Эдуард Геворкян
Апостасия

Еженедельный обзор был завершен и отправлен. Ольга выключила терминал и потянулась в кресле. Глянула в окно – сквозь тучи, плотно обложившие небо, лишь в одном месте высверкивал лучик закатного солнца. Через пару дней – теплое море, горячий песок и никаких сидений на работе заполночь, когда и начальство гонит домой, и в глазах песок, а в извилинах клубок, а тема постепенно раскрывается, ниточка вдруг тянет другую, клубок разматывается…

У нее, как и у каждого сотрудника аналитического отдела Департамента по надзору, отдельный кабинет. «Со всеми удобствами», как подтрунивал Витька-Китаец, когда они случайно пересекались у лифтов в холле после работы. И отпуск строго месяц, безотносительно намерений и настроения.

«У вас к концу отдыха просто ломка должна начинаться из-за безделья», – пояснили ей в кадрах, когда переводили из стажеров в отдел. И впрямь, мозги, утомленные ничегонеделанием, после возвращения на службу вдруг показывали такие чудеса интуиции, прозрения, погружения в глубины и воспарения к высям, что начальству приходилось порой сдерживать порывы сотрудников докапываться до следов, чреватых большими скандалами.

Ольга уже снимала пуховик с вешалки, когда тренькнул браслет навигатора.

– Скобелева, ма шери, зайди на минутку, если еще не ушла! – Референт время от времени обращался к ней с прононсом. Знал, что ее это бесит, но почему-то считал беззлобным поддразниваем.

– Ушла, совсем ушла! – огрызнулась Ольга.

– Так и передать Наталье Викторовне?

– Иду уже, Степан, – вздохнула Ольга, возвращая пуховик на место.

В предбаннике референт ткнул пальцем в сторону кресла для посетителей у журнального столика и, не спрашивая, придвинул вазу с печеньем. Зашипел кофейный агрегат, и со словами «без сахара, как всегда» Степан соорудил ей капучино со щедрой горой взбитых сливок.

Пока Ольга, прихлебывая обжигающий напиток, хрустела печеньем, референт что-то шептал в навигатор. Судя по словам, которые можно было разобрать, он оправдывался перед кем-то за опоздание, мол, БО не отпускает, и как только, так сразу…

Когда Ольга перевернула по привычке чашку, он буркнул в коммуникатор «Скобелева здесь», дождался ответа и мотнул головой в сторону кабинета.

Наталью Викторовну сотрудники, да и не только они, за глаза называли «БО» – Божий Одуванчик. Действительно, при виде милой сухощавой старушки в мешковатом одеянии, со старомодным париком цвета соли с перцем и большими очками, явно из антиквариата, именно такой образ возникал при виде, как она семенит по длинным переходам департамента.

Другие, правда, уверяли, что правильно – Большая Обманщица, поскольку внешность абсолютно не соответствовала сущности – жесткой, решительной и бескомпромиссной. Как-то Ольга случайно подслушала разговор в столовой, там начальницу обозвали «Баба-Огонь». Много позже она узнала, что лет двадцать тому назад, в бытность переводчицей, Наталья Степановна предотвратила покушение на недавно короновавшегося государя.

Рассказывали, не ручаясь за достоверность, что она была при какой-то делегации, в которую затесался смертник с бомбой. Будто бы по каким-то мельчайшим деталям она поняла, что дело нечисто, и во время приема шандарахнула его по голове тяжелым канделябром с горящими декоративными свечами. Тут же ее повязали, но, когда занялись пострадавшим, к ужасу охраны, под расшитым золотом халатом оказался жилет из пластита, нашпигованный керамическими шариками. В общем, личное дворянство, годы работы невесть где и невесть в каком качестве, а после вступления в пенсионный возраст – должность в департаменте. Аналитический отдел тогда был чем-то вроде синекуры, на вторых и даже третьих ролях. Но с ее приходом вскоре работы у наблюдателей и уполномоченных резко прибавилось, упущения прошлых лет всплыли на поверхность, благоухая непотребно, словом, отдел стал чем-то вроде элиты департамента.

Войдя в кабинет, Ольга увидела, что рядом с начальницей сидит высокий мужчина в рясе и перебирает какие-то бумаги.

– Ага, – сказала Наталья Викторовна, – а вот и наша Оленька. Знакомься, это отец Михаил, а это Скобелева, одна из лучших в нашей обойме.

– Душевно рад знакомству, – сказал отец Михаил. – Наслышан о ваших прошлогодних приключениях.

