24. Ривер-Корт
Итак, я вернулся домой и сел за работу.
Теперь мне стало ясно, что придется коренным образом изменить методику. Обычно я вынашиваю идею книги в голове не меньше года, прежде чем приступаю к работе. В детективном романе отправной точкой становится убийство: по какой-то причине А убивает Б – это центральная ось произведения. Я создаю персонажей и постепенно выстраиваю мир вокруг них, провожу параллели между различными подозреваемыми, наделяю их историей. Я думаю о них, когда прогуливаюсь, лежу в кровати, сижу в ванной – и не начинаю писать, пока сюжет не примет более-менее завершенную форму. Меня часто спрашивают, смогу ли я написать книгу, не зная, чем дело кончится. По-моему, это все равно что строить мост, не зная, куда он упрется.
Однако на сей раз весь материал предоставлен мне целиком, и работа заключается скорее в его распределении, чем в создании с нуля, а это уже совсем другое дело. Честно говоря, сам я не стал бы писать об испорченном голливудском актере – я слишком многих из них знал и даже работал с ними. Однако, к сожалению, убили Дэмиэна Каупера, и выбирать не приходилось, персонажи определены: он, его мать, его девушка и прочие. Еще меня беспокоило, что со всеми ними я виделся лишь мельком. Реймонд Клунс, Бруно Вонг, доктор Баттимор и другие играли весьма второстепенную роль, и поскольку все разговоры вел Готорн, мне не удалось собрать о них достаточную информацию. Стоит ли добавлять персонажей от себя? Как выяснилось, произошедшее в Диле не имеет отношения к расследованию – надо ли оставлять эту сюжетную линию?
Главный вопрос, который я себе задавал: насколько точно придерживаться фактов? Я понимал, что придется изменить некоторые имена, так почему бы не сделать то же самое и с событиями? Хотя я ненавижу использовать карточную систему, я нацарапал заголовок для каждого эпизода на карточках и разложил на столе по порядку: приход Дайаны Каупер в похоронное агентство, мое появление на сцене, визит в ее дом и так далее. Материала на девяносто тысяч слов накопилось более чем достаточно. Некоторые сцены – целые часы моей жизни – можно преспокойно выбросить, например нудный рассказ Андреа Клюванек о счастливом детстве или особенно скучный вечер в обществе бухгалтера Реймонда Клунса.
Просматривая пометки и прослушивая записи разговоров на айфоне, я, к своему облегчению, обнаружил, что не так уж глуп. Впервые встретив Роберта Корнуоллиса, я записал: «возможно, притворяется» – и оказался прав! Еще я заметил мотоцикл в гараже, шлем в прихожей, магнитики на холодильнике, стакан воды, держатель для ключей… По меньшей мере 75 % важнейших улик отражены в моем блокноте – я просто не осознавал их важности.
За несколько дней я написал первые две главы, пытаясь найти верную интонацию. В качестве персонажа я не должен выделяться. Однако даже в самом сыром черновике (потом будет еще пять) я увидел, что на передний план выходит куда более сложная тема – Готорн. Совсем нетрудно описать его внешность и манеру речи; мое отношение к нему тоже весьма прозрачно. Проблема в другом: что я вообще о нем знаю?
Итак:
Развелся с женой, которая осталась в Гэнтс-Хилл.
Есть одиннадцатилетний сын.
Был блестящим полицейским, непопулярным среди коллег.
Не пьет.
Уволен за то, что спихнул с лестницы педофила.
Гомофоб (последние два пункта наверняка связаны между собой).
Член книжного клуба.
Хорошо разбирается в истребителях Второй мировой.
Живет в дорогой квартире на берегу Темзы.
Этого мало. При встрече мы разговаривали исключительно о делах. Ни разу вместе не выпивали, не посидели толком за одним столом (завтрак в Харроу-он-Хилл не считается). Единственный раз он проявил участие, когда навестил меня в больнице. Что я могу о нем написать, если даже не знаю, где – и как – он живет? Дом – самое первое и очевидное отражение личности, однако Готорн никогда не приглашал меня к себе.
