Именно Ди Ворхис сказала, что хочет взять с собой детей.

Хотя она была не единственной. В плане участвовали все женщины, как вскоре узнал Ворхис. Кузина Ди, Салли, Мэйс Фрэнсис, Шэр Уизерс, Сиси Коули и Эли Додд. Даже Мэтти Райт – вечно нервная и говорливая Мэтти Райт. Все сказали мужьям одно и то же. Самая настоящая засада. Женщины окружили мужей и стали настаивать по-женски, так, что и не откажешь. Пара часов на солнце, говорили они, лежа в постели, моя посуду или собирая детей к школе. А что плохого? Пусть дети отдохнут.

Будто они никогда раньше детей за Стену не брали, напомнила ему Ди, когда они наконец сели на кухне, в тишине, после того, как девочек уложили спать.

– И в тот раз, – сказала она, – на день рождения Нитьи – когда они отправились на Зеленое Поле. Сири еще совсем карапузом была, и Нитья все таскала с собой всюду грязное одеяло. Так хорошо было у водовода, а бабочки, помнишь? Как они будто плавали над рукотворной рекой, поднятой над землей, трепеща яркими крылышками, а одна даже, ко всеобщему удивлению, Нитье на нос села. Неужели ты не чувствуешь присутствия Божия во всем этом, – сказала Ди. – В этой сладостной свободе, смеющихся девчушках, когда не воют сирены.

До этого еще не один час. Голубое небо, будто Небеса Господни над их головами, все они вместе, за Стеной, все четверо. Зеленая Зона, да, спорить нечего, но оттуда они видели охранный периметр, дозорные башни, часовых, заграждения из спиралей колючей проволоки, кто вообще все это придумал? Кто решил, где заканчивается одна зона и начинается другая? Почему выход в Северную Зону другой, более опасный, в самом деле? Там будут Крак и Тифти (имя само вырвалось, но она уже не могла остановиться, что будешь делать?). Там есть убежища на случай, если что случится, но почему оно должно случиться? Средь бела дня летом? В ловушки уже не один месяц никто не попадался, ни одного нарика в округе не видели. Все так говорят. Всего пара часов на солнце, подальше от грязи и серости города. Летний пикник в поле. Она ничего больше и не просит.

Может он хоть раз ее послушать? Ради их девочек? Просто ответь. Сделает он это ради нее, его жены, которая его любит?

Вот так, спустя два дня, жарким июльским утром, жара уже была за тридцать и приближалась к сорока, Кертис Ворхис, тридцати двух лет от роду, бригадир Северного Сельхозкомплекса, сунул за пояс старый отцовский револьвер калибра 38 с тремя патронами в барабане (три других в свое время использовал еще отец) и оказался на грузовике с кучей других семей. Не просто семей, а семей с детьми. Нитья с Сири и их кузеном Карсоном, которому только двенадцать стукнуло, еще не вырос, ноги до пола со скамейки не достают на три дюйма, Бэб и Данк Уизерсы, близнецы, девчонки Фрэнсисов, Рина и Жюли, севшие подальше назад, чтобы не обращать внимания на мальчишек, маленькая Дженни Апгар, на коленях у старшего брата Гуннара, Дин и Амели Райт, достаточно взрослые, чтобы делать вид, как им скучно, Мерри Додд и ее малыш-брат Сатч, маленький Луис Коли, еще в корзине, Риз Куомо и Дэш Мартинес, Синди-Сью Бодин. Всего восемнадцать, куча детей, шумных и активных, будто пчелиный рой, если спросили бы Ворхиса. Обычное дело, когда жены с мужьями в поле отправляются сажать, а особенно когда приходит пора урожай убирать, и каждая пара рук пригодится. Но сегодня было что-то новое. Даже когда автобус выехал за ворота, рыча и чихая стареньким дизелем, раскачиваясь на изношенных амортизаторах, Кертис Ворхис ощущал это. Не просто нудная работа на жаре, а будто выходной день, который мог бы стать новой доброй традицией. Почему им раньше это в голову не приходило, просто взять с собой детей, чтобы день стал особенным?

Мимо плотины, мимо топливохранилища, мимо ограждения, часовые, машущие руками, пропуская их дальше, вниз в долину, в золотое сияние июльского утра. Женщины с корзинами и едой в задней части автобуса шушукаются, смеются. Дети после бесплодной попытки одной из мам – конечно же, Эли Додд – уговорить их спеть Гимн Техаса, единственную песню, которую все знают («Техас, наш Техас! Да здравствует могучий штат! Техас, наш Техас! Чудесней всех стократ!») – разделились на враждебные стаи. Девочки постарше шепчутся и хихикают, демонстративно игнорируя мальчиков, мальчики намеренно делают вид, что им плевать, малыши прыгают на скамейках и носятся по проходу. Мужчины впереди, как обычно, настороженно молчащие, лишь переглядываются или делают кислую мину. Во что нас всех втравили? Они привыкли работать в поле, их руки огрубели от работы, под ногтями грязь, волосы коротко острижены, никто не носит бороды. Ворхис достал из кармана старые отцовские часы. 7:05. Одиннадцать часов до сирены, двенадцать до последней машины, тринадцать до темноты. Следи за временем. Знай, где ближайшее убежище. Если в чем-то сомневаешься, беги. Эти слова были вбиты в его сознание не хуже колыбельной матери, не хуже молитвы, из тех, что читают Сестры. Ворхис повернулся и поглядел на Ди. Она сидела с Сири на коленках, девчушка уткнулась носом в стекло, глядя на разворачивающийся за окном мир. Ди устало улыбнулась ему. Спасибо, читалось в ее взгляде. Сири начала подпрыгивать, суча ножками от радости. Пухленьким пальчиком показала в окно с довольным визгом. Спасибо тебе за это.

Они оглянуться не успели, как доехали. Сквозь лобовое стекло увидели поля Северного Сельхозкомплекса, огромное лоскутное одеяло, пестрое, как ткань-шотландка. Кукуруза, пшеница, хлопок, фасоль, рис и ячмень, овес. Пятнадцать тысяч акров, меж которых проложены грунтовые дороги, ветрозащитные полосы по краям, тополя и дубы. Дозорные башни, насосные, с бассейнами для дождевой воды и переплетениями труб. И через равные промежутки убежища, обозначенные оранжевыми флагами на высоких флагштоках, повисшими в неподвижном воздухе. Ворхис наизусть знал каждое, но когда кукуруза высоко вырастет, без флага быстро не найдешь.

Он встал и прошел вперед, туда, где стоял рядом с водителем Натан, брат Ди, которого все звали Круком. Ворхис бригадир, но именно Крук, как старший офицер ВС, здесь главный на самом деле.

– Похоже, мы неплохой день выбрали, – сказал Ворхис.

Крук пожал плечами, ничего не ответив. Как и полевые рабочие, он был одет по-простому – джинсы в заплатках, обтрепанная на рукавах и воротнике рубашка цвета хаки. Поверх нее на нем был ярко-оранжевый жилет с надписью «ТРАНСПОРТНАЯ СЛУЖБА ТЕХАСА» на спине. В руках у него была винтовка, длинноствольная, калибра 306, с оптическим прицелом. В кобуре – отремонтированный пистолет калибра 45. Винтовка штатная, а вот пистолет – штука особенная. Военный, или полицейский, старых времен, маслянисто-черный, с полированной деревянной рукоятью. Он даже имя ему дал, «Эбигейл». Надо хорошие знакомства иметь, подумал Ворхис, чтобы такое оружие заполучить, но не стал раздумывать, с кем именно. Все хорошо знали, какими делами Тифти заправляет. По сравнению с этим пистолетом ворхисовский револьвер с тремя патронами выглядел убого, но такое оружие он не мог себе позволить.

– Всегда можешь сказать, что это Ди придумала.

– Так ты не думаешь, что это хорошая идея?

Деверь едва усмехнулся. В такие моменты сходство Крука с его сестрой было особенно заметно, не внешне даже, просто некое ощущение. Возможно, это было очевидно лишь для Ворхиса. Большинство людей, напротив, замечали лишь, насколько сильно они отличаются.

– Какая разница, что я думаю. Сам знаешь не хуже меня. Если Ди уперлась, хоть в лепешку расшибись, она своего добьется.

Автобус резко дернулся, и Ворхис с трудом удержался на ногах. Дети завизжали от радости.

– Эй, Дэр, – сказал Крук. – Как думаешь, ничего не отвалилось у тебя?

Пожилая женщина за рулем смачно прокашлялась. Советовать Дэр что-то насчет ее автобуса значило нарываться на большие неприятности. Водителями в транспортном отделе были сплошь пожилые женщины, обычно вдовы. Не то чтобы существовало какое-то правило, просто так складывалось. Со своим лицом, окаменевшим в вечном угрюмом оскале, Дэр славилась вздорным характером и невиданной строгостью. Засекала время по секундомеру, который висел у нее на шее, и была готова оставить тебя стоять в клубах пыли, если ты хоть на минуту опоздал на последний автобус. Не одному из полевых рабочих из-за ее строгости пришлось заночевать в убежище, помирая от страха и считая минуты до рассвета.

