Глава 3
Вверх по лестнице, ведущей вниз
В развивающихся странах, как и повсюду, мы на стороне сил прогресса, демократии и национальной независимости и относимся к ним, как к своим друзьям и товарищам по борьбе… Советский Союз полностью поддерживает законные устремления молодых государств, их решимость полностью избавиться от империалистической эксплуатации.
Леонид Брежнев
В каждом из отдаленных очагов волнений копните достаточно глубоко — и вы обнаружите Советский Союз, который размешивает свое дьявольское зелье, продвигая свои собственные империалистические амбиции.
Рональд Рейган
Время Леонида Брежнева
Политика СССР на Ближнем и Среднем Востоке, сформировавшаяся при Никите Хрущеве, не изменилась после его падения. Прежняя логика конфронтации с США вела новое, брежневское руководство к сближению с антизападными режимами. Идея подрыва «тылов империализма» означала поддержку тех, кто перенимал некоторые элементы советской социально-политической модели и чей курс в Москве окрестили «социалистической ориентацией». Интересы безопасности страны вели по пути «нормализации» и «добрососедства» со странами северного яруса региона, требовали политических и пропагандистских усилий, направленных против военных союзов в регионе с участием стран Запада и против иностранных военных баз. Военная опасность со стороны американских флотов в Средиземном море и Индийском океане подталкивала советское руководство на меры военно-стратегического характера.
Сотрудничество с Египтом оставалось стержнем советской ближневосточной политики. Уже 23 октября 1964 года было объявлено, что Гамаль Абдель Насер получил послание от советских лидеров, в котором подтверждалось, что в советской политике по отношению к Египту не будет изменений и что эта политика будет продолжаться в соответствии с духом мирного сосуществования. Последовал обмен высокопоставленными делегациями.
27 августа — 1 сентября 1965 года Гамаль Абдель Насер посетил Советский Союз с официальным визитом. Обе стороны стремились установить личные связи, и Насер как будто нашел общий язык с новым советским руководством. Включение бывших египетских коммунистов в официальные структуры власти создавало дополнительный благоприятный фон для советско-египетского сотрудничества. 10–18 мая 1966 года в Египте находилась делегация во главе с председателем Совета министров СССР А.Н. Косыгиным.
В 50–60-х годах внутреннее социально-политическое развитие Сирии — другой важной для СССР страны в регионе — настраивало ее как против Израиля, так и против Запада, что создавало основу для расширения сотрудничества с СССР. Сирийская баасистская версия арабского национализма и социализма открывала возможность найти достаточно точек соприкосновения, установить диалог и взаимопонимание с советским руководством, а стратегическое положение делало страну нужным партнером СССР. После переворота 23 февраля 1966 года, который привел к власти левобаасистскую фракцию во главе с Нур ад-Дином Атаси, сближение с Советским Союзом ускорилось. Были увеличены поставки советского оружия. Москва согласилась построить Евфратскую плотину, которая политически должна была стать эквивалентом Асуанской плотины. Проект предусматривал орошение 1,5 млн федданов земли и строительство большой гидростанции. Западная Германия обещала участвовать в проекте, но, когда Дамаск в 1965 году порвал отношения с Бонном, протестуя против признания им Израиля, возникла нужда в новом спонсоре. Им стал Советский Союз. Правда, сирийские руководители не подумали о необходимости достичь предварительного соглашения о распределении вод Евфрата ни с Турцией, ни с Ираком, что создало в дальнейшем серьезные проблемы во взаимоотношениях с соседями.
В январе 1967 года начались контакты с Советским Союзом на партийном уровне. Москва несколько романтически отнеслась к сирийским баасистам, надеясь на их эволюцию в «правильном», то есть советском, направлении.
Но для большинства участников последовательных переворотов, в том числе для многих армейских офицеров, социалистическая фразеология была лишь сменной одеждой в борьбе за власть и личное обогащение. Их «социалистические идеалы» и радикализм вызывали недоверие в арабском мире, а принадлежность значительной части баасистски настроенного офицерства к секте алавитов внушала подозрения, что ими движут совсем другие мотивы, не имевшие отношения ни к национализму, ни к социализму.
В Сирии нагнеталась, прежде всего по внутренним соображениям — с целью консолидации власти, атмосфера кризиса, возможных военных провокаций со стороны «сионистов, империалистов, реакционеров», формировалась психология осажденной крепости. Конечно, были и реальные заговоры извне и попытки переворотов, но обстановка осадного положения, иногда с элементами истерии, поддерживавшейся нередко советскими органами массовой информации, подталкивала сирийских руководителей к повышению уровня конфронтации с Израилем. С территории Сирии палестинские партизаны устраивали вылазки против Израиля. Существовали трения с Израилем и из-за распределения вод реки Иордан.
Пока Советский Союз поддерживал арабов в их противостоянии Западу (не доводя дело до прямого столкновения с ним), в их стремлении укрепить независимость, вооруженные силы, развить экономику, его курс имел достаточно четкие параметры и приносил плоды. Но чем больше СССР вовлекался в дела региона, тем больше его политика должна была учитывать местные факторы, локальные источники конфликтов, которые все чаще ставили лидеров Советского Союза в затруднительное положение. Больше влияния — больше вовлеченности — больше головной боли. Такая ситуация была слишком хорошо известна прежним имперским хозяевам региона — Великобритании и Франции и новой доминирующей державе — США. Вряд ли СССР мог ее избежать. В результате советским оружием велась гражданская война в Йемене, правительство Багдада воевало против курдов и угрожало Кувейту, Хартум вел операции против южан. СССР умело маневрировал между арабскими странами, благоразумно избегая принимать сторону какой-либо из них в межгосударственных конфликтах, хотя ставка на Египет заставляла Москву смотреть на события глазами египтян.
После выхода в 1961 году Сирии из ОАР ее отношения с Египтом были прохладными, что ставило советское руководство в затруднительное положение, но внешнеполитические интересы Дамаска и Каира все больше совпадали. На их сближение были направлены и усилия СССР. В 1966 году А.Н. Косыгину удалось добиться примирения между Дамаском и Каиром, и в декабре 1966 года они подписали соответствующее соглашение.
В центральном конфликте Ближнего Востока — арабо-израильском — советские приоритеты с самого начала были искажены. Советское руководство, однозначно признавая право Израиля на существование, считало его «базой империализма» в регионе. А раз так — вполне законным считалось стремление арабов укреп лять свои вооруженные силы против возможного израильского нападения. Разве не продемонстрировал Израиль свою роль и намерения во время суэцкого кризиса, или, по советской терминологии, в «тройственной агрессии против Египта» в 1956 году? Но для Израиля увеличение военного потенциала соседних арабских националистических и зачастую экстремистских режимов ставило под угрозу само его существование. Разве не поддерживали арабские правители призыв тогдашнего палестинского лидера Ахмеда Шукейри «Сбросить евреев в море!»? Вопрос чистой схоластики: что было раньше — яйцо или курица, кто раньше — арабы или Израиль — начал гонку вооружений, принявшую невообразимые размеры и превратившую к 80-м годам Ближний и Средний Восток в сопоставимый с НАТО и Варшавским договором регион мира по насыщенности оружием?
Для пропагандистского объяснения сотрудничества с арабами в Советском Союзе предпочитали игнорировать тот факт, что в основе арабо-израильского конфликта лежат столкновение двух национализмов и спор двух народов — израильского и палестинского — из-за одной территории. Впрочем, палестинская проблема более выпукло встанет в 70–80-х годах.
Поражение, обернувшееся успехом
Накануне третьей арабо-израильской войны руководство СССР было убеждено, что за одиннадцать лет после 1956 года египетская и сирийская армии с советской помощью хорошо подготовились к возможному конфликту. Баланс сил — количество вооружений и личного состава с двух сторон, бесконечно больший людской потенциал арабского мира, наивное убеждение, что евреи «не умеют воевать», которое не развеяли прежние кампании Израиля, — внушал советскому руководству более или менее спокойное отношение к надвигавшемуся военному конфликту: уничтожить Израиль арабам не позволят, а слегка потрепать его даже полезно. Лучше, чтобы войны не было, но уж если начнется, она должна быть ограниченной и не привести к поражению арабов. Автору этих строк сообщали, что разведданные из Израиля о реальной бое готовности противостоявших армий, об израильских планах проведения кампании просто отметались как дезинформация.
Поверить этим предупреждениям означало бы усомниться в мудрости и прозорливости политического руководства СССР, поставить под вопрос многолетнюю работу военного ведомства в Египте и Сирии как раз в тот момент, когда Леонид Брежнев был заинтересован в поддержке командования вооруженных сил, чтобы укрепить свои позиции внутри страны.
«Гром не грянет — мужик не перекрестится». Гром грянул.
Представляется, что израильское руководство в тот момент было не против войны, а возможно, и стремилось к ней, считая для себя условия ее проведения благоприятными. Наивная уверенность арабских лидеров в мощи и боеспособности своих вооруженных сил притупляла их бдительность и реальные меры по боевой подготовке и мобилизации. Значительная часть египетских вооруженных сил — около 70 тыс. человек — была скована в Йемене в войне на стороне республиканцев против роялистов, поддерживаемых Саудовской Аравией и западным оружием. Борьба на вершине сирийской военно-политической иерархии ставила под сомнение эффективность ее руководства военными действиями. После кубинского ракетного кризиса СССР уже исключил из своего арсенала возможность прибегнуть к ядерному блефу и еще не располагал силами и средствами для быстрой переброски войск в зону конфликта.
Стратегический выигрыш представлялся израильскому руководству слишком очевидным. Оккупация арабских земель увеличила бы глубину контролируемой Израилем территории, передала бы в его руки Голанские высоты, Западный берег и Синай. В те годы понятие «стратегическая глубина» многими воспринималось всерьез. Сейчас трудно сказать, ставилась ли тогда задача полной или частичной аннексии Восточного Иерусалима, Западного берега, Газы, Голанских высот, их освоения для поселенцев-иммигрантов, или израильское руководство было тогда готово к мирному решению по формуле «мир за землю». Свержение националистических, антизападных и антиизраильских режимов в Сирии и Египте и замена их на умеренные, готовые к миру и компромиссу, устроили бы израильское руководство.
