Глава 4. Ночной полет

Полёт в прохладном ночном небе, который так завораживает воображение, полёт, который так притягательно описан в «Мастере и Маргарите» Булгакова, вызывал четыреста лет тому назад совсем другие чувства. Мы, приученные видеть лёгкий силуэт дельтаплана, не можем даже вообразить, насколько преступными считались воздушные путешествия во времена ведовских процессов. Мы с благожелательной завистью относимся к тем, кто испытал это редкое удовольствие, знаем, как прекрасна земля с высоты птичьего полёта. Ощущение хлопающей на ветру одежды знакомо каждому, кто хоть раз выставил рукав навстречу потоку воздуха в открытое окно поезда или автомобиля. Наши чувства — и даже наше подсознание — подготовлены к мысли о радостном и лёгком как во сне скольжении по воздуху. Не то люди прошлого. Они, если и завидовали колдуньям, то вслух этого не говорили. Ночные полёты считались делом греховным, богопротивным и опасным. В церквях учили, что на горе Блоксберг собираются со всей Германии, а порою даже из иных стран, злодеи и злодейки, готовые по наущению дьявола погубить весь христианский мир.

Но вот чудеса! Если мы мысленно перенесёмся ещё на четыреста лет назад, то услышим на церковный проповеди прямо противоположные вещи: «Только во сне человек может носиться над землёй, а кто будет верить, что полёты бывают в жизни — еретик». Что за странное противоречие? Отчего священники с жаром учили паству то одному, то другому? Разберемся по порядку. Полная смена идеологических установок была продиктована громадными сдвигами в сознании народа и его духовных пастырей. Европа, как известно, не всегда была христианской. В начале нашей эры её населяли варварские племена. Все они были язычниками. Христианской Церкви понадобилась тысяча лет, чтобы завоевать умы. Где-то пришлось применить силу убеждения, кого-то пришлось убеждать силой. Победное распространение новой веры было поступью самой истории. Христианские идеалы поражали красотой даже самые грубые сердца. Защитники язычества имели в своём багаже кровожадный принцип «око за око» и человеческие жертвоприношения. Мир язычника был узок — племенные боги не давали почувствовать себя частью огромной общности. Христианство приносило варварским племенам более высокую культуру и позволяло духовно объединиться с остальными жителями Европы, ведь для тех, кто уверовал во Христа, племенные различия перестают быть непроходимым барьером. Вот почему не сила была главным орудием Церкви. Разрушив капища и поставив на их месте храмы, священники проповедовали вчерашним язычникам новые нравственные законы. Это была великая революция духа. И в ходе этой революции одним из главных направлений была борьба Церкви с языческими суевериями. Тут-то и родился замечательный жест канона «Епископы». Поводом для канона послужили глупые бабьи разговоры. Соберутся, бывало, женщины у колодца или за пряжей и одна из них пуститься рассказывать о себе байки… Дескать, когда стемнеет, вылетает она в небо и носится вихрем над полями, над лесами, а вместе с нею кружатся в небесах тысячи других женщин. И в заводилах у них — богиня Диана. Суеверная легенда путала и завораживала слушательниц. Поохав, они шли домой и ложились спать.

Ночью под влиянием рассказа две-три самые впечатлительные натуры видели во сне Диану и сотни порхающих по небу женщин. А то и сами летали на языческие сборища.

Зыбкие контуры мифа обретали реальность в легковерных умах. Католическая Церковь, разумеется, взялась искоренять новое суеверие. Тогда и появился канон «Епископы», названный так по первому слову текста. Точную его датировку учёные не произвели до сих пор, об авторе тоже ходят противоречивые версии. Ясно одно — это был человек здравый. Его аргументы убедительно разили народное заблуждение. И если за многое в истории Церкви священникам приходится краснеть, то канон и сейчас выглядит достойно. Пожалуй, в наши дни немало авторитетных церковников сочли бы за честь быть авторами подобного наставления. Около 1140 года юрист Грациан включил данный текст в корпус канонического права; таким образом он обрёл силу закона. Что же там говорится? Приведу выдержки.

«Некоторые преступные женщины… соблазнённые внушением и нашёптываниями демонов, верят и утверждают, будто они ночною порой скачут на каких-то животных с Дианой, языческой богиней, или с Иродиадой и бесчисленным множеством других женщин и будто они проносятся таким образом в безмолвии глубокой ночи через необозримые пространства, повинуясь во всём велениям богини… И пусть бы они одни погибали в своём неверии, а то они увлекают на путь погибели и других. Ибо бесчисленное множество, обольщённое этим ложным мнением, верит, что это — правда, и, веря так, уклоняется от правой веры и впадает в заблуждение язычников, полагая, что кроме единого бога существуют какие-то другие божественные существа. А посему священники во вверенных им церквях со всей настоятельностью должны проповедовать народу, что всё это сущая ложь… С кем, конечно же, не бывает, что в ночных грезах он будто покидает самого себя, и кто во сне не видывал того, что не приходилось видеть наяву? Но кто же может быть настолько глуп и безрассуден, чтобы всё подобное, что происходит с духом, относить к телесному существованию (Лозинский, 1914 стр. 28)?»

Заканчивается канон «Епископы» утверждением: тот, кто верит в подобные глупые сказки, — неверный и хуже язычника.

Текст был хорош и вполне устраивал Церковь вплоть до XIII века. Потом обстоятельства изменились.

Христианское вероучение уже вполне овладело Европой, и на первый план вышли разногласия между единоверцами. Еретические секты росли и набирались силы. Чтобы справиться с отступниками, католицизм создал инквизицию, которая тут же объявила всех, кто не подчиняется Римскому Папе, пособниками дьявола, плетущими сети международного заговора… А почему бы Сатане не носить своих учеников из страны в страну, чтобы им было легче договориться между собой? Как только эта замечательная мысль пришла в голову инквизиторам, они решили её «озвучить». В 1239 году во время торжественного сожжения 182 катаров одна из еретичек выдала тайну. Оказалось, она ночью совершила полёт из Шампани в Милан, где трапезничала с тамошними еретиками. Признания у «жалкой катарки» добился Роберт Ле-Бугр, инквизитор «первого призыва», один из тех, кого шестью годами ранее Папа Григорий IX поставил на высокий пост (Лозинский, 1914 стр. 30, 31). Как видим, едва народившись, инквизиция сразу взяла быка за рога. Удобный прецедент в Монт-Эме был в последующие столетия растиражирован в огромном количестве. Поначалу в полетах обвиняли еретиков, позже это обвинение стало общим местом в процессах о колдовстве. Отныне канон «Епископы» воспринимался Церковью как досадная помеха. Пришлось ломать устоявшиеся традиции и уверять, что ночные полёты всё же реальность. В богословской литературе развернулась ожесточенная дискуссия, которая продолжалась четыреста лет. Инквизиторы сочинили множество аргументов, позволяющих обойти канон.

