Проблема с языком… С ней сталкиваешься сразу, едва переезжаешь на постоянное место жительства в другую страну, язык которой для тебя так же неведом, как и её законы, поведение людей, повседневная жизнь и прочее. «Язык мой – враг мой» – древняя мудрость.

Но что делать, чтобы можно было сказать, что язык мой – нет, нет, не враг, да и не друг, а хотя бы близкий знакомый?

…Конец девяностых годов.

Наша дочь, которая уже много лет жила в Америке, вызвала нас с женой и порекомендовала методику общения с незнакомыми людьми для решения возникающих проблем в первые дни и месяцы пребывания в стране. Суть методики проста:

1. При обращении к любому человеку, продавцу, прохожему, служащему нужно назвать главное, ключевое слово (выученное или записанное заранее).

Американцы, сметливые, заинтересованные в тебе как в покупателе или посетителе, поймут, что ты хочешь, чем интересуешься. Можно дополнительно использовать свой актёрский талант или подкрепить слово поясняющим жестом, мимикой или рисунком.

2. Всё это делать обязательно с улыбкой. Возмущение, злость, неприязнь, повышение голоса – обычные атрибуты российского общения – забыть, выбросить из головы.

3. В этой стране ты – свободный человек.

Это была первая политинформация, которую я, отвыкший от них, прослушал внимательно, тем более что проводила её очень далёкая от политики дочь. Я подумал, что надо благодарить институт Гнесиных, выпускники которого могут пропагандировать нужное поведение и лучшие образцы русской музыкальной школы в любой точке земного шара.

Вскоре после приезда мне нужно было слетать в другой город. Получив необходимые инструкции, с протоколом политбеседы (как руководящей и направляющей силы) в кармане, сел в самолёт по маршруту Миннеаполис – Питтсбург и полетел. Волновался. Первый раз самостоятельно в другой стране. Языка не знаю. Мобильная связь и интернет тогда ещё для меня были так же далеки, как и земля, над которой мы пролетали. Угостили завтраком, запил кока-колой со льдом. Благодать… Прошло больше двух часов, и я уловил какое-то брожение среди пассажиров, после того как по громкой связи отчётливо прозвучало несколько раз: Детройт. Почуял неладное.

Подозвал жестом стюардессу. Стройная. Симпатичная. С милой улыбкой. Показываю ей на часы и с удивлением спрашиваю:

– Питтсбург?

Она мне что-то говорит, я не понимаю и произношу единственную фразу, которую успел вызубрить и запомнить за короткое пребывание в Штатах:

– Ай ду нот спик инглиш.

Мгновенье подумав, она достаёт небольшой блокнот, рисует на листочке облака, льющиеся из них струйки дождя и рядом слово – Питтсбург. Затем, ниже, округляет смеющееся солнышко, а в его лучах пишет – Детройт. Зачёркивает, вручает мне эту страничку, улыбается, говорит: «О’кей?» – и уходит.

Приземлились в Детройте. Пассажиры, забирая багаж, выходят из самолёта. В салоне остался я один. Сижу, тупо смотрю на картинку, подаренную мне бортпроводницей, и соображаю, что делать, куда идти, что говорить, какие слова? Слышу голос, поднимаю голову. Мне показывают – выходите… И тут я вспомнил первый пункт политбеседы и спокойно, но очень твёрдо произнёс единственное найденное ключевое слово:

– Питтсбург!

Виновато улыбнулся и не встал с кресла. Бортпроводница смутилась, немного постояла и ушла.

Сижу. Через несколько минут возвратилась с пилотом – командиром корабля. Он что-то сказал. Я, естественно, ничего не понял, но в руках была самодеятельная карта погоды бортпроводницы, и, ткнув в неё пальцем, я произнёс:

– Питтсбург!

Без надрыва, без повышения голоса, улыбаясь, сидя в кресле и глядя им прямо в глаза. Пилот внимательно посмотрел на меня (вроде нормально выглядит, трезвый):

– Рашн?

– Да, – ответил я по-русски, так как этот вопрос я уже слышал многократно.

Командир о чём-то посоветовался со стюардессой, и они удалились в кабину самолёта. А я через иллюминатор наблюдал суетливую жизнь аэропорта. Минут через десять эта пара вернулась, и пилот, показав на стюардессу, закончил несколько предложений словом «Питтсбург». Даже я понял, что меня поведут на другой самолёт, который полетит в нужный мне город. Я кивнул головой, встал с кресла, взял одной рукой небольшой багаж, а другой – под руку стюардессу и спросил:

– Питтсбург?