– Куча детишек, Господи прости. Я от этого шума уже ничего не соображаю, – ответила Дэр, бросив взгляд в покрытое оспинами зеркало заднего вида на лобовом стекле. – Ради всего святого, потише там сзади! Дункан Уизерс, слезь сейчас же со скамейки! Жюли Фрэнсис, и не думай, что я не вижу! Вот так-то.

Она снова поглядела в зеркало ледяным взглядом.

– Я к тебе обращаюсь, юная леди. И убери со своего личика эту довольную ухмылку, сейчас же.

Внезапно замолчали все, даже жены. Но как только Дэр снова перевела взгляд на дорогу, Ворхис вдруг понял, что весь ее гнев был наигранным. Она изо всех сил старалась, чтобы не расхохотаться.

Крук похлопал его по плечу огромной ладонью.

– Расслабься, Вор. Пусть все повеселятся хоть раз.

– А я говорил, что беспокоюсь?

Он помрачнел.

– Слушай, я знаю, что ты предпочел бы, чтобы Тифти тут не было. О’кей, понимаю. Но он лучший стрелок из тех, что у меня есть. Говори что хочешь, но этот парень с трехсот ярдов в яблочко попадает.

Ворхис и не думал, что все это время по поводу Тифти грузится. Но теперь, раз уж Крук речь завел, задумался.

– Значит, думаешь, он нам понадобиться может.

– Я этого не говорил. Обычно в такие летние дни проблем не бывает. Я просто настороже, вот и все. Они и мои девчонки, сам понимаешь.

Крук ухмыльнулся, стараясь поднять настроение.

– Главное, чтобы у Ди это в привычку не вошло. Мне полсотни человек уговаривать пришлось, чтобы все это разрешили, можешь так ей и сказать.

Автобус вырулил на пассажирскую площадку. С кукурузного поля выходили последние из разведчиков, в массивных бронежилетах, толстых перчатках и шлемах с решетками вместо стекол, закрывающими лица. Оружие у них было самое разное – ружья, винтовки, пистолеты, даже мачете. Крук приказал детям оставаться на местах. Выходить из автобуса только после сигнала, что все чисто. Взрослые принялись собирать припасы, а Тифти спустился с площадки на крыше автобуса. Встав с Круком в задней части машины, они посовещались со старшим разведотряда, мужчиной по имени Диллон. Остальные разведчики, восемь мужчин и четыре женщины, отправились к насосной, чтобы набрать воды из лотка.

Крук вернулся, туда, где его ждал Ворхис и остальные. Солнце уже припекало вовсю, высушив остатки утренней влаги в воздухе.

– Чисто, как стеклышко, и в ветрозащитке тоже, – сказал он, подмигнув Ворхису. – С Ди причитается дополнительно.

Крук еще не успел договорить, как дети вскочили с мест и ринулись наружу, освобождая автобус для разведчиков, которые должны были вернуться в город. Глядя на рассыпавшихся в разные стороны детей, сияющих от радостного возбуждения, Ворхис на мгновение забылся. Нахлынули воспоминания. Для многих, особенно для самых маленьких, эта поездка стала первым выходом за пределы городских стен. Это он с самого начала знал. Однако увидеть это воочию – совсем другое дело. То ли воздух здесь другой, то ли солнце на их лицах, то ли земля под ногами? Как он себя чувствовал, в первый раз выйдя из автобуса, много лет назад? Конечно, можно их понять. Выйти За Стену означало оказаться в мире без границ – мире, о существовании которого ты знал, но никогда не верил, что станешь его частью. Он вспомнил свои ощущения, радость во всем теле, будто невесомость, беспокойство, будто ты во сне, где ты можешь летать, но не знаешь, как приземлиться.

Рядом с дозорной башней Форт и Чес уже ставили шесты, чтобы натянуть тент от солнца. Женщины раскладывали столы и стулья, выносили корзины с едой. Эли Додд, со скрытым полями соломенной шляпы лицом, уже пыталась организовать детей на игру в догонялки. Все, как и говорила Ди, когда только завела речь насчет того, чтобы с собой взять детей.

– Это нечто, правда?

Тай, кузен Ворхиса, стоял рядом, прижимая к груди корзину. Ростом выше метра восемьдесят, с вытянутым печальным лицом, он всегда напоминал Ворхису печального пса. Позади Дэр три раза просигналила, и автобус, изрыгнув клуб черного дыма, уехал.

– Никогда тебе не рассказывал, как я первый раз выбрался?

– Вроде нет.

– Не поверишь, целая история была, – сказал Тай, качая головой так, что Ворхис понял, что он не преувеличивает.

Когда все выгрузились, Крук собрал детей под навесом и повторил с ними правила, которые все знали, но каждый раз повторяли.

– Во-первых, – начал Крук, – все ходим парами. Не важно, кто у тебя в паре, брат, сестра, друг, но по одному не ходим никогда.

Это самое важное. Открытое место у дозорной башни безопасно, здесь они могут ходить куда захотят, но на кукурузное поле не заходить ни в коем случае. И под деревья у южной границы тоже.

– Так, флаги все видят? – Крук показал на поле. – Оранжевые, вон те? Кто скажет, что это?

С полдюжины детей подняли руки. Крук обвел детей взглядом и остановил его на Дэше Мартинесе. Семилетний, голенастый, с взъерошенными темными волосами. Уловив взгляд Крука, мальчишка замер. Он сидел между Мерри Додд и Ризом Куомо, которые прикрыли рты руками, стараясь не рассмеяться.

– Убежища, – наугад сказал мальчишка.

– Правильно, – ответил Крук, кивая. – Это убежища. А теперь скажите, – продолжил он, обращаясь ко всем, – если зазвучит сирена, что нужно делать?

– Бежать, – сказал кто-то.

– Бежать, – подхватили остальные.

– Бежать, куда? – спросил Крук.

– Бежать в убежище! – хором ответили дети.

Крук улыбнулся.

– Хорошо. А теперь идите играйте.

Они побежали, все, кроме подростков, которые на мгновение задержались под тентом, стараясь не быть заодно с малышней. Но даже они, понял Ворхис, найдут чем заняться на солнышке. Взрослые достали игральные карты, вязание, и очень скоро женщины погрузились в свои занятия, поглядывая на детей и обмахиваясь веерами. Ворхис собрал мужчин и раздал солевые таблетки. Даже если пить непрерывно, все равно есть возможность опасного обезвоживания. Они подошли к насосу и налили воду в бутылки. Объяснять было нечего, обрывать соцветия – простая и тяжелая работа, которой они уже много раз занимались. Через каждые три ряда на четвертый была посажена кукуруза другого сорта. С него надо было сорвать соцветия, чтобы избежать самоопыления. Когда придет пора собирать урожай, здесь получится гибрид более жизнестойкий, который используют для посева на следующий год. Когда отец много лет назад впервые объяснил Ворхису суть дела, это казалось впечатляющим, даже возбуждающим в своем роде. Они вмешивались в репродуктивный процесс, пусть и всего лишь у кукурузы. Однако физический дискомфорт такой работы, многие часы на палящем солнце, пыльца, постоянно оседающая на лице и руках, кружащие вокруг головы насекомые, заставили его быстро забыть эти мысли. В первую же неделю его работы в поле мужчина рядом потерял сознание от теплового удара. Ворхис не помнил, ни кто это был, ни что с ним стало потом. Его просто отправили в город с ближайшей машиной и снова принялись за работу. Вполне возможно, что он даже умереть мог.

Плотные брезентовые рукавицы, широкополые шляпы и куртки с длинным рукавом, застегнутые на запястьях. Пока они оделись, с них уже пот градом катил. Ворхис бросил взгляд на дозорную башню, где уже расположился Тифти, оглядывая посадку в оптический прицел. Крук был прав. Тифти там на своем месте. Что бы там еще ни говорили про Тифти Лэмонта, его мастерство снайпера неоспоримо. Однако, даже слыша его имя пусть и столько лет спустя, Ворхис начинал злиться. Будто с течением времени это чувство лишь усиливалось, с каждым годом, еще одним годом, который не прожил Боз. Почему Тифти вырос и стал мужчиной, а Боз – нет? В других обстоятельствах Ворхис отбросил бы эти мысли как иррациональные. Пусть Тифти и спровоцировал события той роковой ночи, но любой из них мог бы сказать «нет», и Боз остался бы в живых. Какая разница, что там Ди и Крук говорят или сам Тифти. Который даже теперь, оглядывая в прицел деревья, чтобы охранять детей Ворхиса, не стал для него лучше. Ничто не сможет заставить его перестать думать, что Тифти во всем виноват. Ворхису пришлось признаться самому себе, что это в его характере дело, и держать мысли при себе.