Я подумывал, не позвонить ли ему, но тут мне пришла в голову идея получше. Мидоуз дал приблизительный адрес: Ривер-Корт, южный берег. Как-то раз, через неделю после выхода из больницы, я оставил разбросанные карточки и бумажные комки и отправился в путь. Погода стояла чудесная, и хотя швы немного тянули под рубашкой, я наслаждался прогулкой на весеннем солнце.
Пройдя вдоль Фэррингдон-роуд до Блекфрайарс-бридж, я высмотрел на противоположном берегу многоквартирный дом, который не раз видел по пути в «Националь» или «Олд Вик». Трудно представить, что здесь живет Готорн. Первое, что приходило на ум: как он может позволить себе такую роскошь?
Несмотря на удачное расположение – возле моста, напротив Юнилевер-хаус и собора Святого Павла, – Ривер-Корт никак не назовешь живописным. Построен в семидесятых группой явных дальтоников, черпавших свое вдохновение в простейших геометрических формах – возможно, прототипом послужили спичечные коробки. Двенадцать этажей с узкими окнами и бессистемно налепленными балконами: в некоторых квартирах есть, в некоторых нет – кому как повезет. В городе, где чуть ли не ежедневно вырастают стеклянные башни, это здание выглядит до боли старомодным. И все же есть в нем что-то привлекательное: упрямый уродец, с презрением смотрящий на двадцать первый век (по соседству даже располагался паб под названием «Упрямцы»). Ну и виды, конечно.
Вход находился за углом, на улице, ведущей к Оксо-Тауэр и Национальному театру. Мидоуз не сообщил мне номер квартиры, так что пришлось импровизировать. У открытой двери подъезда стоял портье, наслаждаясь сигаретой на солнышке. Я заранее припас конверт и теперь демонстративно достал его из кармана.
– У меня письмо Дэниэлу Готорну из 25-й квартиры. Я позвонил, никто не отвечает…
Портье задумчиво прищурился.
– Готорн? Он живет в пентхаусе, вам в соседнюю дверь.
В пентхаусе?! Ну это уж слишком…
Небрежно помахивая конвертом, я подошел к другому подъезду, однако звонить не стал – Готорн запросто может меня не пустить. Вместо этого я прождал минут двадцать, пока не вышел кто-то из жильцов. Я шагнул ему навстречу, держа перед собой связку ключей, словно только что собирался войти. Он даже не взглянул в мою сторону.
На площадке верхнего этажа было три двери. Интуиция подсказала мне выбрать квартиру с видом на реку.
Я позвонил. Долго никто не открывал, и я уже собирался уходить, когда дверь наконец распахнулась и Готорн изумленно уставился на меня. Он был в той же одежде, что и всегда, только без пиджака; рукава рубашки подвернуты, пальцы вымазаны в серой краске.
Готорн «в домашней обстановке».
– Тони! – воскликнул он. – Откуда ты узнал мой адрес?
– У меня свои методы, – напыщенно отозвался я.
– Ты виделся с Мидоузом… – Готорн смотрел на меня изучающе. – Ты не позвонил в домофон.
– Хотел удивить.
– Я бы пригласил тебя войти, но сам как раз собираюсь уходить.
– Ничего страшного, я ненадолго.
Патовая ситуация: Готорн загораживал дверь, я не двигался с места.
– Я хотел поговорить о книге, – добавил я.
Какое-то время Готорн колебался, затем смирился с неизбежным и распахнул дверь пошире.
– Входи! – пригласил он, будто с самого начала был рад встрече.
