Дмитрий Казаков
Голос тех, кто естьБудущее
Зоя ждала на обычном месте, в скверике на набережной, рядом с «их» лавочкой: копна волос золотится на солнце, белое платье не скрывает изящной фигуры и длинных ног, на плече любимая черная сумочка.
Сашка ускорил шаг, ощутил, как поднимается в сердце радость.
Ровно год назад они познакомились, на посиделках по поводу сдачи летней сессии. Кто-то пригласил ее, Сашка не помнил, кто именно, но вышло так, что на следующий день они встретились снова, и понеслось…
– Опаздываешь! – сказала она, хмурясь, изо всех сил изображая гнев.
Но темные глаза смеялись, и видно было, что она рада, вот-вот бросится к нему в объятия.
Еще бы, годовщина, а это значит – большие планы!
Ну, какие могут себе позволить два небогатых студента.
– Извини. – Сашка покаянно вздохнул. – Я…
Рассказать, что он застрял из-за сбоя в метро, проторчал на перроне двадцать минут, он не успел, поскольку из-за спины донесся суровый голос:
– Гражданин Барсов?
Брови Зои сошлись к переносице, глаза расширились, она вскинула руки ко рту.
Сашка повернулся и обнаружил, что на него смотрят двое мрачных полицейских: кокарды на фуражках, украшенные имперским гербом, будто светятся, форма отглажена так, что швами можно бриться, на поясах болтается всякая всячина от наручников до портаптечки.
– Да, я… – ответил он, хотя вопрос был задан для формы: данные с имплантата они уже считали и знали, кто перед ними.
Как и он знал, что видит лейтенанта Васина и сержанта Гулиева, оба при исполнении.
– Пройдемте с нами, – сказал лейтенант.
– Но куда? За что?! Я ничего не сделал! – воскликнул Сашка, судорожно пытаясь сообразить, чем он мог привлечь внимание полиции.
Ну да, случилась гулянка в общаге после того, как они удачно съездили на первенство области и вернулись с медалями, но это же в марте, три месяца назад, и если штраф до сих пор не пришел, то и не придет, и все сошло с рук!
– Пройдемте, – повторил лейтенант. – У нас приказ.
А сержант Гулиев выразительно нахмурился и даже оскалился, без слов сообщая, что лучше не делать глупостей.
– Вы его задерживаете? – встряла Зоя.
Если Сашка учится на инженера, то она будущий юрист и законы империи уже сейчас, за год до выпуска, знает так, что вполне может и адвокатом работать, и судейскую мантию примерять.
– Да. – Лейтенант позволил себе улыбнуться.
– Тогда предъявите документ-основание, ордер или постановление суда, – потребовала Зоя, улыбка исчезла с ее лица, ставшего вдруг очень-очень серьезным. – Иначе…
– Еще чего… – начал сержант, но лейтенант придержал его за рукав.
– Легко, – сказал он. – Ордер доставлен гражданину Барсову. Ознакомьтесь. Девушка, а вы кто? У вас есть лицензия адвоката?
Зоя прикусила губу: законы в голове – это одно, а документ – совсем другое.
Она это знала прекрасно.
Сашка быстро глянул во входящие, открыл сообщение, на которое пять минут назад не обратил внимания, поскольку торопился на встречу: «шапка» городской управы, подписи и печати на месте, и грозный вердикт выделен так, что не пропустишь: «ЗАДЕРЖАТЬ ДО ВЫЯСНЕНИЯ НА СРОК ДО 24 ЧАСОВ».
– А в чем меня… обвиняют? – пробормотал он, ощущая смесь гнева, страха и удивления.
– Если бы обвиняли, то мы бы не стали и говорить. – Лейтенант пожал плечами. – Недоразумение, я полагаю. Начальство разберется. Девушка, вы не волнуйтесь так. Отпустим мы вашего милого…
Но Зоя не собиралась сдаваться просто так.
– Перекинь ордер мне, – велела она. – Я тете дам знать.
Тетка у нее работала адвокатом, и не в последней конторе, вела дела и в самой столице.
– Не выйдет, – сказал лейтенант. – Блокировка.
И точно, Сашка потерял сеть, словно из центра большого города перенесся в глухой лес, откуда до ближайшего жилья сто километров и куда даже спутники не заглядывают. Невольно взмахнул руками, мир вокруг опустел, из него исчезли информационные костыли, без которых для современного человека и жизнь не жизнь.
– Не балуй! – Пальцы сержанта Гулиева стиснули предплечье точно клещи: полицейский истолковал движение Сашки несколько превратно.
Затрещал шокер.
– Что вы делаете! – закричала Зоя, и кое-кто из гулявших по набережной обернулся в их сторону.
– Тихо, девушка, – отрезал лейтенант. – А то впаяем вам препятствие закону. Гулиев, отпусти его. Ведь перед нами добрый гражданин империи. И он пойдет сам. Двести метров до того места, где ждет машина. Неспешно и тихо, в прогулочном ритме. Никаких наручников. Ведь так? – последнюю фразу он подчеркнул.
Клещи на предплечье разжались, сержант отступил на шаг.
– Конечно, – сказал Сашка, ощущая, что на плечи ему лег груз минимум в тонну. – Зайка, я дам знать, как и что… сразу же…
Невыносимо больно было смотреть на Зою, как она стоит, вытянувшись, прижав руки ко рту, глядит с обидой и отчаянием: вот тебе и годовщина, вот и погуляли, и отметили.
