Офелия долго сидела, не двигаясь и напрягая слух, пока наконец не поняла, что в Красной гостиной никого не осталось. Только тогда она положила зеркальце на кровать. Оно было таким тяжелым, что у нее заныла рука.

– Ну как, мадемуазель? – спросила Писташ с озорной улыбкой. – Вы хоть чего-нибудь расслышали?

– Грядут перемены, – прошептала Офелия.

– Перемены? Какие еще перемены?

– Пока не знаю.

Офелию мучили дурные предчувствия. Торн и Беренильда, конечно, не станут рисковать, оставив ее в замке, – они ей больше не доверяли. Так какую же судьбу они ей уготовили?

– Ой, вы только гляньте, мадемуазель!

Писташ радостно прыгала, глядя в окно. Ее косы прыгали вместе с ней. Офелия с изумлением выглянула наружу. Ослепительное солнце золотыми стрелами разогнало облака. Небо стало пронзительно-синим, а парк запылал такими огненно-рыжими красками, что глазам, уже свыкшимся с серой дождливой хмарью, было больно смотреть на это великолепие. Отсюда Офелия сделала вывод, что Беренильда больше не сердится на нее.

В дверь постучали. Девушка поспешно спрятала зеркальце под подушку и знаком велела Писташ открыть.

Это был Торн. Он вошел, не здороваясь, бесцеремонно вытолкал Писташ в коридор и запер дверь. Офелия сидела в кресле у окна, с книгой в руках и шарфом на коленях. Она была недостаточно хорошей актрисой, чтобы изобразить удивление, поэтому ограничилась поэтапным, снизу вверх, осмотром его высоченной фигуры, воздвигшейся перед ней.

– А у нас распогодилось, – сказала она.

Торн встал перед окном, заложив руки за спину. Дневной свет делал его профиль еще более бледным и резким, чем на самом деле.

– К нам пожаловал неприятный визитер, – процедил он сквозь зубы. – Трудно даже представить худшую ситуацию.

– Что случилось?

– Вы уедете отсюда сегодня вечером.

Торн произнес это сухо и отрывисто. Казалось, его ярость обратилась на все вокруг, в том числе и на Офелию, пронзив ее голову тысячами болезненных уколов. Поистине, это была семейная мания – вымещать свои эмоции на других людях!

– Куда меня увезут? – выдохнула она.

– В гнездо стервятника по имени Арчибальд. Это наш посол и правая рука Фарука. Вы сопроводите туда мою тетку и останетесь там до ее родов.

Офелии вдруг почудилось, что под ней рухнуло кресло со всеми его подушками. Стоит Арчибальду увидеть «Денизу», как он прилюдно разоблачит ее.

– Но… зачем? – пролепетала она. – Разве вы не хотели сохранить мое присутствие в тайне?

Торн рывком задернул шторы, как будто его слепил солнечный свет.

– У нас нет другого выхода. Придется выдавать вас и вашу дуэнью за служанок из нашего штата.

Офелия растерянно глядела на потрескивающие в камине дрова. Даже если она переоденется служанкой, Арчибальд узнает ее и выдаст. Недаром же он моментально заприметил ее в карнавальной толпе! Этот человек отличался поистине дьявольской наблюдательностью.

– Нет, я не согласна! – решительно сказала она, захлопнув книгу. – Мы же не пешки, которых вы можете переставлять туда-сюда по своему усмотрению. Я хочу остаться в замке, вместе с тетушкой.

Торн бросил на нее изумленный взгляд. На мгновение Офелии стало страшно: сейчас он разгневается и покарает ее головной болью. Но жених только раздраженно фыркнул.

– Вероятно, лучше убедить вас, чем принудить, или я ошибаюсь?

Офелия растерянно моргнула. Торн придвинул к себе стул, уселся поодаль от ее кресла, кое-как согнув длинные ноги, и устремил на Офелию стальной взгляд.