Он разделил рабочих на три группы, каждая должна была работать на четырех рядах. Потом они подошли к тенту, чтобы попрощаться. На открытом поле дети уже в кикбол играли, с дальней стороны дозорной башни слышался звон копыт в яме. Ди сидела в тени, с Салли и Люси Мартинес, играя в червы. Играли они с размахом, иногда по нескольку дней. На столе уже накрыли для ланча. Фарфоровые тарелки с паутиной трещин, глиняные кружки и даже скатерть.

– Похоже, мы собрались.

Она положила карты и поглядела на него.

– Хорошо. Подойди.

Сняв шляпу, он подошел и наклонился к ней. Жена поцеловала его.

– Боже, ты уже воняешь, – рассмеялась она, морща нос. – Боюсь, на сегодня это последний.

Она помолчала.

– Надо ли тебе говорить, чтобы ты был осторожен?

Она всегда так говорила.

– Если пожелаешь, – как обычно, ответил он.

– Ладно. Будь осторожен.

Нит и Сири зашли под тент. В волосах и в ткани вязаных кофт у них застряли травинки. Будто у щенков, которые в грязи извалялись.

– Папу обнимите, девочки.

Ворхис присел и обнял обеих сразу.

– Маму слушайтесь, ладно? Вернусь к ланчу.

– Мы друг другу пара, – заявила Сири.

Он стряхнул траву с их волос, уже пропитавшихся потом. Иногда ему было достаточно просто поглядеть на них, чтобы ощутить всю глубину любви, буквально до слез.

– Конечно. Не забывайте, что дядя Крук говорил. Будьте там, где мама вас видеть будет.

– Карсон говорит, что в поле чудовища, – сказала Сири. – Чудовища, которые кровь пьют.

Ворхис бросил взгляд на Ди, та пожала плечами. Не первый раз об этом речь заходила.

– Ну, он не прав, – сказал он. – Шутит, пытается вас напугать.

– Тогда почему нам нельзя на поле?

– Потому, что такие правила.

– Честно?

Ворхис постарался улыбнуться. Он и Ди давно договорились не рассказывать детям о ситуации, чем дольше, тем лучше. Однако оба они понимали, что не смогут держать их в неведении вечно.

– Честно.

Он снова обнял их, по очереди каждую, потом обеих сразу и пошел следом за остальными рабочими, к краю поля. Зеленая стена, под два метра высотой, ряды выросшей кукурузы, словно длинные коридоры, до самой ветрозащитной посадки. Солнце будто пересекло невидимую границу, отделяющую рассвет от полудня. Ворхис снова посмотрел на часы. Следи за временем. Не забывай, где ближайшее убежище. Если в чем-то сомневаешься, беги.

– Ладно, хорошо, – сказал он, натягивая рукавицы. – За дело.

И с этими словами они вышли в поле.

В каком-то смысле все они стали теми, кем стали, после единственной ночи, той, которая стала последней ночью их детства. Крук, Ворхис, Боз, Ди. Они все время держались вместе, ограниченные лишь стенами города и зоркими глазами Сестер, которые заведовали школой, да людьми из Внутренней Службы, которые заведовали всем остальным. Болтовня, слухи, сплетни, грязь. Грязные лица, грязные руки. В тот раз все четверо торчали в переулке позади дома после школы. Что такое мир? Где этот мир, и когда они его увидят? Куда отправляются их отцы, а иногда и матери, откуда возвращаются, когда от них пахнет работой, о чем они так тревожатся? Снаружи, это да, но что снаружи отличается от того, что внутри города? На вид, на запах, на вкус? Почему время от времени кто-нибудь, чей-нибудь отец или мать, уходит, но не возвращается, будто незримый мир за пределами стен наделен силой поглотить их? Нарики, драки, вампиры, прыгуны. Они знали все эти слова, но не понимали их значения. Драки – худшие из всех, но они – то же самое, что прыгуны или вампиры (этим словом их называли только старые люди). А еще были нарики, вроде похожие, но не совсем. Опасные, но не настолько, ничтожества на уровне скорпионов и змей. Некоторые говорили, что нарики – это драки, которые слишком долго прожили, другие – что это вообще другой вид. Что они вообще не были людьми изначально.

Это ставило следующий вопрос. Если Зараженные раньше были людьми, такими же, как они, почему они стали тем, чем стали?

Однако самой чудесной из историй была история Найлза Коффи. Полковника Коффи, основателя Экспедиционного Отряда, бесстрашных людей, путешествующих по миру, чтобы биться и погибать. О том, откуда происходил Коффи, толком никто не знал, это было окутано легендами, как и все насчет него. Подкидыш, выросший в приюте у Сестер. Потерявший родителей в Пасхальное Вторжение 38-го года, видевший, как погибли его родители. Бродяга, как-то раз появившийся у ворот, мальчик-воин, одетый в шкуры и с головой Зараженного на острие копья. Он в одиночку убил сотню Зараженных, тысячу, десять тысяч, с каждым годом это число росло. Никогда его нога не ступала на землю Города. Он ходил среди них неузнанным, одетый, как простой полевой рабочий. Его вообще никогда не существовало. Говорили, что его люди давали клятву – клятву на крови – не перед Богом, но друг перед другом, и что они брили голову в знак этого обета, обета умереть. Уходили далеко от стен города, даже за пределы Техаса. Оклахома. Уичита в Канзасе. Розуэлл в Нью-Мексико. На стене над койкой у Боза висела карта Старых Соединенных Штатов, прямоугольники выцветшей бумаги, скрепленные между собой как кусочки пазла. Обозначая каждое новое место, он втыкал одну из булавок их матери, а булавки соединял ниткой, обозначая маршруты, по которым прошел Коффи. В школе они спросили Сестру Пег, брат которой работал на Нефтяной Дороге, что она слышала, что она знает? Правда ли, что Экспедиционные находили других выживших, селения и даже города, полные людей? На это Сестра ничего не ответила, но в блеске ее глаз, когда она услышала его имя, они увидели свет надежды. Вот главное, чем был для всех Коффи: откуда бы он ни пришел, ему это удалось. Коффи был причиной тому, чтобы надеяться.

Пришло время, много лет спустя, когда Боза уже не было, как и их матери, когда Ворхис задумался. Почему он и его брат никогда не говорили о таком с родителями? Это было бы совершенно естественно. Но, хорошенько поразмыслив, он не припомнил ни одного случая, как и не вспомнил, чтобы мать или отец хоть слово сказали насчет карты Боза. Почему так случилось? И что стало с картой, которая, как помнил Ворхис, исчезла внезапно, была и сплыла? Как будто все рассказы о Коффи и Экспедиционном Отряде были частью некоего тайного мира – мальчишеского мира, который однажды ушел навсегда. Неделю за неделей эти вопросы снедали его так сильно, что как-то утром за завтраком он наконец набрался смелости и спросил отца. «Шутишь», – рассмеялся отец. Тэд Ворхис еще не был стар, но выглядел старым – половины волос и зубов уже нет, постоянно влажная кожа, руки, будто связки костей, лежащие на кухонном столе. «Ты серьезно? Ладно, ты, – с тобой еще все не так плохо, но Боз – просто умолкнуть не мог. Коффи, Коффи, Коффи, весь день. Не помнишь?» Он закрыл глаза во внезапно нахлынувшей печали. «Дурацкая эта карта. Если по правде, у меня духу не хватало сорвать ее со стены, но ты меня тогда удивил. Никогда в жизни не видел, чтобы ты так плакал. Наверное, ты все-таки понял, что все это чушь. Коффи и все они, остальные. Что это ничего не даст в конечном счете».

Но это не было ерундой. Никогда не было, не могло быть. Как это могло быть ерундой, если они так любили Боза?

Все дело было в Тифти, конечно. Тифти-лжец, Тифти-болтун, Тифти, который так хотел быть нужным хоть кому-нибудь, что готов был ляпнуть любую глупость – так, что клялся, что видел Коффи своими глазами. «Тифти, – смеялись они, – ты охренел, Тифти, ты ни Коффи не видел, ни кого-то еще». Однако пока они смеялись, эта мысль укоренилась в их головах. У мальчишки был талант, заставить тебя поверить ему, одновременно выведав нечто нужное ему самому. Он совершенно незаметно втерся в их компанию, так быстро, что никто и не понял, как это произошло. Вот его еще не было, и вот он уже есть. Совершенно обычный день был – церковь, потом школа, время мучительно тянется до трех часов, звонок, внезапная свобода, двести человек детей бегут по коридору и лестнице, на улицу. Идут по улице, по домам, их все меньше, одноклассники сворачивают каждый к своему дому, и вот их снова четверо.

Не совсем, если быть точным. Они пошли в переулок, заваленный старыми магазинными тележками и промокшими матрасами, сломанными стульями. Люди всегда выбрасывают мусор на задний двор, что бы там квартальный ни говорил. И поняли, что за ними следят. Следом шел мальчишка, тощий, как палка, с узким лицом и шапкой светло-рыжих волос, выглядевших так, будто они ему на голову с большой высоты упали. Хотя на дворе был январь, в воздухе висела сырость, на нем не было пальто, только свитер, джинсы и пластиковые шлепки. Он шел со стороны школы, но они были уверены, что никогда там его не видели. Дистанция, на которой он шел за ними, была достаточно мала, чтобы вызвать их любопытство, но и достаточно велика, чтобы не счесть его поведение вызывающим. Пробная дистанция. Будто он хотел сказать: я могу быть вам интересен. Быть может, вы дадите мне шанс.