Он попытался улыбнуться, подбодрить ее, а затем, опустив голову, потащился следом за полицейскими.
Прошлое
Яркий свет, бьющий в глаза. И боль. Это он осознает первым делом.
Совсем не та боль, к которой он привык за последние годы, та обитает в одном месте, за грудиной, эта же вспыхивает во многих местах: запястья, лодыжки, спина, шея и голова, та пульсирует, едва не разрывается.
– Вы открыли глаза, Станислав Петрович, – голос доносится из-за света, глухой, будто стертый. – Это хорошо. Давайте же побеседуем как цивилизованные люди. Ха-ха.
Он напрягается и понимает, что сидит на жестком стуле, а тело охватывают веревки.
Где он? Как сюда попал? В памяти обрывки, стыкуются с трудом…
– Неужели мы перестарались? Ха-ха. Ну да, дозировку подбирали на ходу. Импровизация, ха-ха.
Он вспоминает: вечер, кабинет, приступ, вызов «Скорой помощи», она является с невероятной скоростью, и ничего удивительного, человеку его статуса положен особый пригляд. Голова проясняется, боль стихает, он пытается пошевелиться, ножки стула постукивают по полу.
– Не пробуйте освободиться, Станислав Петрович, – в голосе ни насмешки, ни злости, спокойная деловитость, и все же он звучит жутко. – Вас связали профессионально.
Теперь он понимает, что его собеседник говорит с акцентом, не южным, не северным, а заграничным, но не каким-то определенным, а словно составленным из дюжины других.
Он за последние годы общался не с одним десятком дипломатов, слышал разные варианты русского, но с таким не сталкивался.
– Вы… – Язык словно кусок пемзы в полости из камня. – Вы похитили меня?
– Разум возвращается к вам, Станислав Петрович, и это не может не радовать, – констатирует голос. – Именно ваш разум нам и нужен. И сведения, в нем обитающие. Ха.
– Но вас же… вы не могли уехать незамеченными… вас же поймают…
Обмануть систему безопасности и похитить члена императорского Государственного совета прямо в центре столицы возможно, он сам тому прямое доказательство, но вот сделать это незаметно и уйти живыми похитителям не удастся.
– Пусть, – голос за светом полнит равнодушие. – Им достанутся лишь тела. Ха-ха.
Он облизывает губы, шершавые, точно морской песок, пытается собраться с мыслями. Вертит головой, но все вокруг тонет во тьме, и только проклятая лампа светит прямо в глаза.
Понятно, клоны, носители сознания другого человека, который может находиться где угодно, хоть на другом континенте. В руки спецов из службы охраны попадут лишь биологические машины, колоды мертвого мяса с вживленным в мозг управляющим контуром.
Как только на него перестает поступать сигнал, такая «оболочка» мгновенно лишается разума, но пока трансляция идет, клон ничем не отличается от обычного человека. У империи подобной технологии нет… пока нет… а вот кое у кого она есть.
– Ну что, Станислав Петрович, вы будете говорить? Не хотелось бы вас ломать… Сами понимаете, мы можем.
Он снова облизывает губы.
Да, о похищении бывшего министра из его собственного особняка наверняка стало известно, и спецслужбы роют носом землю.
Имплантат, естественно, заглушен, и его единственный шанс – тянуть время.
– Дайте воды, – просит он.
– Нет. – Свет становится ярче, во мраке что-то движется, формы, колыхания. – Станислав Петрович, вы не на курорте, и условий мы вам создавать не собираемся. Принесете пользу – вам не будет хуже, если же заартачитесь…
Движение продолжается, он видит крепкую мужскую руку, в ней странный предмет: то ли гибкая трубка, то ли отрезок толстого провода цвета морской волны, и на конце горит золотистая искорка.
– Это нейроконнектор, – сообщают ему, – и если надо, то мы пустим его в ход. Понимаете? Ха-ха.
Он отшатывается так резко, что едва не опрокидывает стул, голову вновь опутывает пульсацией, веревки режут плоть, и в ноздри лезет густой запах крови.
– Да, я буду говорить, – произносит он, растягивая слова, морщась от боли. – Хорошо-хорошо. Что вы хотите знать?
Хочется надеяться, что счет идет на минуты, что служба охраны давно взяла след и мчится сюда, где бы это «сюда» ни находилось, а находиться далеко от его дома оно не может. Имплантат заглушили, но время тот все равно показывает, похищение состоялось два часа пять минут назад.
Рука с нейроконнектором отодвигается, искорка гаснет.
– Нам очень интересно, – произносит голос с все тем же непонятным акцентом, – кто будет следующим императором.
Будущее
Сашку привезли в губернскую управу, завели через боковой вход, и вскоре он оказался в небольшом, но светлом и с высоким потолком кабинете – никаких решеток, обычный письменный стол, на стене портрет императора в гвардейской форме, известное всему миру лицо с бородкой, блестят эполеты.
Человек, пятьдесят лет правящий одной седьмой частью земного шара.
– Сиди здесь, – велел лейтенант. – Хозяин сейчас придет.
Сашка вздохнул и опустился на стул.
Понятно, что никто его не сторожит, но на побег отважится только полный идиот – все под камерами, выследят и поймают в считаные минуты, и уж тогда с ним миндальничать никто не станет.
А кроме того, он ни в чем не виноват! Ему нечего бояться. Недоразумение.
Не успел Сашка как следует заскучать, как вошел невысокий офицер с усиками, вполне дружелюбный на вид.