Авантюристические действия Гамаля Абдель Насера, увязанные с сирийскими, дали израильтянам желанный предлог для удара.
В начале 1967 года антиизраильская пропаганда сирийского руководства, вызывавшаяся прежде всего соображениями внутриполитического характера, все больше сочеталась с военными демонстрациями на линии перемирия с Израилем. Антисирийская риторика израильского руководства также сопровождалась угрожающими военными маневрами, хотя масштабы их, видимо, преувеличивали и сирийская разведка, и советские органы массовой информации. Ряд воинственных заявлений был сделан израильскими лидерами. Из Иерусалима поступила телеграмма Юнайтед Пресс, в которой цитировался высокопоставленный израильский источник, заявлявший, что «если Сирия продолжит кампанию саботажа в Израиле, это немедленно вызовет военные акции, направленные на свержение сирийского режима».
18 мая Насер потребовал вывести войска ООН с линии перемирия с Израилем и с берега Тиранского пролива, ввел на эти позиции египетские войска и закрыл выход для израильских судов из залива Акаба в Красное море.
«Надо признать само собой разумеющимся, что большинство советских лидеров ни в коей мере не хотели войны между Израилем и арабскими странами, — справедливо писал Уолтер Лакер. — И были искреннее удивление и конфуз, когда конфликт обострился, а Насер закрыл Тиранский пролив. Сомнительно, чтобы Насер заранее информировал Советский Союз об этом шаге».
Пожалуй, речь идет не о большинстве, а обо всех лидерах. Нет никаких данных о том, что кто-либо из советского руководства хотел войны на Ближнем Востоке. Но советские лидеры были вынуждены морально и политически поддерживать арабов. Из Заявления советского правительства от 23 мая 1967 года однозначно следовало, что Москва будет на стороне арабов, если на них нападут. Но Насеру дали понять, что Советский Союз не будет вместе с Египтом, если он начнет военные действия против Израиля.
Советская дипломатия, оказывая политическую поддержку Насеру, стремилась выработать «взаимоприемлемое и справедливое мирное решение» кризиса. Для советских стратегических интересов было безразлично, в чьих руках находится Тиранский пролив и могут или нет по нему плавать израильские суда. Поэтому СССР был готов поддержать любые компромиссные решения, считая, что из-за прохода нескольких судов из Эйлата в Красное море нельзя начинать войну.
Москва не контролировала Египет и Сирию. Вместе с тем СССР в тот момент не считал возможным оказывать давление на ООН, чтобы принять решение о возвращении к status quo ante, неприемлемое для Насера, чтобы не унижать ценного союзника. Вашингтон не выказывал особого желания сотрудничать в поисках политического решения.
Советские органы массовой информации предавались вовсе уж неуклюжим упражнениям. По сообщениям печати, Сирии угрожало чуть ли не совместное израильско-иорданское вторжение, руководимое ЦРУ и нефтяными магнатами. А 30 мая король Иордании Хусейн подписал с Насером в Каире Договор о взаимной обороне, присоединился к антиизраильскому фронту и оказался втянутым в войну и в результате потерял Восточный Иеру салим и весь Западный берег.
В первые два дня войны, начавшейся 5 июня, советская пресса и радио передавали заранее заготовленные арабские сообщения о том, что египетская и сирийская армии якобы продвигаются вглубь Израиля, арабские ВВС атакуют цели. Когда на второй день стало ясно, что арабские ВВС полностью уничтожены, а поражение сухопутных армий катастрофическое, СССР не был готов к военному вмешательству в конфликт.
Осуществлялась ожидаемая политическая и пропагандистская активность СССР в поддержку арабских стран. 5 июня 1967 года советское правительство в специальном заявлении осудило «агрессию Израиля», заявило о своей «решительной поддержке» правительств и народов арабских государств и потребовало от Израиля в качестве первой неотложной меры «немедленно и безусловно прекратить военные действия, отвести войска за линию перемирия». Аналогичное предложение было выдвинуто представителем СССР Н.Т. Федоренко на экстренном заседании Совета Безопасности. Представители США и Англии возражали против включения в резолюцию пункта об отводе войск. «Несмотря на очевидный факт поддержки Советским Союзом и Соединенными Штатами различных сторон в войне 1967 года, обе сверхдержавы стремились не допускать перерастания этой войны в глобальное столкновение, — пишет Е. Примаков. — Между руководителями двух стран действовала «горячая линия».
«…В ходе решающих событий, — пишет посол СССР в Вашингтоне А.Ф. Добрынин, — президент Джонсон вместе с Раском, Макнамарой и основными советниками постоянно находились в «ситуационной комнате» Белого дома. В Кремле непрерывно заседало политбюро. Наличие «горячей линии» сыграло неоценимую роль в поддержании постоянного контакта между Москвой и Вашингтоном, оно позволило Белому дому и Кремлю держать руку на пульсе развития событий и предотвратить опасную неопределенность намерений и действий обоих правительств».
6 июня 1967 года Совет Безопасности единогласно принял резолюцию, которая призывала все заинтересованные правительства в качестве первого шага безотлагательно принять все меры для немедленного прекращения огня и военных действий на Ближнем Востоке.
Однако израильские войска продолжали наступление.
7 июня представитель СССР потребовал вновь созвать Совет Безопасности. Советская делегация предложила Совету Безопасности установить точный срок прекращения военных действий, то есть в качестве первого шага потребовать немедленного прекращения огня и всех военных действий в 20 час. 00 мин. по Гринвичу 7 июня 1967 года. Соответствующая резолюция была единодушно принята в тот же день.
7 июня Иордания сообщила, что она готова выполнить резолюцию о прекращении огня, а 8 июня правительство Египта информировало Генерального секретаря ООН У Тана о том, что оно решило согласиться на требование о прекращении огня при условии, что другая сторона поступит так же. Но в этом согласии не было пункта о возвращении к status quo ante.
8 июня советское правительство выступило с новым заявлением, которое предупреждало Израиль, что если он немедленно не выполнит требование о безотлагательном прекращении огня, содержащееся в резолюции Совета Безопасности, то СССР пересмотрит свое отношение к Израилю и примет решение, касающееся дальнейшего поддержания дипломатических отношений с ним.
9 июня У Тан информировал Совет Безопасности о согласии Египта, Сирии и Иордании прекратить огонь. Но израильские вооруженные силы к этому моменту начали воздушные и наземные военные операции на всем протяжении линии фронта с Сирией. В тот же день Совет Безопасности в третий раз потребовал, чтобы военные действия были немедленно прекращены. Израильские вооруженные силы продолжали продвижение по сирийской территории, подвергая Дамаск воздушной бомбардировке.
На заседании Совета Безопасности 10 июня представитель СССР призвал принять «срочные и решительные меры, чтобы остановить агрессора и осудить его по всей строгости международного закона». Представитель США, призывая обе стороны прекратить огонь, высказался против осуждения Израиля.
10 июня СССР разорвал дипломатические отношения с Израилем. Советское правительство заявило, что если Израиль не прекратит немедленно военные действия, то Советский Союз «совместно с другими миролюбивыми государствами применит в отношении Израиля санкции со всеми вытекающими отсюда последствиями».
Советское правительство, используя прямую линию связи с Вашингтоном, предупредило, что если Израиль не прекратит военные действия, то Советский Союз не остановится перед принятием мер военного характера.
10 июня через три часа после получения советской ноты израильские войска прекратили огонь на всех фронтах. Руководители страны посчитали, что выполнили поставленные военно-стратегические задачи. Возможно, они могли рассчитывать и на большее расширение зоны оккупации, чтобы приобрести дополнительные козыри для торга. Но разрыв Советским Союзом и большинством стран Восточной Европы дипломатических отношений, хотя и истощал на тот момент арсенал средств политического давления на Израиль, создавал атмосферу неопределенности. Дальнейшая советская реакция могла быть неожиданной. Это заставило израильское руководство остановиться. Видимо, в Вашингтоне решили, что нельзя провоцировать СССР на какие-то не просчитанные заранее действия, что Израиль уже добился всех необходимых успехов и теперь может спокойно пожинать их политические плоды.
В какой степени Израиль рассчитывал на поддержку США, начиная войну? Решение принимало само израильское руководство, уверенное в успехе, но рассчитывало на помощь Вашингтона в случае осложнений. В интересах Вашингтона было нанести удар по престижу и позициям СССР, что неизбежно стало следствием разгрома его арабских союзников и друзей, в результате которого, возможно, последовала бы смена режимов в Египте и Сирии. Задача вытеснить Советский Союз с Ближнего Востока не снималась с повестки дня американской политики.
Президент США Л. Джонсон в своих мемуарах утверждает, что он якобы уговорил израильтян не начинать войну и война стала для него неожиданностью. США, увязшие во вьетнамской войне, не хотели быть втянутыми в какие-либо военные действия на Ближнем Востоке. Весь вопрос, «каким тоном» президент США «уговаривал» своего фактического союзника не начинать войну. Правда, быстрая победа Израиля его устраивала. США фактически дали «зеленый свет» израильским действиям. Л. Джонсон, однако, поддержал в июне советское предложение о принятии резолюции Совета Безопасности ООН о прекращении огня. Она была единогласно принята. 7 июня Израиль дал согласие, но с условием возвращения к status quo ante, то есть открытию залива Акаба и выводу египетских войск с Синайского полуострова. Каир и Дамаск не откликнулись сразу на поддержанное американцами советское предложение, что позволило, по версии Л. Джонсона, Израилю захватить Синайский полуостров, Восточный Иерусалим и Голанские высоты. 8 июня Каир принял предложение о прекращении огня. 9 июня согласился и Дамаск, утром 10 июня о согласии сообщил и Израиль. Но время уже было потеряно.