– Как думаешь, чего он хочет? – спросил Крук.

Они дошли до конца переулка, где устроили себе небольшое укрытие из обломков досок. Полом служил заплесневевший матрас, из которого торчали пружины. Мальчишка остановился метрах в десяти, переминаясь с ноги на ногу. В том, как он держался, было что-то такое, что создавало впечатление, будто части его тела не совсем крепко соединены друг с другом, будто его собрали из кусков, принадлежащих четырем разным мальчикам.

– Ты за нами следил? – окликнул его Крук.

Мальчишка не ответил. Посмотрел вниз и в сторону, будто пес, старающийся не смотреть в глаза. Они увидели отметину на левой стороне его лица.

– Ты глухой? Я тебе вопрос задал.

– Я за вами не следил.

Крук повернулся к остальным. Старше их на год, он был главным по умолчанию.

– Кто-нибудь знает этого парнишку?

Никто не знал. Крук снова поглядел на него.

– Ты, погоняло какое?

– Тифти.

– Тифти? Что за имя такое, Тифти?

Он уперся взглядом в носки ног.

– Просто имя.

– Тебя так мать зовет? – спросил Крук.

– Нет ее у меня.

– Она умерла или бросила тебя?

Парень начал рыться в кармане.

– И то и другое, похоже. А тебе зачем?

Он посмотрел на них, щурясь.

– У вас типа команда?

– С чего ты взял?

Парень пожал худенькими плечами.

– Просто посмотрел на вас.

Крук оглядел остальных, потом снова посмотрел на мальчишку. И тяжело вздохнул.

– Ладно, нечего тебе стоять как придурку. Иди поближе, хоть разглядим тебя.

Мальчишка двинулся к ним. Ворхис подумал, что есть в нем что-то знакомое, этот затравленный взгляд. Хотя, быть может, просто то, что любой из них мог оказаться одиночкой, таким же, как он. Отметина на щеке оказалась большим лиловым синяком.

– Эй, я этого парня знаю, – сказала Ди. – Ты же в Центре живешь, так? Я тебя видела, как ты оттуда выходил, вместе с нашим папой.

Центр Проживания Хилл-Кантри. Дом с кучей маленьких квартир, ужасная теснота там. Все называли его Центр.

– Это правда? – спросил Крук. – Только что приехал?

Мальчишка кивнул.

– Из Эйчтауна.

– Ты оттуда родом? – спросил Крук. – А отец?

– У меня только тетя, Роуз. По большей части она за мной приглядывает.

– Что у тебя там в кармане? Смотрю, ты все возишься.

Мальчишка вынул руку из кармана. Складной нож с кучей примочек. Крук взял его в руку, и все четверо принялись разглядывать нож. Обычные лезвия, пила, отвертка, ножницы, штопор, даже увеличительное стекло, только линза от времени помутнела.

– Откуда ты это взял? – спросил Крук.

– Мой папа мне дал.

Крук нахмурился.

– Он у тебя в промысле?

Мальчишка мотнул головой.

– Не-а. Он гидротехник. На плотине работает.

Он показал на нож.

– Берите, если хотите.

– С чего бы мне хотеть твой нож?

– Черт, если он ему не нужен, я возьму, – сказал Боз. – Давай сюда.

– Заткнись, Боз, – сказал Крук, медленно оглядев парня. – Что у тебя с лицом стряслось?

– Просто упал, вот и все.

В его тоне не было испуга, таким же тоном он мог сказать, какой сегодня день недели. Однако все мгновенно уловили в его словах ложь.

– Упал на кулак, типа того. Твой отец это сделал или кто еще?

Парень ничего не ответил. Ворхис заметил, как у него дернулся подбородок.

– Крук, оставь его в покое, – сказала Ди.

Но Крук в упор смотрел на мальчишку.

– Я тебе вопрос задал.

– Иногда он. Когда напьется. Роуз говорит, он не со зла. Все из-за моей мамы.

– Из-за того, что она тебя бросила?

– Из-за того, что она умерла, родив меня.

Последние слова, казалось, повисли в воздухе. Правда или не правда, в любом случае теперь они не могли ему отказать.

Крук протянул ему нож.

– Давай бери. Я не заберу нож твоего отца.

Мальчишка убрал нож обратно в карман.

– Я Крук. Ди – моя сестра. Двое других – Боз и Вор.

– Я знаю, кто вы такие.

Он прищурился, неуверенно глядя на них.

– Значит, я теперь в команде?

– Сколько раз тебе говорить, у нас не команда, – ответил Крук.

Тифти стал одним из них, так, будто это было предопределено. Со временем они познакомились и с Брэем Лэмонтом, вспыльчивым, иногда ужасающим человеком, глаза которого постоянно горели от нелегально производимого виски, который все называли бухлом. Его голос, громогласный от выпитого, каждый вечер раздававшийся из окон, будто сирена. «Тифти, будь ты проклят! Тифти, иди домой, пока я тебя сам искать не пошел!» Не раз после таких криков мальчишка появлялся со свежим синяком на лице или на теле, однажды ему даже руку на перевязь подвесили. Во время очередной вспышки гнева отец швырнул его через всю комнату, и Тифти плечо вывихнул. Надо ли рассказать Внутренним? Или родителям? А тетя Роуз, она не поможет? Но Тифти всегда лишь тряс головой. Похоже, он совершенно не злился из-за этих побоев, переносил все стоически, стиснув зубы. Этим можно было лишь восхититься. Тоже сила в своем роде. «Никому не говорите, – сказал он. – Просто он такой. Это уже не изменишь».

Были и другие истории. Прадед Тифти, по крайней мере так он сказал, был одним из подписавших Техасскую Декларацию и руководил расчисткой Нефтяной Дороги. Его дед геройски погиб во время Пасхального Вторжения, когда он, уже получив укус, во время первой атаки, возглавил удар у водовода, а потом покончил с собой прямо на поле боя, на глазах у своих товарищей, заколов себя своим клинком. Кузен, имя которого Тифти отказывался называть (все зовут его просто Кузен), разыскиваемый всеми гангстер, контролирующий крупнейшую в Эйчтауне винокурню. Его мать, красавица, которой девять раз предлагали руку и сердце, когда ей еще шестнадцати не было. Один из сватавшихся позднее стал членом президентского совета. Герои, заслуженные люди, бандиты, пестрая череда знаменитостей того мира, который они знали, и того, что таился во мраке мира промысла. Тифти знал людей, которые знали других людей. Для Тифти Лэмонта открывались все двери. Ну и что, что он сын пьяницы, работающего гидроинженером в Эйчтауне, костлявый мальчишка с вечными синяками на лице и в плохо сидящей одежде, которую он никогда не стирал, за которым приглядывает его бездетная тетя, который живет в Центре, почти как и они. Рассказы Тифти были слишком хороши и интересны, чтобы им не верить.

Но насчет того, что он Коффи видел, – это уже слишком. Такая заява против всех фактов. Коффи не знал никто. Коффи, как и Зараженные, – создание теней. Однако в словах Тифти был привкус правды. Он же ездил со своим отцом в Эйчтаун, ходил по его бандитским улицам, встречался с Кузеном, гангстером. Там, в помещении позади машинного зала, была перегонная машина – колоссальная, будто живой дракон, состоящая из проводов, труб и пыхтящих котлов. Там, среди людей с хищными взглядами и липкими ухмылками, обнажающими почерневшие зубы, с пистолетами за поясом, где переходили из рук в руки деньги, как-то раз выставили кувшин бухла. Эти поездки были обычным делом, Тифти уже много раз их описывал, но на этот раз все было несколько иначе. На этот раз там был человек. Другой, не такой, как остальные, живущие промыслом. Это Тифти сразу понял. Высокий, с военной выправкой. Стоял в стороне, в тени, лица не разглядеть, в темной шинели, подпоясанной ремнем. Тифти разглядел, что у него бритая голова. Судя по всему, этот человек, кто бы он ни был, прибыл по срочному делу. Обычно отец Тифти некоторое время зависал там, выпивая, обмениваясь новостями с остальными людьми Эйчтауна, но не в тот вечер. Кузен, огромный, округлый, возвышающийся над столом, будто яйцо в гнезде птицы, взял у отца банкноты, сразу же, как тот приехал, ничего не говоря, и их сразу же выпроводили за дверь. Лишь когда они достаточно далеко отошли от машинного зала, отец заговорил с ним. «Знаешь, мальчик, кого ты только что видел? А? Не знаешь? А я тебе скажу, кто это. Это был сам Найлз Коффи».

– И еще что скажу.

Все пятеро втиснулись в укрытие, в переулке. Рассказывая, Тифти чертил лезвием складного ножа, в конечном счете оставшегося у него, по земле.