«Это от кого же наслышаны?» – хотела спросить Ольга, но передумала. «Наверно, Витька растрепал, как мы вляпались в разборки между кланами и прятались в бункере».

Между тем священник собрал со стола бумаги, книги, какие-то альбомы и диски в картонный ящик и вопросительно посмотрел на Наталью Викторовну.

– М-да, – сказала БО, поправляя очки. – Я так понимаю, что с завтрашнего дня ты уже в отпуске. Давненько я не была в Греции. Бросить бы все и на острова…

– Так мне сдать билеты? – спросила Ольга. – Могу на осень перенести.

– Не спеши, когда нужны будут подвиги и жертвы, я издам приказ по отделу. Спокойно отдыхай, и чтобы месяц здесь твоего духа не было. Но есть одна, скажем так, практически личная просьба отца Михаила. Я так понимаю, что ты забронировала отель в Неа-Каликратии?

Ольга, не удивляясь, лишь кивнула. На то и начальство, чтобы знать о каждом вдохе и выдохе своих подчиненных.

– В тридцати минутах оттуда – Салоники. Интересный город, хотя скучноватый, была я там… Впрочем, воспоминания потом. Так вот, если вдруг окажешься в Салониках, зайди по одному адресу и передай просьбу связаться с отцом Михаилом или со мной.

– Если нужны средства… – начал было священник, но БО перебила его:

– Миша, у моих сотрудников нет проблем со средствами. Ты лучше объясни девушке, чего тебе… нам от нее нужно, – и буркнула в коммуникатор: – сделай, дружок, нам кофе с чем-нибудь.

Отец Михаил рассказал о том, что к грядущему в этом году двадцатилетнему юбилею установления Правительственного Дома, который совпадает с шестидесятилетием государя, готовится празднование имперского размаха. У неких людей, скажем так, имеющих отношение к событиям тех лет, появилась идея подготовить роскошное подарочное издание для раздачи важным персонам, приглашенным на торжество. Наряду с материалами официальными предполагалось разместить там и воспоминания тех, кто принимал участие в подготовке Дня коронации, занимался оформлением этого события. Оказалось, что отец Михаил входит в состав редколлегии издательского проекта, хотя в те годы ходил пешком под стол. Но, как самому молодому члену редколлегии, ему приходится больше всех заниматься техническими вопросами.

А в Салониках, по его словам, живет один из деятелей Реставрации. Тогда он работал в нашем консульстве и вел переговоры с Константинопольским патриархом, а также с афонскими старцами, приглашая их на церемонию коронации. Московский патриархат поручил это дело мирянину, на то были основания, о которых сейчас мало кто помнит. В консульстве его звали Костя Васильев, хотя был он Костас Василикос. Супруга Кости владела крупной дизайнерской фирмой, оформлявшей, среди прочего, резиденции европейских монархов. У них должны были сохраниться эскизы, предварительные проекты, которые желательны в исторической части, а воспоминания о переговорах, увы, безуспешных, сделают материал более теплым, что ли…

На вопрос Ольги, а почему просто не связались с ними по навигатору или через консульство, священник и Наталья Викторовна переглянулись, и отец Михаил лаконично пояснил, что пытались, но вот уже два месяца, как по известным номерам никто не отвечает, а соседи говорят, что Костас и Ангелика уехали к какой-то родне, хотя время от времени появляются у себя дома.

– Время поджимает, – сказала БО. – Вот я и прикинула, что, если тебе будет не в тягость, может, прокатишься до Салоник, глянешь, на месте ли этот дрыщ. Но только не в ущерб отдыху! – добавила она, строго подняв палец. – Неделю как минимум никаких телодвижений, и если мы сами не найдем человечка, то я тебе пришлю сообщение.

– А ваши воспоминания войдут в сборник? – Ольга набралась смелости и попросила: – Экземплярчик хорошо бы…

– Губу подбери, – ответила БО, но тут же смягчилась. – Насчет экземпляра не знаю, номерное издание, раздавать только вип-персонам будут, мне тоже может не перепасть. Но если будешь себя хорошо вести, при случае расскажу, о чем можно или чуть больше.

При посадке немножко тряхнуло, но сели нормально. Она взяла беспилотник, но он оказался бестолковым и все время порывался увезти ее в Афины. Пришлось бросить у ближайшего хаба и пересесть на нормальное такси. По дороге обратила внимание на большую территорию у въезда в Неа-Каликратию, огороженную высокой глухой стеной и колючкой поверху. Как ей потом объяснили – «места для передержки» беженцев и мигрантов из Африки. Над стеной возвышалось высокое строение из стекла и бетона, с большим красным крестом на фасаде.