Подводя итоги Шестидневной войны, Л. Джонсон писал: «…Я сожалел, что Израиль решил нанести удар по стянутым к его границам арабским войскам, как и об отказе Насера незамедлительно принять наше предложение о прекращении огня, сопровождавшееся открытием залива Акаба и взаимным выводом войск с Синайского полуострова. Войну начать намного легче, чем установить мир. Если бы Насер принял наше предложение, осложнения, которые привели к нападению Израиля, были бы быстро устранены. Синай был бы очищен от войск… Промедление арабов привело к войне, по окончании которой израильские войска остались на оккупированных территориях Сирии, Иордании и ОАР».
Конечно, Джонсон субъективен и стремится обелить и американцев, и израильтян. Но в трактовках арабов, которые, помимо израильтян, во всем винят не себя, а американцев, концы с концами не сходятся.
«С момента образования Израиля в 1948 году мы поддерживали территориальную целостность всех государств региона, — писал Джонсон. — Наше обязательство не было зафиксировано ни в каком договоре, но оно имело силу. Оно основывалось на Трехсторонней декларации 1950 года, в которой США, Великобритания и Франция обещали противостоять любой попытке изменить путем применения силы национальные границы на Ближнем Востоке. Четыре президента — Трумэн, Эйзенхауэр, Кеннеди и я — публично подтвердили это обязательство». Но проблема и в том, что в 1967 году у Израиля вообще не было международно-признанных границ.
С позиций сегодняшнего дня легко считать разрыв дипломатических отношений с Израилем ошибкой советского руководства. Ведь можно было отозвать посла, снизить уровень отношений, оставить бюро связи под нейтральным (например, финским) флагом, сохранить канал постоянной связи с израильским правительством и другими политическими силами в Израиле, а тем самым — облегчить советское участие в будущем мирном процессе. Обычно этот шаг интерпретируется западными да и российскими исследователями как жест в пользу арабов. Но вот какое объяснение дал автору один из ответственных работников МИДа.
Дипломат. Иногда МИД шел на шаги, которые оказывались вредными для нашей политики, например, разрыв в 1967 году дипломатических отношений с Израилем. Ясно, что это был ошибочный шаг, который нам стоил многого. Но почему мы на него пошли? Я вспоминаю рассказ Льва Исааковича Менделевича, который участвовал во всей этой кухне в то время. Предложение о разрыве было выдвинуто в последний момент на политбюро Громыко, чтобы не ввязываться в крупную военную авантюру, на которой настаивали наши «ястребы». Это была кость, брошенная нашим «ястребам».
Автор. А кто у нас был среди «ястребов» в то время?
Дипломат. Менделевич никого не называл… Громыко опасался, что мы столкнемся с США и это будет повторением ракетного кризиса 1962 года. Разрыв отношений с Израилем был прежде всего не жестом в пользу арабов, а ходом во внутриполитической игре.
9 июня 1967 года Гамаль Абдель Насер заявил о своей отставке. Началось формирование нового руководства страны. Но в тот же день миллионы египтян вышли на улицы, требуя его возвращения к власти. Насер вернулся на пост президента 11 июня. Попытка военных во главе с маршалом Амером организовать военный переворот была пресечена Насером. Амер покончил жизнь самоубийством.
Будучи не в состоянии предотвратить поражение арабских стран в военных действиях, СССР смог помочь им уйти от политического и стратегического краха. Через несколько дней после окончания войны начались массированные переброски оружия, снаряжения, инструкторов в Египет и Сирию. Была выделена чрезвычайная экономическая помощь.
В советских органах массовой информации развернулась антиизраильская, антисионистская кампания. Израильтян обвиняли в варварских действиях. «Агрессоры убивают военнопленных и беззащитных крестьян. Они публично расстреливают мужчин, женщин и детей… Даже западные корреспонденты сравнивают эти преступления с нацистскими». «Правда» использовала термин «геноцид». Министра обороны Израиля Моше Даяна стали называть Моше Адольфович. Международный сионизм изображался как банда гангстеров и орудие банкиров Уолл-стрит, а иногда как хозяин Уолл-стрит. Сионизм объявляли не политическим движением, а «преступным заговором, направленным против всех миролюбивых народов». Черпая вдохновение в иудаизме, он всегда был расистским. Конечная цель его — мировое господство. Но главной конкретной задачи «израильская агрессия» не достигла. «Прогрессивные» арабские режимы не были свергнуты.
Политике СССР на Ближнем Востоке был посвящен пленум ЦК КПСС 21 июня 1967 года. В постановлении пленума отмечалось, что «израильская агрессия» — «результат заговора наиболее реакционных сил международного империализма, в первую очередь США, направленного против одного из отрядов национально-освободительного движения, против передовых арабских государств, вставших на путь прогрессивных социально-экономических преобразований в интересах трудящихся и проводящих антиимпериалистическую политику». Определяя задачи советской внешней политики в связи с обстановкой на Ближнем Востоке, пленум указал на необходимость «и в дальнейшем укреплять дружбу и сплоченность между Советским Союзом и арабскими государствами, давать решительный отпор проискам империализма, разоблачать его истинную антинародную суть, вести борьбу против клеветнической кампании и раскольнических действий группы Мао Цзэдуна, направленных на разъединение антиимпериалистических сил, подрыв доверия между народами арабских государств и народами социалистических стран».
Эти тезисы и «аргументы» были бессчетное количество раз повторены затем советскими исследователями и журналистами.
Автор. Сейчас, спустя много лет, вы по-прежнему считаете, что США были заинтересованы в войне 1967 года?
Е.Д. Пырлин (бывший заместитель заведующего отделом Ближнего Востока МИД СССР, затем научный работник). Пожалуй, да. Ведь часть правды в том, что мы тогда писали, была. Им нужно было все-таки Насера и сирийских баасистов прижать или свалить — или поодиночке, или вместе.
Автор. Но ведь и израильские политические деятели, и израильские авторы пишут, что не было тогда концентрации израильских войск на сирийской границе.
Е.Д. Пырлин. Мобилизационный срок Израиля — сутки. Нужно было политическое решение начать войну, а оно, видимо, было. Тут Насер и дал им предлог, сняв войска ООН и заблокировав Тиранский пролив. Мы могли бы вмешаться, резко сказать Насеру, чтобы он отменил решение. Но не решались, опасаясь с ним поссориться. Потому что, как всегда, смотрели на события через чьи-то очки. Не через свои очки великой державы, а через очки египетские. Потом стали смотреть через сирийские очки.
Часть арабского общественного мнения и многие политические деятели обвиняли Советский Союз в том, что он не предотвратил поражения своих арабских друзей. Это, по словам «Правды», были «грязные обвинения».
В арабском национальном характере вообще очень редко присутствует чувство раскаяния, самокритики, характерное, напротив, для русского национального характера. В неудачах и поражениях виноваты судьба (кадар), империалисты, Советский Союз, но не сами арабы. Правда, на этот раз масштабы военного поражения и унижение арабского национализма были таковы, что спустя несколько месяцев прошла волна очистительной самокритики, но она охватила лишь тончайший слой левой интеллигенции.
Советская печать объясняла израильские военные успехи и внезапностью нападения, и западными вооружениями, и сотрудничеством с США, и шовинистическим настроем израильского населения. Насера же предала «военная буржуазия», в особенности командование ВВС. Отмечалось, что экстремистские антиизраильские лозунги нанесли большой урон арабскому делу. Прогрессивные режимы Египта и Сирии потерпели поражение потому, что были недостаточно прогрессивными. Нужно вычистить реакционеров, изгнать антисоветские элементы из всех политических и военных структур, тогда арабы станут сильнее и вернут потерянные земли.
Оказывая своим союзникам — Египту и Сирии — военную и экономическую помощь, Советский Союз активно использовал и дипломатические карты в ближневосточной политике.
17 июня 1967 года собралась V Чрезвычайная сессия Генеральной Ассамблеи ООН, в которой принял участие председатель Совета министров СССР А.Н. Косыгин. 19 июня он внес проект резолюции, в соответствии с которой Генеральная Ассамблея, в частности: 1) решительно осуждала агрессивные действия Израиля и продолжавшуюся оккупацию Израилем части территории ОАР, Сирии и Иордании, отметив, что это является актом признанной агрессии; 2) требовала, чтобы Израиль немедленно и без всяких условий отвел все свои войска с территории указанных государств на позиции за демаркационными линиями перемирия, установленными Общими соглашениями о перемирии; 3) требовала также, чтобы Израиль возместил полностью и в кратчайший срок весь ущерб, причиненный ОАР, Сирии и Иордании и их гражданам своей агрессией, и возвратил им все захваченное имущество и другие материальные ценности. Отметим, что в проекте еще нет палестинской проблемы, которой спустя несколько лет еще предстоит стать сердцевиной арабо-израильского конфликта.
США и их союзники воспрепятствовали принятию Генеральной Ассамблеей советского проекта, но не провели и свой.
В июне — июле 1967 года Москву посетили президент Алжира Х. Бумедьен, президент Иракской Республики А. Ареф, затем прибыл президент Сирии Н. Атаси.
Председатель президиума Верховного Совета СССР Н.В. Подгорный в июле — августе направился в Каир, Дамаск и Багдад. В октябре 1967 года король Иордании Хусейн прибыл в Москву.
Г.А. Насер посетил Москву в июле 1968 года.
Вопрос о принципах политического урегулирования ближневосточного кризиса рассматривался на заседаниях Совета Безопасности, проходивших 9–22 ноября 1967 года.
