будет открыта, вы можете спокойно входить сюда в любое время дня и ночи.

Офелия погрузила палец в зеркало, как будто это была густая вода, и вдруг увидела в нем их обоих. Маленькую уроженку Анимы, утонувшую в слишком просторном плаще, неловкую и растерянную. И Дракона – огромного, нервного, с морщинами на лбу от постоянных тяжелых дум.

– Торн, я должна быть с вами откровенной. Думаю, мы совершаем ошибку. Этот брак…

И тут Офелия прикусила язык, осознав всю важность того, что собиралась сказать. «Этот брак – всего лишь хитрая интрига Беренильды. Она использует нас обоих в своих целях, мы не должны участвовать в ее игре». Но девушка не могла высказать все это Торну, пока у нее не было веских доказательств своей правоты.

– Я понимаю, что пути назад нет, – со вздохом сказала она. – Просто будущее, которое вы мне предлагаете, не очень-то меня радует.

Она увидела в зеркале, как Торн стиснул зубы. Он, кого никогда не интересовало чужое мнение, сейчас выглядел униженным.

– Я предсказывал, что вы не перенесете нашу зиму, но вы доказали обратное. Если вы считаете, что я не способен обеспечить вам достойную жизнь, так позвольте и мне, в свою очередь, представить вам убедительные доказательства обратного!

Он говорил сквозь зубы, как будто эти слова требовали от него величайшего усилия. Офелия чувствовала себя совсем потерянной. У нее не было никакого желания отвечать.

Он не имеет права…

– Не могли бы вы послать моим родным телеграмму, чтобы успокоить их? – жалобно пробормотала она.

Зеркало отразило гневную искру, промелькнувшую в глазах Торна. На миг Офелии стало страшно: вдруг он пошлет ее к черту? Но вместо этого он кивнул.

Девушка нырнула в зеркало и приземлилась в своей каморке, на другом конце Небограда. С минуту она постояла неподвижно в холодной темноте, с головы до ног укутанная в плащ жениха. От пережитой сцены ее била дрожь и сильно мутило.

Она ждала от Торна всего что угодно: грубости, презрения, равнодушия. Но только не этого.

Он не имел права… не имел права влюбляться в нее!