– Ага, гражданин Барсов, – сказал он и плюхнул на стол пачку документов; поверхность того тут же осветилась, выдвинулся монитор, протаяла клавиатура. – Капитан Савицкий.
– Очень приятно, – отозвался Сашка. – А можно узнать, почему я здесь?
Офицер устроился в кресле, задумчиво огладил усики.
– Бояться я бы на твоем месте не стал, – сообщил он. – Ты не обвиняемый.
– Тогда кто? Свидетель? – Тут Сашка пожалел, что будущих проектировщиков буровых комплексов не учили юриспруденции от слова «никак», а болтовню Зои он слушал всегда вполуха.
Кому нужна унылая лабуда вроде процессуального права и Гражданского кодекса?
Едва вспомнил о Зое, как вернулось беспокойство – не позвонила бы она с перепугу его родителям. Мать, узнав, что сына забрали в полицию, точно расплачется, ну а отец… ему наверняка придется вызывать «Скорую», как в прошлом месяце, когда сеструха заявила, что валит из дома, и это в шестнадцать!
Не зря отца пять лет назад на пенсию списали да инвалидность присвоили.
– Точный ваш статус на данный момент я затрудняюсь определить. – Капитан развел руками. – Ограничимся термином «временно задержанный», а срок в ордере указан. Хотите чая?
– Но почему меня задержали? – спросил Сашка.
Но офицер, похоже, отвечать не собирался, а в ответе на собственный вопрос не очень-то и нуждался. Из ящика стола появилась чашка, вскрытая упаковка печенья, баночка с заваркой и сахарница, на тумбочке загудел, завибрировал небольшой чайник.
– Беспокоиться не надо, – приговаривал капитан, совершая манипуляции со всеми этими предметами. – Сейчас кипяточку плеснем, если меду надо, то у меня оставался. Погоди-ка…
Дверь открылась, и в кабинет шагнули двое.
Короткие стрижки, цепкий взгляд, оба невысокие, но жилистые, один смуглый, другой с родинкой на щеке.
– Это он? – спросил первый вместо приветствия.
– Да, – отозвался капитан, лицо которого в этот момент потеряло все дружелюбие.
– Ну так мы его забираем, – продолжил смуглый.
– Кто вы такие? Что вам от меня нужно? – спросил Сашка.
Считывать чужие данные можно даже с заблокированным имплантатом, но здесь он будто налетел на гладкую стену без единой трещинки: ни имен, ни должностей или званий.
– Не стоит бояться, гражданин Барсов, – сказал капитан. – Эти люди служат…
– Стоп! – прервал его тот, что с родинкой. – Он узнает в свое время. А пока рано. Многие знания – многие печали. Пошли, юноша.
– Куда? – Тут Сашка разозлился по-настоящему. – Кто вы такие? Что вам надо?! Отстаньте от меня!
Сначала полиция, а теперь вообще какие-то непонятные типы – нет, тут виной не разбитое окошко в общаге, и даже не та драка на первом курсе, когда один из драчунов загремел в больницу, а остальным грозили серьезные неприятности.
– Все узнаешь, – повторил тип с родинкой. – Небольшая поездка. Туризм.
– Я не поеду!
– Тогда мы потащим тебя силой. – Смуглый улыбнулся, взял Сашку за плечо, вроде бы аккуратно, не клещами, как сержант Гулиев, но от ключицы до самой кисти хлестнула такая боль, что Сашка едва не заорал.
– Пойдем, – сказал тот, что с родинкой. – Это не шутки. Поверь мне, юноша.
– Но… кто… вы? – Боль вроде схлынула, но в нервах остался ее блуждающий след.
По лицам Сашка понял, что ответа не получит.
Он встал, опустив голову, побрел к двери так, будто окончательно и бесповоротно сломан. Мелькнула мысль, что это сон, ее сменила обида – все его предали, начиная с полиции, которая вроде как призвана оберегать граждан империи от разных злобных типов…
Но подобные глупости отступили перед волной железной решимости.
Он не марионетка, он не позволит двигать себя по доске словно пешку, и если его пытаются лишить свободы, то это значит, что он постарается вернуть ее собственными усилиями.
Смуглый шагал чуть впереди, тот, что с родинкой, двигался сзади, и на Сашку они вроде бы не смотрели, но он понимал, что за ним следят, фиксируют каждое движение.
Поэтому первый раз он сунул руки в карманы еще на пороге капитанского кабинета. Тут же вытащил обратно – нервный, суетливый жест испуганного «юноши». Повторил на лестнице, затем в вестибюле, и к этому моменту его конвоиры привыкли, перестали напрягаться.
Они покинули здание через боковой вход и зашагали к стоянке.
Сашка нащупал в кармане ключи – увы, придется с ними расстаться, но свобода важнее. Выдернул руку и швырнул их в ближайший автомобиль, прямо в лобовое стекло. Взвыла сигналка, конвоиры на миг отвлеклись, а он рванул прочь.
Лыжным двоеборьем он занимался десять лет, кмс получил не за красивые глаза и в спринте мог поспорить с легкоатлетами. Стрелять они не будут, шокер бьет на пять ме…
Довести мысль до конца Сашка не смог, получил удар в спину и кувырнулся вперед. Едва успел выставить руки, ободрал локоть об асфальт, зубы клацнули с такой силой, что окажись меж них язык – откусил бы начисто.
На ноги его подняли одним легким рывком, словно упавшего с велосипеда ребенка.
