Глава 16
– Доброе утро! – услышал он, снова открыв глаза. Теперь его собеседником был тот самый мужчина с черной бородкой, который и вызвал у него тревожные мысли о похищении.
Да, телосложение у него поистине было атлетическое. Да и здоровье, судя по нежно-розовому румянцу, отменное. Он сидел рядом с его кроватью и мерил пульс на запястье. Шапочки войлочной уже нет. Глаза добродушные, даже веселые. Легкий внимательный прищур.
– Как наши дела? Чувствуется, получше. Скоро можно будет и в больничку перекочевать. Вы меня хорошо видите, отчетливо? Последите-ка за пальцем!
Разин попытался было кивнуть, но тут же охнул от боли, теперь уже в затылке. Но глазами за пальцем все же поводил.
– Стоп, стоп, стоп. Головой-то вы здорово приложились. Двигаться пока не стоит. Если тяжело говорить, можете мне отвечать только глазами. «Да» – просто прикройте веки. На затылке у вас пока еще обширная гематома. Но гематома гематомой: еще несколько компрессов – и пройдет. Главное, чтобы позвоночник был цел и внутри был порядок. Хорошо хоть, обморозиться сильно не успели. Но только не все травмы без рентгена обнаружишь.
Лавина – это вещь опасная и непредсказуемая, как у нас в горах говорят, это тигр в овечьей шкуре. Главное – не расслабляться, стараться выбраться наверх. Хотя порой понять, где этот верх, трудно. Остается только пустить изо рта слюни и проследить, куда они потекут. А потом двинуться в обратную сторону. Вот так вот. А вам повезло, повезло, дорогой…
Почему-то именно произношение слов «гематома», «лавина» («гамарджоба», «лаваш»?) окончательно убедило Разина, что перед ним грузин. «Но как же это он попал в Грузию? Как переправили через границу?.. Да как-как?! На себя пеняй! Это все демократия, гуманная забота о личном составе, об армейской реформе, о правах и удобствах. Построили вот две комфортабельные заставы с мониторами, с бассейнами, с интернетом и сауной. Набрали румяных, жизнерадостных контрактников. Ну и кому охота на мороз выходить? Какие на хрен дозоры? Аббревиатура «КСП» у них, небось, только с Андреем Макаревичем ассоциацию вызывает.
Раздражение от глупости и беспомощности своего положения уже медленной тяжелой волной накатывало на Разина. Он злился не только на это положение, но и на свое состояние, злился на саму свою бессильную злость. «Пора, пора взять себя в руки».
– Доктор, говорить я могу, – с трудом переваливая язык, стремящийся прилипнуть к сухому небу, ответил Разин и попросил пить.
В руке врача появилась уже знакомая чашка с трубочкой. А во рту столь же знакомый пряный вкус.
Заметив немой вопрос в глазах пациента, врач поспешил его успокоить:
– Это очень хороший отвар. Расторопша и пион. Укрепляющий, восстанавливающий силы, тонизирующий. В общем – то, что нужно, и никакой химии, никаких побочных эффектов. Как говаривал еще великий Авиценна, три оружия есть у врача: слово, растение, нож.
И, улыбнувшись, добавил:
– По сути, ничего не изменилось. Разве что ножей с тех пор на планете стало больше, а растений меньше.
Афоризм Авиценны как-то не добавлял оптимизма, у его средневековых соотечественников Медичи тоже, кстати, фамилия напоминает о медицине, арсенал был похожий – заговорить, а потом отравить продуктом какого-нибудь растения или попросту зарезать. Почему-то вспомнился эпизод из знаменитой «Кавказской пленницы» – «Бамбарбия киркуду…». И впервые вспомнился как-то без особого энтузиазма.
В это время к ним подошла Нино:
– Вы его слушайте, слушайте. Валера – не просто доктор, а еще и доктор медицинских наук.