Море и пляж не разочаровали Ольгу. Туристов было мало, не сезон, но кабачки и ресторанчики все равно забиты – у греков, казалось, каждый день выходной. Приставали к ней вяло, как-то дежурно, что ли, поддерживая реноме темпераментных сердцеедов. На эти подходы Ольга лишь улыбалась, отвечала «охи», то есть «нет», даже не пытаясь понять, что там лопочет кучерявый абориген. Карту с обозначением мест, куда не рекомендуется ходить и ездить, выдал портье. Он же на хорошем английском посоветовал не пользоваться общественным транспортом без знакомого мужчины. И добавил по-русски: «Чьорножьопие приставают».

Всю неделю Ольга предавалась, как она для себя определила, тупому пищеварительному отдыху. А когда средиземноморская кухня ей приелась и она стала питаться в китайских ресторанчиках, пришло сообщение от БО с просьбой наведаться в Салоники при возможности.

Возможность представилась незамедлительно: на пляже вывесили штормовое предупреждение, матерчатые навесы над витринами магазинчиков и кафешек от сильного ветра наполнили воздух хлопками, похожими на аплодисменты великанов, пыль вперемешку с мусором закрутилась в мелких смерчах…

Добралась рейсовым, на автовокзале по инфо посмотрела, где находится улица Апостола Павла, и взяла беспилотник.

Минут через пятнадцать оказалась перед двухэтажным домом с густым кустарником, усыпанным большими фиолетовыми цветами, вместо ограды. Сверилась с адресом, вспомнила изображения нужного человека на терминале БО и с интересом стала наблюдать, как из багажника стоявшей у дома машины пожилой дядечка, сверкая лысиной, выгружает какие-то пакеты, а молодой, весь в черном, священник заносит их в дом.

Ольга подошла к машине и сказала:

– Костас Василикос, если не ошибаюсь?

Вскоре она сидела на веранде и потягивала холодный сок, а хозяин дома колдовал над джезвой, распределяя кофейную пенку по чашечкам. Молодой священник, Илиас, оказавшийся сыном Костаса, по-русски не говорил, в отличие от отца, у которого даже не было акцента. Костас, узнав, что привело сюда Ольгу, негромко рассмеялся и сказал, что если бы Наталья обратилась к своему брату, то никаких проблем не было бы, у Сергея есть все его контакты, в том числе и приватные. И пояснил, что из-за болезни жены ему часто приходится отлучаться, там, где ее лечат, необходимо отключать все, что может создать помехи медицинской аппаратуре.

– С радостью помогу, чем могу. – Он что-то крикнул в открытую дверь, и через пару минут Илиас, сменивший рясу на джинсы и свитер, принес огромную папку с завязками.

В папке, явно антикварного происхождения, оказались большие листы плотной бумаги с карандашными набросками, акварелями, чертежами и какими-то графиками. К обложке были карманчики, из которых торчали колпачки флешек. Вытащив одну из них, Костас вручил ее Ольге.

– Это вам на память о нашей встрече! Здесь сканы всех материалов, а также запись коронации с трех камер. Сегодня же переброшу все это Сергею, хотя, мне казалось, у него полный архив. Он же был один из организаторов торжеств, а я на подхвате, так, да… Много крови, пота и слез тогда было пролито.

Глаза его затуманились, а сын, взяв одну из чашечек, иронично хмыкнул, глянув на рисунки, и сел в кресло-качалку.

– Молодые не понимают, насколько важны знаки и символы, – назидательно сказал Костас. – Вот вы, милая девушка, наверное, думаете, что такие сумасшедшие деньги можно было бы потратить на более полезные вещи, так, да?

– Ну, я не знаю, – протянула Ольга. – Просто не задумывалась об этом. Видела запись, красиво, конечно…

– В ваших словах чувствуется некое «но». А ведь тщательно продуманный ритуал торжества, связанного с коронацией вашего царя…

– Мы не называем его царем, – поправила Ольга.