Первый и самый главный — ссылка на библейский текст. Кто посмеет утверждать, что черти не могут переносить женщин по воздуху, если, согласно Евангелию, дьявол в мгновение ока перенёс Христа на высокую гору и на кровлю храма? Ясно, что Сатана на это способен. Если он устраивал перелёт раньше, почему бы ему не делать подобного теперь (Lea, 1939 стр. 377, 839)?

Второй аргумент лицемерно признавал наставление «Епископы». Как-никак — церковный закон. «Да, — говорили фанатичные судьи, — полёт с Дианой и Иродиадой, это иллюзия. Диана — персонаж мифический, а Иродиада, добившаяся казни Иоанна Крестителя, расплачивается за это в аду, и трудно представить, чтобы Бог выпускал её оттуда. Да, язычницы, которые некогда повторяли подобные байки, заблуждались. Но из этого вовсе не следует, что транспортировка по воздуху — заблуждение (1958 стр. 980). Автор канона, — продолжали инквизиторы, — увы, не мог предвидеть, что несколько столетий спустя Европа наводнится ведьмами и колдунами. Поэтому текст „Епископы“ надо чтить — но к появившейся недавно секте ведьм он не относится».

Были и другие аргументы. В одном старинном трактате они перечислены. Интереснее всего аргумент под номером семь. «Это больше похоже на правду, чем на ложь (1958 стр. 378)».

Целую книгу можно было бы написать о том, как из века в век велись дискуссии вокруг наставления «Епископы». Редкий трактат о колдовстве обходился без рассуждений о нём. Но мы не будем вникать в подробности. Пока богословы спорили, всё новые и новые женщины под пытками признавались в полётах. Время работало против гуманистов. Гора «достоверных» показаний роста. Каждое новое сожжение на костре убеждало народ, что воздушное путешествие не языческая сказка, а самая что ни на есть быль. В середине XV века инквизитор Жакье ничтоже сумняшеся провозглашает: «Только тот, кто верит в реальность полёта ведьм, может считаться истинным католиком (Robbins, 1959 стр. 75)». Капля камень точит. Понемногу народ втягивался в орбиту новых воззрений, пока не стал верным союзником судей. И если Инститорис, автор «Молота ведьм», вынужден был ещё допытываться у девушки на допросе, как дьявол помогал ей летать из Страсбурга в Кёльн (Инститорис, и др., 1932 стр. 175), то его последователям сверхъестественная информация сама плыла в руки. Немало в народе нашлось любителей рассказывать о волшебных перемещениях, связанных с колдовством. В Эрфурте в 1549 году случилась такая история. У священника Ульриха Эйхенбергера была в услужении незамужняя девица по имени Барбара. Однажды она прибежала к хозяину сама не своя:

— Антон пробрался в дом! Видно, он хочет вас убить! Сейчас он прячется в погребе!

Антон здесь был хорошо известен — прежде он тоже прислуживал в доме, пока не перебрался в местечко Гослар. Священник перепутался и кликнул, чтобы злоумышленника поймали. Через короткое время Антон был приведён для разбирательства. Положение аховое, но он был парень с головой! Вот какой рассказ он приготовил для встревоженного хозяина:

— Вам ли не знать Барбару? Она была влюблена в меня как кошка и проходу не давала — до того ей хотелось замуж. Но мне-то она не нужна. Вот я и нашёл новую службу, лишь бы быть от неё подальше. И никогда бы я здесь снова не появился, если б не колдовство. Тут Барбара виновата — не иначе. Наверное, сильно она на меня злилась. Четыре часа я летел по воздуху! Меня подхватил на спину нечистый дух в обличье козла. Было так тяжко, будто сдавили меня со страшной силой земля и небеса… Казалось, кровь вот-вот хлынет из-под ногтей. В полёте я чуть не зацепился сапогами за соборный шпиль, а под конец упал в винный погреб и лежал там еле живой — тут меня и нашли…

Священник выслушал своего бывшего слугу. Кто говорил правду? Антон или Барбара? В те времена ответ напрашивался сам собой. Скорее всего, служанка действительно колдунья. Антона отпустили, а вышедшую из доверия прислугу хозяин рассчитал. Подробности, пересказанные здесь, взяты из хроники 1549 года. Автор рукописи искренне верил в злодеяния Барбары и наложил события в другом порядке, нежели вы сейчас прочитали. Для него версия слуги Антона была непреложным фактом, поэтому он сначала описал любовную размолвку, потом то, как девица, изнывая от жажды мести, стала искать опытную ведьму. Далее описан сговор двух злодеек, волшебное путешествие слуги по небу и — как логическое завершение истории — следствие и казнь. Но мы-то понимаем, что колдовство ворвалось в жизнь Барбары не до событий в винном погребе, а уже после. Не принимать же всерьёз сказки о полёте на козле над собором!

Из рукописи XVI века мы узнаём, что суеверный священник, уволив служанку, слёг и умер. Хронист опять-таки трактует это как результат злых чар. Но, скорее всего, беднягу свёл в могилу страх перед колдовством. Каждую минуту он мог ждать мести от Барбары, которая, после того, как ей отказали от дома, жила в рыбачьем посёлке. Когда священник зачах, подозрения против девицы перешли в уверенность. Её схватили и начали пытать. Истязатели требовали от Барбары имя той, которая научила её злой магии (очевидно, служанка не тянула своим видом на опытную ведьму). Тут и всплыло имя Греты Троттин, жены нотариуса. Её тоже схватили и выяснили, что она разбрасывала по городу заколдованные булавки. Те девушки, что их подбирали и втыкали в волосы, становились падшими. А женщины, украсившие этими заколками причёску, начинали изменять мужьям. 24 мая 1549 года наступила развязка этой дикой истории. У городских ворот воздвигли два столба. К ним привязали сознавшихся во всём преступниц. Палач разжёг костер, и обе ведьмы были обращены в пепел (Konig, 1928 стр. 302).