– Я не очень-то болтлив и всегда считал разговоры пустой тратой времени, – сказал он после паузы. – Но надеюсь, вы заметили, что я пытаюсь пересилить себя.

Офелия нервно забарабанила пальцами по обложке книги. Чего он добивается от нее?

– Вы тоже не болтливы, – продолжал он со своим грубым акцентом. – Вначале меня это утешало, хотя теперь, должен признаться, ваше молчание нередко сбивает меня с толку. Я не заблуждаюсь на ваш счет: вы не очень-то счастливы здесь. Но вообще-то мне трудно понять, как вы ко мне относитесь.

Он умолк, будто ожидал ответа, но Офелия не смогла выговорить ни слова. Она была готова к чему угодно, кроме такого признания. Как она к нему относится… С каких пор это волнует ее жениха? Он ведь даже не доверяет ей.

А Торн задумчиво смотрел на шарф, свернувшийся клубком у нее на коленях.

– Вы были правы, когда сказали, что я не удосужился узнать вас получше. Не в моих привычках раскаиваться в своих поступках, но… Я признаю, что должен был вести себя иначе по отношению к вам.

Он глубоко вздохнул и продолжил, уже более сухо:

– Арчибальд поселит мою тетку в своем имении Лунный Свет, что позволит мне продолжить работу в интендантстве. По крайней мере, такова официальная версия, ибо я подозреваю, что этот негодяй плетет какую-то интригу.

– Разве не разумнее было бы оставить меня здесь? – настойчиво повторила Офелия.

– Нет. Поверьте мне, даже в волчьем логове вы были бы в большей безопасности рядом с моей теткой, нежели в замке в одиночестве. Фрейя знает, что вы находитесь здесь, а она отнюдь не желает вам добра. И все наши слуги, вместе взятые, не смогут защитить вас от нее.

Офелии пришлось признать, что об этом она не подумала. Если уж выбирать между Фрейей и Арчибальдом, то она все-таки предпочитала посла.

– Неужели мне вечно суждено жить при вашей тетушке? – с горечью спросила она.

Торн вынул свои часы и задержал взгляд на циферблате. Часы тикали так долго, что Офелия успела насчитать много секунд.

– Я слишком занят, чтобы самому охранять вас достойным образом.

Он достал из кармана блокнотик в серебряной обложке и что-то быстро набросал в нем карандашом.

– Вот адрес интендантства. Запомните его хорошенько. Если вам понадобится помощь, приходите ко мне, только постарайтесь остаться незамеченной.

Офелия взглянула на листочек. Это было очень любезно со стороны Торна, но не решало ее главную проблему.

– А господин Арчибальд не сможет установить, кто я, если мне предстоит жить рядом с ним несколько месяцев?

Глаза Торна превратились в две узкие щелки.

– Вряд ли он догадается. Но не доверяйте его сладким улыбочкам, это очень опасный человек. Если он узнает, кто вы на самом деле, то сочтет своим долгом обольстить вас, лишь бы унизить меня.

Офелия откинула назад свои пышные волосы. Не обнаружить себя… От нее потребуется незаурядный актерский талант.

– Вдобавок, кроме самого Арчибальда, вы должны остерегаться всех членов его семьи. Эти люди тесно связаны между собой. То, что видит один, видят все. То, что слышит один, слышат все. То, что знает один, знают все. Поэтому их прозвали Паутиной. Этот знак вытатуирован у них между бровями.

Офелии вспомнились последние слова Арчибальда, и воспоминание поразило ее, как удар током: «Передайте вашей родственнице, чтобы она не рассказывала все, что у нее на уме, тем, кто носит такой знак. В один прекрасный день это может обернуться против нее». Значит, той ночью все родственники Арчибальда стали свидетелями их встречи? И теперь они знают ее в лицо.

Офелия поняла, что положение безвыходное. Ей больше нельзя обманывать Торна и Беренильду, она должна рассказать им всю правду.