– Извините, вашего государя, так, да! Торжества коронации – это эмоциональное закрепление связи правителя с народом! Казалось бы, все просто, побольше парчи, бархата и золота, пафосной музыки, плавности в движениях и сладости в речах, так, да? Нет, не так! Очень трудно создать образ величия и не впасть в соблазн масштабирования простых решений. Как говорит моя супруга, берем костяшку домино и ничего не имеем, но если возьмем миллион костяшек, то можно построить впечатляющую динамичную картину даже в их падении. Сперва мы предложили именно такой вариант. Много всего, богато, так, да! Но Сергей посмотрел на эскизы, пролистал презентацию и ахнул. «Да это же оформление партайтага в Нюрнберге 1936 года!» – сказал он. И был прав – так же висят ровными шеренгами полотнища знамен, возвышение оформлено в «римском» стиле, в когтях двуглавого орла земной шар подозрительно что-то напоминает, ряды прожекторов, устремленных в небо… Вижу, что это ничего вам не говорит, но тогда, в начале сороковых, тема была болезненная. Некоторые из европейских стран объявили, что больше не считают нацистов преступниками, так, да. И за давностью сроков аннулировали все законы и постановления, связанные с событиями тех лет.

Ольга в такт словам Костаса кивала, поднимала брови в нужных местах, но не очень понимала, как дела более чем столетней вроде давности могли отразиться на коронации. Историю она знала неплохо, но, как однажды оценил ее знания старенький преподаватель, – «умозрительно». Исторические романы и фильмы смотрела с удовольствием, но без особых эмоций, как красивые или страшные сказки для взрослых.

– Сложные были времена, – продолжал Костас. – Тогда, помню, почему-то решили стребовать с России компенсацию за якобы нанесенный ущерб. В ответ ваш ца… государь, который только-только сформировал первое правительство, привел все вооруженные силы в готовность номер один и поднял в воздух стратегические бомберы, под завязку набитые гиперзвуковыми блоками. Мы с соседями начали копать убежища, но Европа быстро подобрала слюни и заявила, что ее не так поняли. Так, да…

Старик потер подборок и вздохнул.

– Сложные времена, да, но мы были молоды и головы полны идей, и сил хватало на любые подвиги. Я и моя жена получили именное приглашение на коронацию и очень волновались, как бы что-то не пошло не по сценарию.

Словно переживая заново труды давно минувших дней, Костас хрустнул пальцами и стал рассказывать, как долго и тщательно вылизывали каждую деталь, каждую реплику, сколько людей было задействовано в подготовке. Ольга незаметно включила навигатор на запись, вдруг именно этих воспоминаний и ждет Наталья Викторовна. Запись одновременно сопровождалась трансляцией на ББ – квантовый компьютер департамента, прозванный «Большим Братом».

Между тем старик рассказывал, как долго Сергей сражался с городскими властями, и если бы не поддержка Государя, то вряд ли бы удалось снести уродливую коробку Дворца Съездов и воздвигнуть на этом месте огромный Храм Царю Искупителю, как бы в покаяние за грехи минувшие и во имя грядущей благодати Божьей славы. А вот в самом храме вся помпезная атрибутика ритуала помазания на царство была сведена к минимуму. Нарочито строгая и какая-то «военная» обстановка, у алтаря государь принимал от патриарха корону, скипетр и державу в окружении соратников, а допущенные лица в строгом молчании внимали песнопению на хорах. Больше всего Костас жалел, что афонские старцы так и не смогли прибыть в Москву на коронацию и благословить государя, о причинах говорил смутно, намекал на какие-то интриги Константинопольского патриарха, опасения греческих властей испортить отношения с соседями, в общем, политические дрязги, пришла к выводу Ольга.

– И все же он нарушил сценарий! – хлопнул ладонью по столешнице Костас. – Он должен был встать на одно колено, а преклонил оба. Народ, впрочем, оценил, так, да.

Потом старик рассказал, что больше всего они опасались за продолжение ритуала на территории Кремля. Вот там и развернулись со всей византийской пышностью, вот где хватало знамен, колонн, увитых цветами, звонкой меди оркестров, поднесения даров представителями поместных соборов и земских собраний… В общем, радость для гостей и скрежет зубовный у охраны. Четыре покушения удалось предотвратить за день до коронации, одного смертника перехватили у Боровицких ворот, причем с именным приглашением. Как потом выяснилось, приглашение было настоящим, но того, кому оно предназначалось, позже нашли в одном из моргов.

О военном параде Костас рассказывал скупо, пояснил лишь, что он предлагал массовый запуск воздушных шаров и разбрасывание цветов как символ миролюбия. Но, тут он вздохнул, время было такое, что демонстрация силы лучше способствовала миру. И одновременный с воздушным парадом вывод на орбиту тяжелой платформы с шестью космонавтами на борту тоже вписался в церемонию коронации.