– Мой старик сказал, что у него лагерь ниже по течению от плотины. На открытом месте, так, будто снаружи ничего не происходит. Они заманивают драков и ловят их в ловушки.

– Я знал! – выпалил Боз. Лицо младшего брата едва не светилось от счастья. Он резко развернулся к Ворхису, не вставая с колен. – Что я тебе говорил!

– Хрена с два, – фыркнул Крук. Среди них он играл роль скептика, нес ее, будто почетную обязанность.

– Говорю тебе, это он был. Ты бы это просто почувствовал. Любой бы почувствовал.

– Ну и что же Коффи нужно от банды торгашей? Скажи на милость.

– Откуда мне знать? Может, он бухло покупает для своих людей.

У Тифти изменилось лицо, ему пришла в голову новая мысль.

– Или оружие, – сказал он, наклонившись вперед, тихо.

Крук язвительно усмехнулся.

– Только послушайте этого мальчика.

– Смейся сколько влезет. Я его видел. Настоящее оружие, армейское, прежних времен. М-16, автоматы, даже гранатометы.

– Вау, – сказал Боз.

– И откуда Кузен такие штуки берет? – спросил Ворхис.

Тифти приподнялся и огляделся, будто чтобы убедиться, что их никто не подслушивает.

– Не знаю, следует ли мне вам это рассказывать, – продолжил он едва не шепотом. – Есть бункер, старая армейская база, рядом с Сан-Антонио. Кузен устраивает туда вылазки.

– Ни на секунду не поверю, – сказал Крук. – Ты ни Коффи не видел, ни кого-то еще.

– Хочешь сказать, ты не веришь, что он существует?

Это было на грани святотатства.

– Этого я не говорил. Просто ты его не видел, вот и все.

– А ты что скажешь, Вор?

Ворхис почувствовал, что его подловили. Половина того, что Тифти рассказывает, – чушь полная. Может, и больше, чем половина. С другой стороны, очень хотелось поверить.

– Я не знаю, – с трудом ответил он. – Наверное… не знаю.

– Ну, а я ему верю, – заявила Ди.

Глаза Тифти расширились.

– Видишь?

Крук отмахнулся.

– Она девчонка. Она всему верит.

– Эй!

– Ну, это же правда.

Тифти пристально посмотрел на старшего.

– Что, если я скажу, что ты сам сможешь увидеть Коффи?

– И как же мне это сделать?

– Легко. Мы можем выбраться через одну из труб водовода. Я там много раз был. В это время года они не сливают воду до самого рассвета. Трубы идут до самого основания плотины, сможем увидеть лагерь оттуда.

Вызов был брошен. Отказаться было невозможно.

– Там нет никакого хренова лагеря, Тифти.

У них ушло три дня на то, чтобы набраться смелости, но даже тогда Крук не разрешил своей сестре идти с ними. Они должны были ускользнуть, пока родители спят, и встретиться возле укрытия. Тифти придумал маршрут до входа в трубы, так, чтобы не попасться на глаза патрульным.

Уже миновала полночь, когда Тифти пришел к ним. Остальные уже ждали его на месте. Тифти появился у входа в переулок и быстро пошел к ним в накинутом на голову капюшоне куртки, сунув руки в карманы. Дойдя до укрытия, достал пластиковую бутылку.

– Жидкость для смелости, – сказал он. Отвернул пробку и протянул Ворхису.

Это оказалось бухло. У родителей Ворхиса и Боза, набожных людей, каждое воскресенье ходивших в церковь к Сестрам, в доме никогда такого не было. Ворхис поднес бутылку к носу. Прозрачная жидкость с резким химическим запахом типа хозяйственного мыла.

– Дай сюда, – скомандовал Крук. Схватил бутылку, отпил и вернул Ворхису.

– Ты никогда еще бухло не пил? – спросил Ворхиса Тифти.

Ворхис сделал оскорбленный вид.

– Конечно, пил. И не раз.

– Это когда это ты успел бухло попробовать? – фыркнул Боз.

– Есть многое, братец, чего ты не знаешь.

Ему очень хотелось зажать нос. Ворхис сделал быстрый глоток, так чтобы не успеть почувствовать вкус. Горло обожгло, по пищеводу заструилась огненная река. Боже, какая гадость! Он закашлялся, на глазах выступили слезы. Все рассмеялись.

Боз выпил следом. К стыду Ворхиса, младший брат ухитрился сделать достойный глоток, даже не вздрогнув. Бутылка прошла по кругу еще три раза. На четвертый раз даже Ворхис приловчился и смог сделать добрый глоток, не закашлявшись. Удивился, почему он ничего не чувствует. Но сразу понял, когда попытался встать. Земля качнулась у него под ногами, и он выставил руку, чтобы не упасть.

– Пойдем, – сказал Тифти.

К тому времени, когда они добрались до плотины, они хихикали, будто умалишенные. Течение времени для них изменилось, казалось, что они добирались сюда очень долго, и в тот же момент казалось, будто время пролетело, как один миг. Ворхис с трудом помнил, как они прятались от патруля под грузовиком, но не помнил ни подробностей, ни того, как им удалось не попасться. Он понимал, что пьян, но его сознание не могло сосредоточиться на этом факте. Они остановились в темноте, пока кто-то – Боз, понял Ворхис, самый пьяный из всех, стоял у кустов. Его стошнило. А Ди, она-то что здесь делает? Неужели следила за ними? Крук рявкнул на нее, чтобы она домой возвращалась, но Ди не была бы собой, если бы послушалась. Если уж она уперлась, проще у пса из зубов кость выдернуть, чем ее остановить. Факт заключался в том, что Ворхис был влюблен в Ди. Всегда любил ее. Это было так неожиданно, эта любовь, будто в груди шар надулся, и Ворхис все пытался набраться смелости, чтобы признаться в своих чувствах. И тут вернулся Тифти, который куда-то ходил, и сказал им идти дальше.

Он подвел их к небольшому бетонному зданию. Вниз уходили металлические ступени. У подножия лестницы была служебная шахта, там было сыро и темно, на стенах висели капли воды. Они оказались внутри плотины, где-то над сливными затворами. Горели лампы, закрытые металлическими решетками, по полу тянулись длинные тени. Прилив адреналина привел Ворхиса в чувство. Он сосредоточился. Они подошли к двери в стене со ржавым железным кольцом на ней. Крук и Тифти стали по обе стороны от него и попытались повернуть, но штурвал не шелохнулся.

– Нам нужен рычаг, – сказал Тифти.

Он снова исчез в тоннеле и вернулся спустя минуту с куском трубы. Продел его в штурвал и навалился. Раздался скрежет, и штурвал начал поворачиваться. Дверь открылась.

Внутри оказались вертикальная шахта и ведущая вниз лестница. Тифти достал фальшфейер, чиркнул головкой по пластинке и бросил его вниз. Полез первым, следом Вор, потом Ди, потом Боз. Последним полез Крук.

Они оказались внутри большой трубы. Сливной канал, один из шести. Через эти каналы раз в день воду сливали из водохранилища по водоводу и на поля. Позади них скопились миллионы галлонов воды, удерживаемые плотиной. Было холодно, пахло мокрым бетоном. По полу тек тоненький ручеек воды к выходу, где виднелся округлый кусок освещенного луной ночного неба. Они крались вперед, прочь от фальшфейера, который зажег Тифти. Сердце в груди Ворхиса колотилось. Мир ночи за пределами стен. И представить себе невозможно. Метрах в трех от выхода Тифти стал на четвереньки. Остальные сделали то же самое. Выход был перекрыт массивной стальной решеткой.

– Я первый пойду, – прошептал Тифти.

Он пополз на карачках к выходу. Остальные не шевелились. Для сознания Ворхиса, искаженного алкоголем, возможность увидеть лагерь Коффи стала второстепенной. Вся эта ночь стала испытанием их смелости, какая разница, с какой целью. Решетка достаточно крепкая, чтобы сдержать Зараженного, но опасность была не в этом. Ворхис уже был почти готов к тому, что сквозь решетку пролезет когтистая лапа, схватит их друга и порвет на куски. Сквозь туман в голове от бухла он вдруг подумал, что Ди наверняка тоже боится, что он должен ее как-то успокоить, но он не знал, что ему ей сказать, и мысль покинула его голову так же быстро, как и пришла в нее.

Тифти добрался до края тоннеля и встал на колени. Схватился за решетку и выглянул наружу.

– Что ты видишь? – прошептал Крук.

– Твою… мать, – после паузы ответил Тифти.

Его тон совсем не понравился Ворхису. Это не было радостное восклицание. В нем был страх.

– Что такое? – прошептал Крук резче. – Коффи там?

– Хочу поглядеть! – воскликнул Боз.

– Тихо! – буркнул Крук. – Тифти, будь ты проклят, что там?

Ворхис ощутил это коленями. Рокот, будто далекий гром, визг и скрежет металла, работающих механизмов. Звук шел сзади.

Тифти вскочил.

– Уносим ноги!

