Боль настигла ее, будто запоздавший поезд, с грохотом остановившийся у платформы, под ласковым техасским солнцем и голубым небом, в конце сентября. Эми была во дворе, присматривала за детьми, которые играли. Еще пара минут, и прозвонит звонок, чтобы дети вернулись внутрь, на уроки, а Эми вернется на кухню, помогать готовить ужин. Небольшой отдых посреди дня, наполненного непрекращающимися делами, сменяющими друг друга. Кончился ланч, убрали тарелки, детей выпустили во двор, чтобы они поиграли, выплеснули энергию, скопившуюся с утра, и Эми пошла следом за ними, став на краю площадки, достаточно близко, чтобы наслаждаться их жизненной энергией, но и не слишком, чтобы дети не втянули ее в свои игры. Это были ее любимые тридцать минут всего дня, Эми просто стояла, закрыв глаза и запрокинув голову, вбирая лучи осеннего техасского солнца. И тут пришла боль. Грудь сдавило так, что она резко согнулась, пошатнувшись и тихо вскрикнув, однако даже этот тихий вскрик не остался незамеченным, несмотря на окружающую суету.

– Эми? Ты в порядке?

Лицо Сестры Катерины, бледное, вытянутое, светло-голубые, как цветки кукурузы, глаза. Эми сфокусировала взгляд. Струился пот, кисти и ступни похолодели и размякли, как желе. Казалось, все ее тело ниже пояса потеряло прочность, как будто в любой момент она просто стечет на землю, буквально. Отчасти ей хотелось, чтобы ее вырвало, другая ее часть отказывалась это сделать, патовая ситуация в теле, и она совершенно не могла говорить.

– Может, тебе лучше сесть. Ты бледная, как привидение.

Сестра Катерина отвела ее к скамейке у стены приюта. Шесть метров, будто миля. Дойдя до скамейки, Эми чувствовала, что в любой момент может упасть. Встревоженная Сестра оставила ее и скоро вернулась с кружкой воды, которую сунула в руку Эми. Дети на площадке все играли, но Эми чувствовала, что некоторые на нее смотрят. Боль сменилась общим недомоганием и тошнотой, но слабость так и осталась. Она чувствовала жар и озноб одновременно. Вокруг столпились другие Сестры, они говорили тихо, но истово, расспрашивая Сестру Катерину о том, что случилось. Эми не хотела пить воду, опасалась, что вода сразу же вылетит обратно, но все настаивали. И она отпила немного.

– Простите, – с трудом сказала она. – Только что в полном порядке была…

– Сестры, поглядите, – сказала Катерина, показывая на двери приюта. – Быстро пришла.

Толпа расступилась, пропуская Сестру Пег, которая решительно шла вперед. Пожилая женщина внимательно оглядела Эми, сжав губы в смеси тревоги и раздражения. Потом поглядела на остальных.

– Ну? Кто-нибудь мне скажет, что тут случилось, или мне гадать придется?

– Не знаю, – ответила Сестра Катерина. – Она просто… чуть не упала.

На детской площадке все замерли, дети глядели на нее. Эми поискала взглядом Калеба, но обзор загораживала Сестра Пег. Эми уже не могла вспомнить, когда последний раз болела. Умом она понимала, что это такое, но никогда в жизни такого не пережила, по крайней мере до нынешнего момента. Хуже боли были стыд и унижение, то, что ее тело подвело ее. Ей хотелось что-нибудь сказать, хоть что-то, чтобы только все перестали смотреть на нее.

– Эми? Что с тобой случилось?

– Просто тошнота. Живот болит. Даже не знаю, что это такое.

Пожилая женщина приложила ладонь к ее лбу.

– Ну, мне не кажется, что у тебя температура.

– Наверное, что-нибудь съела. Уверена, посижу немного, и все будет в порядке.

– Она плохо выглядит, – подала голос Сестра Катерина, и остальные закивали. – Если честно, Эми, мне казалось, что ты вот-вот в обморок упадешь.

Все зашептались. Нет, она нехорошо выглядит, совсем нехорошо. Может, это грипп? Или что похуже? Если она что-то съела, ведь им всем тоже плохо должно было стать, так? Эми казалось, что она уже может встать, но всеобщая тревога делала такую попытку не просто невозможной, но и какой-то неправильной.

Сестра Пег позволила остальным еще немного поговорить, а затем подняла руку, призывая их к молчанию.

– Я не считаю, что следует испытывать судьбу. Давай-ка, в кровать ложись, Эми.

– Но мне уже намного лучше. Уверена, со мной будет все хорошо.

– Спасибо, но это уже мне решать. Сестра Катерина, поможешь ей дойти до спальни?

Катерина помогла ей встать. Эми немного шатало, она ощущала слабый жар, да и желудок был еще не в порядке. Но худшее миновало. Катерина отвела ее внутрь, потом вверх по лестнице, туда, где спали все Сестры. Все, кроме Сестры Пег, у которой, как у главной, была отдельная комната. Эми разделась и легла.

– Еще чем-то помочь? – спросила Сестра Катерина, задергивая занавески.

– Все нормально, – ответила Эми, постаравшись улыбнуться. – Наверное, просто надо немного отдохнуть.

Стоя в изножье кровати, Катерина посмотрела на нее.

– Ты же знаешь, как это бывает, у девочек в твоем возрасте?

В твоем возрасте. Знала бы Сестра, как на самом деле, подумала Эми. Но она понимала, о чем речь. И эта мысль показалась ей неожиданной.

Сестра Катерина сочувственно улыбнулась.

– Ну, если это то самое, то ты очень скоро это узнаешь. Поверь, мы все через это прошли.

