Утро дня отъезда выдалось ясным и ярким. Передовая группа собралась на стадионе. Тридцать мужчин и женщин, шесть грузовиков и два заправщика. Юстас и Нина пришли проводить их, а еще Лора и Грир.

Собралась небольшая толпа. Родственники и друзья тех, кто уезжал. Сара и остальные уже попрощались с Майклом вчера вечером в больнице.

– Давайте, – сказал он смущенно, – уезжайте отсюда.

Как этот парень может быть настолько спокоен? Но открытка, которую нарисовала для него Кейт, раскрыла его чувства. «Я Люблю Тебя, Дядя Майкл. Поправляйся».

– Ой, блин, – сказал он, – иди сюда. – Крепко обнял девочку, и у него в глазах появились слезы.

В машины загрузили припасы, и люди начали садиться. Питер поедет на пикапе впереди, с Холлисом. Кейт и Сара поедут в одном из больших грузовиков, в конце колонны. Питер завел мотор, и к окну машины подошел Грир. Майор согласился в отсутствие Питера поработать заместителем Юстаса и теперь руководил эвакуацией.

– Я не знаю, где она, Питер, прости.

Неужели все настолько очевидно? Лиш снова оставила его одного у алтаря.

– Я просто беспокоюсь за нее. Что-то тут неправильно.

– Она многое пережила в той камере. Думаю, она нам и половины не рассказала. Она снова придет в себя, как она всегда делала.

Больше сказать было нечего. По этому делу, как и по другому, которое тяготело над ними, невысказанным горем с самого дня восстания. Логично было бы предположить, что Эми погибла от взрыва, что ее разнесло вместе с Двенадцатью, однако в глубине души он не мог до конца принять это. Будто фантомная боль от конечности, будто она оставалась невидимой частью его самого.

Они пожали друг другу руки.

– Будь осторожнее, о’кей? – сказал Грир. – И ты тоже, Холлис. Я знаю, там иной мир теперь, но знать наверняка нельзя.

Питер кивнул.

– Будем смотреть в оба, майор.

Грир позволил себе улыбку, редкую для него.

– Признаюсь, мне это нравится. Кто знает? Быть может, они все-таки возьмут меня назад.

Приближался момент расставания. Питер нажал на газ. Зарычали мощные моторы, и колонна двинулась к воротам. Глядя в зеркало, Питер видел уходящие вдаль дома Хоумленда, растворяющиеся в белизне зимних полей.

– Я уверен, Питер, что она где-то рядом, – сказал Холлис.

Интересно, о ком это он, подумал Питер.

Укрывшись в дренажной трубе, Алиша смотрела на удаляющуюся колонну. Много дней она готовилась к этому моменту, будто заранее проживая его. Что она почувствует? Даже сейчас она не понимала этого. Конец, вот и все. Это было ощущением конца. Колонна грузовиков объехала городские заграждения по широкой дуге и свернула на юг. Алиша долго смотрела на нее. Машины становились все меньше, гул моторов все тише. Она смотрела на них, пока они не исчезли.

Осталось сделать только одно.

Она взяла кровь в больнице, спрятав пластиковый пакет с плещущимся содержимым под туникой, когда Сара отвернулась. Даже тогда от нее потребовалась вся ее сила воли, чтобы не вонзить в него когти и не облить себе лицо, рот и язык его сладостным содержимым. Но она вспомнила про Питера, про Эми, про Майкла и всех остальных и нашла в себе силы вытерпеть.

Она спрятала пакет в снегу и пометила место камнем. А сейчас выкопала. Кусок красного льда, твердого. Солдат смотрел на нее, стоя у края трубы. Алише надо было сказать ему, чтобы он уходил, но, конечно же, он не уйдет. Они принадлежат друг другу, до конца. Алиша наломала веток и развела костер. Растопила снег в котелке, дождалась, пока появятся пузырьки пара, и окунула пакет в кипящую воду. «Будто чай завариваю», – подумала она. Содержимое пакета постепенно таяло, превращаясь в желе. Когда кровь окончательно растаяла, Алиша достала пакет и легла на снег, прижимая теплый пакет к груди. Внутри этой пластиковой оболочки скрывалась ее судьба, отсроченная. С тех пор как Зараженный укусил ее, пять лет назад, в горах, знание о своей судьбе было спрятано глубоко внутри ее. Теперь она встретит ее лицом к лицу. Встретит, чтобы умереть.

