Книга: Игорь Тальков. Убийца не найден
Назад: Героический поступок
Дальше: Разгадать свою долю

К лире тянется рука

Игорь любил спорт, участвовал в школьных спортивных командах. Меня всегда удивляла его напористость. Это качество сохранилось у него на всю жизнь. Не щадя ни сил, ни времени, он шел к намеченной цели. Например, захотел играть в хоккей, значит, должен был играть по всем правилам и на уровне, а не так только, чтобы провести время. Игорь купил наколенники; на день рождения ему подарили деньги, которые он берег до тех пор, пока в Москве не купил себе хоккейные ботинки с коньками. Клюшки мы ему подарили. Вставал он в то время в шесть часов утра, облачался в хоккейную форму (как он только мог поворачиваться в ней; подлокотники, наколенники, все прочее снаряжение). Получался такой колобочек, смешно смотреть было, и убегал тренироваться. Потом приходил домой, завтракал и шел в школу. Ростом он в детстве маленький был и страшно переживал из-за этого, тем более что Володя рос мальчиком крупным. Игорь сокрушался:
– Мама, неужели я таким малышом всегда буду?
– Ну подожди еще немного, вырастешь.
У нас во дворе при детской комнате организовали хоккейную команду. Игорь сразу же в нее записался и трудился на хоккейных полях. Его наградили грамотой как игрока лучшей хоккейной команды. А Игорь мечтал стать профессиональным хоккеистом. У него была маленькая красная записная книжка, которой он доверял свои мысли и наблюдения, и вот там он крупным почерком написал: «Умру, но стану хоккеистом!»
Меня это очень тревожило. Я боялась, что он покалечится как-нибудь, ведь хоккеисты травмируются страшно. Я пыталась его переубедить, а он мне отвечал:
– Меня бесполезно уговаривать. Мне это только на пользу.
Мы понимали, что увлечен он очень серьезно и действительно может стать профессиональным хоккеистом. В конце концов Игорь, почувствовав, что достиг неплохого спортивного уровня, решил попробовать свои силы и поехал в Москву, в свой любимый ЦСКА. Игорю удалось встретиться со всеми игроками хоккейной команды, которые оставили ему свои автографы, а Фирсов подарил свой большой портрет с сыном. Его посмотрели специалисты и… в дворовых командах он действительно выглядел игроком экстра-класса, а там, на большом поле, его движения были неумелыми, да, может быть, и растерялся он, когда вышел на большую площадку. Сказали, что способности есть, но необходимо еще работать и работать, нужна длительная подготовка. Это сразу отрезвило Игоря, ведь с присущим юности максимализмом он полагал вскоре выйти на профессиональный уровень. Пропала всякая охота, и он никогда уже больше не пробовал себя на этом поприще. Правда, в хоккей играть продолжал, с Володей сражался; они заливали двор из шланга и играли с соседскими ребятами.
Игорь с Володей всегда были очень дружны между собой. Володя любил младшего братика, снисходительно к нему относился, жалел его, защищал. Вообще Володя был очень смелый мальчик, занимался гимнастикой, боксом, и Игорь всегда им гордился. Хотя и сам никогда не отставал от больших ребят. Они мне рассказывали:
– Игорь маленький, а такой храбрый.
Раньше у нас, как и везде, у ребят происходили сражения: улица на улицу, двор на двор. Игорь ходил на эти сражения всегда вместе с большими ребятами, бежал впереди и кричал:
– Я вам покажу!
Я, к моему стыду, всегда учила ребят: «Не связывайтесь, нападают – убегайте. Сейчас честного поединка нет».
Тринадцать лет мы прожили в бараке, и, наконец, мужу дали новую квартиру, вернее, получилось так, что он сам попросил. Мы всё молчали: ладно, живем в бараке и живем. Муж все время работал на заводе, был на хорошем счету. Однажды я выбрала подходящий момент и спросила:
– Что же мы живем в бараке, молчим, а ведь наш завод строит дома, и рабочие получают квартиры.
– У нас ведь есть квартира.
И действительно, квартира у нас хорошая, но ведь в бараке. В одном коридоре шесть квартир, люди разные, и ссоры случались, и всякое. Мне тоже хотелось пожить по-человечески. Решили встать на очередь. Наконец в 1970 году дождались новой квартиры и стали готовиться к переезду. И вот тут-то появилось неожиданное осложнение: мои ребята не хотели ехать. Дело в том, что в Щекино, как и везде, ребята делились на отдельные группировки. В нашем районе тоже были группировки ребят, враждующих между собой, стена – на стену. Прибегали домой с синяками, взбудораженные, рассказывали, кто победил – мальчишки есть мальчишки. А теперь складывалась более серьезная ситуация. Квартиру мы получили по другую сторону железнодорожной линии, в Станционном поселке. Раньше там были частные дома, огороды, а потом этот район решили застроить современными домами. В этом поселке была известная группировка ребят, ужасно хулиганистых. Они иногда заявлялись на нашу сторону, особенно во время праздников. Дело в том, что именно у нас были парк, кинотеатр, центральная улица и центральная площадь, на которых проходили манифестации. Они сталкивались с группировками наших ребят, и происходили драки. В общем, шла постоянная «война». Мой папа тоже жил за линией, ребята часто ходили к нему в гости, и вот однажды, при возвращении, на них налетели местные мальчишки. Вова их отвлек, Игорешек, маленький тогда еще был, убежал, а Вове досталось на орехи. И вот, когда ребята узнали адрес нашей новой квартиры, они заявили категорически:
– Мама, мы туда не поедем! Там бывают нечестные драки, нас порежут!
– Ребята, ну что же нам теперь с квартирой делать?
– Сразу меняйте квартиру на эту сторону.
Но новая квартира так мне нравилась: трехкомнатная, с балконом (мечта всей моей жизни), четвертый этаж. Район хороший: рядом магазины, и аптека, и больница. Я пыталась уговорить ребят:
– Что же делать, придется быть осторожными, днем будете ходить, а вечером дома сидеть. Ничего, обживемся.
Наконец переехали. В скором времени местные ребята узнали, что Вова играет на гитаре, а Игорь на баяне, и прислали своего гонца с приглашением. Мальчики посовещались и решили, что упираться смысла нет, а может быть, удастся с этой компанией и подружиться. Взяли они баян и гитару и пошли на эту встречу. Целый вечер они играли и пели и… просто покорили всех своей простотой и музыкальностью.
Расстались друзьями.
– Идите домой и никого не бойтесь, а если кто-то вас тронет, скажите нам, мы берем вас под свою защиту.
А что тогда видели дети? Идти в город в кино – поздно возвращаться страшно. Магнитофонов ни у кого не было, телевизоры и то не у всех были. Чем заниматься? А тут вдруг нашлись ребята, которые играют, поют и пляшут. Так мои ребята и прижились в Станционном поселке. А Игоря начали нарасхват приглашать на всякие семейные торжества: ведь он великолепно играл и подбирал все, что угодно, на слух.