– Ес…

Пилот посмотрел, как я держу под руку стюардессу, улыбнулся, и мы втроём вышли из самолёта: впереди пилот, затем бортпроводница и я с ней под руку.

Это потом мне, неотёсанному, популярно разъяснили значение угрожающего слова «harassment» (по-английски так называют сексуальное домогательство, например приставание к стюардессе). Вошли в здание аэропорта. Стюардесса подвела меня к стоящей тележке с водителем, вместе сели и поехали. Передвигались довольно долго. Подкатили к регистрационной стойке, где стояла небольшая очередь. Девушка взяла мой билет, сама всё оформила, подвела к входу на самолёт, помахала рукой, улыбнулась и попрощалась:

– Бай!

Я ответил таким же, но непривычным ещё «Бай!»

Уже разместившись в другом самолёте, летящем в Питтсбург, я невольно подумал, какие слова произнесли бы российские пилот и бортпроводница, если бы я посмел что-нибудь возразить в аналогичной ситуации. Какими ключевыми словами они бы меня пригвоздили? Через сколько минут я был бы выброшен из салона самолёта? А здесь… Видимо, подтвердился на практике пункт № 3 методики.

И ещё вспоминал, как, посмотрев на меня, пилот командир корабля спросил:

– Рашн?

Как он определил? По каким признакам, внешности или поведения? Опытный пилот… Жаль, что ему не сказал спасибо. А листок из блокнота я сохранил и надолго запомнил изящную стюардессу. После возвращения, по старой совковой привычке, составил письменный отчёт (с приложением листка из блокнота) о поездке и полученных впечатлениях. Передал дочери. Через несколько дней отчёт был возвращён. В левом верхнем углу размашистая резолюция – «Одобряю», а чуть ниже круглое смеющееся солнышко.

Утро. Громкий стук в дверь. Чувствуется, что бьют кулаком. Не останавливаясь. Спросонья соскакиваю с кровати и в трусах быстро иду к двери. Открываю. Стоит Джоэн – менеджер нашего дома. Увесистая американка, хамовитая, бесцеремонная. Когда она говорила или смеялась, то сила звука исходила, казалось, не из горла, а из всех внутренностей. Внимательно глянула на меня и молча прошла в restroom. Посмотрела на протекающий потолок (мы подавали заявку на ремонт), проорала несколько предложений, которые были непонятны, вернулась, ещё раз посмотрела на меня, не сдвинувшегося с места (в трусах), и ушла. Это произвело на меня впечатление. И на неё, как оказалось позже, тоже, потому что многим она рассказывала, как этот «рашн» встретил её, менеджера, в трусах. В этой ситуации я никаких слов, тем более ключевых, не произносил – не нашёлся, опешил, не успел. Слаб был словарный запас.

Счёт был в её пользу. Но я не привык проигрывать. И уже через пару недель не только восстановил равновесие, но и «оттянулся» по полной программе. На мой взгляд – с оглушительной победой в прямом и переносном смысле.

Наш семидесятиквартирный дом обслуживал, говоря по-русски, слесарь – сантехник по имени Боб. Он жил в квартире под нами. У него были огромный чёрный пёс и страсть к выпивке, как в одиночку, так и с шумной компанией. По-видимому, из-за несоблюдения хозяином режима, собака очень часто и громко выла, в любое время суток, что мешало жильцам нормально спать и жить. На все наши просьбы Джоэн не реагировала. Боб, чувствуя поддержку, клялся исправиться, но всё оставалось по-прежнему. Моё терпение лопнуло, и после очередной бессонной ночи я пришёл к Джоэн. Наметил направление главного удара, подобрал ключевые слова и манеру актёрского поведения (по методике дочери). Менеджер, как всегда, разговаривала по телефону. Я, сидя напротив на стуле, терпеливо ждал, накапливая энергию. Минут через десять Джоэн положила трубку, неприязненно на меня посмотрела и спросила:

– Какой вопрос?

Я медленно встал, опёрся двумя руками на стол, слегка наклонился.

Она почуяла необычность ситуации, насторожилась и даже взялась руками за ручки своего кресла. А я, выговаривая чётко каждое слово и усиливая его громкость, с паузами, медленно наклоняясь к ней и глядя прямо в глаза, чеканил:

– Боб!.. Дог!!!.. Гав!.. Гав!!.. Гав!!!