Ольга в общих чертах все это помнила из школьного курса современной истории, из фильмов и клипов, но в воспоминаниях старика день коронации обрастал деталями, закулисными подробностями, мелкими черточками, наполняющими картину плотью и кровью.

Ее развеселила история о том, как перед коронацией в Москве объявился какой-то африканский царек и попросился вместе со своим народом в состав Российской империи. Папа царька, мол, в свое время учился в Москве и перед кончиной оставил сыну тайное завещание, в котором объявлял его русским по матери и велел возвращаться в лоно своей истинной Родины. Его собрались было гнать взашей, со всем уважением, естественно, потом на всякий случай посмотрели, где находится территория этого новообразования, признанного, кстати, рядом государства и несколько оторопели – земля царька оказалась богата на редкоземельные элементы, графит, алмазы и цветные металлы. Подписали договор о вечной дружбе, протекторате, оборонном союзе и еще массу других, не менее важных договоров на предмет всерьез заняться в будущем этим нечаянным приращением земли Русской.

«Так вот как появился наш анклав к югу от экватора», – подумала Ольга. Ее отец несколько лет служил в тех краях на большой морской базе Российского военного флота и привозил безделушки из черного дерева, которые мать после смерти отца все повыбрасывала, пугали ее эти странно изогнутые фигурки с масками вместо лиц.

– Три дня мы были на празднике, но моей жене нездоровилось, и пришлось возвращаться, нельзя было надолго прерывать процедуры. С тех пор я нечасто бываю в Москве, хотя Сергей зазывает в гости. Сегодня же поговорю с ним, пусть сам ко мне приезжает. Узо попьем, он нашу национальную самогонку в те годы очень уважал, так, да.

– А что с вашей супругой? – сочувственно спросила Ольга. – У меня есть знакомый врач в клинике департамента…

– Вряд ли ей что-то поможет, – обреченно махнул рукой Костас. – Против наследственности нет игры, ей даже редактура генома не помогла, какое-то редкое отклонение от нормы, разновидность неизвестной до сих пор талассемии у взрослых…

Слабый скрип кресла-качалки, фоном идущий под разговор Ольги с Костасом, вдруг пропал. Илиас подошел к ним и что-то сказал отцу.

– Вы где остановились? – спросил Костас.

Ольга решила, что гостеприимные хозяева, наверное, предлагают, как говорится, стол и кров.

– Спасибо, – сказала она. – Я хорошо устроилась. В Неа-Каликратии нормальная гостиница, мне там нравится. Вы были в Неа-Каликратии?

В следующий миг ей показалась, что на голову рухнул потолок, и она потеряла сознание.

Когда Ольга с трудом разлепила глаза, то обнаружила себя не на веранде, а в комнате без окон, похожей на большую кладовую или даже подвал. Костас навис над ней, похлопывая по щеке, Илиас стоял за спиной отца, мрачно буровя ее черными глазами, а сама она была привязана свернутой жгутом простыней к спинке стула.

– Извините моего сына, – сказал Костас. – Когда речь идет о здоровье матери, он идет на все и не может остановиться. Как отец я его понимаю, у него рано или поздно будут те же проблемы, что и у моей Ангелики. Скажите нам правду, зачем вы сюда приехали, и мы попытаемся решить наши проблемы мирно и спокойно.

– Что… – начала было Ольга хриплым голосом и зажмурилась от головной боли. – Что это было, в чем дело, почему вы меня связали?

– Спокойно, спокойно, не надо волноваться. – Костас что-то сказал сыну, и тот, злобно зыркнув на нее, вышел из помещения.

Но почти сразу же вернулся со стаканом воды, в которой, растворяясь, пузырила большая таблетка.

– Выпейте это, вам станет легче, – голос старика резал уши.

Ольга на миг испугалась, что ее отравят, но потом сообразила, что, пожелай они ее прикончить, уже, наверное, закопали бы. Под кустиками с фиолетовыми цветами.

– Развяжите хотя бы одну руку, – попросила она. – Как же я выпью?

Старик укоризненно покачал пальцем.

– Нет, нет, милая девушка, я знаю, чему учат в вашем департаменте. Видел наставника Страшную Бороду в деле, так, да. Больше скажу, он и меня давно очень натаскивал, но здоровье не позволило, а потом начались проблемы с гражданством… Одним словом, пей, я помогу не облиться.

Илиас что-то сердито пробурчал, но старик отмахнулся.

