Интерлюдия. Кошечка
Поступь Песочного Человека – ночного духа из древних легенд – была не слышна в лондонском тумане. Каждый видел свои кошмары или предавался своим грезам, никто не смотрел в окна. Не спала только полиция. Тени скользили от улицы к улице в промышленных районах: вдоль складов, доков, верфей. Полиция искала след. Но пока Лондонский мост стоял на столпах крепко, никто не боялся.
Она шагала почти бесшумно, прислушиваясь к каждому звуку. Она торопилась. Пустая Амери-стрит замаячила в неровном свете газовых фонарей, и она ускорила шаг. Возле магазина масок ненадолго остановилась, бросив взгляд на витрину – прорези глаз уставились в ответ. Она поморщилась и пошла быстрее: ей не нравились такие лавки. Никогда. Здесь вообще все было чужим. Ей не терпелось вернуться. Домой.
Развалины дома были огорожены, но их не охраняли. Удивительная неосмотрительность, впрочем, вполне ожидаемая для Скотланд-Ярда. А благодаря тому, как сейчас была одета девушка, никто даже не спросит, что она здесь делает.
Ходить меж покореженных конструкций не было воодушевляющим занятием. Обломки попадались всюду; девушка радовалась, что хотя бы убрали трупы. В сырой тишине отчетливо слышался каждый вздох. Нужное место – кабинет – она нашла с трудом. Среди гор битого стекла и камня она надела перчатки и наконец занялась поисками.
– Давай же, она не могла провести здесь много времени и найти все, – бормотала она, отбрасывая в стороны обломки. – Будь она хоть дьяволом.
Рука наткнулась на что-то, отозвавшееся сквозь перчатку металлическим холодом. Вскоре на ладони блестел ключ. Последний? Девушка еще поворошила мусор, надеясь найти другие, но безуспешно: те, кто опередил ее, забрали все. Поднявшись и отряхнувшись, девушка быстро покинула здание. Ее ждали еще в одном месте.
Пройдя немного, она замерла: вдали что-то мерцало. Нет, она не верила во всякие злые силы, но почему-то вспомнила маски в пустом магазине и полезла под воротник за крестом. Силуэт выступал из тумана; девушка подобралась, шагнула навстречу и столкнулась нос к носу с молодым мужчиной, несущим на согнутой руке лампу. Он лукаво подмигнул.
– Опаздываешь, кошечка, твой уже весь извелся.
– Он не мой. – Она усмехнулась.
Собеседник присвистнул, но пожал плечами и, качнув лампой, направился дальше. Девушка проводила его прищуренным взглядом и двинулась в противоположную сторону. Ничего. Скоро они все будут громко ее проклинать. Скоро.
Она скрылась в тумане. Лондонский мост все так же крепко стоял на своих опорах.
[Лоррейн]
Надоедливые мысли носились по кругу, как цирковые лошади. Я думала о Кристофе, о Фелис, о Дине, о Лавинии Лексон. Горькое зелье из вины, разочарования, непонимания, ужаса мучило меня. Я открыла глаза и уставилась в потолок. Было тоскливо. Что-то было потеряно. Какая-то часть меня осталась в прошлом; не в этом доме с цветными стеклами, не на улицах Лондона, а там – в цветочном городе, полном призраков.
– Нельсон… – прошептала я, склоняясь к его уху.
Когда он повернул голову, я выдохнула:
– Прости. Не спится.
Падальщик сел. Странно, но он даже не шипел на меня. В полутьме его силуэт казался нечетким, едва различимым, слитым с темнотой. Я видела лишь пристальный блеск глаз, обращенных на меня. Я тоже села и опустила подбородок ему на плечо. Я не могла больше ничего сказать.
– Она, да?..
– Мне все время кажется, что я могу ей помочь. Теперь, когда я знаю, как она жила все эти годы, и…
– Пора осознать: не можешь, – негромко отозвался Нельсон. – И никогда не могла.
– Я была ее подругой.
– Она лгала тебе.
– Не сказала, что она в родстве с Сальери? – Я горько усмехнулась. – Такая страшная ложь? Кристоф…
– Он тоже не сказал.
– Он ничего не знал, как и я.
Неожиданно он усмехнулся. Я почти почувствовала злой укол этой усмешки.
– Лучше все же поспать, Лори. Утром мы едем в Блумфилд.
– Зачем? – Как огорошенная, я отпрянула, но он был холоден.
– Кое-что проверить. Это нужно было сделать раньше.
Это будет равносильно возвращению в покинутый, но не тронутый дом. Все вещи, зеркала и портреты, комнатные цветы – на своих местах. Пыльные, никому не нужные, но по-прежнему хранящие память. А те, с кем эти вещи связаны, давно в могилах или изменились до неузнаваемости. Стали чужими. Врагами.
– Ты что, плачешь?
Я быстро покачала головой и опустилась обратно на подушку.
– К черту. Неважно.
Он наклонился надо мной. Провел пальцами по щеке, убрал прядь со лба. Я упрямо зажмурилась на несколько секунд, наконец с усилием произнесла:
– С этим местом многое связано. Ты понимаешь?
«Черта с два ты понимаешь». Мысль была вялой, безболезненной. Я не ждала от Падальщика понимания. Наверное, никогда не буду ждать. Его голова устроена слишком сложно, чтобы там оставалось место для понимания таких, как я, – истеричных дур, не способных побороть собственное прошлое. Уже то, что нашлось место сочувствию, удивляло. Неожиданно он слабо улыбнулся.
– Понимаю. Спи. Завтра многое изменится.
Я знала, что Герберт Нельсон не из тех, кто будет среди ночи отвечать на вопросы, вести душеспасительные беседы или ссориться. Я закрыла глаза. Его ладонь снова провела по моим волосам, и он приобнял меня за плечи.
– Думаю, ты лучшее, что было у нее в жизни. И… – губы коснулись моего виска, – у меня, пожалуй. Запомни это, потому что больше я этого никогда не скажу.
– Спасибо. Ты тоже далеко не худшее.
Худшее – впереди. И с тобой я, может, это переживу.
Он по-прежнему обнимал меня. Постепенно я погрузилась в сон.