Утреннее солнце поднималось в безоблачном зимнем небе. Солнце. Алиша прищурилась, глядя на него. Солнце, подумала она. Мой враг, мой друг, мое последнее спасение. Оно сотрет ее с лица земли. Оно развеет ее прах по ветру. Не медли, сказала Алиша солнцу, но и не торопись. Я хочу ощутить, как это уходит из меня.

Она поднесла пакет к губам, сдернула клапан и стала пить.

До заката колонне удалось проехать шестьдесят миль. Небольшой городок, Гриннелл. Они проверили место и укрылись в заброшенном магазине на краю города. Когда-то здесь торговали обувью. На полках рядами стояли коробки. Что ж, когда-нибудь сюда стоит вернуться. Они съели пайки, разложили спальники и уснули.

Вернее, попытались сделать это. Дело было не в холоде, к этому Питер уже привык. Да и в любом случае три десятка человек в небольшом помещении уже согрели его своим теплом. Просто он был слишком взвинчен. Произошедшее на стадионе было слишком грандиозным, чтобы сразу осознать его. Даже спустя три недели он все еще ощущал в себе тогдашние эмоции. В его мозгу то и дело вспыхивали образы.

Натянув парку и ботинки, Питер вышел наружу. Они оставили всего одного часового, который сидел на складном металлическом стуле, который они вынесли из магазина. Питер взял у него винтовку и отправил его спать. В небе сияла луна, ледяной воздух обжигал легкие. Питер стоял молча, впитывая ледяную чистоту ночи. Все эти дни, после восстания, Питер пытался заставить себя ощутить хоть что-то, что соответствовало масштабу случившегося. Радость, триумф, да хотя бы облегчение. Но чувствовал лишь одиночество. Вспомнил слова Грира, сказанные им на прощание. Теперь там другой мир. Да, это Питер хорошо понимал умом. Однако не мог почувствовать. Мир казался еще более обычным. Замерзшие поля, покрытые снегом, будто огромное застывшее море. Неизмеримо огромное небо, залитое светом звезд. Луна, сумрачно смотрящая на землю, будто ответ на никем не заданный вопрос. Все осталось таким же, каким и было, каким и будет впредь, когда их уже давно не останется в этом мире, когда их имена, их воспоминания, все, чем они были, превратится в пыль, размолотое жерновами времени, как и их кости, прах которых развеется по ветру.

Какой-то шум сзади. Наружу вышла Сара, ведя за собой Кейт. Девочка широко раскрыла глаза, глядя по сторонам. Сара подошла к Питеру, хрустя ботинками по снегу.

– Не спится? – спросил он.

На лице Сары появилось раздражение.

– Поверь мне, я бы спала. Сама виновата, не надо было давать ей столько спать в дороге.

– Привет, Питер, – сказала девочка.

– Привет, милая. Почему не в кроватке? Нам завтра снова долго ехать, сама знаешь.

Девочка недовольно сжала губы.

– У-у.

– Вот видишь? – сказала Сара.

– Хочешь, чтобы я немного с ней побыл? Я могу, ты знаешь.

– Что, здесь, что ли?

Питер пожал плечами.

– Немного свежего воздуха ей не помешает. А мне не помешает компания.

Сара ничего не ответила.

– Не беспокойся, я за ней присмотрю, – сказал Питер. – Что скажешь, Кейт?

– Ты уверен? – напряженно спросила Сара.

– Конечно, уверен. А что мне еще делать? Как только она засыпать начнет, я отведу ее внутрь.

Он поставил винтовку к стене здания и протянул руки.

– Давай, на руках ее подержу. Ответ «нет» не принимается.

Сара подчинилась и подняла Кейт, отдавая ее Питеру. Девочка сразу же обхватила Питера за пояс ногами и схватилась крохотными ручками за отвороты его парки, чтобы удержаться.

Сара сделала шаг назад, глядя на них.