События в Эрфурте лишний раз подтвердили истину, в которой и так мало кто сомневался. Демоны способны носить людей по воздуху — и не только по взаимному согласию, но даже против воли… Это далеко не единственное свидетельство о полётах. Многие клялись, что видели их собственными глазами. И, как водится, громче всех божились люди, кровно заинтересованные в том, чтобы им поверили. Иезуит Мартин Дель Рио включил в свой энциклопедический трактат о колдовстве «совершенно достоверную историю», случившуюся с одним солдатом, его современником. Вот он, этот поразительный случай.

«В 1587 году солдат, стоявший на карауле, выстрелил в тёмное облако, и — подумать только — к его ногам упала женщина. Теперь что скажут те, кто отрицает, что ведьмы ездят на свои сборища (Robbins, 1959 стр. 121, 123)?»

Уж не знаю, осмелился ли кто возразить Дель Рио в XVI столетии, но в наши дни рациональное объяснение напрашивается само собой. Солдат, стоявший на часах, вполне мог по ошибке застрелить женщину, которая на своё несчастье стишком близко подошла к посту. Когда у человека в руках оружие, а приказ у него — никого близко не подпускать, возможны всякие случайности. Но, так или иначе, всадить пулю в прохожую, которая явно не похожа на вражеского лазутчика, это проступок, за который могут наказать. Служивый, верно, почесал в затылке и стал размышлять, что теперь с ним будет. Воинское начальство может назвать случившееся преступной небрежностью, а может и преступлением. В любом случае добра не жди. Читатель уже знает, какой остроумный выход часовой нашёл из сложившейся ситуации. Выстрел в воздух на посту можно трактовать как баловство, не более того. Разве мог он предвидеть, что пуля угодит в летящую колдунью?

Чарльз Ли, крупнейший американский исследователь колдовства, упоминает историю о том, как некий человек заполз в бочку, а ведьма оседлала её и полетела на шабаш. Там, как ни странно, в изобилии оказалась соль. Невольный путешественник тайком наполнил бочку и залез обратно. Ведьма ничего не заметила и вернулась обратно. Большой запас соли и стал главной уликой на суде над этой женщиной. Историк комментирует, что обвинитель, возможно, уклонялся от уплаты налога на соль и выдвинул такую версию, чтобы обелить себя (Lea, 1939 стр. 1257).

Большинство упоминаемых в моей книге событий относится к Германии. Это, в общем-то, закономерно. Германия — главный очаг колдовства. Но подробная разработка темы перемещений — заслуга итальянских инквизиторов. Именно в Италии в начале XVI века был дан печатный залп, утвердивший вздорную сказку в правах реальности Рим, Венеция, Бергамо, приальпийские долины вот места, где действовали авторы трактатов. Мы не встретим в списке обвиняемых знатных фамилий. Жертвами инквизиции становились, главным образом, простые итальянки. Это они, женщины из крестьянских семей своим пеплом удобрили миф о ночных полетах.

Бернард из Комо, назначенный инквизитором в 1505 году, писал, что некая Магдалина вытащила из кроватки и увлекла на шабаш восьмилетнюю племянницу. Вдоволь наплясавшись на лугу, участницы тайной сходки разлетелись по домам. Девочка рассказала о перенесенном кошмаре родителям. Те отвели ее прямиком в трибунал священной инквизиции. Бернард не упустил случая и начал следствие, и таинственная история оказалось чистой правдой. «Во всём этом Магдалина сама созналась мне», — поясняет автор (1958 стр. 371).

Паулюс Грилланди, доктор права, подвизавшийся в качестве судьи на процессах о колдовстве в окрестностях Рима, издал свой трактат в 1535 году. Поначалу он стоял на позициях канона «Епископы», но после долгих колебаний окончательно решил, что полёты это не наваждение.

«…Чтобы доказать это более ясно, — пишет он, — я приведу пример двадцатилетней давности. Речь идёт о крестьянине из деревни неподалёку от Рима, у которого была жена, держащаяся особой веры. Он неоднократно расспрашивал её, она отпиралась. Не оставив своих подозрений, он как-то ночью, когда её позвали, притворился спящим, а сам подсмотрел, как она взяла из сундука маленький горшочек с мазью, разделась, натёрлась и вылетела из дома. Он обнаружил, что всё как следует закрыто и заперто, взял горшочек, спрятал его и вернулся в кровать. На следующее утро он спросил, где она была. Она стала отнекиваться. Тогда он стал бить её палкой, но успеха не имел — пока не вытащил горшочек, грозя, что убьёт её, если она не научит, как попасть на шабаш, который ему не терпится увидеть. Она обещала ему это и описала восхитительные наслаждения сборищ, а также щедрость князя ада Сатаны. На следующую ночь, получив разрешение Сатаны, они натёрлись, и козлы перенесли их на шабаш. Она предупредила, что ни там, ни по дороге туда и обратно нельзя креститься и упоминать Творца с Христом. По прибытии она покинула своего супруга, чтобы воздать почести Сатане, а он в это время дивился на бесчисленное множество мужчин и женщин, на музыку, а также пляски, исполняемые спина к спине… Потом началась пирушка, и она выхлопотала для мужа дозволение сесть за стол. Обнаружив, что еда пресна, он стал докучно и назойливо просить соли. Наконец демон принес её, и, увидев это, муж радостно воскликнул: „Ныне восславим Господа нашего, снизошедшего до наших жалоб“. При упоминании имени Божьего всё сборище рассеялось в ночи, а он оказался под дубом — голый и дрожащий — в холодной ночи в Беневенто. Чуть не околев, он лишь утром узнал, где находится — за сотню миль от дома. Кто-то дал ему плащ, чтобы прикрыть наготу, и через двенадцать дней он, побираясь, добрёл до своего дома, столь измождённый и осунувшийся, что его едва можно было узнать. Он донёс на свою жену и нескольких женщин, которых запомнил на шабаше, а они — поначалу всё отрицавшие — в конце концов сознались и были сожжены все до единой (1958 стр. 395, 401, 403, 404)».