Снова информация к размышлению. «За ним ухаживает грузин, доктор медицинских наук. Для ЦКБ – это было бы нормально. Но где он и где «Кремлевка»? А вот доктор наук в горной хижине абы кого не лечит. Тем более здесь, на Кавказе. Значит, им известно, что он – президент. Впрочем, им самим, может быть, и нет. Только тем, кто за ними стоит. При этом они не дали знать о его месте нахождения российской стороне. А прошло уже по меньшей мере несколько дней. Ведут переговоры? Но ведь им надо доказать, что я жив. Они должны сфотографировать меня со свежей газетой. А по газете я пойму, где я. Хотя, может, уже фотографировали, пока был без сознания. Нет, вряд ли. Тогда бы побрили хотя бы. И потом, кому нужна фотография недвижного перебинтованного тела, с закрытыми глазами? От этой мысли стало еще больше не по себе. Нет. Все еще будет. Выгадывают время. Ищут надежный контакт. Может быть, может быть…
Пытаться что-то выяснить у врачей – бессмысленно. Их задача только его здоровье и безопасность. Они, может, и неплохие люди. Их наняли парой, с женой, чтобы ни у кого не возникло лишних вопросов об их внезапном отъезде – к примеру, предложили выгодную работу или еще проще – горящая путевка на Мальдивы. Наверняка им запрещено говорить на эти темы. Их запугали, заплатили. Их охраняют, контролируют каждый шаг. Скорее всего, где-то здесь видеокамера. Где? На стенах столько всяких раритетов. Хоть вон в том роге спрячь, хоть в тех старинных гуслях… Интересно, какой звук у этих струн?
С годами у него появилась досада на то, что в детстве не научился игре на фортепьяно. Мать этого очень хотела. Месяц проходил он с коричневой нотной папкой на витом шнурочке. Месяц выдерживал издевательства соседних парней. А потом пошел в секцию самбо. Но наиграть кое-какой мотивчик на фортепьяно все-таки мог. Даже сейчас он не сдержал улыбки, вспомнив, как еще задолго до президентства был на приеме общества германо-российской дружбы в каком-то старинном саксонском замке. Их провели в рыцарский зал и там ненадолго оставили. Сергей увидел в углу старый инструмент, решил скоротать время, а заодно и продемонстрировать культуру, поднял крышку и наиграл одним пальчиком «С чего начинается родина». Одна пожелтевшая клавиша рождала особенно фальшивый дребезжащий звук, по ней приходилось ударять чуть сильнее. Он оглянулся на хозяев и вместо одобряющих улыбок увидел ужас в их глазах. Родина для него чуть было не началась раньше запланированного. Оказывается, на этом клавесине за последние два столетия играл только советский офицер, чья рота в сорок пятом штурмом брала замок. «А зачем он тогда стоит здесь?» – этот вопрос впервые пошатнул в нем веру в рациональность немцев. Но заодно этот случай научил без особой нужды не трогать старинные вещи. Вот такие, как висящие перед ним гусли. Тогда опытный шеф его сумел отмазать перед высоким начальством оригинальным тезисом, что германская земля традиционно пробуждает музыкальные способности в русском человеке.
«Значит, говоришь, три оружия, – вернулся он от воспоминаний к реальности. – Попробую все же выбрать из них то, которое ближе мне профессионально – слово. Всплыли в памяти слова любимого им в юности Хемингуэя: «Человек с возрастом становится не мудрее, но осторожнее».
– Доктор, так что же все-таки со мной произошло?
– Просто «казус нивиум», как это называли римляне.
– Снежный казус…
– О, да вам знакома латынь? Уж не коллеги ли мы часом?
Чего он играет? Ведь прекрасно же знает… Или все-таки не играет, не знает? Актер и врач в одном лице? Да ладно, вот его, Разина, и не знает?! Ни газет не читает, ни журналов, ни телевизора не смотрит доктор наук?! А, впрочем, если это игра, то поддержим ее, если нет, то тем более. Не надо спешить, надо разобраться. В конце концов, в журналах «Хирургия» или «Акушерство и гинекология» портретов президента действительно пока не публикуют. Да, наверное, и слава богу, иначе как кишками наружу там людей и не изображают. Кстати, и снаружи-то выглядит он сейчас, надо думать, не лучшим образом. Будем действовать аккуратнее, намеками.
– «Казус», доктор, ближе юристам.