– Случись все по-другому, я мог быть, например, твоим начальником. Но жизнь разбрасывает людей, одним одно, другим другое.

К чему все эти пустые слова, хотела спросить Ольга, но промолчала, пытаясь быстро прокачать ситуацию. На психов эта странная семейка не была похожа, но на теме здоровья, кажется, у них сдвиг. Таблетка, видимо, помогла, голова перестала болеть и даже стала как будто невесомой.

– Понимаю, что у вас проблемы с болезнью жены, – как можно мягче сказала она, – но какое я имею к этому отношение? Разве хоть одним словом я обидела вас?

– Ты нас за кого, девчонка, принимаешь? – удивился Костас. – Возможно, по молодости лет не сообразила, что, назвав Неа-Каликратию, выдала себя. Хвала небесам, что наши власти без фанатизма относятся к новой медицине, они сами с радостью воспользуются шансом на… Хм, ну, что я говорю известные вещи, перед заданием тебя, конечно, проинструктировали.

– Ничего не понимаю, – честно сказала Ольга и расхохоталась.

Ей стало смешно при виде двух насупленных греков, которые, словно насильники из комедийного ужастика, связали ее и теперь не знают, что с ней делать.

– Вы бы на себя посмотрели, – давясь от смеха, еле выдавила из себя, пытаясь остановиться, что-то было не в порядке, но мысли, как воздушные пузырьки, с веселым треском рассыпались серебряными искрами.

Отец и сын понимающе переглянулись.

– Нам тоже весело, – вкрадчиво сказал Костас. – Давай посмеемся вместе. Что сказал Сергей, отправляя тебя на задание?

Хихикая, Ольга спросила, а кто такой Сергей, а услышав, что это брат ее начальницы, ответила, что не знакома с ним. Слово за слово, она рассказала все, о чем говорили с ней Наталья Викторовна и отец Михаил перед отпуском, рассказала, как за два месяца до того бронировала номер в гостинице, и даже призналась, что Витька-Китаец ей нравится, но в последнее время куда-то часто исчезает, как стал любимчиком начальства, так загордился…

Илиас явно не понимал ни слова, а у Костаса челюсть отвисала все ниже и ниже. Старик помотал головой и начал задавать вопросы по второму кругу, но Ольга лишь добавляла несущественные детали, вроде того, сколько лет, на ее взгляд, было отцу Михаилу и почему БО не идут отложные воротнички…

Потом вдруг Костас так заорал на сына, что Ольга как была привязанная к стулу, так и подпрыгнула с ним, рухнув на бок и чуть не приложившись головой к деревянным доскам пола. Ее не стали поднимать, а старик, разошедшись, все время поминал какое-то «море», а потом, резко выдохнув, замолчал. Тут и Ольга перестала хихикать, а в затылке разлилась тупая боль.

– Вот что мне с тобой делать, глупая девчонка? Мой сын – идиот, тупой кусок мяса, глупое животное! Он решил, что ты поисковик из команды ликвидаторов и обнаружила в Неа-Каликратии базовую станцию. Мне тебя жаль, но здоровье жены и свобода сына, извини, дороже.

– Ничего не понимаю, – морщась, сказала Ольга. – Может, все-таки поднимете меня? И, как полагается злодеям, расскажете, перед тем как убьете, о чем вообще идет речь?

Старик сделал жест ладонью, и, крякнув, Илиас привел стул вместе с Ольгой в вертикальное положение.

– Ты храбрая маленькая девочка, и мне тебя действительно жаль…

– Это вы уже говорили, – перебила его Ольга, надеясь, что не обмочится от страха, а ей и впрямь было до ужаса страшно.

– Говорил, так, да. Но мы не злодеи. Ты не понимаешь, что такое видеть, как из твоей любимой жены или матери по капле неумолимо вытекает жизнь, и ты ничего не можешь сделать. И никто не может. А когда появляются смелые решительные ученые, которые могут, в некоторых странах их объявляют преступниками и даже охотятся за ними в тех странах, где они вовсе не преступники. Чем же такие охотники отличаются от террористов? В глазах международной общественности, да и для любого просвещенного человека жизнь – самое главное достояние.

– Ничего не понимаю, – сказала Ольга, хотя начала догадываться, о чем идет речь, – в департаменте ходили слухи о запрещенных экспериментах, о трансгуманистах, о высоком начальстве, каким-то образом ведущем с ними тайную борьбу. – Я-то чем мешаю выздоровлению вашей жены?