 

Стихи Игорь начал писать очень рано. Еще мальчишкой он написал свои первые четверостишия. Я на это занятие не обращала особого внимания, потому что сама в детстве сочиняла простенькие стихи и мой брат Володя тоже с самого раннего детства писал стихи неплохие. Помню, и я, следуя его примеру, написала такие строки:
Женя девочка простая, молодая и худая,
Любит бегать и смеяться и на саночках кататься,
Ну а утром долго спать, про уроки забывать.

На том и остановилась. Хорошо писал Владимир Максимович. Он обычно дарил детям и сотрудникам поздравления в стихах. И мне он часто писал в стихах. Осталось стихотворение, написанное Владимиром Максимовичем незадолго до смерти в 1978 году. Однажды, гуляя по парку, он остановился у памятника Пушкину, внезапно пришло вдохновение, и так родились его последние стихи:
Его перо достигло цели,
Одет он в мрамор на века.
Стою я рядом, вдохновляюсь,
И к лире тянется рука.

Видимо, Игорь взял понемногу от каждого из нас. Первое написанное им очень смешное стихотворение он подарил мне. Это целая «поэма» на тему 8 Марта. Мои мужчины хотели устроить для меня настоящий праздник, все домашние дела в этот день взять на себя: приготовить завтрак, подарить мне цветы и сделать так, чтобы я отдыхала. В стихотворении он рассказал, что из этого получилось.
8 МАРТА
Посвящается маме.

Сегодня день 8 Марта,
Международный женский день.
И мы решили нашей маме помочь
И сбросить с себя лень.

Встал первым папа тихо-тихо,
Чтоб никого не разбудить.
Прошел на кухню, не одевшись,
Хотел он краник починить.

Подставив пару табуретов,
Полез он наверх за ключом
Да поскользнулся и с размаху
Об пол ударился плечом.

Но мама, к счастью, не проснулась.
А ключик папочка достал.
Но тут опять же неудача —
Он винт от краника сломал.

Вода фонтаном бьет и свищет,
Соприкасаясь с потолком.
Но наш отец опять спокоен,
Он сплющил дырку молотком.

Но потолок-то весь размытый,
Известка каплет там и тут.
Водички в кухне по колено,
Вот-вот соседи прибегут.

Но нам не страшно, вся водичка
Ведь не останется у нас:
Перебежит она, родная,
Сквозь пол к соседям в тот же час.

Проснувшись, я на кухню сразу
Помчался голый и босой.
А там в воде картошка с мясом
Ныряет с жирной колбасой.

Спросил я папу: «Что это значит?»
А он мне: «Это просто так.
Сейчас вот выловим продукты,
А остальное все пустяк».

