Я помню лицо Лоры в те минуты.

Она стояла в дверном проеме, окаменев от ужаса.

– Я позвонила, дверь была открыта, и я… – Она не могла отвести взгляд от твоего тела. Кровь постепенно сворачивалась, свет лампы отражался в липкой луже на полу – словно серебристый нимб вокруг твоей головы. – Что случилось?

Я не раз вспоминала этот момент, свои слова. Сложилось ли бы все иначе, если бы я объяснила ей, что произошел несчастный случай? Что я вышла из себя, вспылила? Что от выпивки я становилась неуправляемой и оказывалась способна на безрассудство?

– Я убила его.

Кровь отлила от ее лица.

Я почувствовала, как мышцы у меня сводит судорогой, и осознала, что не двигалась с тех пор, как я… с тех пор, как ты упал. Выпрямившись, я поняла, что все еще сжимаю в руке бутылочное горлышко. Я выронила его, и оно упало на пол с глухим стуком, покатилось, покатилось, но не распалось на осколки. Лора вздрогнула.

Громкий звук вывел меня из забытья. Я потянулась за телефоном, но номер так и не набрала. Руки ходили ходуном.

– Что ты делаешь?

– Звоню в полицию.

Я судорожно пыталась сообразить, как повлияет на мою ситуацию тот факт, что я была пьяна. Станет это отягчающим обстоятельством (ведь я находилась в состоянии алкогольного опьянения) или, наоборот, смягчающим (поскольку я не понимала, что творю)?

– Нельзя звонить в полицию! – Лора подошла ко мне и забрала у меня телефон. Посмотрела на тебя и застонала, увидев мозговые ткани в зияющей ране за ухом. – Кэролайн, тебя арестуют! И посадят в тюрьму.

Ноги у меня подкосились, и я осела в кресло. На кухне чувствовался какой-то странный запах, металлический, кисловатый. Пахло кровью, потом и смертью.

– Тебе могут дать пожизненное.

Я представила себе, как проведу всю жизнь в тюремной камере. Вспомнила документальные фильмы о тюрьме, сериалы «Побег» и «Оранжевый – хит сезона». Насколько они близки к правде?

И я подумала о том, что мне могут помочь.

Потому что ты был прав, Том, нельзя так жить. Я обманывала себя, притворяясь, что у меня нет проблемы с зависимостью: ведь я не просыпалась с тремором и не сидела в парке с банкой крепкого пива. Но я все время скандалила с тобой. Поддевала тебя. Избивала. А теперь я тебя убила.

Да, у меня была проблема с алкоголем. Огромная проблема.

– Я звоню в полицию, – снова машинально говорю я.

– Кэролайн, подумай. Просто подумай об этом. Как только ты наберешь номер службы спасения, пути назад уже не будет. То, что случилось… – Ее бьет дрожь. – Господи, это ужасно, но этого уже не изменить. Даже если ты отправишься в тюрьму, Тома ты этим не вернешь.

Я посмотрела на коллаж над термостатом – серия фотографий, распечатанных на холсте. Ты, я и Анна, все в синих джинсах и белых футболках, валяемся на животе. Смеемся. Лора проследила за моим взглядом.

– Если тебя посадят в тюрьму, – прошептала она, – Анна потеряет вас обоих.

Я долго молчала.

– Так… что теперь? – Я чувствовала, как меня уносит прочь от правильного решения. Хорошего решения. Но важно ли это? Я ведь уже совершила преступление. – Мы не можем оставить его здесь.

Вот он, поворотный момент. Момент, когда мы стали сообщницами.

– Да. – Лора сжала губы. – Мы не можем оставить его здесь.

Вдвоем мы смогли сдвинуть огромный глиняный горшок с крышки отстойника. Это ты поставил его здесь, когда мы переехали сюда, и я посадила в нем лавр, который нам подарили на новоселье. Люк отстойника смотрелся отвратительно, а потребности в нем больше не было: очистные сооружения на участке были пережитком времен, когда граница города проходила полумилей западнее и этот район еще относился к зоне пригорода, не подключенной к центральной канализации.

Ключ от люка, широкий, массивный, дюйма в три длиной, валялся в ящике комода с тех самых пор, как мы переехали в Дубовую усадьбу, но легко вошел в замок, словно его только вчера сделали.

Под крышкой отстойника виднелся узкий, похожий на шахту лифта, покатый туннель. Воздух тут застоялся, но не вонял, ведь содержимое резервуара давно высохло. Я посмотрела на Лору. Мы обе взмокли – нам стоило немалых усилий вытащить тебя с кухни, и теперь нас трясло от страха перед тем, что мы собирались сделать. И уже сделали. Теперь мы уже не могли остановиться, пути назад не было: все бы поняли, что мы пытались спрятать тело.

Мы опустили тебя вниз головой, и я вскрикнула, когда тело, падая в резервуар, едва не застряло на полпути: ремень зацепился за металлический выступ. Лора дернула твои джинсы, и тело издало какой-то звук, похожий на стон, – воздух покинул легкие.

Я не могла на это смотреть. Отвернувшись, я услышала, как тело покатилось на дно отстойника и с глухим стуком упало.

А затем воцарилась тишина.

Я уже не плакала, но сердце у меня сжималось от вины и горечи утраты. Если бы полиция подъехала в этот самый момент, я думаю, я бы во всем созналась.

Но не Лора.

– Теперь нам нужно все отмыть.

Сымитировать самоубийство было идеей Лоры.

– Если мы заявим, что он пропал без вести, ты станешь главной подозреваемой. Так всегда бывает.

Она несколько раз заставила меня повторить план, и уехала. Я не спала. Сидела на кухне и смотрела в окно на сад, который только что превратила в могилу. Я плакала по тебе и – да – по себе прежней.

Как только рассвело, Лора поехала в Брайтон, дождалась, пока заработают магазины, и купила мобильный телефон. И сим-карту, которую якобы невозможно отследить. Она позвонила в полицию, сказала, что видела, как ты спрыгнул со скалы.

Каждый день я ждала приезда полиции. Каждый раз вздрагивала, когда открывалась дверь. Не могла спать, не могла есть. Анна подсовывала мне яичницу, ломтики копченого лосося, мисочки с фруктовым салатом, и я видела, что моя дочь сама горюет, но при этом пытается утешить меня.

Полиция так и не приехала.

Недели тянулись за неделями, тебя объявили мертвым, но никто не обвинил меня в содеянном, никто даже не расспрашивал меня. И, хотя я часто видела Лору, – даже не сговариваясь, мы с ней никогда не вспоминали о случившемся. О том, что мы сделали.

Так продолжалось до тех пор, пока я не получила выплату по твоей страховке.