22 ноября 1967 года Совет Безопасности единогласно принял проект резолюции № 242, предложенный Великобританией и носивший компромиссный характер. Резолюция предусматривала, в частности, «вывод израильских вооруженных сил с территорий, оккупированных во время недавнего конфликта». Выступая после голосования, представитель СССР заявил, что он голосовал за английский проект, понимая его так, что речь идет о выводе израильских войск именно «со всех захваченных ими арабских территорий в результате агрессии 5 июня 1967 года». Для читателя даю пояснение: в русском языке нет определенного или неопределенного артикля. Поэтому если понятие «оккупированные территории» употреблять по-английски или по-французски с определенным артиклем, то на русский язык это надо переводить словом «все». В английском тексте резолюции определенный артикль отсутствует, во французском варианте он есть, поэтому израильтяне используют как базу для дипломатического торга только английский вариант.
Резолюция признавала право Израиля на существование, а палестинскую проблему рассматривала только как проблему беженцев.
Неизвестную деталь дипломатической борьбы тех дней привел в беседе с автором бывший посол в Сирии Ю.Н. Черняков.
Ю.Н. Черняков. Американцы не считались и не считаются с арабами, потому что у них есть Израиль — их хозяин.
Автор. Вы считаете, что Израиль определяет американскую политику?
Ю.Н. Черняков. Во всяком случае, в арабских странах.
Автор. Я — сторонник сбалансированного отношения к этому делу.
Ю.Н. Черняков. Я приведу пример. В 1967 году во время войны я поддерживал контакты с Вашингтоном. Американцы радели об Израиле больше, чем о себе. Советский посол в США Добрынин приехал тогда в Нью-Йорк в составе советской делегации во главе с Громыко. Потом Громыко уехал, а он остался. Главной фигурой при выработке резолюций с американской стороны был Голдберг, представитель США в ООН. Когда позиции расходятся, то часто делают такой текст, который можно толковать по-разному. Сделали такой обтекаемый текст и на этот раз. Голдберг, видимо, не понял сути дела и дал согласие на формулировку, которая устраивала нас и арабов. Когда израильтяне увидели ее, видимо, ему основательно досталось. Голдберг решил взять свое предложение обратно. Он раньше передал его не в виде печатного текста, а написал бумажку от руки и дал ее Добрынину. А тот не отдал эту бумажку. Когда Голдберг стал кричать, что он не давал такого предложения, Добрынин спросил: «А кто писал эту бумагу?» Голдберг был смущен, но все равно отказался от своего же предложения. Потом был принят английский вариант.
В конце 1968 года для выполнения резолюции № 242 Совета Безопасности от 22 ноября 1967 года советское правительство предложило свой план урегулирования: Израиль и соседние арабские страны одновременно делают заявление о готовности пойти на прекращение состояния войны между ними и достижение мирного урегулирования после вывода израильских войск с оккупированных арабских территорий. В связи с этим Израиль заявляет о своей готовности начать с зафиксированной даты вывод войск с оккупированных арабских территорий. Кроме того, в день начала вывода израильских войск, который осуществлялся бы под наблюдением представителей ООН, арабские страны, а также Израиль должны были бы депонировать в ООН соответствующие документы о прекращении состояния войны, об уважении и признании суверенитета, территориальной целостности и политической независимости всех государств данного района и их права жить в мире в безопасных и признанных границах, согласно резолюции Совета Безопасности. В соответствии с договоренностью, которая могла бы быть достигнута посредством ООН, можно было бы согласовать вопросы, касающиеся безопасных и признанных границ, обеспечения свободы судоходства в международных водах данного района, справедливого урегулирования проблемы беженцев, обеспечения территориальной неприкосновенности и политической независимости каждого государства района Ближнего Востока.
Через год, в январе 1970-го, СССР вновь выступил с основными положениями этого плана.
Тем временем кризисная обстановка в регионе подтолкнула руководство СССР, США, Великобритании и Франции на совместные поиски решения. Главы дипломатических ведомств четырех великих держав провели консультации по вопросу о путях выполнения резолюции Совета Безопасности. В коммюнике, опубликованном 21 сентября 1969 года после встречи четырех министров с Генеральным секретарем ООН, отмечалось, в частности, что участники четырехсторонних консультаций подтвердили необходимость поддержки и выполнения резолюции Совета Безопасности от 22 ноября 1967 года, согласились с тем, что на Ближнем Востоке должен быть установлен прочный мир, и признали, что все государства на Ближнем Востоке имеют неотъемлемое право существовать как независимые и суверенные. Казалось бы, Советский Союз становился полноправным участником политического процесса на Ближнем Востоке. Но совещание в таком составе больше не созывалось.
Вскоре в советских предложениях по ближневосточному урегулированию стал присутствовать новый элемент — требование «удовлетворить законные права арабского народа Палестины». Об этом говорилось в решениях XXIV съезда КПСС, который состоялся в марте 1971 года.
Арабо-израильская война 1967 года, которая нанесла серьезное поражение союзникам СССР и немалый ущерб его престижу, отнюдь не означала крушения советского влияния на Ближнем и Среднем Востоке, созданного за предыдущее десятилетие. Скорее наоборот. Общественно-политические процессы, набиравшие силу в 50-х — начале 60-х годов, по инерции продолжались. Война 1967 года их даже ускорила. В арабском общественном мнении она воспринималась как «агрессия Израиля в сговоре с США» и совпадала, таким образом, с советской версией. Антизападные («антиимпериалистические») настроения усилились. На этой волне в июле 1968 года произошел новый баасистский переворот в Ираке, в мае 1969 года — леворадикальный переворот в Судане, а 1 сентября 1969 года — революция в Ливии.
Привлекательность многих элементов социально-политической модели, скопированной с Советского Союза, пока еще не окончательно потускнела. Разве не показывали военно-политические успехи Вьетнама или Кубы, каким мобилизационным потенциалом обладают леворадикальные режимы? Разве Египет — лидер арабского мира — не шел все дальше по этому пути?
Но главное было в другом.
Советское руководство продемонстрировало, что оно не допустит крушения дружественных ему режимов и обладает для этого средствами и возможностями. Широкомасштабная военная помощь Египту и Сирии была призвана полностью восстановить и увеличить их военный потенциал. Строительство крупных объектов, таких как высотная Асуанская плотина и плотина на Евфрате, Хелуанский металлургический комбинат, продолжалось при сотрудничестве с СССР. Все большее число египтян, сирийцев и иракцев обучалось в СССР.
Но одновременно проявлялись и усиливались те тенденции, которые уже в первой половине 70-х годов начнут подвергать эрозии советское влияние на Ближнем Востоке. Дело было даже не в неспособности революционно-авторитарных режимов решать внутренние проблемы. В конце концов, неудачи можно было списать на «происки империализма и сионизма», на обстановку военного времени — частично это было действительно так, да и в полной мере этот их внутренний кризис скажется позднее.
Дело было в имманентной противоречивости советской позиции по отношению к арабо-израильскому конфликту.
Вооружая Египет и Сирию, Советский Союз не хотел и не планировал военного решения проблемы, решительного перевеса сил у арабов, изменения статус-кво.
С одной стороны, советские лидеры боялись нового поражения арабов. В этом случае для спасения своих друзей и своих вложений СССР вынужден был бы поднять уровень своей вовлеченности в конфликт. Такие его действия вызвали бы реакцию США и опасность прямой конфронтации. С другой стороны, урегулирование означало бы уменьшение зависимости арабских стран от советской поддержки.
Фактически СССР был заинтересован в сохранении состояния «ни мира, ни войны», хотя формально советская дипломатия не жалела усилий для урегулирования конфликта. Бывший заместитель министра иностранных дел СССР, затем посол в Египте В.М. Виноградов в беседе с автором категорически отверг мысль об этой заинтересованности. Он мог бы сослаться и на официальное заявление Брежнева: «Советский Союз был, есть и будет кровно заинтересован в быстрейшем, прочном и справедливом мирном урегулировании на Ближнем Востоке». Арабские лидеры, выработав на Хартумском совещании 30 августа — 1 сентября 1967 года свои знаменитые «три «нет» («нет» — признанию Израиля, «нет» — миру, «нет» — прямым переговорам с Израилем), не были готовы к политическому урегулированию и компромиссам. Однако затяжка в решении конфликта расшатывала фундамент власти и египетского, и сирийского режимов и подталкивала их лидеров к военным акциям, которых советское руководство не желало.
Г.А. Насер постепенно восстанавливал контроль над страной, избавляясь от соперников из числа военных, в том числе от своего бывшего друга, тоже Героя Советского Союза, маршала Аб-дель Хакима Амера. Египетский лидер осторожно маневрировал между левыми, пользовавшимися советскими симпатиями, и правыми, склонявшимися к необходимости сотрудничества с Западом и отказа от социалистических экспериментов. Но свободу действий ограничивало клеймо национального унижения в июньской войне 1967 года и израильская оккупация Синая. Жесткое противостояние Израилю и Западу вынуждало Г.А. Насера идти на дальнейшее сближение с СССР. Для советского руководства сотрудничество с Египтом оставалось приоритетным в регионе. Боеспособность и вооружение египетской армии с помощью поставок советского оружия и направления советников быстро восстанавливались.
Состоялось несколько визитов высокопоставленных советских делегаций в Египет и египетских — в СССР. Сотрудничество Г.А. Насера с левыми и марксистами создавало в Москве иллюзию, что Египет движется в «правильном» направлении.
В качестве доказательства справедливости этой мысли привожу фрагмент моей беседы с Б.Н. Пономаревым.
Б.Н. Пономарев. Насер был прогрессивным человеком, другом СССР. Он хотел, чтобы Египет шел по пути социального прогресса.
Автор. Под социальным прогрессом вы понимаете постепенное приближение к советской модели?
Б.Н. Пономарев. Конечно, именно так. Помню, как Насер лечился у нас в Барвихе. Я поехал к нему беседовать. Мы разговорились, и он начал откровенно со мной говорить. Он сказал, что хочет развивать социализм, социальный прогресс, быть ближе к социализму. Было видно, что он развивается в положительном, с нашей точки зрения, направлении. И в смысле движения по пути сближения с СССР, и по пути борьбы с империализмом, за социализм. Я доложил об этом руководству.
Поток советского оружия шел и в Сирию, чтобы компенсировать военные потери. В марте 1968 года советский министр обороны маршал А.А. Гречко посетил Дамаск.