– Должна сказать, таким я тебя еще не видела.

Питер почувствовал, что улыбается.

– Пять лет. Многое могло измениться.

– Что ж, тебе это к лицу.

И она вдруг зевнула.

– Серьезно, она бы должна была капризничать…

– Она не станет. Иди, что ли? Поспи хоть немного.

Сара оставила их. Питер опустился на стул и усадил Кейт себе на колени, разворачивая ее лицом к звездному небу.

– Так о чем ты поговорить хотела?

– Не знаю.

– Совсем не устала?

– Нисколечки.

– Как насчет того, чтобы звезды считать?

– Это скучно.

Кейт повернулась, устраиваясь поудобнее.

– Расскажи мне историю, – приказала она.

– Историю. Какую?

– Типа давным-давно.

Он даже не знал, с чего начать. Такого ему еще не приходилось делать. Но, раздумывая над просьбой девочки, вдруг почувствовал, как в его голове потоком хлынули воспоминания. Как он был совсем маленьким, в Убежище. Как сидели в кружок, поджав ноги. Учитель, женщина с бледным лунообразным лицом, и то, что она им рассказывала. Про зверушек в камзолах и юбочках, про королей в замках, про корабли, пересекающие море в поисках сокровищ. Сонное чувство, как слова проходят сквозь него, унося его прочь, в далекие миры и эпохи, так, будто он сам там очутился. Воспоминания об ином времени и иной жизни, такие далекие, будто это были слова из учебника истории. Но здесь, на зимнем холоде, с дочерью Сары, сидящей у него на коленях, они вдруг показались ему чем-то совсем недавним. Будто упал занавес. И он ощутил сожаление. Он никогда ничего не рассказывал Калебу.

– Итак.

Он прокашлялся, пытаясь собраться с мыслями. На самом деле собирать было нечего. Все, что он слышал в детстве, вдруг будто вылетело у него из головы. Придется придумывать.

– Давай поглядим…

– Там должна быть девочка, – с надеждой сказала Кейт.

– Так и есть.

Он улыбнулся.

– Я просто еще не дошел до этого. Итак, однажды, давным-давно, жила маленькая девочка…

– Какая она была?

– Хм-м. Ну, она была очень красивая. Такая, как ты, на самом деле.

– Она была принцессой?

– Ты дашь мне рассказать или нет? Раз уж ты спросила, да. Самой прекрасной принцессой в мире. Но дело было в том, что она не знала, что она принцесса. И это самое интересное.

Кейт недовольно нахмурилась.

– А почему она не знала?

И тут что-то в нем щелкнуло. Он ощутил, как сказка разворачивается в его голове, проявляясь.

– Очень хороший вопрос. Вот что произошло. Когда она была совсем маленькой, почти младенцем, ее родители, король и королева, взяли ее с собой на пикник в королевском лесу. Был солнечный день, и девочка, которую звали принцесса…

– Елизавета.

– Принцесса Елизавета увидела бабочку. Потрясающую бабочку. Ее родители не обратили внимания, не увидели, как она ушла в лес вслед за бабочкой, пытаясь поймать ее. Но правда заключалась в том, что это была не бабочка. Это была… королева фей.

– Правда?

– Правда. Ну а с феями дело такое, людям они не доверяют. Они держатся сами по себе, им так нравится. Однако эта королева фей была иной. Ей всегда хотелось, чтобы у нее была дочь. У самих фей детей не бывает. Она очень горевала, что у нее нет маленькой девочки, о которой она могла бы заботиться. Увидев Принцессу Елизавету, она была так тронута ее красотой, что не смогла удержаться. Она уводила ребенка с собой все дальше и дальше в лес. Очень скоро девочка заблудилась и начала плакать. Королева фей села ей на нос и смахнула ее слезы тонкими крылышками. «Не печалься, – сказала она, – я о тебе позабочусь. Теперь ты будешь моей маленькой девочкой». И она увела ее к огромному пустому дереву, туда, где она жила со своими подданными-феями. Усадила за стол, накормила, уложила спать в кроватку, и очень скоро Принцесса Елизавета забыла всю свою прежнюю жизнь, помнила лишь то, как жила с феями в лесу.