– Послушайте… – начала она жалобно.

Но Торн расценил ее смущение как страх.

– Вы, наверно, думаете, что я из безразличия бросаю вас на растерзание львам, – глухо сказал он. – Я, конечно, не умею красиво выражаться, но поверьте, ваша судьба крайне важна для меня. И если вас кто-то оскорбит за моей спиной, он дорого заплатит за свой поступок.

С этими словами Торн защелкнул крышку часов и вышел так же стремительно, как появился. Офелия осталась наедине со своей неспокойной совестью.

Она начала стучать в дверь, требуя, чтобы ее отвели к Беренильде, и твердя, что это очень важно.

– Хозяйка очень, очень, очень занята, – объяснила ей Писташ, приоткрыв дверь. – Потерпите немножко, я скоро вам отворю.

Вдали раздался звон колокольчика, и горничная воскликнула:

– Ой, надо бежать!

Когда два часа спустя в двери щелкнул ключ, Офелия воспрянула было духом. Но это оказалась тетушка Розелина, которую забыли в читальне и теперь привели наверх.

– Какая наглость! – кричала старушка, позеленев от ярости. – Эти люди постоянно запирают нас, будто мы воровки! И вообще, что тут у них стряслось? Внизу повсюду чемоданы! Неужели они покидают замок?

Офелия пересказала ей то, что сообщил Торн. Новости повергли тетушку Розелину в еще большее расстройство.

– То есть как?! Этот грубиян был здесь, с тобой наедине, без посторонних?! Он хотя бы вежливо с тобой обошелся?! А что за история со служанками, которых мы должны изображать бог знает где? И кто он такой, этот Арчимед?

Офелия подумала, не рассказать ли о своем обмане, но тут же поняла, что тетушка Розелина – неподходящая слушательница. Девушке и без того пришлось потрудиться, объясняя крестной, чего Торн и Беренильда ждут от них обеих.

После долгого разговора Офелия села в кресло, а тетушка Розелина стала расхаживать по комнате. За окном смеркалось. Офелия поджала ноги и положила подбородок на колени. Чем больше она раздумывала, тем сильнее корила себя за то, что сразу не рассказала все Торну. А теперь было уже слишком поздно.

«Подведем итоги, – думала она. – Драконы хотят избавиться от меня, потому что я выхожу замуж за их бастарда. Миражи смертельно ненавидят меня, потому что я выхожу замуж за Дракона. Арчибальд хочет меня обольстить, потому что это его позабавит и повредит Торну. Вдобавок я его обманула, а через него – всю Паутину. Моими союзниками остались только Беренильда и Торн, но я ухитрилась испортить отношения с первой и теперь, из-за своего обмана, наверняка испорчу их со вторым».

Офелия уткнулась лицом в колени. Новая жизнь оказалась чересчур сложной для нее. Девушку терзала тоска по прошлому.

Она вздрогнула, когда дверь комнаты отворилась.

– Госпожа Беренильда желает поговорить с мадемуазель, – объявил мажордом. – Не угодно ли мадемуазель пройти за мной?

Офелия вошла следом за ним в гостиную. Среди раскиданных шляпных картонок стояла Беренильда, сияющая, как звезда. Напудренная с головы до ног, она красовалась перед Офелией в корсете и белой нижней юбке, ничуть не стыдясь своей наготы.

– Ах, моя дорогая, мне давно уже нужно было с вами поговорить!

– Мне тоже, мадам, – ответила Офелия, набрав воздуха в грудь.

– Нет-нет, никаких «мадам»! Называйте меня по имени, или «тетушкой», или «мамочкой», если хотите! А теперь давайте поговорим откровенно.

И Беренильда грациозно повернулась боком.

– Вы не находите меня округлившейся?

– Округлившейся? – растерянно пролепетала Офелия. – О нет. Я только…

Беренильда театральным жестом заключила ее в объятия, осыпав пудрой.