Это была вода. Звук, который услышал Ворхис, был шумом воды, которую спускали из водохранилища. Один затвор, потом другой, потом следующий, по очереди. Это и увидел Тифти.

Их размажет по стенкам.

Ворхис вскочил и схватил за руку Боза, но тот вывернулся.

– Я хочу увидеть его!

– Там ничего нет!

– Есть, есть! – крикнул Боз. Его голос срывался, он плакал.

Боз ринулся к выходу. Тифти и остальные уже бежали назад, к лестнице. Громовые раскаты были все ближе, открыли соседний слив. Сейчас откроют тот, в котором они. Еще несколько секунд, и в них ударит стена воды. Ворхис схватил брата поперек спины у выхода из тоннеля, но тот крепко вцепился в решетку.

– Я его вижу! Это Коффи!

Ворхис дернул изо всех сил, и они оба упали на пол. «Давайте, бегите!», кричали им остальные. Ворхис схватил брата за руку и побежал. Крук махал им, стоя у нижнего края лестницы. Ворхис почувствовал хлопок в ушах, от смены давления. Крук исчез наверху, Ворхис полез следом, а его брат поднимался сразу же за ним.

И тут появилась вода.

Она ударила его, будто кулак, будто сотня кулаков, тысяча. Он услышал, как Боз, чуть ниже его, в ужасе закричал. Ворхис смог удержаться на лестнице, но больше он ничего сделать не смог. Стоит отпустить хоть одну из рук, и его унесет. Он попытался позвать брата, но из его горла не вырвалось ни звука. Вот как все кончилось, подумал Ворхис. Одна ошибка, и все кончено. Все так просто. Почему другие люди не гибнут так же, как они? Гибнут, вдруг понял он, чувствуя, как слабеют его руки, держащиеся за лестницу. Именно так они и гибнут, всегда.

Его вытащил Крук. Крук, который на вечные времена останется его другом, который будет стоять рядом с ним, когда он и Ди поженятся, который будет приглядывать за его детьми в тот день, когда все вывезли детей на летний пикник в поле. Который будет стоять рядом с ним в их последнем бою, много лет спустя, во многих милях отсюда. Ворхис уже почти отпустил лестницу, как вдруг Крук протянул руки вниз и схватил его за запястье. Выдернул вверх. Они лезли все выше, вверх по лестнице, к спасению.

Они, но не Боз. Тело брата смогли достать только утром. Его раздавило о решетку. Может, он увидел Коффи, может, и нет. Тифти им так ничего и не сказал. Со временем Ворхис решил, что это и не имеет значения. Даже если видел, кому от этого стало лучше.

К тому времени, когда Ворхис объявил обеденный перерыв, бригада уже обработала шестнадцать акров. Нещадно палило солнце, в небе ни облачка, и даже дети, все утро игравшие и веселившиеся, спрятались под тент. Подойдя к насосу, Ворхис снял шляпу, налил себе кружку воды и выпил, не отрываясь. Потом налил еще одну и вылил себе на лицо. Снял пропотевшую насквозь рубашку и вытерся ею. Боже всемилостивый, как же жарко.

Женщины и дети уже ели. Рабочие тоже стали собираться у стола, чтобы перекусить. Хлеб с маслом, вареные вкрутую яйца, сушеное мясо, куски сыра, кувшины с водой и лимонадом. Спустился с дозорной башни Крук, чтобы тоже положить себе еды в тарелку. Тифти нигде не видно. Ну и что? Пусть Тифти делает, что ему вздумается. Все жадно ели, не отвлекаясь на разговоры. Поедят и прилягут подремать в тени.

– Отдых час, – сказал Ворхис, вставая из-за стола. – Не разлеживайтесь.

Он поднялся по лестнице на башню. Там уже стоял Крук, разглядывая в бинокль деревья вдали. Винтовка стояла рядом, у ограждения.

– Ничего особенного?

Мгновение Крук молчал, а потом дал Ворхису бинокль.

– На шесть часов, за деревьями. Есть мысли, что это?

Ворхис посмотрел в бинокль. Ничего, только деревья да бурые холмы за ними.

– А тебе показалось, что ты что-то увидел?

– Не знаю. Что-то блестящее.

– Блестящее? Типа металлическое?

– Ага.

Ворхис снова поглядел в бинокль.

– Ну, сейчас не вижу ничего. Может, просто отблеск солнца на линзах. Жарит изрядно.

– Может, и так, – сказал Крук, отхлебнув воды из бутылки. – Как там внизу дела?

– Сейчас уснут все. Дети уже спят, большинство. Думаю, никто не ждал, что так жарко будет.

– Техасский июль, дружище.

– Гуннар спрашивал, не может ли он чем помочь. Добрый парень, но ума ни капли.

Крук взял в руки винтовку.

– И что ты ему сказал?

– Не торопись, сказал. Когда-нибудь поймешь, насколько глупые вопросы ты задавал.

Крук рассмеялся.

– Мы такие же были. Дождаться не могли, когда нас выпустят.

– Говори за себя.

Крук умолк, глядя вдаль. Ворхис чувствовал, что его друга что-то тревожит, и не только эта сверкающая штука за деревьями.

– Слушай, – начал Крук. – Я принял решение и хочу, чтобы ты услышал об этом от меня. Ты знаешь, что пошли слухи о том, что Экспедиционный Отряд снова собирают?

Ворхис тоже слышал эти слухи. Ничего нового, всегда есть какие-нибудь слухи. С тех пор как Коффи и его люди исчезли – сколько лет назад это было? – о них не переставали говорить.

– Люди все время об этом говорят.

– На этот раз это не просто разговоры. Военные набирают добровольцев, из Внутренней Службы, хотят собрать отряд из двухсот человек.

Ворхис внимательно поглядел на друга. О чем он хочет сказать?

– Крук, ты не можешь всерьез говорить о таком. Это все ребячество.

– Может, и было раньше. Я понимаю, что ты чувствуешь, после того, что случилось с Бозом. Посмотри на меня, Вор. Я так и не женился. Семьи нет, чего мне ждать?

Тут Ворхис все понял.

– Иисусе. Ты уже записался, так?

Крук кивнул.

– Вчера подал в отставку из Внутренней Службы. Конечно, еще не в Отряде официально, пока еще клятву не дал.

Ворхис остолбенел.

– Слушай, только Ди не говори, – сказал Крук. – Я сам хочу сказать.

– Тяжело ей будет такое услышать.

– Знаю. Поэтому тебе первому сказал.

Их разговор прервал шум мотора пикапа, едущего по рабочей дороге. Машина подъехала к тенту, остановилась, и из нее вылез Тифти. Обошел ее и откинул задний борт.

– Что там у него?

В кузове лежали дыни. Все столпились вокруг машины, и Тифти принялся нарезать дыни, раздавая детям истекающие соком куски. Дыни! Вот это лакомство в такую жару!

– Христа ради, откуда, черт подери, он их взял? – простонал Ворхис, глядя на происходящее.

– А откуда Тифти все берет? Сам знаешь, он парень не промах. В одиночестве не помрет.

– Разве я такое говорил?

Крук поглядел на него.

– Ты не должен его любить, Вор. Не мне это говорить. Но он старается. Дай ему шанс.

Открылась дверь с лестницы, и появилась Ди с двумя тарелками, на которых лежало по изрядному куску дыни.

– Тифти привез…

– Спасибо. Мы заметили.

На ее лице появилось выражение, хорошо знакомое Ворхису. Оставь. Хоть сегодня, прошу. Это всего лишь дыни.

Крук взял у нее тарелки.

– Спасибо, Ди. Очень кстати. Поблагодари Тифти за меня.

Она глянула на Ворхиса, а потом снова посмотрела на брата.

– Обязательно.

Ворхис понимал, что выглядит злобным дураком, а еще понимал, что надо что-то сказать, чтобы сменить тему, иначе скверное настроение у него весь день будет.

– Как там дети?

Ди пожала плечами.

– Сири вырубилась. Нит пошла с Эли и остальными. Хотят цветов набрать.

Она умолкла, вытирая лоб запястьем.

– Вы действительно еще в поле пойдете? Не понимаю, как вы выдерживаете. Может, стоит подождать, пока солнце немного пониже сядет.

– Еще работы слишком много. За меня можешь не беспокоиться.

Она пристально поглядела на него.

– Ладно, как знаешь. Крук, тебе еще что-нибудь принести?

– Спасибо, не надо.

– Как пожелаешь.

Когда Ди ушла, Крук протянул Ворхису одну из тарелок, но тот мотнул головой.

– Спасибо, не хочется.

Здоровяк пожал плечами. Он уже вцепился зубами в свой кусок, и у него по подбородку ручьями тек сладкий сок. Когда осталась только корка, он показал на вторую тарелку, стоящую на перилах.

– Не возражаешь?

В ответ Ворхис пожал плечами. Крук съел второй кусок дыни, вытер рот рукавом и выкинул корки вниз.

– Тебе придется сказать Ди, – сказал Ворхис.