Кейт кивала.

– А что случилось потом?

– Ну, ничего. Не сразу. Долгое время они были счастливы вместе, особенно королева фей. Как это было чудесно, что теперь у нее есть маленькая девочка. Но Елизавета росла и начала чувствовать, что что-то здесь не так. Ты же знаешь, как это бывает?

– То, что она не была феей?

– Именно. Хорошо, что ты это сама поняла. Она не была феей, она была маленькой девочкой, да и уже не очень маленькой. Почему я другая, думала она. Чем выше ростом она становилась, тем тяжелее было королеве фей скрывать все это. Почему у меня ноги с кровати свисают, спрашивала Елизавета. Потому что кровати маленькие, они всегда такие, отвечала ей королева фей. Почему у меня такой крохотный стол, спрашивала Елизавета. Прости, стол в этом не виноват, отвечала королева фей, просто ты должна перестать расти. Конечно, Елизавета не могла этого сделать. Она росла и росла, и вскоре она уже едва помещалась внутри дерева. Все остальные феи жаловались. Они боялись, что она съест всю их еду и им ничего не останется. Они боялись, что она случайно раздавит их. Надо было что-то делать, но королева фей отказывалась что-то менять. Слушаешь меня?

Кейт кивнула, завороженная.

– Ну а король и королева, родители Елизаветы, продолжали искать ее. Они прочесали весь лес, дюйм за дюймом, и все земли королевства вокруг. Но дерево было очень хорошо спрятано, и они не могли найти ее. Как-то раз они прослышали о девочке, живущей в лесу с феями. Должно быть, это наша дочь, подумали они. И они сделали единственное, что пришло им в голову. Они приказали королевским лесникам спиливать все деревья, пока они не найдут то, внутри которого Елизавета.

– Все?

Питер кивнул.

– Все до одного. Это, конечно, была плохая мысль. Деревья служили домом не только феям, там жили самые разные звери и птицы. Но родители Елизаветы настолько отчаялись, что были готовы сделать все, чтобы вернуть свою дочь. И лесники принялись за дело, стали рубить лес, а король и королева сели на коней и ездили, зовя дочь по имени. «Елизавета! Елизавета! Где ты?» Ты догадываешься, что случилось?

– Она услышала их?

– Да, она услышала их. Но имя «Елизавета» уже ничего не значило для нее. У нее было другое имя, которым называли ее феи, она забыла всю свою прежнюю жизнь. Но королева фей понимала, что она слышит, и от этого ей было очень нехорошо. Как же я могла совершить столь ужасный поступок, думала она. Как я могла забрать Елизавету? Но она не могла заставить себя вылететь из дерева и рассказать родителям Елизаветы о том, где их дочь. Она тоже очень любила девочку, понимаешь, не могла отпустить ее. Сиди тихо, сказала она Елизавете, ни звука. Лесники подбирались все ближе и ближе. Падали деревья повсюду. Все феи перепугались. Верни ее, сказали они королеве фей, умоляем, верни ее прежде, чем они уничтожат весь лес.

– Вау, – выдохнула Кейт.

– Понимаю. Это достаточно страшная сказка. Может, хватит?

– Питер, пожалуйста.

Он рассмеялся.

– Хорошо, хорошо. Итак, лесники подошли к дереву, внутри которого была Елизавета и феи. Это было очень величественное дерево, высокое и широкое, с огромной кроной и пышной листвой. Волшебное дерево. Но лишь успел лесник замахнуться топором, как король передумал. Дерево было слишком красивым, чтобы его срубить. Уверен, лесные создания любят это дерево не меньше, чем я люблю свою дочь, сказал король. Положите топоры и отправляйтесь домой, а я и моя жена будем скорбеть по нашей дочери, которую мы уже никогда не увидим. Это было очень печальное зрелище, все расплакались. Родители Елизаветы, лесники и даже королева фей, которая слышала все эти слова. Она понимала, что Елизавета никогда не станет ей настоящей дочерью, как бы сильно она того ни желала. Она взяла ее за руку и вывела из дерева наружу. «Ваши величества, прошу простить меня. Это я забрала вашу дочь. Я хотела, чтобы у меня была своя маленькая девочка, и не сдержалась. Но я знаю, что она принадлежит вам. Мне так жаль, очень жаль». И знаешь, что сказали король и королева?