Донос, поступивший на жену от мужа, не был редкостью в Италии начала XVI века. Инквизиция своей активностью раскрутила маховик подозрительности, и родственные связи рухнули, не выдержав охватившего людей безумия. Барталомео де Спина, ещё один благочестивый автор, писал: «Ведьм очень много, особенно в окрестностях Комо и на границе между Италией и Германией. Люди собираются в толпы и зовут инквизиторов. Братья обвиняют сестёр, сыновья матерей, мужья жён (1958 стр. 391, 392).» Бартоломео де Спина уточняет, что в одном только округе Комо местный инквизитор с помощью десяти приходских священников ежегодно сжигает сотню ведьм.

Громкая история произошла в Бергамо. В городе много говорили о скандале, случившемся в одной из семей. Местный житель. Андреа Маньяни пересказал подробности, которые де Спина поспешил вставить в свой трактат. Началось с того, что девушку из Бергамо обнаружили голую в постели молодого кузена — и не где-нибудь, а в Венеции. Можно себе представить удивление и возмущение родственников. Спасти свою репутацию девушка могла, только объяснив, что перенеслась сюда по воздуху, да и то не по своей вине. Был использован классический сценарий:

«…Накануне ночью узрела она, как мать разделась и натёрла себя мазью из горшочка, каковой вынула из-под черепицы, — а потом исчезла. Девушка же, подгоняемая любопытством, последовала её примеру, внезапно оказалась в комнате парня из Венеции и увидела, что мать пытается околдовать его… Девица воззвала к именам Христа и Мадонны; тогда мать исчезла, а она осталась».

Бартоломео де Спина излагает историю без тени сомнения, хотя уж слишком гладко у него всё получается. И двоюродного брата рассказчица спасла. И мазь этой ночью увидела впервые, — а стало быть, в недоносительстве её не обвинят. Вдобавок выясняется, что ведьма пыталась навести порчу на племянника целых пятьдесят раз, но он всегда защищал себя крестом и молитвой (и как это он раньше не рассказал родне, каких страхов натерпелся?). Если же говорить серьёзно, то Венеция и Бергамо находятся не на разных концах Италии. Возможность тайком наведать кузена у девушки была — несколько дней пути, и она на месте. Хочется верить, что, возводя на мать напраслину, дочка всё же надеялась избежать огласки. При желании можно было уладить дело в узком кругу. К несчастью, семья перепугалась всерьёз и отправила донос бергамскому инквизитору. Финал типичный. Женщину пытали, заставили во всём признаться и сожгли. Не она первая, не она последняя (1958 стр. 583).

Коль скоро среди читателей найдётся любопытный, желающий узнать технологию полётов, придётся сразу его разочаровать. Напрасный труд — искать на этих страницах рецепт волшебной мази, а вкупе с ним прочие чародейские секреты.

Нет, я не собираюсь что-то утаивать. В старинных книгах пишут, будто мазь состояла из жира некрещёных младенцев и сбора наркотических растений. Но что толку углубляться в пропорции компонентов, если даже инквизиторы уверяли, что притирания полностью бесполезны? Ведьма взмывает в небеса не потому, что произнесла заклинания и умастила тело, — настоящая причина, это, конечно же, дьявол. «Молот ведьм» особо подчеркивает, что демоны могут действовать без мази — причём сами умеют оставаться невидимыми. Не помеха им и солнечный свет. Если средь бела дня в небе парит женщина, у которой даже нет метлы, не стоит особо удивляться. Её несёт нечистая сила (Инститорис, и др., 1932 стр. 183).

Короче говоря, тот, кто надеется в своё удовольствие полетать, должен вначале продать душу дьяволу. Без этой сомнительной сделки рассчитывать на воздушные приключения не стоит.

На вопрос «Зачем же дьявол снабжал своих учениц бесполезной мазью?», — инквизиторы давным-давно нашли ответ. Оказывается, это нужно для того, чтобы ведьмы ещё глубже погрязли в суевериях.

По большому счёту женщинам в воздухе угрожали только две опасности. Первая гнездилась в них сами. Стоило, испугавшись скорости, упомянуть Господа, как падение становилось неминуемым. Демоны загодя предупреждали ведьм, чтобы те не крестились и не молились (Lea, 1939 стр. 477). Внешняя помеха исходила от храмов. Женщины неслись стрелой и всё же чисто теоретически могли оказаться над храмом как раз в тот момент, когда звонили колокола. В этом случае черти тоже теряли свою силу.

Итальянец Паулюс Грилланди, которого я уже упоминал выше, поделился на страницах своего трактата личными воспоминаниями об удачном расследовании. В сентябре 1524 года он находился в урбинском монастыре Святого Павла. Появление инквизитора оказалось очень кстати. Братия была встревожена слухами о вскрывшихся недавно преступлениях ведьм, и мудрено ли, что Грилланди оказался востребован? Аббат попросил его съездить в соседнее местечко, чтобы снять допрос с трёх крестьянок, сидящих там в тюрьме. Женщины были схвачены из-за сплетен, ходивших за их спиной (причём особой разговорчивостью отличился молодой односельчанин Лукреции). Узницы же, как водится, всё отрицали. Грилланди не спасовал перед трудностями.

«Начал я с той, которая не выглядела столь закоренелой в грехе, и в конце концов убедил её во всём признаться… Если бесы услышат звон по пути, они немедленно бросают свою ношу, где бы в это время ни находились. Но случается это очень редко из-за быстроты перелета. Лукреция была уже поблизости от дома, когда летела в Беневенто, но тут раздался звук „Ave Maria“, и демон бросил её в поле возле деревни, где она и спряталась полунагая в зарослях кустарника. Перед рассветом мимо проходит знакомый парень, и она обратилась к нему за помощью, сказав, что всю ночь искала пропавшего осла. Он на это только засмеялся и ответил, что не станет помогать, пока не узнает правду, — и тогда она выдала свой секрет под обещание молчать. Он перетащил её домой и получил за услугу кой-какую одежду и головку сыра: несколько месяцев он хранил тайну, но наконец начал проговариваться, что и привело к её аресту, — а потом и ко взятию под стражу остальных.

Я доложил всё аббату, но сам не имел возможности остаться и приложить свои старания: аббат приказа своим служителям свершить правосудие, и через несколько дней они были сожжены (1958 стр. 404, 405)».

Отголоски этого итальянского расследования видны в других странах. Французский судья Николя Реми отметит: «Ничто не уязвляет дьявола так сильно, как звон церковных колоколов (1958 стр. 609)». А немецкий фанатик Бинсфельд напишет, что узнал на допросах, будто колокольный звон — огромная помеха деяниям колдовства, и ведьмы в злобе своей обзывают это собачьим лаем (1958 стр. 589).

