И вдруг она оказалась свободна. Алиша Донадио, Последняя из Первых, Новое Существо, капитан Экспедиционного Отряда, перескочила через колючую проволоку, прочь, в ночь.

Она бежала. Бежала и бежала.

По дороге она убила нескольких мужчин. И женщин тоже. Алиша еще никогда не убивала женщин, человеческих. В целом оказалось, что никакой разницы. Потому что в конечном счете каждая жизнь оканчивалась одинаково. Одно и то же удивление на лице, пальцы, едва касающиеся раны, одинаковый затуманенный взгляд, глядящий в вечность. Было в этом некое достоинство.

Возможно, поэтому Алише и нравилось делать это.

Она нашла свое снаряжение там же, где и спрятала, в кустарнике. Копье и арбалет. Радиопеленгатор. Перевязь с клинками. Смена одежды, одеяло, обувь. Сотня патронов, вот только пистолета нет, в который их зарядить. Нож Сода она бросила по дороге, оставила торчать в левой почке человека, который приказал ей остановиться. Будто она правда сделала бы это. Сбегая из тюрьмы, она даже не знала, день сейчас или ночь. Время аннигилировало. Мир, в котором она очутилась, изменился. Нет, не так. Мир остался прежним, это она изменилась. Она ощущала себя отдельной ото всего, призрачной, лишенной тела. Над головой ярко горели звезды, в морозном и чистом зимнем воздухе, будто льдинки. Ей нужно укрытие. Ей нужно поспать. Ей нужно забыть.

Она спряталась в сарае, в котором, похоже, раньше держали кур. Половины крыши нет, вообще едва не развалился. В целости осталась лишь одна стена, у которой стояли клетки, покрытые высохшим пометом. Пол из утоптанной земли. Она завернулась в одеяло, ее избитое тело тряслось от холода. Луиза, подумала она, ведь это было так? Ее сознание раздирало на части воспоминаниями. Эпизоды ее мучений пронзали ее, будто вспышки молний. Когда же это кончится, когда же это кончится.

Она проснулась в темноте, медленно приходя в себя. Ее шеи коснулось что-то теплое. Она перекатилась на спину и открыла глаза. Над ней нависал огромный темный силуэт.

Мой мальчик, подумала она. Сказала это вслух.

– Мой хороший, мой хороший мальчик.

Солдат уткнулся в ее лицо, раздувая огромные ноздри и обволакивая ее своим дыханием. Лизал ей глаза и щеки длинным языком. Просто чудо. Другого слова нет. Пришел хоть кто-то. Хоть кто-то пришел к ней. Алиша ждала этого, неосознанно, того, чтобы хоть единая живая душа в этом мире пришла утешить ее.

А потом некстати из темноты появилась другая фигура, и послышался женский голос, чужой и в то же время знакомый.

– Алиша. Привет.

Женщина присела рядом с ней, откидывая капюшон. Ей на плечи упали длинные пряди темных волос.

– Все хорошо, – тихо сказала она. – Я уже здесь.

Эми? Но это не та Эми, которую она помнила.

Эта Эми стала женщиной.

Сильной, красивой женщиной, с густыми темными волосами и глазами, будто подсвеченные изнутри золотым светом окна. То же самое лицо, но иное, более глубокое, более совершенное, осознавшее себя. Лицо, наполненное мудростью, поняла Алиша. Ее красота была не только во внешности, не только в сочетании черт. Она была отражением целого.

– Я… не понимаю.

– Тс-с-с.

Она взяла Алишу за руку. Уверенное, но мягкое прикосновение, будто мать утешает ребенка.

– Твой друг. Он показал нам, что ты здесь. Какой хороший конь. Как ты его зовешь?

Сознание Алиши онемело, отяжелело.

– Солдат.

Эми взяла Алишу ладонью за подбородок и слегка приподняла ей голову.

– Ты ранена.