Взяв с Эми обещание, что она обязательно ее позовет, если ей что-то понадобится, Сестра ушла. Эми вытянулась на кровати и закрыла глаза. Прозвенел звонок, дети, должно быть, возвращаются на занятия. Пахнут солнцем и потом, свежим воздухом. Наверное, некоторые из них задумываются, к чему была вся эта суета на площадке. Наверняка Калеб за нее беспокоится. Эми нужно было сказать Сестре Катерине, чтобы она парня успокоила. «Она просто устала. Плохо себя чувствует. Очень скоро с ней все будет в порядке, вот увидишь».

Снова. В твоем возрасте. А такое возможно? Все Сестры жаловались на это «наказание», как они это называли. Шутили, что от жизни в приюте, в такой тесноте, у всех месячные одновременно начинались, и одна неделя из четырех становилась кошмаром, с кровавыми тряпками и перепадами настроения. Эми прожила почти сотню лет в неведении относительно столь естественных вещей и даже сейчас не могла сказать, что полностью понимает суть явления. Но основное она понимала. У тебя идет кровь, не слишком сильно, но идет, это неудобно, и это длится несколько дней. Какое-то время Эми с ужасом ждала этого, но потом это чувство сменилось томлением, яростным, почти животным, и страхом, что с ней такое никогда не случится, что эта часть нормальной человеческой жизни так и останется для нее недоступной, что она вечно будет жить в теле девочки.

Она проверила. Нет, крови нет. Хорошо это или плохо? Если Сестра Катерина была права, то как скоро это начнется? Жаль, что не удалось расспросить ее поподробнее. Сколько будет крови, насколько больно будет, насколько иначе она будет себя чувствовать? Хотя в ее случае, подумала Эми, все наверняка будет иначе. Возможно, хуже, возможно, лучше, возможно, это вообще не случится.

Ей бы хотелось ощутить себя женщиной. Чтобы это другие увидели. Чтобы ее тело познало то, что давно познало ее сердце.

Ее мысли прервало хриплое мяуканье. Конечно же, Мышатник пришел, чтобы посмотреть, что с ней. Старый серый кот подошел к ее кровати. Жалкое зрелище, глаза, затуманенные катарактой, поблекшая шерсть, повисший от старости хвост.

– Ты пришел меня проведать? Правда, мальчик? Ну, иди сюда.

Эми подняла его с пола и снова легла, положив кота себе на грудь. Провела пальцами сквозь его шерсть, и он уткнулся мордой ей в шею. Ты в порядке? Солнце не зашло, а ты уже в кровати, почему?

Он три раза крутанулся на месте, прежде чем умоститься у нее на груди с громким урчанием. Все хорошо. Спи. Я буду с тобой.

Эми закрыла глаза.

На улице была ночь, и Эми была на улице.

Как она сюда попала?

Она была в ночной рубашке, ноги босые, мокрые от росы. Сложно понять, сколько времени, но поздно. Ей это снится? Но если она спит, почему все кажется таким настоящим? Она внимательно огляделась. Рядом с плотиной, выше по течению. Воздух холодный и влажный. Она ощущала какую-то насущную потребность, будто она проснулась ото сна, в котором ее преследовали. Почему она здесь? У нее, что, сомнамбулизм начался?

Что-то коснулось ее ноги, и она дернулась. Поглядела вниз и увидела Мышатника, который смотрел на нее затуманенными глазами. Он начал громко мяукать, а потом побежал вперед, к плотине. Пробежав с метр, остановился и снова поглядел на нее.

Намек был совершенно четким, и Эми пошла следом. Старый кот привел ее к небольшому бетонному сооружению у края плотины, внутрь которого вела массивная закрытая дверь. Старая, ржавая, такое впечатление, что ее не один год не открывали. Там какие-то механизмы? Мышатник стоял у двери и мяукал.

Она открыла дверь и вошла внутрь. Полная темнота, как она тут дорогу найдет? Она на ощупь пошла вдоль стены, ища выключатель. Вот. Замигали лампочки. Посреди небольшого помещения виднелись металлические поручни винтовой лестницы. Мышатник уже стоял на первой ступени. Снова повернулся и посмотрел на нее, снова настойчиво мяукнул и двинулся вниз.

Лестница спиралью уходила в темноту. Она спустилась и снова оказалась во мраке. Снова поискала выключатель и тут поняла, где она. Широкая труба, дорога только одна, вперед. Мышатник уже шел вперед, отбрасывая на стену длинную тень. Его настойчивость была заразительна, и она шла следом по этому подземному миру. Они подошли к следующей двери, с кольцом штурвала. Рядом на полу лежал кусок трубы. Эми вставила его в штурвал и повернула. Дверь открылась, за ней была лестница, снова ведущая вниз. Она посмотрела на Мышатника, который скептически посмотрел в ответ.

Она начала спускаться. Внизу ее что-то ждало, она ощущала некое присутствие нутром. Что-то ужасное, печальное, тоскующее. Она снова оказалась в шахте, более широкой, чем предыдущая. По полу текла струйка воды. В дальнем конце она увидела круг света. Поняла, где она оказалась. Один из сливных каналов. А впереди – лунный свет. Она пошла к этому свечению и увидела, как по нему прошла тень. Не тень – силуэт.

Она поняла.

– Отец.

Он протянул руки сквозь решетку. Одну руку, худую, с опухшими пальцами, оканчивающимися изогнутыми когтями. Шагнув вперед, она подняла свою руку, и их руки соприкоснулись. Его пальцы сплелись с ее пальцами. У нее в глазах стояли слезы, все плыло.

– Отец, что случилось? Прошу, скажи мне.

– Когда? Когда оно придет?

Скоро, сказал Уолгаст. Очень, очень скоро.