– Ничем. Просто, как говорят в дурных фильмах, оказалась в ненужное время в ненужном месте.

– Разве священникам не запрещено убивать? – с плохо скрываемым отчаянием спросила Ольга. – Его Бог накажет.

Костас, скривив губы, что-то сказал сыну. Тот воздел руки и, потрясая ими, что-то прокричал.

– Он не будет вас убивать, – сказал Костас. – Но он отрекается от Бога, если это поможет вернуть здоровье его матери. Я тоже не буду вас убивать. И мне плевать, куда я попаду после смерти.

С этими словами он вышел из помещения, а за ним, сплюнув на пол и смерив ее презрительным взором, последовал Илиас. За дверью о чем-то бурно заговорили, потом дверь распахнулась, в комнату ворвался Илиас и, задрав рукава ее блузки, содрал с запястья навигатор. Бросил на пол и растоптал его. Проверил, надежны ли узлы, и ушел. Лязгнул засов, потолочная световая панель погасла.

Ольга прислушивалась к звукам наверху. Ничего не было слышно, наверное, это подвал, решила она. Попыталась освободиться от пут, напрягая и расслабляя мышцы, но узлы были закручены со знанием дела.

Сколько она просидела в темноте, она не знала. Мучительно хотелось пить, порой она проваливалась в какой-то полусон, перед глазами возникали цветные пятна. Она понимала, что ее попросту оставили умирать от жажды и голода в подвале, и догадывалась, что смерть придет быстрее оттого, что затекут связанные руки и ноги. Но при этом почему-то была уверена, что Бог не оставит ее в этой тьме, и поэтому даже не удивилась, когда над головой раздался топот, послышались голоса и кто-то, открыв дверь, громко заговорил.

– Не понимаю по-гречески, – прошептала она, теряя сознание.

В больнице ее продержали два дня. Хотя консул рекомендовал полежать недельку, гарантируя оплату сверх страховки, она отказалась и ближайшим рейсом вылетела домой. Следователь пару раз заходил в палату, выслушал ее объяснение – была похищена двумя извращенцами, нет, их лиц не видела, нет, физического насилия сексуального характера ей не успели причинить, нет, она не знает, кто позвонил в полицейский участок и заявил, что по такому-то адресу держат похищенную туристку, нет, она не имеет претензий к работе полиции и благодарна за спасение, нет, она не знает, кто является хозяином дома и где он сейчас находится… Последний вопрос был скользким, Ольга даже была благодарна Илиасу за растоптанный навигатор, в котором находился адрес Василикоса. Она быстро сообразила, что в режиме трансляции квантовый компьютер департамента вычленил некоторые ключевые слова и задействовал нужные протоколы. Прослушать запись и позвонить в участок – дело нехитрое.

По наводящим вопросам она выяснила, что в доме никого не обнаружили. Опросили соседей, те заявили, что давно не видели хозяев. Полиция пришла к выводу, что извращенцы попросту облюбовали пустующий дом для своих забав. О большом пожаре на огороженной территории вблизи Неа-Каликратии она узнала случайно, когда вместе с сотрудником консульства возвращалась в гостиницу за своими вещами. Большое здание с красным крестом на фасаде выглядело отвратительно – крест превратился в перекошенную конструкцию из ржавых труб, а фасад пугал черными проемами выгоревших этажей. «Вот оно как, значит», – только и подумала Ольга.

Письменный отчет, кокетливо названный «Как я провела отпуск», Наталья Викторовна швырнула, не глядя, в корзину для мусора. Велела не суетиться, референта погнала в буфет за свежей выпечкой, а сама достала из недр офисного стола початую бутылку коньяка, судя по названию непонятными буквами, армянскому.

– Это мне, – сказала БО. – Заставила понервничать. Кто же мог знать, что приключения к тебе так и липнут.

В кабинет без стука вошел высокий седовласый мужчина.

– Хочешь коньячку, Сережа? – спросила начальница. – Знакомьтесь, это Ольга, а это Сергей Викторович, мой брат.

– Очень приятно, – сказал Сергей Викторович. – Олег не сможет подойти, он на докладе, – и показал пальцем в потолок.

– Вы тот самый Сережа, о котором говорил… говорил… – Ольга запнулась.

– Он в курсе твоих злоключений, – пояснила Наталья Викторовна, грея в руках бокал с коньяком на самом донышке. – И, да, это он.

Поднесла к носу, вдохнула, отложила бокал в сторону.