Как такое возможно? Как вообще все это возможно? Алиша увидела рядом с сараем другой силуэт, человек держал в поводу двух лошадей. Ветер развевал его седые волосы и окладистую седую бороду, скрывающую его лицо. Но в нем была видна армейская выправка, и Алиша узнала его. Стоящий в снегу человек – Луций Грир.

– Что они с тобой сделали? – прошептала Эми. – Скажи.

Это стало последней каплей. Ее сила воли исчезла, и ее захлестнула волна горести, ничем не сдерживаемая. Она задрожала.

– Все, – ответила она.

И она разрыдалась в объятиях Эми. Это был вопль боли и отчаяния, вознесшийся к звездам в морозном зимнем небе. Алиша плакала.

Но Гилдер не слышал этих слов. Председатель Хорос Гилдер спал, и ему снился сон. Ужасный, постоянно повторяющийся сон, как он душит своего отца подушкой в реабилитационном центре. Вопреки реальной истории это происходило не без борьбы. Отец бился, размахивал руками, хватая пальцами воздух, будто пытаясь освободиться, слышались его приглушенные крики, мольбы о пощаде. И лишь тогда, когда он перестал сопротивляться и Гилдер убрал с его лица подушку, Гилдер осознал свою ошибку. Он убил не отца, а Шону. О боже, нет! Глаза Шоны внезапно открылись, и она начала смеяться. Так сильно, что у нее слезы на глазах выступили. Хватит смеяться, завопил он. Хватит надо мной смеяться! Гилдер, сказала она, ты такой смешной. Видел бы ты свое лицо. Ты и этот идиотский браслет. Твоя мать была шлюхой. Шлюхой шлюхой шлюхой…

Он мгновенно проснулся.

Эти слова пронзили его мозг, будто током. Он резко вскочил на огромной кровати, с ее обилием подушек, одеял и простыней. С легким смущением понял, что заснул в одежде. Зачем, подумал он внезапно, зачем ему, ради всего святого, кровать с балдахином? Такая огромная, что он чувствует себя на ней, будто кукла? Он отмахнулся от этих мыслей. Они идут! Они здесь! Скинув ноги на пол, он сунул их в кожаные ботинки со шнуровкой, которые, очевидно, у него хватило сил снять, прежде чем уснуть от изнеможения. Заправляя рубашку в брюки, он кинулся к двери и побежал по коридору.

– Суреш!

В пустом коридоре раздался грохот ударов в дверь.

– Суреш, вставай!

Дверь в комнату открылась. На пороге появился его новый глава администрации, его лицо цвета темного ореха было сонным. На нем был пушистый белый банный халат и тапочки, он моргал, будто вылезший из берлоги медведь.

– Обалдеть, Хорос, кричать было не обязательно.

Суреш зевнул, прикрывая рот кулаком.

– Который час?

– Какая разница, который час? Они здесь.

Суреш дернулся.

– Прямо сейчас, хочешь сказать?

– Хватит стоять, иди одевайся.

– Ладно, о’кей. Уже.

– Пошевеливайся, будь ты проклят!

Гилдер вернулся в свои комнаты и пошел в ванную. Надо ли побриться? Или хотя бы умыться? Почему ему в голову приходят такие мысли, как парню перед выпускным? Он провел по волосам мокрой рукой, почистил зубы, пытаясь успокоиться. И это здесь считается зубной пастой? Вот эта мерзкая на вкус зернистая жижа? Бога ради, почему за все эти девяносто семь лет они не смогли сделать нормальную зубную пасту?

Он достал из гардероба новый костюм. Синий галстук, в красную, зеленую и желтую полоску. Бог знает. Он так разнервничался, что едва смог завязать узел галстука. А еще он был голоден. Холодная пустота камнем в животе. Если сходить к старому другу Грею, это нервы успокоит, но об этом надо было думать раньше.

Став перед зеркалом, он медленно выдохнул, успокаиваясь. Спокойно, Гилдер, спокойно. Ты знаешь, что делать. Всего лишь еще один день на службе. Ведь не хуже, чем совещание с Комитетом Начальников Штабов, так?