Последние слова звучали и были сыграны так, как будто я всю жизнь учился по системе Станиславского у собак оглушительно и свирепо лаять.

Джоэн отпрянула на вращающемся кресле и откатилась к стене кабинета. Я выпрямился, погрозил пальцем и сказал нормальным голосом:

– Ноу гуд!..

Повернулся и спокойно вышел. Этот диалог наблюдали и слышали другие жильцы, сидящие в приёмной (дверь была открыта), которые тоже были очень недовольны методами руководства и поведением этой женщины. На следующий день в офис прибыл суперменеджер, которого, естественно, проинформировали о моём своеобразном отстаивании своих прав. Со многими беседовали, но меня не вызывали. «Рашн» – что с него возьмёшь?

Но через три дня Джоэн и Боба уволили. Я был рад, что этому способствовали, в какой-то степени, правильно подобранные ключевые слова и моя природная артистичность.

Так случилось и со мной. А причиной всему – память, чёрт бы её побрал.

Когда мы приехали в Америку, здесь уже жила дочь с внуком, который учился в high school. Он прекрасно говорил по-русски, несмотря на то что с пелёнок вырос в Америке (дома на другом языке запрещено было говорить), а английский стал его родным языком. Но самое главное, что вызывало удивление и радость, внук обладал тонким чувством юмора, понимал анекдоты, рассказы, карикатуры, смешные ситуации, взращённые на российской почве. Мы дружили, и он очень часто был проводником и переводчиком, потешаясь над моим незнанием языка, пародировал произношение, но всегда к месту и доброжелательно.

Как-то я решил посетить «Best Buy». Хотелось посмотреть последние модели завоёвывающих рынок цифровых фотоаппаратов. Дело для меня серьёзное, поэтому направились вместе с внуком. Зашли в магазин, подошли к отделу фотоаппаратуры. Уточняю у внука, как правильно назвать цифровой аппарат, поскольку это ключевое слово для беседы с продавцом.

– Диджитал, – сказал внук. – Я пока поиграю на автоматах, здесь, рядом. Если нужно, позовёшь.

– Договорились.

И я пошёл вдоль стендов. Остановился возле одной модели. Не успел даже прочитать характеристики и взять посмотреть, как тут же появился средних лет продавец и спросил:

– Вам помочь?

Это я понял и без переводчика.

– Ес…

– Что вас интересует?

И здесь произошёл конфуз. Пока я шёл вдоль разложенных последних достижений фототехники и любовался ими, начисто забыл, как назвать цифровой аппарат. Сразу привлекать внука не хотелось. Ну неужели я совсем… Лихорадочно вспоминаю:

– Ди… Дижи… Джиги… Диджо…

А мужик стоит рядом с улыбкой, ожидая вопроса, и терпеливо слушает мой бред… И тут я выпалил:

– Ай ниид джиголо…

На лице продавца появился испуг. Он почему-то посмотрел налево, потом направо и снова со странным взглядом на меня. Пауза. Я понял, что без внука не обойдусь. Оглянулся. Он стоял в полутора метрах, двигал рычагами игрального автомата и почему-то смеялся…

Я его подозвал, хотел объяснить ситуацию, но он, не слушая меня, сказал продавцу:

– Его интересует цифровая модель этого фото…

Естественно, он произнёс эту фразу на английском, при слове «диджитал» (цифровая) с улыбкой повернув ко мне голову.

Всё выяснили, всё оговорили, но мне казалось, что продавец никак не мог прийти в себя и очень быстро удалился.

– Ты что, всё слышал?

– Конечно…

– В чём дело? Что ты ржёшь, мой конь ретивый? Чем он был так напуган?

– Дед, – еле сдерживая смех, продолжал внук, – в переводе на русский язык «джиголо» означает сутенёр. Ты, надеюсь, понимаешь значение этого слова? Ключевого, кстати… «Best Buy» предназначен для других целей, – добивало меня молодое поколение, демонстрируя при этом великолепное знание самой сути этой темы.

– А ты уже квалифицированно в этом разбираешься?

– А как же.

И мы – окончивший одиннадцатый класс, ростом один метр девяносто сантиметров американец и российский пенсионер, которому популярно разъяснили значение ещё не выученных ключевых слов, – дружно смеясь, сели в «Ford».

– Да… внучок. Нехорошо получилось, забыл…

– Как, дед, ты меня в таких случаях учишь? Пить надо меньше!..

А если пить, то воду. Ключевую.