Итак, мне удалось проникнуть в тайну бывшего инспектора Дэниэла Готорна. Квартира оказалась весьма просторной, не меньше пары тысяч квадратных футов. Широкие дверные проемы отделяли кухню и кабинет от общей гостиной зоны. Вид и вправду был на реку, но для настоящего «ах!» потолки оказались слишком низкими, а окна – слишком узкими. В квартире напрочь отсутствовал дух индивидуальности: ни одной картины на стенах, почти нет мебели, только диван, стол с двумя стульями и пара стеллажей плюс новенькие ковры. На столе в кабинете не один, а целых два огромных компьютера плюс какая-то солидная аппаратура с кучей проводов.
Я заметил книги, разбросанные на столе. Сверху лежал «Посторонний» Альбера Камю, рядом – стопка журналов, штук пятьдесят: «Мир авиамоделирования», «Модели кораблей» и так далее. Названия напомнили мне ту антикварную лавку в Диле. Значит, его интерес простирается дальше истории. Оглядевшись, я увидел десятки моделей: самолеты, корабли, поезда, танки, внедорожники – все военное, – на полках, на полу, свисающие с потолка на проволоке, полуразобранные на столе. Когда я позвонил в дверь, Готорн склеивал модель танка – вот почему долго не открывал.
– Хобби, – пояснил Готорн, заметив мое пристальное внимание.
– Моделирование…
– Верно.
На спинке стула висел пиджак.
Я разглядывал детали, разложенные на столе – до того крошечные, что без пинцета не обойтись, – и вспоминал, как мне в детстве дарили модели. Я всегда приступал к ним с лучшими намерениями, но все шло не так: детальки прилипали к рукам, между пальцами разрасталась паутина клея. Если даже мне и удавалось закончить модель, что случалось редко, она выглядела кособоко и никуда не годилась. С раскрашиванием дела обстояли еще хуже. Я выстраивал в ряд крошечные тюбики, но когда красил, всегда перебарщивал: краска обязательно текла или смазывалась. На следующее утро я с чувством вины и неловкости выбрасывал все в мусорную корзину.
Работа Готорна – совсем другое дело. Каждая модель была собрана безупречно, с невероятным тщанием, раскраска поражала воображение. Я нисколько не сомневался, что флаги, полоски на крыльях, камуфляж – все выполнено в точности. Наверное, сидит над ними часами. Телевизора в комнате нет; видимо, ничем другим больше не развлекается.
– А это что? – спросил я, все еще разглядывая танк.
– Это «Чифтен МК 10», британская сборка. Состоял на вооружении войск НАТО в шестидесятых.
– Выглядит головоломно…
– Маскировка больно хитрая: нельзя собрать, пока все не раскрасишь, и орудийная башня сложновата, а в остальном легко. Здорово сделано, контора знает толк…
Единственный раз он разговаривал вот так, по-человечески, в Диле, когда рассказывал про «Фокке-Вульф».
– И давно ты этим занимаешься? – спросил я.
Готорн помедлил. Даже сейчас ему не хотелось делиться сокровенным.
– Да так… Увлекался, когда был ребенком.
– А у тебя есть братья или сестры?
– Есть сводный брат… – Пауза. – Риелтор.
Так вот откуда такая квартира!
– А у меня в детстве ничего не получалось, – признался я.
– Это вопрос времени и терпения.
Возникла краткая пауза, однако я впервые не чувствовал неловкости; мне было почти комфортно в его обществе.
– Значит, вот где ты живешь…
– Временно.
– Типа присматриваешь?
– Владельцы сейчас в Сингапуре, сами никогда тут не были, но им удобнее, чтобы кто-то здесь жил.
– Это сводный брат тебя сюда устроил?
– Ага. – На столе лежала пачка сигарет, однако дымом не пахло – наверное, выходит курить на улицу. – Ты хотел поговорить о книге.
– Я придумал название.
– А чем тебе не нравится «Расследует Готорн»?
– Мы это уже обсуждали.
– Ну и?