Три часа дня. Время тянулось, около полудня подул слабый ветерок, но теперь снова стих. Сидя под тентом, Ди лениво играла в карусель с Сиси Коули, а маленький Луис спал в колыбели у их ног. Пухлый, добродушный малыш, с толстенькими ручками и ножками и мягкими губами бантиком. Несмотря на жару, почти не шумел, а сейчас вообще крепко спал.

Ди вспомнила прежние дни, когда ее дети были такими же маленькими. Ощущения, звуки, запахи, сильнейшая физическая привязанность, будто ты и ребенок – одно целое. Многие женщины жаловались на это. «О себе подумать нет времени, дождаться не могу, когда она ходить научится!» У Ди такого не было, ей всего тридцать минуло, и она бы с радостью родила еще одного, может, двоих. Было бы так здорово, подумала она, если бы у них родился сын. Но правила не делали исключений ни для кого. Двое детей, и все. В городском управлении обсуждали возможность огородить стеной дополнительное пространство, тогда, может быть, запрет снимут. Ей тогда, возможно, уже поздно будет, а пока что у города впритык еды, топлива и свободного места.

Что же до Вора… что тут она может поделать? Смерть Боза воздвигла в его сознании непроходимый барьер, с годами правда в его сознании исказилась, заменяясь на домыслы, это стало величайшей и единственной трагедией его жизни. Тифти есть Тифти, он никогда не изменится. Сегодня его на гауптвахту посадили за то, что в драке в баре он мужика головой в стекло ударил, а завтра он опять что-нибудь придумает, волшебное, на черном рынке дынь купит и привезет всем на жаре. Возможно, все это кончится тем, что его надолго за решетку посадят. Но спорить смысла нет. Тифти всегда будет одним из них, особенно для Ди. Иногда Ди, глядя на старшую дочь, не могла сама себе признаться, где тут правда. Может, одно, может, другое. Где-то Нитья была, как вылитый Вор, но иногда она улыбалась особенным образом или прищуривалась и сразу становилась похожа на Тифти Лэмонта.

Всего лишь одна ночь. Даже не ночь, девяносто минут, которые продлилась их встреча. Как можно за девяносто минут измениться на всю оставшуюся жизнь? Потом Ди и Тифти сошлись на том, что это было ужасной ошибкой, возможно, неизбежной, в силу их молодости, но это не должно повториться. Они ведь оба любят Вора, правда? Решили считать все это просто изрядной шуткой, пожали руки, как старые друзья, каковыми они и были, хотя на самом деле все было совсем не так. Ни тогда, ни девять месяцев спустя. Вовсе не шутка даже теперь.

Я не позволю, чтобы с тобой случилось что-то плохое, сказал ей Тифти, не только в ту ночь, но и много раз потом. Ни с тобой, ни с девчонками Вора. Твердо обещаю, клянусь перед Богом, как бы то ни было. Буду целовать землю у ног твоих. Знай, что я всегда буду рядом.

И Ди согласилась. Да, она знала. Если признаться честно, то лишь потому, что Тифти согласился сегодня с ними отправиться, она вообще все это затеяла.

Любила ли она его? А если любила, то что это за любовь такая? Ее чувства к Тифти были совершенно иными, чем те, которые она испытывала к Вору. Вор крепкий и надежный. Человек долга, терпеливый, лучший отец ее дочерям. Крепкий в том, в чем Тифти совершенно непрочен. Тифти – человек, наполовину состоящий из вымысла, а не правды. Нет никакого сомнения в том, что она и Вор принадлежат друг другу, и никогда не было. Наедине, в темноте, он произносил ее имя с такой страстью, на грани боли, будто с трудом мог выдержать всю силу своих чувств к ней. Так сильно Вор любил ее. Он давал ей ощущение… реальности себя, быть может? Что она, Ди Ворхис, жена и мать, дочь отошедших к Господу Сис и Джедедии Крукшенк, гражданка техасского Кервилла, последнего оазиса света и безопасности в этом мире, известного людям – единственного из существующих.

Так почему же она снова думает о Тифти Лэмонте, а?

Жаркий июльский день, дети, которых они вывезли за город, раздумья. Ди настолько забылась, что не осознавала, что там делает Сиси. Победоносно улыбаясь, та таки впарила ей даму. Три круга, и готово дело. С довольной ухмылкой Сиси поставила галочку на листке.

– Еще?

Обычно в таких случаях Ди соглашалась, хотя бы для того, чтобы провести оставшиеся часы, но на такой жаре даже игра в карты казалась трудом.

– Может, Эли поиграть хочет.

Эли, которая как раз пришла под тент за водой, отмахнулась, держа половник у рта.

– Ни за что.

– Ладно тебе, всего пару сдач, – сказала Сиси. – Пока мне везет.

Ди встала из-за стола.

– Лучше пойду посмотрю, что там девочки делают.

Она вышла из-под тента. Поглядела на метелки кукурузы вдали, там, где работали их мужья. Задрала голову, глядя на вершину дозорной башни и прикрывая глаза рукой от солнца. Рядом с палящим солнцем виднелся призрачный круг луны. Странно. Как это она раньше не заметила. Крук и Тифти на посту, оба, Крук с биноклем, Тифти с винтовкой, водит ею из стороны в сторону. Увидев ее, слегка махнул рукой, и она смутилась. Будто он знает, что она только что о нем думала. Она виновато махнула рукой в ответ.

Дети, с дюжину человек, играли в кикбол. Дэш Мартинес стоял на базе, а питчером был Гуннар, который за этот день уже получил неофициальный статус няни.

– Привет, Гуннар.

Мальчишка – уже почти мужчина в свои шестнадцать – посмотрел на нее.

– Привет, Ди. Хочешь поиграть?

– Спасибо, что-то слишком жарко. Не видел, где девочки?

Гуннар огляделся по сторонам.

– Только что здесь были. Пойти посмотреть?

Ди вдруг ощутила внезапную усталость. Куда они могли уйти? Наверное, можно подняться на башню и попросить Крука, чтобы поглядел в бинокль. Но перспектива лезть наверх показалась ей слишком утомительной. Проще самой найти.

– Нет, спасибо. Если они вернутся, скажи им, что я сказала посидеть под тентом некоторое время.

– Гуннар, подавай! – крикнул Дэш.

– Погоди секунду, – сказал Гуннар и поглядел на Ди. – Уверен, они рядом. Типа пару секунд назад еще здесь были.

– Отлично. Тогда сама их найду.

Цветочное поле, подумала она, наверняка они туда пошли. Ощутила скорее раздражение, чем тревогу. Им же говорили не уходить, не сказав взрослым. Наверное, Нит это затеяла. Девочка вечно что-нибудь затевает.

У них оставалось пять минут.

Тифти, стоя на площадке дозорной башни, проводил взглядом Ди.

– Крук, дай-ка бинокль.

Крук отдал ему бинокль. Цветочное поле располагалось на северной стороне, рядом с кукурузным. Судя по всему, она туда пошла. Может, решила просто на пару минут уйти ото всех, подумал Тифти, от детей и других женщин.

Он отдал бинокль Круку. Тот оглядел поле, а потом навел бинокль подальше, на заградительную линию деревьев.

– Снова блестящая штука.

– Где?

– Прямо впереди, на десять градусов вправо.

Тифти повернул винтовку и пригляделся. Прямоугольный предмет, ярко блестящий на солнце, за деревьями.

– Какого черта? – сказал Крук. – Это что, машина?

– Может быть. По той стороне рабочая дорога идет.

– Но там сейчас никого быть не должно.

Крук опустил бинокль. Помолчал.

– Прислушайся.

Тифти выбросил из головы все мысли и стал слушать. Стрекот сверчков, легкий шум ветра в ушах, журчание воды в системах орошения. А потом расслышал.

– Мотор?

– Мне тоже так показалось, – ответил Крук. – Будь настороже.

Он спустился по лестнице. Тифти приложил к глазу оптический прицел винтовки. Вот, теперь совершенно отчетливо. Большой тягач с полуприцепом, прицеп покрыт чем-то, похожим на хромированный металл.

Он взял в руку рацию.

– Крук, это грузовик. За деревьями. Не похож на машину ВС.

Рация щелкнула.

– Понял тебя. Поспешу.

Тифти увидел, как Крук вышел из-под башни и быстро пошел к навесу, на ходу махая рукой Гуннару, чтобы тот уводил детей. Тифти снова оглядел поле в оптический прицел. Мужчины работают, ряды кукурузы, флаги, обозначающие убежища, повисшие в отсутствие ветра. Все так, как и должно быть.

Не совсем. Что-то не так. Может, показалось? Он поднял взгляд. По полю, будто лезвие, двигалась тень.

И тут он услышал сирену.

Повернулся в сторону солнца. И сразу понял. Он уже много лет так не боялся, с тех самых пор, когда они той ночью залезли внутрь плотины. А сейчас Тифти ощутил страх, ничуть не меньший.

Одна минута.