В своем роде хуже. Но теперь уже нет смысла об этом думать.

Когда он вышел в вестибюль, там его уже ждали Суреш и водитель.

– Грузовики уже выехали.

Гилдер натянул перчатки.

– Ты хочешь полноценный эскорт? – спросил Суреш.

Гилдер отказался. Он поедет сам по себе. Лучше упростить дело. Они пожали друг другу руки.

– Удачи, – сказал Суреш.

Машина мягко спускалась с холма. Тревога внутри Гилдера начала ослабевать. Он проникся текущим моментом. У реки они свернули на север и поехали в сторону Проекта. Темный силуэт здания возвышался над землей, будто огромный камень, темный прямоугольник черноты на фоне ночного неба. Ворота были открыты, ожидая их.

Они не остановились и свернули на восток, на служебную дорогу. Раньше ее использовали для доставки оборудования и материалов. Отесанные каменные блоки, бетономешалки с цементного завода, грузовики с грудами добытого в разных местах железа. Теперь сюда прибудет совершенно иной груз. Они въехали через дополнительные ворота. Спустя пять минут они остановились на покрытом замерзшей кукурузной стерней поле, где их поджидали два грузовика с полуприцепами.

Гилдер сказал водителю, чтобы тот уезжал. В кабинах грузовиков тоже никого не было, их водители ушли. Гилдер прижал ухо к борту одного из фургонов. Услышал приглушенные звуки разговоров и женский плач.

Голос в его голове молчал. Это полнейшее молчание обволакивало его, будто безмолвие перед долгожданной бурей. Они придут с запада. Он ждал.

Вот.

Появился первый, потом еще и еще, одиннадцать светящихся в темноте точек, на равном расстоянии, на горизонте. Они приближались, и просветы между ними становились уже, будто между подлетающими гигантскими самолетами.

Идите ко мне, подумал Гилдер. Идите ко мне.

Начали проявляться детали. Не проявляться, а увеличиваться в размере. Один меньше остальных. Конечно же, Картер, безвестный, аномальный Энтони Картер. У него перехватило дух, когда он разглядел остальных. Могучие силуэты, грациозные движения, полное владение собой, казалось, пространство вокруг них сжимается, искривляется, меняя сам ход времени. Они текли к нему, будто светящаяся река, омывая его своим величественным ужасом.

Идите ко мне, подумал он. Идите ко мне. Идите ко мне.

Их приход нес с собой ощущение абсолютной завершенности. Будто крещение. Будто закрывающаяся книга. Долгий прыжок в воду, момент, когда ты в нее входишь, и мир стерт. Они стояли перед ним, великие и ужасные. Он впитывал их воспоминания, величественные, страшные, будто погрузившись в океан чистейшего безумия. Девочка, плачущая на грязном матрасе. Продавец в магазине, удивленно поднятые брови, ствол оружия, упершийся ему в вертикальную складку меж бровей. Опьянение, взгляд мальчика на велосипеде, через лобовое стекло, глухой удар и резкий рывок, когда тело мальчика попало под колеса. Сладкое ощущение от секса, невероятно расширившиеся глаза женщины, когда провод впился в ее шею. Хор ужаса, порока, чернейшего зла.

Гилдер открыл задние двери первого грузовика. Приговоренные пытались бежать, конечно же. Гилдер сказал, что в цепях нет нужды. Он не желал ничем их сдерживать. Большая их часть и пары шагов не пробежали. Те, кому это удалось, возможно, почувствовали мимолетную надежду на спасение. Их бессмысленное бегство было частью таинства. Потоки крови, оборвавшиеся крики, хруст рвущейся живой плоти. Воцарилась тишина, и Гилдер подошел к задним дверям второго грузовика, призывно открывая их.

– Добро пожаловать, друзья мои. Вы наконец-то дома. Мы удовлетворим все ваши нужды.