– А вот это зря, юноша. – Судя по голосу, тип с родинкой даже не запыхался. – Опрометчиво.
И Сашку вновь повели к машине, на этот раз придерживая за плечи.
Прошлое
В первый момент он не верит собственным ушам.
Он ждет вопроса о комплексах ПКО нового образца, которые вот-вот будут развернуты на Луне, о бюджете второй марсианской базы, что проходит утверждение в императорском совете, о секретных переговорах с Южной Африкой или о планах экономического давления в Азии…
– Кто будет следующим императором? – повторяет голос за светом. – Мы все знаем. Величество, которое я не могу назвать своим, болеет и не протянет больше года. Согласно своду законов оно должно назвать преемника, а он до сих пор не объявлен. Поэтому мы слушаем вас, Станислав Петрович.
– Я не знаю, – говорит он.
– Неверный ответ.
На этот раз он не видит нейроконнектора, лишь ощущает касание, а затем боль, такую, словно его разрывают на тысячи кусков, склеивают и разрывают вновь, склеивают и разрывают…
Если верить имплантату, то длится она пять секунд, если себе – целую вечность.
– Это всего лишь первая фаза, – сообщает голос. – Дальше будет лишь хуже, ха-ха.
– Послушайте. – Язык повинуется с трудом, и еще что-то не так с легкими, ребра будто задевают за них при каждом вдохе, рвут плоть внутри. – Я не вру. Правда не знаю.
– Вы? Бывший министр экономики, личный друг государя, его давний соратник? Неверный ответ.
Боль еще сильнее, теперь это не боль, а кислота, текущая по жилам, огонь, пульсирующий в нервах, миллионы крошечных червей, жрущих тебя изнутри, все это вместе и еще много того, для чего нет слов в любом языке мира.
Все заканчивается, он обвисает в путах, осознает, что обмочился, горло першит, а в ушах звенит отголосок собственного крика.
– Станислав Петрович, – голос за светом полнит укоризна. – Зачем вы так?
«Тянуть время, тянуть время», – стучит в голове как метроном.
– Я… – Он все же ухитряется облизать губы, хотя сделать это труднее, чем поднять Эверест. – Если вы читали свод, то знаете… император делает объявление сам… только…
В грубой силе он с ними состязаться не может, поэтому должен орудовать тем, что остается в его распоряжении – умом.
– Ну да, – соглашается голос. – У него трое сыновей, но он почему-то молчит. Между тем от того, каким будет выбор, зависит судьба не только вашей страны, но и всего мира, ведь эти сыновья люди разные. И мы должны знать, кого нам обрабатывать.
Он сплевывает, судя по соли на губах, кровь идет горлом.
– Но вы знаете, что дети государя не имеют особенных привилегий и титулов. Термины старой империи вроде «великого князя» у нас не в ходу, и дворянства нет…
Они слушают, и это главное, и надо говорить, говорить, кормить их словами.
Он не очень верит, что хозяева «оболочек» пошли на это похищение только ради того, чтобы получить ответ на такой вопрос, скорее всего, это еще и способ показать силу, породить панику в такой момент, когда император болен и власть может пошатнуться.
– Александр, старший, занимается наукой, он историк, средний, Виктор, офицер, и сейчас он командует полком в Приамурье. Ну а младший, Иван, работает в МИДе, и чем он там точно занят, вы знаете лучше меня.
– К чему это? – недовольно бурчит голос. – К делу, Станислав Петрович. Вы…
– А к тому, что я не хочу получить еще один разряд, когда я скажу вам правду! – перебивает он и, судя по тому, что боль не приходит, делает все правильно. – Слушайте. Легко видеть – ни одного из них не готовят к управлению государством. Понимаете?
Лампа светит так же ярко, тьма за ней столь же непроницаема, но теперь в ней кроется недоумение.
– Они совершенно разные люди, и взгляды у них разные, – продолжает он, – Александр вообще носитель оппозиционных идей, сторонник либерализации монархии, хотя куда уж больше либеральности?
– К делу, – напоминает голос, и рука с нейроконнектором вползает в круг света.
– Конечно. – Он сглатывает, ощущая, как кадык толкается в горло поршнем из раскаленного металла: говорить, говорить, тянуть время, кормить их пустой правдой. – Действительно, согласно главе седьмой параграфу первому Закона об императорской власти государь называет преемника… Но есть кое-что, что в Законе не прописано. Наследника выбирает вовсе не государь. Он только озвучивает имя.
– То есть как? Вы шутите, Станислав Петрович? – В голосе за светом чуть ли не впервые возникают человеческие эмоции: изумление, недоверие, даже капелька злости. – Кто же тогда? Ваш парламент? Императорский совет, где вы заседаете?
– Вовсе нет… – Он снова сглатывает. – Императора выбирает народ.
– Как? – И тьма за конусом ослепительного света хохочет уже на два голоса. – Точно шутите.
Будущее
Что удивительно – за попытку побега Сашку никто не упрекнул.
Его посадили в огромный черный лимузин, взревел мотор, и они понеслись по городу. Поездка закончилась там, где он меньше всего ожидал, – в аэропорту, прямо на ВПП, перед изящным вихрелетом, на боку которого топорщил крылья орел с зажатым в лапах мечом.
Герб императорской службы охраны.
– Забирайся, – велел смуглый, а второй конвоир, что с родинкой, слегка подтолкнул Сашку в спину.
Он вздохнул и полез по трапу.