Бинсфельд был организатором судебного террора в Трире. Одним из проявлений кассового помрачения умов в этом городе стал непрерывный колокольный звон в майские ночи. Считалось, что сия предохранительная мера защитит горожан от летающих ведьм (Robbins, 1959 стр. 512).

Кого могли подозревать в полетах на шабаш в первую очередь: девушек или замужних женщин? На первый взгляд, женщины были в большей безопасности, поскольку разделяли ложе с супругом, а значит, могли ссылаться на свидетеля в свою защиту. Увы, ведовские процессы дали тысячи примеров, когда это оправдание не срабатывало. Реми писал, что колдуньи ввергают мужей в глубокий сон, умастив ухо мазью для полётов (1958 стр. 514). Писал он и о других уловках:

«Эллер, жена настоятеля из Оттингена, подменила себя детской подушкой, Сихен Мэй — метелкой, призвав имена своих демонов; Мария жена Йоханна Шнейдера, клала связку соломы, слегка тронув её мазью, и та исчезала сразу при её возвращении» (Lea, 1939 стр. 913).

Один муж, будучи вызван в суд, взялся выгораживать свою преступницу жену. Он де прожил с ней семь лет и знает о ней только хорошее. Она де всегда искренне молилась, каждые две недели ходила на исповедь и потом полдня проводила в церкви. На свадьбы и праздники, наоборот, наведывалась редко — всё больше пряла и работала по дому. Конечно, это заступничество не спасло ведьму от казни. Повисев на дыбе, женщина призналась, что дьявол дал ей три мешочка с мазью и рогатину, конец которой надо натирать перед полётом. В 10 часов вечера она отправлялась на шабаш, а возвращалась к четырём утра. Чтобы муж ничего не заподозрил, она смазывала ему спину; после этого он спал как убитый. Горшочки остались дома. Рогатина стоит в кухне… Суд отрядил доктора Хольцфельда сделать обыск. Рогатины тот не нашёл, а вместо трёх горшочков оказалось два: один пустой, другой с каким-то чёрным составом, природу которого доктор не распознал (1958 стр. 1138).

Итак, замужние женщины не могли отпереться от обвинения. Следствие шаблонно утверждало, что муж спал (а если не спал, то и это не давало ведьме алиби). Корни сих безжалостных воззрений мы находим всё в той же Италии.

Грилланди описал назидательную историю, мораль которой можно выразить словами: «Не верь глазам своим».

Один человек услышал, что его супругу подозревают в колдовстве. Зная за ней близкое знакомство с женщинами, которых молва нарекла ведьмами, он не сводил с неё глаз двенадцать ночей подряд. Наконец его слежка была прервана арестом жены. Под стражу взяли целый ряд женщин и её в том числе. Вскоре, как водится, хитрая бестия призналась, что была на шабаше, и даже назвала дату. Муж был удивлён до глубины души. Он клятвенно заверял, что прекрасно помнит указанную ночь. Отлучка якобы совершенно исключена, ибо он не только вёл с женой разговоры, но и много раз дотрагивался до неё (1958 стр. 400, 401).

Разумеется, свидетельства мужей отметались с порога.

Им, недогадливым, проницательные инквизиторы объясняли, что отлучку невозможно заметить, ибо она происходит мгновенно. Не успеешь и глазом моргнуть, а ведьма уже слетала к дьяволу на сходку, посидела там на пирушке и вернулась назад (1958 стр. 739). Бесы умеют творить чудеса. Помимо сжатия долгих часов в один миг, они способны принять облик любой женщины. Так как же муж смеет утверждать, что всю ночь лежал с супругой, если это может быть коварная подмена (1958 стр. 656)?

Миланский адвокат Андреас Альциат столкнулся с подобными суждениями, когда судьба свела его с ретивым инквизитором, выжигающим заразу колдовства в приальпийских долинах. Фанатик как раз находился в вынужденном простое. Крестьяне, увидев, что он сжёг уже более сотни их односельчанок и останавливаться не собирается, справедливо рассудили, что вскоре каждый лишится жены, сестры или дочери. Ежедневные сожжения озлобили народ до крайности. Взявшись за оружие, крестьяне вынудили инквизитора остановить казни и обратились за защитой к епископу. Чувствуя, как почва уходит из-под ног, инквизитор заметался. Ему понадобилась поддержка знающего законника, и такого человека он нашел в Альциате, который недавно вернулся из Болоньи, получив там степень доктора права.

Историки считают Альциата скептиком. Я бы не торопился давать такой титул — по крайней мере, на основании этого дела, где его позиция выглядит уж слишком осторожной и половинчатой. Инквизитор не скрыл от адвоката секретов своей кухни. Он откровенно сказал, что пытал крестьянок. Но вместо того, чтобы усомниться в вине всех попавших в застенки, доктор права принялся делить женщин на категории и соглашаться, что многие сожжены правильно.

«Одни мочились на крест, отрекались от Христа, губили детей ядами и заклинаниями. Я сказал, что против этих ведьм он исполнил свой долг. Другие днём угрожали матерям, а ночью проникали через запертые двери и околдовывали детей, которые впоследствии умирали от неизвестных лекарям хворей. Говоря об этих ведьмах, я дал тот же ответ».

Где здесь скептицизм? Адвокат послушно поддакивает вздору и даже добавляет, что женщины, которые не проникали в дом, всё равно виноваты, поскольку они могли подослать вместо себя демонов. Это, оказывается, никакое не наваждение. Как мы видим, знаток законов вполне разделял многие постулаты теории демонологов. Но вот, наконец, долгожданная защита невиновных! Исходные условия самые благоприятные. Зарвавшийся инквизитор даже не удосужился придумать каждой жертве весомые в глазах крестьян злодеяния. Многим женщинам были поставлены в вину всего лишь буйные пляски на шабаше.

Более того, несмотря на пытки, женщины отрицали даже такую малость, а их мужья — честные достойные люди — клялись, что жены не покидали кровать. Андреас Альциат рассудил так. Если подозреваемые видели шабаш во сне и верили сновидению, они не виновны. Если отлучались телесно — виновны. Но последний случай ещё нуждается в доказательствах.