– Отрубить ей голову!

Питер улыбнулся.

– Напротив. Несмотря на все то, что случилось, они были так рады снова увидеть свою дочь, были так тронуты раскаянием королевы фей, что решили вознаградить ее. Они издали королевский указ о том, что следует дать возможность феям жить их жизнью, а у каждого ребенка в королевстве должен быть друг среди фей. Поэтому и по сей день лишь детям дано видеть фей.

Кейт мгновение молчала.

– Значит, это конец?

– На самом деле, да.

Питер немного смутился.

– Я еще никогда такого не делал, правда. Как у меня получилось?

Девочка задумалась, а потом резко кивнула.

– Мне понравилось. Это была хорошая сказка. Расскажи мне другую.

– Не уверен, что еще знаю. Ты еще не устала?

– Пожалуйста, дядя Питер.

Ночное небо было безоблачным, сияли звезды. Все замерло, ни движения, ни единого звука. Питер подумал о Калебе и удивился, с какой силой охватила его тоска. Как он соскучился по мальчишке, как ему хотелось обнять его. Алиша была права. И Тифти тоже. Но более всех – Эми. «Он тебя любит, знаешь?» Это понимание освежило его, как глоток чистого зимнего воздуха. Питер отправится домой и станет учиться тому, как быть отцом.

– Ладно, хорошо…

Он говорил и говорил. Рассказал все, что знал. К тому времени, когда он закончил, Кейт начала зевать, а ее тело обмякло в его руках. Питер расстегнул молнию на парке и повернул Кейт, прижимая ближе к себе и прикрывая ее отворотами куртки.

– Не замерзла, милая?

– Не-а, – еле слышно ответила она, уже наполовину спящая.

Она прижалась к нему. Еще минутку, подумал Питер и закрыл глаза. Еще минутку, и отнесу ее внутрь. Он ощутил щекой теплое дыхание Кейт, чувствовал, как тихонечко вздымается и опускается ее грудь, будто волны, медленно накатывающиеся на берег. Прошла минута, потом другая, и еще одна, но Питер никуда не пошел, поскольку сам крепко уснул.

Луций Грир брился, стоя в уборной аптеки.

День и большая часть ночи прошли в водовороте дел. Собрание Совета Домов, во время которого Луций и Юстас попытались сначала разъяснить по-новой, а потом утвердить процедуру жеребьевки на эвакуацию. Пересчет ведомостей переписи, в ходе которой выявились множество повторов, некоторые – просто по ошибке, другие – потому, что люди намеренно хотели удвоить или утроить свои шансы на выигрыш в жеребьевке, драка рядом с тюрьмой, когда трое изголодавшихся посов, три недели прятавшихся в заброшенном складе, попытались прорваться внутрь лишь для того, чтобы быть перехваченными небольшой толпой людей, бдительно следивших за зданием. Девять свадеб, на которые его пригласили в качестве официального лица, поскольку один из мировых судей заболел (Луцию надо было всего лишь прочитать четыре фразы по бумажке, однако его удивило, насколько тяжело оказалось произнести их вслух). Первое официальное собрание эвакуационных команд, распределение обязанностей по подготовке к первой отправке. И так далее. Одно, другое, третье. Грир уже не помнил, ел ли он, а если ел, то когда. Весь день не присел, но все равно, теперь, уже после полуночи, глядя на свое заросшее, щетинистое лицо в зеркало и держа в одной руке нож, а в другой – ножницы, стоял тут.