В салоне ему улыбнулась проводница, немного похожая на Зою, и Сашке вновь стало грустно: когда они увидятся в следующий раз, если вообще увидятся, и как она там? Прогнулось мягкое кресло, обнимая спину пассажира, щелкнули ремни, и вихрелет стремительно пошел вверх.
– Куда мы летим? – спросил Сашка, не надеясь на ответ.
В салоне на двадцать с гаком человек они были втроем, он и два конвоира.
– В столицу, – ответил тот, что с родинкой. – Мог бы и сам догадаться, юноша. Голова у тебя не для красоты.
– А зачем летим?
Тут они переглянулись, и смуглый пожал плечами:
– Нам дали приказ, мы его выполняем. «Зачем» и «почему» – не наша работа.
Взлет закончился, рядом возникла проводница, поинтересовалась, что они будут есть. Сашку накормили так, что он едва не лопнул, причем вещами, какие на стол подают далеко не каждый день, да еще и ободранные локти подлатали, так что настроение у него пусть немного, но улучшилось.
Недоверие же засело во внутренностях, точно пила в вязком дереве.
Простой студент из провинции, ничем не знаменит, родственников в столице нет, и вдруг ради него присылают целый вихрелет? Выглядит глупым розыгрышем, только кто обладает достаточной властью, чтобы шутить подобным образом? И зачем? Никто из больших шишек империи и не должен знать о существовании гражданина Александра Барсова!
Конвоиры слегка изменились после того, как они поднялись в воздух, расслабились, стали меньше напоминать боевых роботов и больше – обычных людей. Выяснилось, что они могут смеяться, как простые смертные, и Сашка несколько осмелел.
– А кто вас отправил за мной? – осведомился он.
– Начальство, – сказал смуглый.
– Скоро ты все узнаешь, – добавил тот, что с родинкой. – Еще полчаса полета. Сорок минут на машине, и ты в Орлином дворце.
Новая императорская резиденция, построенная десять лет назад? Его везут туда?
Вопросов в один миг возникло столько, что Сашка не смог сформулировать ни одного. Посмотрел на физиономии откровенно ухмылявшихся конвоиров и неожиданно для себя поинтересовался:
– И часто вы вот такое делаете? Чтобы кого-то хвать – и в столицу?
Он ожидал, что ему скажут «это секретная информация», но тот, что с родинкой, проговорил задумчиво:
– Первый раз, а я уже десять лет на службе. Обычно мы только охраняем. Императора и всяких прочих…
Его напарник только головой покачал.
Вихрелет пошел вниз, на горизонте появилась частично скрытая облаками столица – изогнутая береговая линия, проспекты, вычерченные как по линейке, ало-бело-голубая глыба Земского собора, вытянутый овал площади Петра Первого, огромный парк и Орлиный дворец в его центре.
У Сашки заложило уши, вихрелет несколько раз тряхнуло, и двигатели начали глохнуть. Едва трап опустился, как к нему подкатил еще один громадный, как айсберг, черный лимузин.
– Давай, пошли, – сказал тип с родинкой. – Только не бегай больше, юноша.
Стюардесса улыбнулась на прощанье, Сашка ступил на трап, полной грудью вдохнул горячего, пахнущего морем воздуха. С небес на него упал рокот взлетающего с соседней полосы вихрелета, и он двинулся вниз, глядя в широкую спину смуглого.
Под ногами оказался асфальт ВПП, рыкнул мотор, сбоку вынеслась сине-белая машина с проблесковым маячком на крыше. Затормозила так резко, что шины даже не взвизгнули, а застонали, едва не врезалась в корму лимузина.
– Ой, – сказала оставшаяся наверху стюардесса.
Сашку ударили в спину второй раз за день, он полетел вперед, не понимая, что происходит. Застрекотало так пронзительно, точно сошло с ума полчище цикад, этот звук перекрыло сочное цоканье.
Смуглый прыгнул вбок, присел на колено, в руке у него оказался пистолет. Выплюнул огонь, раз, второй, но тут Сашка брякнулся оземь с такой силой, что на несколько мгновений потерялся.
Сверху на него кто-то упал, тяжелый, угловатый, придавил к асфальту.
– Что… – начал Сашка и тут сообразил, что это за стрекот, что за цоканье.
В него стреляют! Пули лупят по трапу, по лимузину, по корпусу вихрелета!
Возникло желание пустить в ход ногти, закопаться в землю, исчезнуть куда угодно, лишь бы только не лежать вот так, на виду, чувствуя себя беззащитным, уязвимым, смертным…
Взревел мотор, громыхнуло, вновь завизжали шины.
– Все, кажется, – сказал тип с родинкой, это он упал на Сашку, прикрыл его собой. – Только бы не ушли.
– Не уйдут, – буркнул смуглый. – Хотя там наверняка «оболочки», лови не лови.
Сашка поднял голову: водитель лимузина, судя по всему, резко сдал задом и врезался в машину с проблесковым маячком, сбивая прицел тем, кто палил изнутри. Получив удар, они решили убраться прочь и рванули через ВПП на максимальной скорости.
Он открыл рот, потом закрыл и, только выждав, пока губы не перестанут трястись, спросил:
– Кто это был?
– Если бы мы знали! – Смуглый деловито сменил обойму, убрал пистолет под куртку. – Явно кто-то, не желающий, чтобы ты живым и здоровым прибыл на место. Засранцы нехорошие. И не представились.