Ворхис первым понял, что освещение изменилось, увидев, что видит все вокруг чуть хуже, будто раньше времени смеркаться начало. Однако темные очки, для защиты глаз от пыльцы и яркого солнца, поначалу помешали ему осознать, что на это надо обратить внимание. Он снял очки лишь тогда, когда услышал крики.

На солнце наползала огромная круглая тень, обрамленная сверкающим ореолом.

Затмение.

Завыли сирены, и он бегом ринулся вдоль ряда. Все остальные уже бежали. «Затмение, затмение! Все в убежища!»

Выскочив с поля, он едва не врезался в Крука и Ди.

– Где девочки?

– Не могу их найти! – в отчаянии ответила Ди.

Тьма расползалась, будто чернильное пятно. Скоро она поглотит все поле.

– Крук, веди людей в убежища. Ди, иди с ним.

– Не могу! Где они?

– Я их найду.

Ворхис вытащил из-за пояса револьвер.

– Крук, забери ее отсюда!

И Ворхис побежал обратно на поле.

От прилива адреналина сердце Тифти колотилось, как бешеное. Он раз за разом оглядывал поле сквозь прицел. Пока никого не видно, но это лишь вопрос времени. Грузовик, где он? Все еще стоит там, с мотором, работающим на холостых. Он попытался связаться с Круком по рации, но ответа не было. В таком хаосе он, наверное, сигнал не слышит. Можно бегом спуститься и сказать ему, но если придется стрелять, а стрелять придется, лучше делать это с башни.

Тифти плотнее прижал приклад к плечу. Откуда они нападут? От деревьев? С соседнего поля? Ребята Диллона все прочесали, сам Тифти за весь день ничего не видел. Это не значит, что Зараженных здесь нет, значит лишь то, что он их пока не видит.

Вот оно. Периферийным зрением он уловил движение, среди стеблей кукурузы, небольшое колыхание, рядом с одним из флагов у края поля. Мгновенно повернул винтовку и прижал глаз к окуляру прицела. Люк убежища был открыт.

Единственное место, которое никто не осмотрел. Они никогда не проверяли убежища.

Все бежали, хватая на ходу детей, через все поле, к флагам. Тифти выскочил из двери башни и рванул вперед.

– Нет!

Крук тащил двоих детей, Преша Мартинеса и Риза Куомо, по одному под мышкой. Следом бежала Ди, в шаге сзади – Сиси и Эли. Сиси прижимала к груди маленького Луиса, Эли тащила за собой Мерри и Сатча.

– Убежища! – орал Крук. – Все в убежища!

– Они в убежищах!

Загрохотали выстрелы. Ди увидела Тифти, который встал на колено и три раза подряд быстро выстрелил. А обернувшись, увидела, как с кукурузного поля выскочил первый Зараженный.

И обрушился прямо на Эли Додд.

Ди почувствовала, как ее тошнит. Ноги вдруг отказались повиноваться. Зараженный, покончив с Эли, вгрызался зубами в шею Сиси. Женщина корчилась и вопила, дергая руками и ногами, как упавшее на спину насекомое. Эта картина застыла в глазах Ди, будто выжженная в них вспышкой огня. Она не могла ничего сделать с собой, лишь смотреть на происходящее в бессильном ужасе.

Крук ринулся вперед, приставил дуло винтовки к голове твари сбоку и выстрелил.

Где Сатч? Мальчишка внезапно исчез. Мерри стояла на месте, визжа. Ди схватила девочку поперек спины и побежала дальше.

Зараженные были уже повсюду. Охваченные слепой паникой, люди побежали обратно, к навесу, но не нашли там спасения. Зараженные набросились на них всей стаей и стали рвать на куски. Воздух наполнили вопли.

– Башня! – заорал Тифти. – Бегите к башне!

Но было поздно. Его уже никто не слышал. Ди подумала о дочерях, мысленно прощаясь с ними. Все вдруг стало безжалостно отчетливым. Как бы ни желал человек жить и вырастить детей, его мечты были разрушены реальностью этого мира. Теперь лишь оставалось пожелать им легкой смерти. Она молилась о том, чтобы они не мучились. Или, что было бы хуже, их не забрали. Это самое худшее, если тебя забрали.

В нее что-то врезалось сзади, с невероятной силой. Ди покатилась по земле, маленькая Мерри вылетела из ее рук. Лежа лицом в грязи, она повернулась и увидела брата, в шести метрах, направляющего на нее винтовку. Пристрели меня, подумала Ди. Что бы ни случилось, я этого не хочу. Вспомнив детскую молитву, она закрыла глаза и быстро пробормотала ее, снова уткнувшись лицом в грязь.

Выстрел. Звериный всхрап, позади нее что-то упало. Она еще не успела осознать происшедшее, когда Крук рывком поднял ее на ноги. Его губы шевелились, он что-то говорил, но она не могла разобрать что. Винтовки у него уже не было, только пистолет в руке. «Эбигейл». Как можно назвать пистолет «Эбигейл»? Зачем ему вообще имя давать?

Наверное, у нее что-то с головой случилось, поняла она, раз она думает об имени пистолета Крука, когда вокруг все гибнут. В голову стали приходить другие мысли, странные, ужасные. Каково это, быть разорванной пополам, как Эли Додд? Ее дочери в поле, что с ними сейчас происходит? Как ужасно, подумала Ди, прожить хоть на секунду дольше, чем твои дети. В мире ужаса это было, наверное, самым ужасным. Крук тащил ее к двери. Наверное, думал, что она этого хочет, но она не хотела. Она дождаться не могла смерти, если по правде. И, рванувшись изо всех сил, Ди высвободилась и побежала на поле, зовя детей.

Ворхис услышал смех своих дочерей на поле. Наверное, они еще слишком маленькие, чтобы испугаться. Улизнули, чтобы сделать именно то, чего им не разрешили, для них это было игрой, и солнечное затмение тоже. Ворхис бежал вдоль рядов, выкрикивая их имена, тяжело дыша, пытаясь понять, откуда доносятся их голоса. Голоса были то сзади, то спереди, то с обеих сторон сразу. Казалось, они доносились отовсюду, даже внутри его головы.

– Нит! Сири! Где вы?

А потом он увидел женщину. Она стояла посередине ряда кукурузы, в темном одеянии, будто вышедшая из сказки обитательница лесов. Ее голову скрывал капюшон, а верхнюю часть ее лица закрывали темные очки. Ворхис настолько поразился, что в первый момент решил, что она ему привиделась.

– Они твои дочери?

Кто она, эта женщина из кукурузы?

– Где они? – еле дыша, спросил он. – Ты знаешь, где они?

Она лениво сняла очки, скрывавшие чувственное гладкое лицо, дышащее юной красотой, а ее глаза горели в глазницах, будто бриллианты. Ворхис ощутил, что его тошнит.

– Ты устал, – сказала она.

Внезапно он ощутил, что действительно устал. Кертис Ворхис никогда в жизни не чувствовал такой усталости. Голова стала тяжелой, будто наковальня, будто она весила тысячу фунтов. Все силы уходили лишь на то, чтобы и дальше стоять на ногах.

– У меня дочь. Такая красивая дочь.

Позади раздались последние выстрелы, беспорядочные. Небо и все поле погрузились в неземную темноту. Ворхису захотелось заплакать, но даже это, казалось, не в его власти. Он рухнул на колени. Еще немного, и упадет совсем.

– Умоляю, – еле слышно прохрипел он.

– Идите ко мне, прекрасные дети. Идите ко мне, во тьму.

Неимоверной силы рывок поднял его на ноги. Тифти. Его лицо было совсем близко. Ворхис едва мог сфокусировать взгляд на нем. Тифти тащил его за руку.

– Вор, давай!

– Женщина…

Язык еле ворочался в его рту.

– О чем ты говоришь?

– Она была…

– Не было тут никого! – заорал Тифти. – Нам надо на башню!

Из последних сил, которых у Ворхиса, казалось, не осталось, он рванулся в сторону.

– Я должен их найти!

И все кончилось, это сделал приклад винтовки Тифти. Один резкий удар по голове, идеально точный. У Ворхиса перед глазами замелькали звездочки. В глазах все перевернулось, это Тифти схватил его поперек спины и взвалил на плечо, а потом бросился бежать. По лицу хлестали толстые листья.

– Нит! Сири! Вернитесь! – кричал Ворхис.

А вот сил сопротивляться у него не было. Его родные мертвы, он понимал это. Тифти не побежал бы за ним, будь они живы. Снова стрельба, предсмертные крики вокруг. Убежища, сказал кто-то. Они прятались в убежищах. Кому удалось выжить? И Ворхис с безграничной скорбью понял, что он снова окажется среди тех, кому повезло.

Они выбежали с поля на открытое место. Тент рухнул, брезент был порван на куски, все валялось на земле. А вокруг лежали тела. Ни одного ребенка, все малыши куда-то исчезли. Идите ко мне, прекрасные дети. Идите ко мне во тьму. Дверь дозорной башни захлопнулась, и он упал на пол, погружаясь в спасительное беспамятство.

«Почему все время Тифти?» – было его последней мыслью.