Одной из причин сирийского поражения был отвод ряда боеспособных подразделений с фронта, чтобы усилить охрану баасистской верхушки и внутреннюю безопасность. Сирийские лидеры больше боялись внутренних противников, чем Израиля. Их политика принесла плоды. Оппозиция была слабой, разрозненной. Правительство правило железной рукой. Сирийская армия стала выполнять часть функций политической полиции.
Параллельно с военным советско-сирийским сотрудничеством шло и «идеологическое». Делегация баасистов приехала в Москву для «идеологических дискуссий».
Гибким сирийцам было несложно находить приятные для уха Москвы лозунги и тем самым повышать свои шансы на получение помощи. Сирия нуждалась в защите, у нее было кое-что взамен — и в стратегических позициях, и в экономике. Но для СССР Сирия оставалась трудным союзником, действия которого не поддавались контролю, часто были непредсказуемыми и вызывали осложнения.
В СССР без энтузиазма воспринимали левацкие идеи, исходившие из Дамаска, типа «народной войны» против Израиля. Новый начальник сирийского Генерального штаба Мустафа Тлас был «теоретиком» партизанской войны и даже переводчиком Че Гевары, который не пользовался особой популярностью у советского руководства.
Для укрепления престижа внутри собственных стран и для оказания давления на Израиль египетские и сирийские лидеры должны были предпринять какие-то шаги против Израиля. Они решились на военные действия малой интенсивности. Стоит отметить, что к этому их подталкивали и выборочные военные акции Израиля против Египта, Сирии и Иордании.
В марте 1969 года египтяне начали «войну на истощение». Она включала артиллерийские перестрелки, воздушные бои, рейды коммандос через Суэцкий канал. Израильские войска, окопавшиеся на линии Бар-Лева на восточном берегу, несли потери.
В апреле 1969 года Египет официально заявил, что не считает себя более связанным обязательством о прекращении огня.
В Москве после колебаний не стали возражать против таких операций, хотя на берегу канала были жертвы и среди советских военнослужащих. Может быть, в те месяцы возникло на короткое время чувство «братства по оружию» между русскими и египтянами.
Египетские руководители не скупились на заявления угодные Москве. «Советская помощь вооруженным силам ОАР оружием, боеприпасами и специалистами за прошедший период трудно переоценить. Эта помощь имела и имеет огромное значение в оказании отпора Израилю, которому США поставляют современное оружие и боеприпасы», — говорил в октябре 1970 года тогдашний военный министр Египта М. Фавзи. «Благодаря советской помощи нам удалось полностью восстановить оборонную мощь ОАР, и мы теперь оказались в состоянии проводить в широких масштабах военные операции в ответ на израильские атаки», — заявил Г.А. Насер в апреле 1970 года.
Однако вскоре Израиль, опираясь на более высокую боеспособность своей армии и более совершенную военную организацию, а также на превосходство в авиации, перенес «войну на истощение» вглубь Египта. Совершались воздушные налеты на военные, экономические, гражданские объекты.
В декабре 1969 года действия израильской авиации против Египта достигли пика. Это настолько обострило политическую обстановку в стране и нанесло такой ущерб престижу президента Г.А. Насера, что он решился на беспрецедентный шаг — просьбу о посылке регулярных советских частей противовоздушной обороны и авиации в Египет. С этой целью он тайно прибыл в СССР 22 января 1970 года. Выполнение просьбы Насера настолько превосходило все прежние обязательства СССР, что решение о ее удовлетворении было принято на заседании политбюро ЦК КПСС вместе с командованием советских вооруженных сил. Очевидно, не только стремление сохранить насеровский режим, но и военно-стратегические интересы самого Советского Союза определили решение советского руководства.
Ближний Восток в советской военной стратегии
Непосредственно после Второй мировой войны стратегическая угроза СССР с южного направления определялась наличием там американских и английских военных баз. Однако с конца 50-х годов авианосцы 6-го флота США стали получать на вооружение реактивные самолеты, которые могли достигать южных районов СССР и территории его балканских союзников.
Глобальное стратегическое предназначение флота было ясно для советского военного командования еще в 30-х годах. Но географическое положение континентальной державы, слабость индустриальной базы и скромные военно-технические возможности накануне Второй мировой войны ограничили размеры советского военно-морского флота и предопределили его применение в качестве вспомогательной силы для поддержки наземных операций. Правда, уже в те годы была разработана программа строительства нескольких десятков линейных кораблей и тяжелых крейсеров, рассчитанная на пятнадцать — двадцать лет. Мировая война отодвинула эти планы, но не отменила их.
У автора нет документальных данных, которые бы определяли цифры и сроки программы развития ВМФ. Но на основе бесед с работниками Главного штаба ВМФ и данных из западных источников складывается следующая картина.
В начале 50-х годов на стапелях уже были заложены серии крупных военных кораблей. Ко времени смерти Сталина в 1953 году из запланированных 24 крейсеров класса «Свердлов» 6 были в строю и 14 строились. Естественно, что их должны были спроектировать за несколько лет до этого, возможно накануне Второй мировой войны. В 50-х годах шло также проектирование океанских подводных лодок с атомными энергетическими установками. Утверждение, что обширные военно-морские программы СССР были начаты в середине 50-х годов, видимо, неточно. Середина 50-х годов как точка отсчета появилась потому, что в это время главкомом ВМФ стал С.Г. Горшков. Автор этих строк недостаточно компетентен и не обладает достоверным материалом, чтобы обсуждать достоинства или недостатки этого крупного военачальника. Известно, однако, что, когда Никита Хрущев в упоении от успехов советского ракетостроения отдал лихое распоряжение резать почти готовые крейсеры на стапелях как «ненужные», С.Г. Горшков не подал в отставку. Возможно, он поступил правильно, потому что затем смог убедить Хрущева и политическое руководство хотя бы в необходимости строительства океанского подводного флота (ядерного и обычного) и современных надводных кораблей различных классов, включая противолодочные.
Именно в 1955 году в США вступила в строй подлодка с ядерным двигателем, а затем авианосец «Форрестол», который мог нести на борту реактивные самолеты. Появление советских океанских подводных лодок (дизельных — в 50-х, атомных — в конце 50-х — начале 60-х годов) показывает, что программа их строительства была разработана в конце 40-х — начале 50-х годов.
Неудача на Кубе в 1962 году, видимо, была дополнительным стимулом к совершенствованию и развитию военно-морского флота с большим радиусом действия. Расширялись возможности и советской военно-морской авиации.
Однако к началу 60-х годов Черноморский флот был практически заперт в Черном море, выполняя сугубо оборонительные функции. К тому времени, когда Великобритания потеряла свои военно-воздушные базы в Египте, Ираке, Палестине, военная мощь США в регионе выросла. Угроза для СССР резко усилилась, когда США с 1963 года стали развертывать в Средиземноморье подводные лодки, вооруженные ракетами «Поларис» с дальностью примерно 2500 км. Ракеты стали существенным дополнением к оружию первого удара, уже имевшемуся на 6-м флоте в виде самолетов с ядерными бомбами.
В Москве было принято решение вывести советские корабли в Средиземное море. Быстрое развитие советского военно-морского флота позволяло решиться на этот шаг.
Если вспомнить историю, то окажется, что русский флот появлялся в Средиземном море еще в XVIII веке. Эскадры под командованием адмирала Г. Спиридова и контр-адмирала Д. Эльфинстона в феврале — мае 1770 года поддержали восставших против Турции греков, активно действуя против турецкого флота в Архипелаге. 24–26 июня (5–7 июля) 1770 года произошло победоносное для русского флота Чесменское сражение. Русские военные корабли находились в Средиземном море во времена Наполеоновских войн. Император Павел I стал даже гроссмейстером Мальтийского ордена. Но это не привело к военно-политическим результатам. Русские моряки под командованием вице-адмирала Д. Сенявина разгромили турецкий флот в бою у острова Лемнос, близ полуострова Афон (в Эгейском море) в 1807 году и участвовали в победоносном сражении против турок при Наварине в 1827 году в составе англо-франко-русской эскадры. Результаты Крымской войны 1853–1856 годов означали поражение и русского флота: накладывались ограничения на его размеры в Черном море и на возможности плавания в Средиземном. Но в конце XIX — начале XX века русские корабли вновь стали появляться в Восточном Средиземноморье и показывать флаг в Красном море, Персидском заливе, Индийском океане… чтобы исчезнуть с горизонта после Октябрьской революции. Но это лишь исторический экскурс.
В программной статье, опубликованной в июле 1963 года в «Коммунисте Вооруженных Сил», главнокомандующий советским ВМФ С.Г. Горшков писал: «Раньше наши военные корабли и морская авиация играли второстепенную роль, поддерживая сухопутные войска. Теперь… мы должны быть подготовлены к широким наступательным операциям, чтобы нанести сокрушительные удары по морским и наземным целям империалистов в любой точке Мирового океана и на прилегающих территориях».
Через четыре года в статье по поводу Дня советского военно-морского флота Горшков отмечал, что «крупные империалистические державы уже потеряли господство на морях» и что рано или поздно «они должны будут понять, что у них нет господства совсем». «Советский морской флаг теперь гордо развевается на морях и океанах», — добавлял он.
В 1963–1964 годах в Средиземноморье стали регулярно появляться советские военные корабли, превращенные в 1968 году в Средиземноморскую эскадру. Они не имели авианосцев и авиационного прикрытия и были слабее американского 6-го флота, хотя, по американским данным, имели развитую систему противовоздушной обороны и средства для действий против подводных лодок, включая вертолеты. В случае ядерной войны им, очевидно, отводилась роль обреченного на гибель передового отряда — успеть нанести удар, погибнуть, но ценой своей ги бели нейтрализовать или ослабить американский ядерный удар со средиземноморского направления. Но, по логике холодной войны, обреченная эскадра была неприкосновенной, как и, например, американские сухопутные войска в Западной Европе, явно уступавшие здесь вооруженным силам СССР. Нападение на те или другие означало бы начало глобального и безумного военного конфликта.