– Можно и хуже назвать. – Тот, что с родинкой, поднялся, протянул Сашке руку. – Поднимайся, юноша. За броней машины, поверь мне, тебе будет намного безопаснее.
Сашка сел, встряхнул башкой, пытаясь справиться с головокружением.
Еще два часа назад он торопился на свидание с Зоей, был доволен и счастлив, а теперь сидит на ВПП одного из столичных аэропортов, трясется от страха, в него только что стреляли и едва не прикончили, и он до сих пор не знает, какого черта и почему тут происходит!
Последнюю фразу прокричал вслух, но конвоиры, или скорее телохранители, не стали его слушать, подхватили под руки и запихнули в лимузин.
– Это страшный сон, – сказал Сашка, спрятав лицо в ладони. – Это страшный сон. Страшный… Я сейчас проснусь. Я проснусь…
Прошлое
Боль рушится словно водопад, и она столь сильна, что даже кричать не получается. Он корчится, словно не один нейроконнектор терзает нервную систему, а целая дюжина. Наверняка бьется так, что режет себя о веревки, но не замечает этого, слишком мала дополнительная боль по сравнению с основной.
– Мы не любим шуток, – произносит голос, когда мука наконец обрывается. – Таких, по крайней мере. Ха-ха.
Тянуть время. Говорить. Кормить их словами.
Его спасут. Должны…
Хотя поднимается боль в груди, та самая, от которой помогают только вовремя принятые лекарства и от которой он, если верить врачам, в конечном итоге и умрет. Сегодня. Или через пять лет.
– Я… не… шучу… – говорит он.
Свет такой яркий, что воспринимается почти как тьма, та, запредельная, что за гранью обычного мрака.
– Народ голосует, чтобы выбрать нового монарха? Разве так было полвека назад?
– Нет. Основатель… империи… выбрал себе преемника… и подготовил его… только он сделал еще кое-что… – Он замолкает, собирается с силами, боль усиливается понемногу, и если так все и пойдет, если его не развяжут в ближайшие полчаса, то он отсюда не выйдет.
В семьдесят три года пыточные упражнения не очень полезны для здоровья.
Но ничего, он прожил длинную хорошую жизнь, дети справятся сами, Марина давно ждет его там, за гранью смерти, и терять ему нечего.
– Ну, говорите, Станислав Петрович, – голос хлещет, точно кнут.
Может быть, смолчать? Что они могут сделать умирающему?
Но он знает, что плоть слаба, что еще одной встречи с нейроконнектором он не хочет, предпочитает умереть сам, да и то, что он расскажет, ничем не поможет хозяевам «оболочек».
Да, это секрет, но большей частью по традиции его не раскрывают в силу того, что никто не спрашивает.
Когда все затевалось, основатель империи рассчитывал, что тайна продержится лет двадцать-тридцать, но так вышло, что и спустя полвека в нее посвящены очень немногие.
– Он создал Соборность.
– Что? Это что такое? – голос за светом полнит удивление. – Философский бред?
Ну да, его хозяин не заглушен, он может выяснить значение любого термина в мановение ока.
– Программа массовой чипизации, введение электронных документов в двадцатые, – говорит он, и язык слушается почти как в тот далекий день, когда он защищал диссертацию, посвященную этнорелигиозным общностям Северного Кавказа и не думал о госслужбе, и в другой, более близкий, когда предлагал императору проект новой столицы.
– Она здесь при чем? Станислав Петрович, мы не любим шутить!
Боль слабеет до такой степени, что о ней можно забыть.
– Двести миллионов граждан империи носят в телах двести миллионов имплантатов, связанных в громадную сеть, обладающую псевдосознанием и даже неким подобием разума.
– Что?
Ему не верят, но его это не заботит.
– Соборность включилась сорок четыре года назад, – говорит он, вспоминая, как был ошарашен, когда его самого посвятили в тайну. – Это голос всех, кто живет в России. Именно она, проанализировав колоссальный объем информации, оценив сотни тысяч личностей, выберет… а точнее, выбрала того, кто следующим взойдет на трон.
– Бред! Ерунда! Чушь! Вы за дураков нас держите?! – голос за светом ярится, но нейроконнектор в ход не пущен, и это значит, что он все же сумел их убедить. – Наследником сделать случайного чужака? Какой правитель пойдет на такое? Ха-ха!
– Ха-ха, – словно эхо отзывается он; каркающее, злое, хриплое эхо. – Конечно. Только династический принцип доказал свою несостоятельность очень давно, еще во времена Древнего Рима. Как бы ни был хорош правитель, его сын может оказаться дураком, моральным выродком либо просто не приспособленным к власти человеком. Вспомните, сколько государств рухнуло из-за того, что трон занял тот, кто имел на него право, но не имел способностей и ума?
Спорить с этим бессмысленно, и голос за светом и не пытается.
– Но что помешает старшему сыну императора… или среднему, он решительней… после смерти папы сказать: «Дудки, я так не играю», объявить власть своей, а так называемого наследника, выбранного этой вашей Соборностью, поставить к стеночке? Неужели они все покорно отойдут в сторону?
Грудь взрывается болью, он вздрагивает, стул вновь шкрябает ножками по полу.
– Станислав Петрович? Что с ним? А ну проверь!
Сильные руки хватают его, не дают уплыть в черный туман, покинуть наконец это подземелье, холодный щуп портаптечки касается запястья, за ним следует укол, второй. Дурман отступает, становится легче дышать, разжимается стиснувшая грудь костлявая лапа.