– Я раскаиваюсь в своем ребяческом отношении к вам, милое мое дитя! Я придиралась к вам, точно капризная девчонка. Но теперь с этим покончено!

Щеки Беренильды рдели, глаза сияли от счастья. Влюбленная женщина – вот кем она сейчас была. Сам Фарук беспокоился о ней, и она торжествовала.

– Я полагаю, Торн уже объяснил вам, что случилось. Думаю, предложение Арчибальда – лучший шанс, какой только мог выпасть на нашу долю.

Беренильда уселась перед трюмо, где три зеркала отразили ее прекрасное лицо, и нажала на грушу флакона с духами, чтобы обрызгать ими корсаж. Офелия чихнула.

– Видите ли, – продолжала Беренильда, уже серьезнее, – жизнь, которую мы здесь вели, не очень-то весела. Придворным опасно сторониться общества, а уж если говорить совсем откровенно, моему племяннику будет невредно какое-то время пожить вдали от вас. Наш мальчик очень смягчился с тех пор, как разлучил вас с вашей семьей. Я нахожу, что он достиг взаимопонимания с вами, а это на него совсем непохоже. Я-то радовалась, что безраздельно царю в его сердце, но теперь, вынуждена признаться, слегка ревную его к вам!

Офелия почти не слушала ее, повторяя про себя признание, которое решила сделать сейчас: «Мадам, я уже встречалась с Арчибальдом…»

– Мадам, я…

– Забудем прошлое! – прервала ее Беренильда. – Теперь важно лишь то, что нам предстоит. Наконец-то я смогу посвятить вас в тонкости всех придворных интриг…

– Подождите, мадам, я…

– …Ибо вы, милая Офелия, станете частью моей свиты, – добавила Беренильда и громко позвала: «Мама!»

Бабушка медленно подошла к ним, растянув губы в своей черепашьей улыбке от уха до уха. Она протянула Офелии маленький саквояж, от которого сильно пахло нафталином. Внутри лежала какая-то черная свернутая одежда.

– Раздевайтесь! – скомандовала Беренильда.

– Но послушайте… – пробормотала Офелия.

– Помогите ей, мама, эта девочка слишком стеснительна.

Бабушка мягкими движениями расстегнула платье Офелии донизу, и оно упало к ее ногам. Девушка стояла, дрожа, скрестив руки на груди, в одной только коротенькой сорочке. Хорошо бы она выглядела, если бы Торн вошел сейчас в гостиную.

– А теперь наденьте вот это, деточка, – сказала бабушка, протянув ей саквояж.

Растерянная Офелия достала из него довольно тяжелое бархатное одеяние, совсем не похожее на женское.

– Это что, ливрея?

– Сейчас вам принесут рубашку и штаны. А пока наденьте это, мы посмотрим.

Ливрея доходила Офелии до бедер. Беренильда посмотрела на нее с довольным видом:

– Начиная с сегодняшнего вечера вас будут звать Мим.

Изумленная Офелия увидела в трюмо Беренильды отражение, в котором не сразу узнала себя. Худенький черноволосый юноша с заурядным лицом глядел на нее с таким же изумлением, как она на него.

– Что же это такое? – пролепетала она.

Юноша зашевелил губами, вторя ей.

– Необходимая маскировка, – ответила Беренильда. – Единственное неудобство – ваш голос… и ваш акцент. Но сейчас они не имеют значения, поскольку вы будете немым лакеем.

Офелия увидела, как у юноши в зеркале расширились глаза. Она поднесла руку к очкам, желая убедиться, что они на месте, хотя их и не было видно. Ее отражение тоже подняло руку, ощупывая пустоту.

– Вам придется отучиться от подобных жестов, – усмехнулась Беренильда. – Ну, что вы об этом думаете? Сомневаюсь, что в таком обличье вами кто-нибудь заинтересуется!

Офелия молча кивнула. Ее проблема была решена.