Инквизитору даже такая робкая оппозиция пришлась не по душе. Он ведь объяснил мужьям все тонкости женского коварства. Черти превращались в жён и заменяли их на супружеском ложе. Чего же ещё? Альциат с гордостью приводит в трактате свой ответ. «Я возразил: почему не допустить, что демоны были среди демонов, а жёны со своими мужьями? Зачем выдумывать, что настоящее тело на мифическом шабаше, а призрак в настоящей кровати? Зачем так умножать чудеса, подгоняя под мучительное наказание? (1958 стр. 739)» Именно эти слова историки ставят в заслугу адвокату, книга которого появилась около 1514 года. Но Италия в начале XVI века не готова была принять многие приёмы инквизиции. Кое-что было в новинку и для теологов, и для юристов, а тем более, для народа. Не нужно было особой смелости, чтобы возмущаться циничными перегибами. Во многих городах деяния духовных трибуналов осуждали в голос. Террор 1523 года возмутил жителей Болоньи, которые единодушно решили, что только пытки заставляют женщин наговаривать на себя. Кроме того, людей пугало, как инквизиция использует признания, гласящие, будто в городе проживает 12000 скрытых ведьм (Robbins, 1959 стр. 385).

Теми же страхами руководствовался, очевидно, и Большой Совет Венеции, прервавший охоту на ведьм. Местный инквизитор успел сжечь около семидесяти ведьм и заподозрил в колдовстве ещё пять тысяч. Инстинкт самосохранения заставил светскую власть отменить приговоры тем, кто находился в тюрьме, из-за чего возникла конфронтация между городскими властями и Римским Папой Львом X. Наместник Бога на земле в гневе написал инквизитору послание: «…Единственное, что они должны были сделать, это осуществлять казнь без единого вопроса. По данному поводу среди сторонников веры Христовой невозможны никакие разногласия (1958 стр. 305)».

Кто одержал победу в споре? Это как посмотреть. Чисто внешне победил итальянский народ, жизнелюбие которого оказалось сильнее наносного учения. Переболев колдовством, пережив смерч преследований в начале XVI столетня, итальянцы смогли ввести суеверие в приемлемые для той эпохи рамки. К середине века казни стали единичны. Вскоре немец Йоханн Вейер — врач-гуманист уже ставил инквизиторов из Болоньи в пример своим жестоким соотечественникам. По его словам, доминиканцы не сжигают ведьм, а всего лишь провозят их по городу на осле, раздетых до пояса, с позорной митрой на голове. Звучные удары розог по спине и по груди служат достаточным уроком для зрителей. Далее виновная помещается в клетку на пятнадцать минут. Она привязана к креслу и любой желающий может бросить в неё камень. Монахи знают, что за такой срок ведьма не будет забита насмерть, тем более что часть камней отскакивает от прутьев решётки, а на голову на всякий случай надевают шлем (Lea, 1939 стр. 530).

Можно себе представить тоску инквизиторов по прежним временам, когда на площадях полыхали костры. Несомненно, они осознавали своё поражение на родной земле. С другой стороны, вести, доносящиеся из-за границы, должны были наполнять их сердца гордостью: повсюду судьи приняли созданную в Италии теорию. Даже светские суды во Франции и Германии взялись искоренять колдовство с методичностью, которая не снилась учителям. Если смотреть с этой точки зрения — как говорится, в мировом масштабе, — то тысячи итальянок были сожжены не напрасно.

Полёты на шабаш стали заурядным обвинением. Бесы, несущие ведьм по небесам, падения от колокольного звона, черти, подменяющие женщин на супружеском ложе, утвердились в сознании европейцев, как будто так было всегда. Понятие алиби исчезло. Теперь даже пребывание в тюрьме под неусыпным надзором не позволяло отвертеться. Даже из камеры хитрые бестии умудряются улизнуть на часок-другой, дабы не пропустить очередную гулянку! Я не преувеличиваю, описывая причудливую логику суеверной эпохи. В доказательство приведу отрывок из мемуаров французского судьи де Лайкра:

«Девица из Аскье… лет пятнадцати или шестнадцати обвинила одну из наших заключённых, впоследствии казнённую, в том, что она увлекла ее на шабаш ночью перед очной ставкой. Колдунья ответила, что это заведомая ложь, что она никогда не была колдуньей… Она лишь узница, прикованная за ногу тяжёлой цепью, и накануне несколько человек не спускали с неё глаз… На самом же деле дьявол не может навсегда вытащить её из тюрьмы и вырвать из рук правосудия; он лишь похищает её для участия в шабаше, однако вынужден возвращать на прежнее место» (1973 стр. 122).

Тщетными были и другие попытки создать себе алиби. Если женщина говорила, что дымоход в её доме узок даже для кошки, а значит, она не могла вылететь на шабаш, у судей был наготове убийственный аргумент демон, этот дивный искусник умеет моментально раздвигать кирпичи в печной трубе, а потом возвращать их на место. Сам же способ покинуть дом через дымоход впервые упомянут ещё в 1460 году Петрусом Мамором (Robbins, 1959 стр. 512).

Чем дольше шли суды, тем больше появлялось ценных подробностей. Крестьянка средних лет из Эйхштадта выдала слова заклинания:

Эта немецкая ведьма летала верхом на рогатине, натёртой магической мазью (любезный подарок дьявола). Сам даритель всегда садился впереди, а она сзади. Оседлав рогатину и взмыв в небеса, демон испускал из тела огненные струи, так что в полёте ей мало что удавалось увидеть (1958 стр. 153).

Колдуньи из Бамберга зашли ещё дальше в своей фантазии. По их словам, иногда три-четыре ведьмы, возглавляемые демоном, летели на иной жердине. Чаще, впрочем, они путешествовали парами, усевшись на палку, козла или лошадь (разумеется, под видом животных скрывался демон). Пунктом назначения был не только Блоксберг, по сию пору хорошо известный читающей публике. Бамбергские узницы назвали не менее десятка других мест, где устраивались дьявольские сборища (Lea, 1939 стр. 1168).