Но он знает, что это ерунда, не поможет, в аптечке нет лекарств, которые ему требуются.
– Ничто… не помешает… – говорит он, – только он этого не сделает никогда… Поскольку знает…
Словно волна бьет в лицо, как тогда в Ялте, когда они с Мариной познакомились. Солнце заглядывает в глаза, теплое, ласковое, и нет в мире ничего и никого, кроме них двоих.
– Стой, старый пердун! Мы не дадим тебе сдохнуть просто так! Все расскажешь! – Пауза. – Давай ему стимулятор. Перестарался ты с нейроконнектором!
– Сколько ты говорил, столько я и делал, – недовольно произносит второй голос, низкий и хриплый.
Еще укол, на этот раз в шею, и он выныривает из яркого миража, возвращается под безжалостный свет лампы, от которого давно обуглилась и слезла кожа на лице, осталось лишь покрытое язвами мясо.
– Сыновья императора знают, – говорит он, – что Соборность им не подчинится. Двести миллионов узлов… двести миллионов имплантатов… и только один управляющий… лишь император может использовать эту Сеть как советчика, может с ней общаться… и эту же способность получит от Соборности следующий ее избранник. Заставить или обмануть ее нельзя.
Снова боль в груди, но по сравнению с пережитым только что она выглядит нежным прикосновением.
– Как он общается с ней? Как контролирует? – вопрошает некто издалека.
– Не знаю, я не специалист, – отвечает он. – И я не знаю, кто будет императором. Только государь знает имя преемника и скоро его назовет, и вы ничего сделать не сможете.
Боль усиливается, аптечка раздраженно жужжит и щелкает, и он с облегчением понимает, что все, лекарства не помогут, миг освобождения близится, он вырвется из лап «оболочек».
Жаль, что не так, как хотелось… но его и так не отпустили бы живым.
– Мы можем его убить! – Злость рокочет в голосе за светом, но лишенная силы, злость проигравшего. – В Орлином дворце у нас есть свои люди! Свои глаза, уши и руки!
Бахвальство или правда?
Он уже не узнает.
– Можете. Только это бесполезно. Соборность тут же выберет нового преемника. Немногим хуже. До императора вам не добраться, иначе вы давно это сделали бы.
Да, покушения были, но давно, последнее – двадцать лет назад.
– Мы уничтожим Соборность! Мы найдем способ!
Грудь сдавливает, но это странным образом не мешает говорить, наоборот, язык словно развязывается.
– Очень сомневаюсь, – произносит он, улыбаясь, вновь чувствуя соль на губах: то ли кровь из настоящего, то ли морская вода из прошлого: единый поток жизни. – Перебьете всех? Двести миллионов человек?
Он смеется, легко и открыто, как не смеялся, наверное, много лет.
Он свободен.
– Станислав Петрович, это проблема чисто техническая, ха-ха, – голос за светом вновь звучит спокойно. – И первый шаг – изучить персональный чип, узел Соборности. Начать мы можем с вашего…
Но он не боится, он за пределами страха, и боль в груди – его верный союзник.
Говорить о том, что имплантат после смерти хозяина перестает функционировать и быстро распадается, он не собирается – пусть хозяева «оболочек» разбираются с этим сами. Яркий свет, бьющий в глаза, мигает, и тьма обрушивается со всех сторон, вцепляется в тело.
И он не в силах понять – это его родная боль или принесенная извне.
Но исход один.
Настоящее
Всю дорогу до Орлиного дворца Сашка ждал, что на них снова нападут.
Только когда за покореженной столкновением кормой лимузина сошлись створки кованых ворот, украшенных орлами, он немного расслабился.
– Приехали, – сказал телохранитель с родинкой. – Вон тебя встречают, юноша.
На крыльце, к которому они подкатили, стоял высокий старик с безупречной выправкой: седые волосы блестят на солнце, глаза под кустистыми бровями похожи на два буравчика, морщины глубокие, точно старые шрамы.
– Гражданин Барсов, добрый день, – сказал он, едва распахнулась дверца машины. – Прошу за мной.
Сашка сделал шаг, оглянулся, неожиданно понял – успел привыкнуть, что его сопровождают двое крепких, подтянутых, неприметных… а еще они спасли ему жизнь. Там, около вихрелета.
– Спасибо, – сказал он.
– Свои люди, сочтемся, – отозвался смуглый, а тот, что с родинкой, просто кивнул.
Следом за стариком Сашка пересек огромный вестибюль, затем их проглотили двери бесшумного лифта. Краткий подъем, коридор, и перед высокой дверью с золоченой ручкой провожатый отступил в сторону.
– Заходите, вас ждут, – проговорил он, склонив голову.
Сашка переступил через порог.
И увидел человека, чей портрет на стене не так давно разглядывал в губернской управе.
Император в накинутом на плечи мундире сидел за огромным письменным столом. Стену позади него украшала карта России размером с половину теннисного корта, горели на ней сотни крохотных огоньков.
В комнате находились еще какие-то люди, но Сашка так изумился, что в первый момент не обратил на них внимания.
– Э… а… ваше вели… – залепетал он, сражаясь с лишившимся подвижности языком.
– Подойди сюда, – велел император. – Присядь. Иначе свалишься.
Сашка сделал несколько шагов, не чуя под собой ног, опустился на краешек стула. В глубоко посаженных глазах императора мелькнула насмешка, но в следующий момент он вновь посерьезнел.
– С этого момента за тобой остается привилегия сидеть в нашем присутствии.