– Ах да, я и забыл еще одну профессию наследников мудрого Рима. Правда, для медиков это наследство естественно, буднично и даже злободневно, жизненно необходимо. А для юристов, простите, всего лишь кастовая, ритуальная принадлежность, так сказать, геральдика, лионское кружево к джинсовой мантии.
– Вы так не любите юристов?
– Да, я не вижу в них того романтического идеала, который можно любить без взаимности. – Он нарочито акцентировал эту фразу движением подбородка. – А разве они кого-то любят? Или служат истине, справедливости?
Тон Валерия стал не по-врачебному резок, даже желваки на скулах чуть обозначились. «Был под судом? Сидел? Лишился работы? Ушел в горы к бандитам? Надо быть поаккуратнее. Если он замкнется, с ним закроется и этот скудный канал информации».
– Люди разные бывают…
– Бывают. Только есть профессии, где эскорт-услуги нынче составляют почти сто процентов. Они ведь сознательно выбрали деятельность, надобность которой сегодня формулируется предельно просто – как бы позаконнее сделать незаконное.
Валерий, кажется, и сам понял, что перегнул:
– Ну да ладно, это все, конечно же, не про вас – любой лежачий, даже юрист, уже по определению никак не может относиться к эскорту.
Он улыбнулся и добавил:
– Вам говорить, да и слушать, много пока не стоит. Выздоровеете, поговорим.
– Доктор, а нельзя ли телевизор посмотреть или радио, новости хотя бы? – на всякий случай решил спросить Разин.
– А вы верите, что они еще случаются? Или боитесь, что без вас мир перевернется? – Его губы изобразили подобие улыбки. – Так вот, могу вас успокоить – мир и так аккуратно переворачивается каждые сутки.
Видимо, досада слишком явно обнаружилась на лице Разина.
– Ну, расстраиваться вам и вовсе не полезно. – Он миролюбиво прикоснулся к плечу больного. – Так и быть, завтра перенесем к вам это окно в мир и щель в войну. Мы с Нино все равно его редко включаем. Куда приятнее посмотреть старые добрые фильмы. Так что дождитесь уж до завтра. За ночь еще немного подбодритесь.
И, уже остановившись у двери, повернулся, поднял указательный палец:
– Хотя я посоветовал бы вам на первых порах аквариум с рыбками. Он и успокаивает, и отвлекает. Кстати, японцы, например, держат аквариумы не только в терапевтических целях, по поведению рыб можно предугадывать колебания земной коры, предупреждать землетрясения. Телевизионные прогнозы ошибаются чаще. Может, кстати, и лавины они предсказывают. Собаки вот чуют…
При этих словах больной вдруг резко повернул голову:
– Доктор, а собаку рядом со мной не нашли?
– Какую собаку? Нет, про собаку мне ничего не известно… Ну, да ладно, поговорили и будет. Вам сейчас может помочь не столько профессионал-целитель, сколько божественный дилетант Морфей. Отдыхайте.
С этими словами Валерий вышел из комнаты.
«Что? Взял тайм-аут? Хочет получить разрешение у хозяев? Принесут телевизор, но с программами на грузинском языке? Или вообще скажут, что антенна сюда не дотягивается, и заменят-таки телевизор на рыбок?.. И где же, где же все-таки Тони, в последнюю минуту он, кажется, был на поводке…»
Наверное, в лекарствах присутствовало какое-то снотворное или успокаивающее. Не прошло и трех минут, как Сергей снова окунулся в тягучие сновидения.
Теперь ему почему-то казалось, что он по-прежнему студент юрфака. Вокруг галдящие однокурсники. Причем не нынешние олигархи и прокуроры, а те тощие студенты, стреляющие мелочь на кефир и сдающие пустые бутылки из-под него. Сессия закончилась, а он, Разин, почему-то все никак не может сдать «хвосты», и его грозят отчислить или перевести на заочное. Это бы еще ничего, только грозит ему доцент Колобков, нынешний глава его же администрации. Учился он действительно на том же юридическом факультете, только значительно позже. Почему же он не хочет принять у него экзамен? Почему? И от этого душу щемило невыносимое отчаянье.