Не имея баз, военные корабли должны были ходить со «свитой» — судами с топливом, водой, ремонтными мастерскими, баржами с боеприпасами. Это было дорого и, безусловно, снижало боеспособность эскадры. Без отдыха на суше боевые дежурства были изнурительны для экипажей, особенно для команд подводных лодок.
Уязвимость и дороговизну содержания советской эскадры в Средиземноморье могли уменьшить только базы на суше. Наверное, такой логикой руководствовалось командование флотом. Только что Советский Союз потерял в результате политического разрыва с Албанией удобную базу для своих подводных лодок в албанском порту Флера, существовавшую с 1958 по 1961 год. Видимо, советская сторона не раз в осторожной форме зондировала почву в Египте, надеясь, что Каир предоставит советскому флоту какую-то возможность пользоваться египетскими базами.
Но получение баз на чужой территории — как бы они ни назывались: местами отдыха или ремонта, были ли они предоставлены в качестве льгот, под каким бы флагом ни существовали — в корне противоречило тем принципам советской внешней политики в регионе, которые столь эффективно привлекали друзей и вербовали союзников, а именно: ликвидации иностранного военного присутствия на Ближнем и Среднем Востоке. Ведь арабы добивались ликвидации английских и американских баз и не позволяли создавать новые, хотя им «объясняли», что это необходимо для их «защиты от коммунистической агрессии» и «советских экспансионистских замыслов». Тут же вставал вопрос о создании советских военных баз для «защиты от сионистской экспансии» и «происков империалистов».
Поражение Египта и Сирии в 1967 году заставило эти страны пойти навстречу пожеланиям СССР. Г.А. Насер в интервью с английским политиком Энтони Наттингом в ноябре 1968 года заявил: «Только русские помогли нам после Июньской войны срочной помощью от пшеницы до истребителей, в то время как американцы помогли нашим врагам. Русские ничего не попросили за это в обмен, за исключением льгот для военно-морского флота в Порт-Саиде и Александрии». Были созданы склады для горючего и запасных частей в Александрии и Порт-Саиде, облегчена процедура захода советских кораблей.
Заинтересованность была обоюдной. Египет нуждался в присутствии советских военных кораблей, чтобы обезопасить себя от возможного израильского удара.
10 июля 1967 года восемь советских кораблей ошвартовались в Порт-Саиде: ракетный крейсер, эсминцы и десантные суда. Шесть других вошли в Александрийский порт. Советские корабли начали наносить визиты в сирийский порт Латакию.
Решение создать систему ПВО в Египте было, как представляется, политическим решением с целью спасти режим Г.А. Насера. Но нетрудно предположить, что были приняты во внимание и нужды советского ВМФ.
Советский боевой персонал начал прибывать в Дельту в феврале 1970 года. В Египте были развернуты 18 батарей ракет САМ-3, размещены 80 истребителей МиГ-21 и МиГ-23, а также несколько МиГ-25. Число советских военнослужащих, включая советников в египетских вооруженных силах, достигло примерно двадцати тысяч. Ряд аэродромов и ракетных комплексов был под полным советским контролем.
К середине 1970 года советский флот использовал гавани в Александрии, Порт-Саиде, Эс-Саллуме. Позднее к ним были добавлены Мерса-Матрух и Бернис. Присутствие в Египте советских частей ПВО и авиации было, очевидно, каким-то подкреплением для советской эскадры в Средиземном море, не имевшей авианосцев.
Отмечу, что данные, приведенные здесь, почерпнуты из западных источников. Когда будут опубликованы советские документы, цифры могут быть уточнены.
Автор. Было ли у военного руководства СССР впечатление, что и Средиземноморская эскадра, и аэродромы, и базы военно-морских сил в Египте предназначены для глобального столкновения с США?
Работник ГРУ. Базы в Египте предназначались и для того, чтобы усиливать эскадру, продлевать ее жизнеспособность. Но для Ближнего Востока и Северной Африки роль эскадры была больше политической: показывать флаг, демонстрировать союзникам, что мы — под боком, и сковывать американские действия политически. Всерьез о большой войне не думали.
Автор. Вы не считаете, что наша политика в арабском мире была окрашена военно-стратегическими соображениями?
Работник ГРУ. Нет, она была больше окрашена политическими и стратегическими соображениями. Чисто военные задачи не стояли на первом месте. В том же русле мыслили и в МИДе, видимо по этому вопросу не имея разногласий с военными.
Автор. Какова роль Латакии для нашей эскадры? Ведь кроме заправки продовольствием и водой и отдыха для экипажей там ничего не было. Ну, может быть, госпиталь…
Работник ГРУ. Мне кажется, что в Латакии мы даже не реализовали всех договоренностей с сирийцами. Поэтому сейчас это просто суша, на которую может ступить нога измученного советского моряка… Американцам в этом отношении куда проще.
Автор. Сам наблюдал. Когда эти молодые люди приходят в Марсель, в борделях праздник, стены ходят ходуном. Кажется, что весь Марсель танцует и пляшет. Сколько они денег там оставляют!
В 1968 году началось постоянное советское военное присутствие в Индийском океане, куда стали заходить корабли советского Тихоокеанского флота. Они показывали флаг в Персидском заливе, Могадишо, Мадрасе, Бомбее. Эти демонстрации совпали по времени с английским уходом с позиций «к востоку от Суэца», а также с обострением советско-китайских разногласий. Освоение советским военно-морским флотом Мирового океана шло полным ходом. В Индийском океане для СССР появилась неизвестная ранее угроза — американские подводные лодки с баллистическими ракетами — сначала с «Поларисами», затем с «Посейдонами» с дальностью действия 5300 км, а в 80-х годах и с «Трайдентами I» (7 400 км) и уже в постсоветское время — «Трайдентами II» (11 300 км). Правда, некоторые американские авторы утверждают, что такие подводные лодки несли боевое дежурство в Атлантическом и Тихом океанах.
Продолжала закручиваться адская спираль гонки вооружений. Забегая вперед, отметим, что логичные военные требования получения баз в Индийском океане противоречили беспроигрышным политическим установкам прошлого: «Долой иностранные базы на чужих территориях!» У СССР появились базы («льготы») в Бербере (Сомали) и в Адене (Южный Йемен). После того как две державы «рокировались» союзниками (СССР «обменял» Сомали на Эфиопию, а США — наоборот), у СССР появилась база в Эфиопии, а США стали использовать Берберу.
Реакция США — ведущей военно-морской державы мира в ХХ веке — на развитие советского ВМФ была предсказуемой. К тому же она накладывалась на общее обострение международной обстановки, споров из-за развертывания ракет средней дальности в Европе, на действия советских войск в Афганистане. «Американское командование считало развитие военно-морского флота Советского Союза угрозой, — писал американский исследователь Э. Рубинштейн. — Оно считало, что это будет мешать перевозкам по морским коммуникациям, а наличие различных видов ядерных ракет у советского военно-морского флота угрожало Соединенным Штатам… Это было толчком к американской русофобии. Есть сходство с тем, как подобное соревнование способствовало англо-германскому антагонизму накануне Первой мировой войны».
Важность военно-морского присутствия СССР в Восточном Средиземноморье и Индийском океане определялась и ростом значения водного пути из Черного моря через проливы, Суэцкий канал, Баб-эль-Мандебский пролив на Дальний Восток, вес которого в советской экономике увеличивался.
Но вернемся к Средиземноморью.
Еще в апреле 1967 года Леонид Брежнев предложил вывести американский 6-й флот из Средиземноморья. Тогда, как и потом, Вашингтон игнорировал этот призыв. Слишком велико было превосходство ВМФ США в этом регионе, чтобы от него отказываться.
Андрей Громыко заявил в мае 1968 года: «Будучи черноморской державой и вследствие этого средиземноморской державой, Советский Союз заинтересован в мире и безопасности в районе, который прямо прилегает к советским южным границам… Присутствие советских кораблей в Средиземном море является фактором, облегчающим сохранение безопасности всей средиземноморской зоны». Эту точку зрения разделяли Египет и Сирия, представители которых не раз заявляли, что они считают советский флот своим щитом против агрессивных намерений американского 6-го флота.
Франция, Италия, Испания выражали обеспокоенность тем, что в связи с появлением советской Средиземноморской эскадры американские позиции ослаблялись. У западных союзников в Восточном Средиземноморье — Греции, Турции, Израиля — опасений было больше. В 1968 году турецкое министерство иностранных дел опубликовало цифры, которые показали, что за 1967 год через проливы проследовало рекордное число советских кораблей, в том числе 107 — после начала арабо-израильской войны.
У Израиля был свой резон беспокоиться. Египтяне, использовав советскую ракету, потопили в октябре 1967 года израильский эсминец «Эйлат». Возможные морские сражения приобретали новые качественные характеристики.
Однако каких-либо реальных сил для вмешательства на Ближнем и Среднем Востоке, даже не принимая во внимание Турцию и Иран, у СССР в те годы не было. Преобладающие позиции США и их союзников в этом регионе сохранялись.
Когда к началу 60-х годов рухнула американская доктрина «массированного воздействия» и опасность взаимного уничтожения становилась все более реальной, Москва и Вашингтон стали принимать предупредительные меры, чтобы избежать ядерной войны. В 1961 году в США родилась доктрина «ограниченной ядерной войны», которая подразумевала, что ядерное оружие может быть использовано не непосредственно против Советского Союза, а лишь на том театре военных действий, где создается угроза для интересов США и Запада в целом.
Между Кремлем и Белым домом была установлена «горячая линия». В 1963 году был заключен Договор о запрещении ядерных испытаний в трех средах, в 1968-м — Договор о нераспространении ядерного оружия, а в 1972-м — Договор об ограничении стратегических вооружений (ОСВ-1).