В наши дни царит справедливое мнение, что главным приспособлением для полётов считалась метла. Однако так было не всегда. Поначалу на роль транспортного средства с равным успехом претендовали палка, вилы, рогатина, ручная прялка и даже полотенце. Трактат 1450 года настаивал, что палка и горшочек с мазью выдастся каждой ведьме после того, как она поцелует Сатану (Robbins, 1959 стр. 511). Заклинание в те ранние времена будто бы звучало так. «Поехали, во имя дьявола, поехали (Lea, 1939 стр. 239)!» Судья Анри Боге, гроза ведьм и оборотней, выяснил, что одна колдунья летала «на белой скамье, которую помещала меж ног», — эта информация была оглашена в 1602 году (Robbins, 1959 стр. 511). А норвежская ведьма Карей Торсдаттер спустя полвека призналась, что в возрасте 26 лет поступила в услужение к Люциферу и летала на коте. Сообщницы её выбрали кочергу и телёнка (1958 стр. 361).

Естественно демонологи подробно разработали такую золотую жилу, как чёрт, обернувшийся животным. Под небесными всадницами оказывались конь, бык, собака, чёрный баран, змея и, конечно, козёл — бесспорный лидер по числу упоминаний (Lea, 1939 стр. 477, 478).

Любопытству следователей не было предела. Их заинтересовал даже вопрос о ранге демонов, позволяющих сесть на себя верхом.

Арест за колдовство крестьянки итальянском монастыре и подготовка казни возле стен обители.

Выяснилось, что в адской иерархии это мелкая сошка. Сатана ставит чертям низшего ранга посильную задачу: вовремя оповещать ведьм о времени шабаша, доставлять их по воздуху; а заодно шпионить за своими подопечными.

Последняя служба требует пояснения. Дело в том, что по воззрениям демонологов Сатана не может читать потаённых мыслей. Он не знает, до конца ли искренни женщины, поклявшиеся ему в верности. Одни преданы повелителю всем сердцем, другие повторили присягу неискренними устами. Вот почему Сатана на несколько лет приставляет к новым ведьмам демонов, называемых Мартинелли или Мартинети. В тесном общении соглядатай выведывает потаенные мысли и, если видит, что женщина колеблется, доносит об этом Князю Тьмы. Дьявол не терпит измены. Отступница попадает в пучину невзгод и вскоре, сломленная бедами, окончательно губит свою душу (Lea, 1939 стр. 625, 976).

Французский судья Николя Реми последовательно отстаивал концепцию, согласно которой любые контакты с дьяволом приносят мучения. В его трактовке полёты — не удовольствие, а изнурительные перегрузки. «Одна ведьма, — пишет он, — рассказала, что после лежала в лёжку три дня (1958 стр. 609)». Судьи также добились признания, что летать страшно, а до демона дотрагиваться неприятно — вот почему женщины перед вылетом раздевались догола и тайком натирались мазью. Мазь, оказывается, приглушает боязнь высоты и заодно притупляет чувствительность. Руки, которые раньше сами непроизвольно отдёргивались от демона, теперь могут прочно вцепиться и него (1958 стр. 477, 478).

Ряд ценных показаний добавил в копилку фанатизма французский судья де Ланкр. Он так умело применял пытки, что схваченные девушки ничего не могли скрыть от проницательного мучителя.

Мари де Маригран, пятнадцати лет, и три её подружки ездили на чёрте, принявшем обличье осла. Сабатина де Субье и её шестнадцатилетняя дочь Мари де Нажиль рассказали, что демон всегда будил их, когда наступало время шабаша, и даже открывал перед ними окно, чтобы они могли вылететь. Только с Мари Диндар следствие испытало лёгкое разочарование. Эта семнадцатилетняя девушка описала, как в ночь на 27 сентября 1609 года, умастив себя, взмыла в небеса. Главная улика, то есть мазь, увы, таинственно исчезла. Дьявол разгневался на юную колдунью за то, что она раскрыла его тайну, и припрятал мазь подальше от судей, взявшихся искоренять заговор ведьм в баскских областях (Robbins, 1959 стр. 41).

Кто из нас не летал во сне! Наверняка инквизиторов тоже посещали такие сновидения. И, вероятно, утром, постепенно отходя от сладкой истомы, они начинали тревожно обдумывать: а не использует ли кто-то сон в дурных целях? Шпренгер и Инститорис одними из первых заговорили, что ведьмы летают не только наяву; но и в фантазии. «Молот ведьм» советует священникам напоминать об этом пастве. Инститорис на допросе узнал у девушки из Брейзаха, что она использовала оба способа. Если ей лень было лететь по-настоящему, она, взывая ко всем чертям, ложилась спать на левый бок. Изо рта чародейки исходил голубоватый пар, и она ясно видела, что вытворяли её подруги на бесовских игрищах (Инститорис, и др., 1932 стр. 158, 184, 185).

Разумеется, сама жизнь «давала» инквизиторам повод для обвинений. Так, Катерина из Тулузы, жена Пьера Делора, призналась, что заключила договор с дьяволом, которого она вызвала магическими церемониями. С тех пор каждую субботу она впадала в необычный сон и переносилась на шабаш, бывавший в разных местах — иногда даже за Пиренеями (Lea, 1939 стр. 23 1).

Крупнейшие специалисты по колдовству не считали нужным противоречить «Молоту». Николи Реми, рассматривая спорный вопрос о том, телесно или только в воображении ведьмы переносятся на шабаш, говорил что обе стороны правы, поскольку это происходит и так и так (1958 стр. 607).

Тома Дельбен докопался до причины, по которой Сатана устраивает полёты в сновидениях. Оказывается, это нужно для того, чтобы затуманить голову судьям — пусть они думают, будто все колдовство, — это мираж, игра воображения, а значит, никому не может повредить. Заразившись этой внушенной дьяволом теорией, судьи станут щадить жизнь ведьмам; те же, оставшись безнаказанными, вновь примутся за свои гнусные дела. Простодушные люди, которые отрицают телесное путешествие на шабаш, по сути, становятся сообщниками вредоносного преступления. Надо всегда помнить, что известно уже более 600 случаев, когда ведьм ловили с поличным на реальных полётах, и не забывать, что Сатана переносил Христа по воздуху… (1958 стр. 1025, 1026) Жан Боден тоже не мог не вмешаться в дискуссию. Для доказательства своей точки зрения он привёл историю, случившуюся в Дофини, — для нас же этот дикий случай ценен тем, что наглядно показывает: за полёт во сне правосудие карало не менее жестоко, чем за «реальный» полёт на помеле.