В голове у Сашки кружилось.
Самый могущественный человек страны, а может быть, и мира отправил за обычным студентом целый вихрелет? Почему? Что происходит? Зачем он здесь нужен? Еще и привилегия!
Сашка знал, что император болен, об этом говорили в новостях, но выглядел хозяин кабинета с картой на стене крепким, разговаривал уверенно, разве что на лбу его блестела испарина и дышал он тяжеловато.
– Не хочешь узнать – почему? – спросил император.
Сашка открыл было рот, но понял, что язык его не послушается, и кивнул.
– Потому что через пятнадцать минут, ты, Александр Барсов, будешь объявлен наследником нашего престола, – сообщил император так буднично, словно говорил о вводе в строй новой больницы. – И я сообщу эту новость на всю нашу державу. Ясно? Прямая трансляция по всем каналам.
Сашка замер, его словно ударили дубиной по голове.
– Я? Зачем? Я не хочу! – воскликнул он прежде, чем понял, что именно говорит.
– Твое желание не имеет значения, как и мое, – проговорил император немного грустно. – Тебя выбрали те, кому тебе предстоит служить, люди, простые и не простые. Офицеры, врачи и учителя, доярки и повара, все-все-все.
– Нет-нет-нет! – Сашка замотал головой.
Папу удар хватит, когда он узнает, мама с ума сойдет… и что будет с ними? Неужели ему придется оставить родной политех, перебраться в столицу? А как же Зоя? Вдруг ее сочтут неподходящей подругой для наследника?
– А если я откажусь? – выпалил он.
– Во-первых, это приказ, и как гражданин Империи ты обязан ему подчиниться, – сказал хозяин кабинета. – А во-вторых, ты просто не сможешь отказаться, не получится. Включайся…
Ожил имплантат в голове Сашки, находившийся под блокировкой последние несколько часов. Но заработал он иначе, не так, как ранее, объявились дополнительные опции и информационные поля, словно его подсоединили еще к одной Сети, о которой до сих пор не имел представления.
Громадная волна данных накрыла его с головой, в ушах зашумело, перед глазами замерцали крохотные искры, словно развернулась еще одна карта России, многомерная, дышащая, живая.
– Это Соборность, – сказал император. – Ты понемногу к ней привыкнешь. Поймешь, как ей пользоваться и как с ней разговаривать.
Но бестелесный голос уже шептал внутри Сашки, единый голос всех, кто жил, работал, любил и боролся на громадной территории под сенью двуглавого орла, на Земле и в космосе, на Луне и Марсе, на станциях в поясе астероидов. Негромкий, но такой мощный, что не возникало мысли как-то ему противостоять или даже противоречить.
– Но я не хочу… – повторил он сердито. – Я не справлюсь… я не… почему я?
– Ты подходишь лучше всех, – отозвался император. – Соборность не ошибается. Кроме того, я не могу не признать, что она права: ты умен, здоров, честен и отважен. Теперь посмотри на тех, кто присягнет тебе первым, лично и под моим присмотром.
Только в этот момент Сашка обратил внимание на других людей в кабинете: трое мужчин, старшему около пятидесяти, второй несколько моложе, в военной форме, третий чуть старше его самого, все похожи друг на друга и… на хозяина кабинета тоже, тот же прямой нос, курчавые волосы, мощные плечи.
Сыновья императора? Да, их трое.
Они должны ненавидеть чужака, который явился из ниоткуда и собирается занять трон! Но в обращенных на него взглядах Сашка не видел неприязни, тот, что в форме, хмурился, другие двое казались спокойными.
– Сыновья, – сказал император. – Присягайте тому, кто наденет корону следующим. Уже в этом году, я полагаю.
Голос его не дрогнул, хотя говорил он о собственной смерти.
– Поднимись, Александр, – продолжил хозяин, и Сашка торопливо вскочил.
Через секунду, даже через долю секунды, он знал церемонию во всех деталях, Соборность подсказала их до того, как он успел хотя бы сформулировать вопрос. Выслушал присягу, сердце лупило точно бешеное, а потом сказал, что от него ждали.
– Сыновья, вы свободны, – проговорил император и скривился от боли, лоб его покрылся бисеринками пота. – Сейчас нас с тобой приготовят к трансляции. Переодеваться не придется, наложат что надо…
Сашка кивнул, и кабинет заполнился людьми, большая их часть занялась хозяином, но кое-кто обратил внимание и на него самого: ах, будьте любезны пересесть сюда, давайте поправим прическу, спину прямее, и сейчас мы нацелим на вас подсветку.
Он делал все, что от него требовали, а сам заглядывал в новые информационные поля, одним глазком, из любопытства: коды доступа, расписание на ближайшие дни, дела повышенной важности, взятые на учет Его Величеством, и первым в списке – расследование похищения члена Государственного совета С. П. Грушенко, чье тело было найдено в подвале заброшенной дачи под столицей в компании двух отключенных «оболочек».
Хотя нет, вторым, первым стало только что созданное расследование «террористической атаки в аэропорту Голязино».
– Ну что, пятнадцать секунд до начала, – сказал император, и Сашка вернулся в реальный мир: его посадили рядом с хозяином кабинета, на лице которого не осталось и следа недавней слабости. – Не робей, наследник… Десять… Справишься, привыкнешь… Пять…
Вспыхнули софиты, зажужжал нацеленный на них транслятор, Сашка будто одеревенел.
– Граждане Империи… – начал император.