Через систему договоров и соглашений две державы стремились снизить риск ядерной катастрофы. Процесс был трудным и неровным. Как сосуществовать в новом мире, не знали ни лидеры СССР, ни лидеры Запада. Они шли к договоренности методом проб и ошибок.
Но Ближний и Средний Восток оставался полем холодной войны. Взаимопонимание между Москвой и Вашингтоном не распространялось на этот регион.
Советское военное присутствие в Египте не обошлось без трагических потерь: израильтяне сбили несколько самолетов, пилотируемых советскими летчиками. Советские военные сначала недооценили электронную вооруженность израильской авиации и возможности наведения на цель, но потом приняли меры. Укрепление египетской ПВО и потери израильтян заставили их воздержаться от налетов. Патовая ситуация подтолкнула все стороны к принятию американского «плана Роджерса», выдвинутого в декабре 1969 года, и к прекращению огня 7 августа 1970 года.
Египтяне затем передвинули ракетные комплексы к западному берегу Суэцкого канала, восстановив всю систему противовоздушной обороны. В Израиле это сочли нарушением соглашения о прекращении огня, но ничего не решились предпринять в ответ. Возобновлять военные действия было в тот момент не в интересах Израиля.
К концу 60-х годов на Ближнем Востоке все громче заявляли о своих требованиях палестинцы. Дело уже не ограничивалось проблемой беженцев и защитой их прав. Палестинское движение превращалось в военно-политический фактор. Захват Израилем всей Палестины, создание израильских поселений в ее арабской части лишали палестинцев даже иллюзии существования у них национального очага, которым могли считаться не присоединенный к Египту сектор Газа и включенный в Иорданию Западный берег реки Иордан. Судьба изгнанников, лишенных родины, все больше создавала у палестинцев чувство единого народа с попранными правами. Возникли палестинские военно-политические организации, объединившиеся в 1964 году в Организацию освобождения Палестины. Правда, в конце 80-х годов новое поколение отчаявшихся и отчаянных молодых людей, выросших под израильской оккупацией, создаст властям Израиля проблему в виде невооруженного восстания — интифады. А пока что военно-политические организации палестинцев дестабилизировали не Израиль, а наиболее пострадавшую от войны страну — Иорданию. Ливан еще стоял на очереди.
В Иордании палестинские вооруженные формирования укрепились в лагерях беженцев и бросили вызов королевской власти, расшатанной поражением 1967 года. Громкую известность приобрели угоны самолетов международных авиакомпаний боевиками из левоэкстремистских палестинских организаций, базировавшихся в Иордании. В стране сложилось двоевластие. Для короля Хусейна встал вопрос о политическом выживании, и, опираясь на верные ему части, он начал боевые действия против вооруженных формирований палестинцев.
В августе — сентябре 1970 года в Аммане и других районах Иордании шли бои, в которых тысячи людей были убиты или ранены. Иорданская армия взяла верх, а после столкновений в июле 1971 года установила полный контроль над страной.
Ситуация в Иордании вызвала серьезнейшие международные осложнения и опасность новой вспышки конфликта на Ближнем Востоке. Палестинские военные формирования пользовались поддержкой прежде всего Сирии, которая была готова прийти к ним на помощь, а также Ирака. На Сирию было оказано колоссальное военно-политическое давление со стороны Израиля и США, сосредоточивших в разгар кризиса флот в Восточном Средиземноморье. Президент Никсон заявил, что либо США, либо Израиль должны будут осуществить военное вмешательство в Иордании, если Сирия или Ирак придут на помощь палестинским партизанам.
Советский Союз не был готов к вмешательству в конфликт. Экстремизм палестинцев отталкивал советских руководителей. Поэтому и в Заявлении ТАСС от 20 сентября 1970 года, Заявлении МИД от 24 сентября и в выступлении Леонида Брежнева в Баку 2 октября содержались обычные выпады против «происков империалистических и реакционных сил» и заверения в поддержке «справедливой борьбы арабских народов». На конкретные акции не было и намека, хотя советские органы массовой информации выражали симпатии к палестинцам.
Внимание советского руководства было занято гораздо более важным для него событием — смертью президента Насера.
Кончина тяжелобольного Насера 28 сентября 1970 года означала конец целой эпохи в советско-арабских отношениях. Когда в 50-х годах Насер пошел на исключительный по смелости шаг, начав закупать советское оружие и бросив вызов Западу, он не ожидал, что к концу жизни и само его политическое выживание, и судьба Египта окажутся теснейшим образом связаны с Москвой. Насер пользовался высокой репутацией и уважением советских лидеров, и это помогало ему вести египетско-советские отношения через пороги и подводные камни.
Приведу слова ныне покойного А.А. Громыко из его книги воспоминаний: «При всем риске впасть в крайность, подчеркивая роль субъективного фактора в конкретных условиях Ближнего Востока, беру на себя смелость сказать: «Проживи этот человек еще несколько лет, обстановка в районе могла бы сложиться и по-другому».
Вернемся к беседе с Е.Д. Пырлиным.
Е.Д. Пырлин. Из всех, с кем я общался, наибольшее впечатление оставил Насер, и я вовсе не оригинален в своих оценках. Насер — это личность. Эта личность на десять голов выше других деятелей Арабского Востока — и нынешнего, и прежнего поколений. Беседы с Насером запоминались его хваткой, то есть он мог с ходу ответить на трудный вопрос и схватывал проблему целиком. Садат в этом отношении был чем плох? Он мог ухватиться за какую-то деталь, раскручивать эту деталь в ущерб главному. Насер видел проблему всю сразу. Я участвовал в восьми-девяти беседах, и каждая беседа оставляла огромное впечатление, тем более они все продолжались по пять-шесть часов. Насер под конец уже был тяжелобольным человеком. У него было сужение сосудов… Он не мог сидеть в одной позе больше трех минут и все равно выдерживал эти утомительные беседы, утомительные переговоры.
Трижды — в 1956, 1967 и 1970 годах — советская поддержка спасала режим Насера. Советско-египетское сотрудничество достигло беспрецедентных для «третьего мира» масштабов и в военной, и в экономической области. Оно же нанесло ущерб Египту в результате временного разрыва части сложившихся связей с Западом и ограниченного переноса на египетскую почву некоторых элементов советской социально-политической и экономической системы, оказавшихся неудачными и в СССР.
Насер знал и победы, и очень жестокие поражения, но, как бы то ни было, он стоял в ряду гигантов «третьего мира» вместе с Неру, Сукарно, Нкрумой, олицетворявших целую эпоху избавления от политического господства Запада и перехода к сотрудничеству с Советским Союзом. И эпоха, и лидеры, и их политика были противоречивы, и еще предстоит дать им окончательную оценку. Да и возможно ли что-либо «окончательное» в подходе к историческим деятелям и к самому историческому процессу?
Во время правления Насера шло быстрое расширение советского влияния на Ближнем и Среднем Востоке — в хрущевское десятилетие и первые годы после него.
«Советские позиции на Среднем Востоке сегодня сильнее, чем десять лет назад, — писал У. Лакер в конце 60-х годов. — Это произошло не в результате вторжения, не в результате хитрого проникновения. Советский Союз стал средневосточной державой по приглашению. Он не захватил никаких военных баз, но правительства Египта, Сирии, Алжира и Йемена по своей собственной воле предложили ему льготы, к которым он стремился.
Ни одна страна не была захвачена. Не было сделано никакой попытки навязать сверху коммунистическую политическую и социальную систему. В некоторых странах произошли перемены, но в результате внутреннего брожения, а не внешнего давления. Советское влияние выросло не потому, что распространялась коммунистическая идеология, но в результате усилий, предпринятых на различных уровнях для того, чтобы создавать друзей и оказывать воздействие на людей: займы, поставки оружия, политическая помощь, поддержка арабских стран против Запада и Израиля… В ответ Советский Союз не требовал ни баз, ни нефти, ни политического конформизма. Он был готов сотрудничать как с королями и шейхами, так и с ультрарадикальными революционерами. Факт, что некоторые из этих лидеров были воинственными антикоммунистами, не служил препятствием… Израиль был единственным исключением, но и в этом случае причины советской враждебности не были идеологическими. Поставленная между необходимостью выбирать между арабами и Израилем, Москва выступила за более многочисленные батальоны, и сначала она считала, что это — более сильные батальоны…
Советские цели на Ближнем Востоке легко определить: убрать западное влияние из региона и усилить, насколько возможно, советские позиции. Турция и Иран в значительной мере были нейтрализованы».
«В результате полутора десятилетий противоречивого, но постоянного проникновения Советский Союз теперь стал средиземноморской державой с признанными интересами на Ближнем Востоке, где он регулирует экономические вложения, осуществляет политическое влияние и использует военные базы», — писал исследователь Шимон Шамир в начале 70-х годов.
Можно привести десятки высказываний подобного рода, сделанных политическими деятелями и политологами на Западе и в Израиле. Легко по прошествии десятилетий опровергать их или критиковать. Но тогда ситуация воспринималась именно так и на Западе (за редким исключением), и в арабских странах, и в СССР.
Были ли в те годы скептики в Советском Союзе, ставившие под сомнение основополагающие принципы и критерии успеха? Да, были, но только не среди идеологов внешней политики, не в советском руководстве. Если не считать горстки диссидентов, то в успехе ближневосточного предприятия сомневался кое-кто из экспертов-интеллектуалов. Но их мнение не могло стать достоянием общественности, да и заглушалось внутренними сомнениями (может быть, «мы все равно победим»?), и успехами Вьетнама, и появлением советских танков на улицах Праги, вернувших Чехословакию на путь «реального социализма», и переворотом в Чили, который показал отнюдь не «улыбающееся лицо» Запада, если затрагивались его политические интересы.
…Пять миллионов египтян вышли проводить гроб с Насером. Неуправляемая рыдающая толпа оттеснила прибывшего на похороны А.Н. Косыгина от кортежа с телом покойного президента.