Однажды некий человек обнаружил, что девушка, которая нанялась к нему в услужение, лежит на полу возле очага. Он пробовал растолкать её, но безуспешно. Девушка не отзывалась. Нравы тогда были на удивление простые. Хозяин вдвоём с женой взялись будить служанку градом ударов, но жестокие побои тоже не помогли. Тогда супруги выгребли угли из очага и стали прикладывать их к самым чувствительным местам тела. Лежащая не шевелилась. «Верно, умерла», — решили муж с женой и, оставив безжизненное тело на полу, пошли спать. Каково же было их удивление, когда утром они нашли служанку в кровати. «Ну вы и били меня, хозяин!..» — промолвила очнувшаяся девушка. Муж с женой были так поражены чудесным воскрешением, что пошли переговорить с соседями. «Да она ведьма!» — сказал один из них. Эта пугающая догадка запала в голову хозяина. Он набросился на служанку и заставил её признать, что в мыслях своих она была на шабаше. Дальше всё шло заведённым порядком. Девушку вынудили поведать о совершенных тайком злодействах, и в расплату за это она была предана огню (1958 стр. 560).

Такое изуверское решение было, увы, неизбежно. Между тем юная француженка, скорее всего, страдала от болезни, сходной с эпилепсией, а хозяева просто застали её в припадке.

В конце XIX века наука вплотную занялась психическими расстройствами. Выяснилось, что при истерии чувство боли притупляется. Частичная или полная амнезия — постоянный симптом заболевания от начала и до конца. Тщательно проведённые позже исследования Томсена и Оппенгейма обнаружили её в 26 из 28 случаев. Жолли описал клинический случай, когда больная, возбуждённая галлюцинациями, открыла печную заслонку и собственными руками прижала раскалённые угли к промежности. Галлюцинация тут же прекратилась, но она не ощущала боли ни в этот момент, ни позже, во время долгого заживления ожогов (1958 стр. 1048). На уровне знаний XIX века амнезия уже не вызывала такого удивления, но во времена Бодена и Реми она служила дополнительным доказательством колдовства. Если больная истерией женщина попадала на допрос и оказывалась малочувствительной к пыткам, в этом видели руку дьявола.

Расследуя полёты во сне, демонологи распространяли версию, будто причиной этого явления служит волшебная мазь. Первенство принадлежит Нидеру. Им был описан факт, когда ведьма никуда не улетела, а лишь заснула (1958 стр. 271). В книге немецкого юриста Годельманна (это начало XVII века) упомянут случай в Мекленбурге. Там колдуньи, осуждённые на костёр, выдали свою сообщницу — служанку дворянина. Хозяин, который был расположен видеть в женщине только хорошее, счёл эти речи гнусным наветом. Однако та на прямой вопрос без смущения ответила, что прежде бывала на Блоксберге, а завтра ночью ей пора снова лететь. Господин запер служанку на ключ. Отныне она была под постоянным бдительным надзором. Немного погодя, подозреваемая растёрлась мазью и впала в столь глубокий сон, что её не могли разбудить ни в эту ночь, ни на другой день. Когда сознание, наконец, вернулось к женщине, она поведала о том, как летала на шабаш и встретилась с прочими ведьмами. Развеять её уверенность дворянин не смог (1958 стр. 773).

Правдива ли эта история, проверить трудно. Годельманн пересказывает подробности с чужих слов. Любопытно вот что: за изречениями демонологов по сию пору тянется длинный шлейф. Некоторые исследователи выдвинули теорию, согласно которой «ведьмина мазь» — не что иное, как сильнодействующий наркотик. Версия остроумная, но весьма спорная с научной точки зрения.

Начнём с того, что, исходя из описаний, колдуньи часто натирали не себя, а метлу, вилы, лопату значит, натирание, — это символический акт. Был же в средние века суеверный обычай смазывать перед боем особым составом оружие (1958 стр. 1077). Вряд ли меч лучше рубил (хотя такая магия, наверное, вселяла в душу воина уверенность в победе).

Допустим всё-таки, что мазь втёрта в тело. Даст ли это глубокий сон и галлюцинации? Доктор Снелл экспериментировал на себе, взяв за основу ядовитое растение аконит, смешанное с жиром. Результат нулевой. Тогда он пошёл дальше принял внутрь настойку из белладонны и дурмана — растений, смутно упоминаемых в старинных манускриптах и доступных простонародью. Ничего, кроме головной боли! Усиливать дозу доктор, опасаясь отравления, не решился (1958 стр. 915)…

Может быть, медик оказался недостаточно настойчив? Допустим и это. Теоретически могли существовать секты, которые после длительной серии опытов нашли оптимальные пропорции наркотических трав и прочих компонентов. Можно представить, как они хранили секрет от непосвященных и время от времени подвергались разгромам. Но не странно ли, что мази, которые фигурировали в качестве доказательств на ведовских процессах, теряли наркотический эффект, попадая в руки судей? Наркотик избирательного действия — это что-то новое.

Наконец, вспомним о среде, в которой будто бы обладали такой сложной технологией. Кто создал субстанцию, вызывающую чётко определённый вид галлюцинаций (полёт — шабаш — полёт обратно)?

Неужели неграмотные итальянские крестьянки смогли решить задачу, которая не под силу даже современной науке?

Чарльз Ли выдвинул против модных в его время теорий ещё один аргумент: даже если допустить, что они основаны на реальных фактах, трудно понять, почему мази, широко распространённые в народе, потом разом исчезли (1958)? В полётах на шабаш женщин обвиняли с XIII по XVIII век. Сжигали их тысячами, но так и не смогли прервать традицию. И вдруг, когда за пользование дурманом уже не грозил костёр, рецепт вдруг стал никому не интересен — причём настолько, что ни один грамотей не удосужился записать его на бумаге. (Хотя бы как курьёз уходящей эпохи.)

Нет, версия с наркотиками содержит слишком много натяжек, чтобы принимать её всерьёз. Если что-то и стояло за надуманными процессами ведьм, то это обычный сон. О колдовстве много говорили. Атмосфера времени была пропитана суевериями. Стоит ли удивляться, что кое-кого навещали сновидения о полёте в небесах и сатанинском сборище. Горе той, которая по глупости или излишней доверчивости поделилась с подругой впечатлениями! Если делу давался законный ход, шансов на спасение оставалось мало. Как написал о мнимых ведьмах лейпцигский судья Бенедикт Карпцов: «Даже если это иллюзия, они тем не менее заслуживают смерти — ибо у них, по крайней мере, есть предрасположенность к подобным деяниям (1958 стр. 1084)».