– Утром я просматривал свои заметки и вспомнил наш разговор в Клеркенуэлле. Я говорил, что читателей интересуют персонажи, а ты не согласился. «Это слово – Убийство» – вот как ты сформулировал.
– И?..
– «Это слово – Убийство». По-моему, неплохое название. В конце концов, я – писатель, ты – сыщик.
Готорн подумал с минуту и пожал плечами.
– Пойдет, наверное.
– Я слышу сомнение в твоем голосе.
– Ну… Немного манерно. На пляже такое читать не станешь.
– А ты ходишь на пляж?
Он не ответил.
Я кивнул на стопку книг.
– Как продвигается «Посторонний»?
– Уже закончил. Под конец даже понравилось. Альбер Камю… Умел писать человек.
Мы стояли друг напротив друга, и я уже начал жалеть о своем приходе. Вроде получил что хотел, собрал кое-какие сведения о Готорне. В то же время меня не покидало неловкое ощущение, что я предал его доверие: встречался с Мидоузом за его спиной, заявился сюда без приглашения…
– Может, поужинаем на следующей неделе? – предложил я. – К тому времени, глядишь, успею написать пару глав, заодно покажу.
– Может быть, – кивнул Готорн.
– Ладно, увидимся.
На этом все бы и закончилось: я бы спокойно ушел домой с чувством легкой неловкости. Но тут, обернувшись, я заметил фотографию в рамке: светловолосая женщина опирается на плечо мальчика-подростка, на шее болтаются очки на цепочке. Я сразу понял, что это его жена и сын, и первой мыслью было: опять он ко мне несправедлив! Когда я рассматривал фотографию покойного мужа Дайаны Каупер, Готорн презрительно усмехнулся: «По-твоему, она стала бы хранить фотографию бывшего мужа?» А сам хранит фотографию бывшей жены!
Только я собирался озвучить свое негодование, как вдруг мне пришла в голову еще одна мысль: а ведь я знаю эту женщину! Я точно ее где-то видел…
А потом вспомнил.
– Ах ты сволочь! Гребаный ублюдок!
– Ты чего?
– Это твоя жена?
– Да.
– Я с ней сталкивался!
– Вряд ли.
– Она была на литературном фестивале через два дня после того, как ты предложил мне работать вместе. Сказала, что мои книги оторваны от реальности! Это из-за нее… – Я осекся. – Так ты ж ее и послал!
– Не понимаю.
Готорн смотрел на меня невинным, почти детским взглядом. Врешь, больше не проведешь! Не могу поверить, что мной так легко манипулировать… Неужели он и вправду принимает меня за идиота?
– Не лги! – Я почти кричал. – Это ты ее послал! Ты все просчитал заранее!
– Тони…
– Меня зовут Энтони! Никто не называет меня Тони! И вообще – забудь! Это была дурацкая идея, я чуть не погиб! Зря только тебя послушал! Все отменяется!
Я выскочил из квартиры, позабыв про лифт, сбежал по ступенькам с двенадцатого этажа и очнулся лишь на середине моста Блэкфрайарс.
Отдышавшись, я вытащил мобильник.
Сейчас я позвоню своему агенту и скажу, что сделка отменяется. У меня по контракту с «Орионом» еще две книги плюс продолжение «Войны Фойла» – есть чем заняться.
И все же…
Если я сейчас уйду, Готорн просто найдет другого писателя, и что в результате? Я окажусь второстепенным персонажем, подручным в чужой книге – куда хуже, чем главным в собственной. Они смогут сделать со мной все, что захотят, я буду выглядеть полным идиотом.
С другой стороны, если я сам напишу книгу, все останется под моим контролем. Готорн признал, что обратился только ко мне и ни к кому больше. Это моя история. Хильда дала добро, и вообще, если подумать, половина работы уже сделана.
Я все еще держал в руках телефон. К тому времени как я добрался до другого берега, решение было принято.