Советское руководство не очень доверяло новому президенту Мухаммеду Анвару Садату, но не вмешивалось в борьбу за власть в Египте после смерти Насера. В мае 1971 года Садат смог переиграть и отправить за решетку своих противников — группу Али Сабри, считавшуюся просоветской, и укрепить свою власть. Но без каких-либо успехов в деле освобождения оккупированного Израилем Синая его положение оставалось шатким. Поэтому новый президент Египта начал двойную игру.
С одной стороны, он сделал вид, будто идет на укрепление отношений с СССР, заключив с ним 15 мая 1971 года договор о дружбе и сотрудничестве. Тем самым он рассчитывал максимально насытить свои вооруженные силы советским оружием для возможной войны против Израиля. Для советского руководства нужны были видимость сохранения прежних отношений и даже их формализация как для самоутверждения, так и для торга с США.
С другой стороны, Садат начал контакты с США, которым принадлежали его истинные симпатии, в тщетной надежде, что Вашингтон «окажет давление» на Израиль, заставив его пойти на уступки. Завязалась переписка между Садатом и президентом США Никсоном. Но пребывание советских войск на территории Египта было серьезнейшим препятствием для сближения с США, а в Вашингтоне не очень доверяли новому президенту Египта.
1 марта 1971 года Садат посетил Москву, пытаясь убедить советское руководство дать ему больше оружия и делая все необходимые заверения в дружбе и о готовности к «совместной борьбе против империализма».
Комплименты в адрес Советского Союза давались ему без труда. 10 июня 1971 года он заявил в публичной речи: «Наша дружба с СССР не временная, а принципиальная дружба, не этапная, а постоянная. Мы выступали и всегда будем выступать вместе в едином «антиимпериалистическом революционном фронте». В этой же речи президент отметил, что Советский Союз «без колебаний предоставляет весь свой опыт в распоряжение молодых независимых государств, борющихся за развитие своей экономики и защиту независимости, не выдвигая никаких условий. Это — действительность, в которой мы живем, а не слова, которые мы слышим».
Но поставки военного снаряжения из Советского Союза замедлялись. Росли раздражение и непонимание между Москвой и Каиром. Садат съездил в Москву в середине октября 1971 года, чтобы урегулировать разногласия. 1 февраля и 27 апреля 1972 года (накануне встречи Брежнева с Никсоном) он также побывал в Москве.
Садат убедился, что арабо-израильский конфликт потерял свое значение в советской внешней политике. Советский Союз не собирался жертвовать разрядкой для того, чтобы удовлетворить требования Садата. Встреча Брежнева и Никсона вызвала у Садата величайшие подозрения — он опасался договоренности за свой счет. В послании Брежнева от 6 июля 1972 года, направленном Садату, были лишь общие слова о содержании переговоров с Никсоном и устные заверения о продолжении советской поддержки арабов.
Садат решил действовать. 7 июля он информировал советского посла Владимира Виноградова, что 15 тыс. советских специалистов должны покинуть Египет к 17 июля. Он потребовал, чтобы из Египта было удалено все вооружение, которое использовалось непосредственно советскими военнослужащими.
Некоторые полагают, что не случайно это решение последовало за контактами с США, предпринятыми незадолго до этого. Но правильнее было бы считать это решение лично садатовским. Оно витало в воздухе. Садату нужно было сократить опасное для него советское военное присутствие, вызывавшее недовольство в вооруженных силах и среди населения, и сделать жест в сторону американцев. Если жест не удавался, то оставался еще военный выбор, а свободу действий в случае военного выбора сковывало бы присутствие советских войск.
А.С. Кулик. Надо учитывать психологическую особенность Садата, его комплексы человека, который всегда хотел быть наверху, но оказался в подчиненном положении у Насера. Он даже не был вторым человеком в стране. Когда он оказался у власти, он стремился все делать наоборот по сравнению с тем, что делал Насер. Отсюда его курс на сближение с Соединенными Штатами и на мир с Израилем и отстранение от СССР и даже враждебное отношение к СССР.
Личные психологические комплексы Садата накладывались на политический расчет и трезвый ум египетского феллаха.
Автор. Садат знал, что с самого начала советское руководство ему не доверяло?
В.М. Виноградов (бывший посол СССР в Египте, бывший заместитель министра иностранных дел СССР). Он чувствовал. Конечно, с нашей стороны были всякого рода задержки и в ответе на его послания, и в реальных поставках. Американцы, зная черты Садата — взрывной характер, подозрительность, мнительность, — умело их использовали. Вот была встреча Брежнева с Никсоном в Москве в мае 1972 года. Садат очень ее боялся, потому что опасался договоренности за свой счет. Вышло коммюнике. Там была только одна фраза — о том, что обе стороны договорились вступить в переговоры о сокращении поставок вооружений на Ближний Восток. Ничего страшного. Но для него это было прямым свидетельством, будто мы стараемся его обмануть.
Автор. Если отвлечься от эмоций, от очень неприятных для СССР форм, в которых Садат проводил свой курс, была ли все-таки объективная основа для пересмотра Египтом своих внешнеполитических приоритетов?
В.М. Виноградов. Для Садата надо было выбирать стратегический курс. Видимо, он понял, что с Советским Союзом он далеко не пойдет. Он знал нашу сдержанность относительно развязывания военных действий. Наше отношение было такое: помогать нашим друзьям надо; но если это могло привести к международной конфронтации, то нужна ли эта помощь нам? Нет. Нужно действовать политическими средствами. Садат знал наши аргументы. И они его раздражали… Шла умелая политическая работа со стороны американцев. С приходом Никсона американцы объявили себя друзьями Египта. Мол, были недоразумения, мы поможем вам, только дайте совет — как. Для Садата освобождение оккупированного Синая из внешнего вопроса стало делом внутриполитической борьбы. Был затронут лично его авторитет. Все в Египте над Садатом посмеивались. В экономике он не разбирался совершенно. Не был сильным политическим руководителем. Случайно попал на пост президента в силу сложившихся обстоятельств. Он должен был искать способ, чтобы самоутвердиться, чтобы отойти от Советского Союза. Он стал предъявлять бесчисленные претензии к Советскому Союзу. Все время говорил, что американские самолеты лучше, чем советские, что артиллерия лучше, что ракеты лучше. Хотя все это спорно. Октябрьская война 1973 года показала превосходство советского оружия.
Автор. Не возникала ли при определенных обстоятельствах у вас мысль о возможном вмешательстве во внутриполитическую борьбу в Египте?
В.М. Виноградов. Это было абсолютно исключено. Курс был взят правильно: во внутренние дела нельзя вмешиваться. Внутренние дела непредсказуемы. Они — результат внутреннего развития.
Автор. Мы где-нибудь в арабских странах нарушали этот принцип?
В.М. Виноградов. Я думаю, нет. Были разные неприятности в обоих Йеменах, Сирии, Ираке, Судане. В Судане было несколько переворотов. Мы не вмешивались никогда.
Автор. У нас в арабских странах таких грехов, типа вмешательства ЦРУ в дела Ирана для свержения Мосаддыка, не было? Я не говорю о восточноевропейских странах и Афганистане.
В.М. Виноградов. Абсолютно нет. Наши люди не обучены этому.
А вот мнение Б.Н. Пономарева. Садат сначала подписал хороший договор с нами, но он повернул от дружеских отношений, повел дело к разрыву, выгнал наших военных, потом других специалистов. Он не был человеком прогрессивным, умным и грамотным. Затем, жена его — полуангличанка, кажется, с Кипра. Она — типичная дамочка с буржуазными взглядами, цель своей жизни видела в обогащении, в возвеличивании Садата. Дочь вышла замуж, как мне кажется, за богатого нефтяного магната.
Во время съезда Арабского социалистического союза, на котором я был, в Судане произошел переворот, — продолжал Пономарев. — Но сторонники Нимейри собрались с силами и всех арестовали, в том числе коммунистов. Я получил телеграмму из Москвы: «Через Садата повлиять на суданское руководство, чтобы не казнили руководство компартии». Мы с послом поехали на дачу к Садату, километрах в сорока от Каира. Он сидел полураздетый под развесистым деревом. Была жара 40 градусов. На столе стояла бутылка водки и лед. Это в жару-то! Он пригласил нас за стол и налил по полному бокалу. Мы только пригубили. А он на наших глазах выпил полный стакан водки, предварительно бросив туда лед. Мы передали нашу просьбу. У него был прямой провод с Суданом. Он ушел, позвонил, потом вернулся и сказал, что было поздно. Он действительно страдал алкоголизмом. Видимо, этим пользовались люди, которые стремились свернуть Египет с пути дружественных отношений с СССР. Наконец патриотические силы организовались и покончили с ним. С тех пор наши отношения улучшились, стали крепче.
Предполагаю, что личная позиция Б.Н. Пономарева вряд ли нуждается в комментариях.
Высылка советского военного персонала из Египта была воспринята в Москве со смешанными чувствами. Конечно, это было политическое поражение. Конечно, ликвидация военных позиций в такой стратегически важной стране, как Египет, болезненно воспринималась советским руководством. Даже сама форма, в какой стала происходить эвакуация советских военнослужащих, была оскорбительной: в конце концов, их направили сюда по настоятельной просьбе Египта. Но одновременно пришло и чувство облегчения: Советский Союз уходил от угрозы прямого вовлечения в военную конфронтацию. Еще не умерла надежда на разрядку, и решение Садата как бы само собой убирало камень преткновения в отношениях с США.
Когда в ответ на столь драматичный жест ни со стороны США, ни со стороны Израиля не последовало никакой «платы», Садат понял, что войны с Израилем ему не избежать. А для этого нужно было пока продолжать сотрудничество с СССР.
В декабре 1972 года Садат дал распоряжение военному министру Ахмеду Исмаилу информировать советского посла в Каире, что египетско-советское соглашение 1968 года о военно-морских льготах будет продлено еще на пять лет.
Надежды на сохранение «особых» отношений с Египтом в Москве сохранялись, поэтому военные поставки шли в необходимых размерах, продолжалось экономическое сотрудничество.