Начал с ножниц. Отрезал прядь за прядью густую бороду и волосы, они падали на пол, собираясь у его ног в белые кучки, похожие на пушистый снег. Закончив, Гри разогрел в котелке воду, намочил тряпку, отжал и приложил к лицу, чтобы размягчить оставшуюся щетину. Намылил щеки резко пахнущим мылом и принялся бриться ножом. Сначала щеки, потом шею, а потом и голову, ото лба к затылку, короткими, четкими движениями. Он впервые брил себя так в ночь перед тем, как принял клятву солдата Экспедиционного Отряда, и тогда порезался раз двадцать. Всегда говорили, что новоиспеченного рекрута выдает не форма, а голова. Со временем, с опытом, Грир, как и все его товарищи, научился делать это, и сейчас он с удовольствием отметил, что не потерял сноровки. Если бы потребовалось, сделал бы это в темноте с завязанными глазами, но было куда приятнее смотреть на себя в зеркало в процессе этого ритуала, который даже спустя годы был для него наравне с крещением. Раз за разом его голова становилась все чище, а когда он закончил, то сделал шаг назад, чтобы получше оглядеть свое лицо в зеркале и провел ладонью по прохладной розовой коже, вновь открытой. Удовлетворился тем, что узрел перед собой, и кивнул.

Вытерся, почистил и вытер нож, убрал все принадлежности. Он уже давно не спал как следовало бы, но все равно не ощущал усталости ни капли. Надев парку и ботинки, он вышел через заднюю дверь и пошел по переулку. Далеко за полночь, на улице ни души, поскольку Юстас установил комендантский час. Однако Грир ощущал повсеместный шум, непрекращающееся молекулярное движение, неслышимый пульс жизни. Он миновал разрушенный купол, спустился с холма и пошел через плоскоземье к стадиону. К тому времени, когда он пришел на место, луна уже зашла. Он решил не входить внутрь, просто постоять в полной тишине, созерцая все целиком, все это пятно темноты на фоне звездного неба. Интересно, подумал он, останется ли в истории это место? Дадут ли люди будущего, кто бы они ни были, имя этому месту, имя, достойное тех событий, что развернулись здесь, чтобы увековечить их? Хорошая мысль, но преждевременная. Но об этом стоило задуматься. И Луций Грир принес себе безмолвную клятву. Настанет ли это будущее, будет ли одержана последняя победа в борьбе за эту землю, он обязательно возьмет в руки перо и бумагу, чтобы оставить истории свое слово о случившемся.

Он не мог знать, когда случится эта битва. Эми не сказала ему этого. Сказала лишь, что она случится.

И он понял, какая сила привела его сюда. Он ждал знака. Не мог сказать, каков должен быть этот знак. Он может прийти к нему сейчас, может прийти к нему позже, может вообще не прийти. Такова ноша его веры. Он открыл свое сознание и ждал. Текло время. Ночь, звезды, мир жизни, все наполняло его, будто благословение.

И в эту ночь чудес Питер, сидя у стены обувного магазина, проснулся от ощущения того, что он на самом деле не проснулся. Что один сон просто открыл двери в другой, как вторая дверь за первой. Сон, в котором он сидел с дочерью Сары на коленях, на краю заснеженных полей, все остальное, то же самое – чернильное небо, зимний холод, ночной час. Все так же, кроме того, что они были не одни.

Но это не было сном.

Она стояла перед ним, присев, как делали все ее родичи. Ее физическое превращение завершилось, но когда их взгляды встретились, ее облик поплыл в его сознании. Он видел перед собой не Зараженного. Сначала девочку, потом женщину, а потом обеих сразу. Она была Эми, Девочкой Из Ниоткуда, она была Эми, Повелителем Душ, Последней Из Двенадцати, и была просто собой. Протянув к нему руку, Эми подняла ладонь пальцами вверх. Питер сделал то же самое. Их пальцы коснулись, и его сердце захлестнула немыслимая тоска. Это было вроде поцелуя.

Питер не знал, как долго они оставались в таком состоянии. Между ними, в теплом коконе его зимней куртки, спала Кейт, ничего не видя. Время ослабило свою хватку, Питера и Эми несло его течением, вместе. Скоро ребенок проснется, или Сара выйдет, или Холлис, и Эми уйдет. Улетит, словно полоска звездного света. Питер отнесет спящего ребенка спать, ляжет спать сам, даже попытается уснуть. Утром они проснутся, потягиваясь, погрузятся в машины и снова поедут на юг. Это мгновение уйдет, став памятью, как становится ею все в этом мире.

Но не сейчас.