– Похвально, похвально, – пробормотал Сергей Викторович, благожелательно поглядывая на Ольгу. – Мы не ошиблись в таком перспективном кадре, – обратился он к БО.

– Ну! – только и ответила начальница и добавила: – Я так понимаю, что еще одно клопиное гнездо выжгли?

– Бери выше, там целая змеиная кладка была. Да еще при такой кормовой базе.

Ольга понимала, о чем идет речь, но БО приучила своих сотрудников проявлять рвение в меру своего статуса.

Появился референт Степан с большим подносом, заставленным тарелками, от которых исходил коричный аромат свежего штруделя. Поставил на столик у окна, подмигнул Ольге и, выходя, пропустил в дверь отца Михаила.

– А теперь, – сказал Сергей Викторович, – расскажите обо всем, что сочтете важным, а потом о том, что вам кажется второстепенным.

Через полтора часа Ольга почувствовала себя досуха выжатой. В горле пересохло. Когда она хотела взять бутылочку с минеральной водой, Сергей Викторович покачал головой и отодвинул бутылку. Ольга слегка растерялась, потом рассердилась и начала занудно перечислять самые мелкие и незначительные детали, запомнившиеся ей, да к тому же пытаясь на ходу укладывать их в некое подобие целостной картины. Увлеклась и не обратила внимания на то, как Сергей Викторович налил воды и пододвинул к ней стакан. Заметила, смолкла на полуслове и медленно выпила. Она поняла, что это был какой-то тест, но смысл его пока был непонятен.

– Что же, мне все ясно, насколько это может быть ясным, – подытожил Сергей Викторович. – Я сообщу Олегу свое мнение. Буду рекомендовать в сводную группу, если согласишься курировать ее работу.

– Кого – ее? – въедливо спросила БО. – Группы или Ольги?

– Не прокатило, – усмехнулся Сергей Викторович. – На твое усмотрение. Всех благ!

И ушел. Наталья Викторовна молча крутила бокал в руке. Отец Михаил сочувственно посмотрел на Ольгу.

– Как же так? – вдруг сказала Ольга. – Ведь он же священник!

– Страх смерти порой бывает хуже любого соблазна, – грустно ответил отец Михаил. – А тут еще тебе обещают не только исцеление родного человека, но и долгожительство, с перспективой на бессмертие. Не всякий устоит. И плата поначалу будет невелика – закрыть глаза на этически мутные эксперименты, где-то поддержать нужного человека, где-то вовремя предупредить, особенно если вхож во властные круги… Незаметно человек оказывается в тенетах соблазна, а назад пути не ищет и даже оправдывает свои прегрешения. Шаг за шагом, и вот он – соблазн вечной жизни, хотя по слабости ума они не понимают, что вечная жизнь – это ад. Но, чтобы не сойти с ума, они становятся служителями ада, а затем ищут, как превратить нашу жизнь в ад. Компенсаторные механизмы, яти их корень, психики, прости Господи!

Отец Михаил перевел дыхание и заговорил вполголоса:

– Страшно, когда человек теряет веру, еще страшнее – когда веру теряют пастыри. Апостасия – сиречь вероотступничество – разрушает их души необратимо, ибо сказано, что апостатам несть спасения. Горе им, и горе нам, не способным помочь и спасти.

– Не пугайте мою сотрудницу, отец Михаил, – усмехнулась Наталья Викторовна. – Вы несите слово Божие людям, а уж нам оставьте делом защищать его творения. Вот еще одно дьявольское гнездо выжгли, отступил враг хоть на шаг или даже два – чем плохо?

– Пути Господни неисповедимы, – грустно сказал отец Михаил. – У меня нет простых ответов.

– У меня тоже, – ответила Наталья Викторовна и замолчала.

За неплотно закрытой дверью с кем-то переругивался по навигатору Степан. Отец Михаил, опустив голову, разглядывал узор на ковре, а БО осторожно поставила бокал на край стола. Ольга подумала, что с возрастом она, наверное, тоже будет все усложнять. Вот добро, а вот зло. Выбери сторону и сражайся.

– Так я пойду? – спросила она и, дождавшись кивка Натальи Викторовны, попрощалась с отцом Михаилом.

В лифте она вдруг подумала, что от депрессии, которой страдала ее мать, вряд ли могут исцелить даже эти злодеи. Мысль была мимолетной, и к тому времени, когда она вышла на улицу под весенний дождь, ее занимало лишь одно – как добежать до остановки, не промокнув.