Пока мы воду с ним черпали,
Мой брат магнитофон чинил.
Не знаю, как с магнитофоном,
А телевизор он разбил.

Ну так и есть, и маг взорвался
И сзади стенку опалил.
Но тут мой брат не растерялся —
Магнитофон совсем добил.

Ну тут и я, от вас не скрою,
Задел нечайно самовар,
Ну он разбиться не разбился,
А вот бока себе помял.
Но тут шаги мы слышим в спальне,
Так сердце екнуло у нас,
Наверное, такого б страха
Не произвел и Фантомас.
Ну побежал навстречу папа
И объяснять ей что-то стал,
Весь гладкий, голый, как из бани,
А… тут в дверь к нам кто-то постучал.

 

 

Примерный мальчик

 

Детские стихи Игоря, конечно, наивны по содержанию и несовершенны по форме, но они милы и дороги моему материнскому сердцу и, полагаю, будут интересны читателю как своего рода «проба пера» юного поэта. Я их собирала, бережно хранила и переписывала в особую тетрадку, чтобы показать потом повзрослевшему сыну… После его гибели я с особым трепетом стала перелистывать и перечитывать эти бесценные для меня странички, и кое-что в его ранних стихах даже для меня стало высвечиваться по-новому…
Из школьных предметов Игорь отдавал явное предпочтение гуманитарным наукам: литературе, истории, географии – и, наоборот, терпеть не мог математику и физику. Видимо, у него это «наследственное»: я тоже никогда не любила эти дисциплины. И вот после экзамена по физике в десятом классе Игорь, расстроенный тем, как он полагал, что подвел своего любимого учителя, написал ему с отчаяния покаянное письмо в стихотворной форме.
Сегодня я неимоверно зол,
Кусаю локти и ругаюсь рьяно.
Я знаю, что я в химии – козел,
Я знаю, что я в алгебре – осел,
А в физике сегодня я прослыл бараном.

Прослыл я, как убийца всех надежд,
Надежд моего лучшего учителя.
Я отвечал невеждой из невежд,
Разоблачал нутро своих одежд
И надевал одежды я надежд губителя.

Ворочал языком я, как болван,
Забыл совсем все формулы и теоремы.
И, улыбаясь, – новоявленный баран —
Как будто в стельку стелек пьян,
Рукой дрожащей путал схемы.

И, не успев начать свой пренелепый сказ,
Успел открыть уже штук шесть иль пять Америк,
Куда-нибудь бы провалиться, скрыться с глаз,
Уж стал жалеть, что я не Фантомас,
Который смог спокойно б выйти в двери.

Все перепутав и перезабыв, имея пять болтов,
Я все надеялся сухим из моря выйти.
И плел, и плел, и плел я кучи слов,
Наверно, приплетал и эпизоды снов,
Которые я видел и не видел…

А Ломоносов на стене терпел, терпел,
Кривился, охал, ахал и косился.
Я на него смотреть никак не смел,
Но все же осмелел и посмотрел,
И тут он, заорав, сквозь землю провалился.

В гуманитарных я секу и спору нет,
Наук же точных ум мой избегает.
Простите ж, Юрий Алексеевич, мне мой ответ,
Простите и сведите злость свою на нет.
А я – башкой о стену – может, полегчает.

22/VI/1974 г.
Сохранились четверостишия, варианты-наброски этого стихотворения:
ФИЗИКА
Физика – наука интересная,
Увлекательная физика, зовущая.
Но всему причина мысли пресные,
Мысли мои, день и ночь поющие.

Сколько, сколько я им раз приказывал:
«Бросьте, мысли, петь, учите Ньютона»,
А они со сценой крепко связаны,
Рампами и гаммами окутаны.

Но настанет время долгожданное,
Искуплю вину я пред наукою,
Сочиню я оперу эстрадную,
В ней гитара будет только штукою.

Физика же будет в ней за главного
Со своими выводами, вводами,
Музыка специально будет плавная…

Игорь уже в школьные годы не был обделен вниманием лучшей половины человечества. Одно время он дружил с девушкой по имени Лена. Их объединяла и общность интересов: вместе ходили в театральный кружок в поселке Первомайский (кстати, занятия вел очень опытный режиссер, серьезно относящийся к работе с детьми, он преподавал им азбуку произношения и т. д.). Но, как известно, в юности чувства непостоянны: увлечение вскоре прошло. При расставании с Леной Игорь подарил ей стихотворение «Зима и Лето»:
На краю земного света
Много, много лет назад
Встретились Зима и Лето.
Встали, смотрят и молчат.

Восхищаясь жарким Летом,
Вдруг промолвила Зима:
«Ты прекраснее рассвета,
Ты загадочней, чем тьма.

Каковы твои озера!
Глубоки, чисты, свежи.
Неба синие просторы,
Колоски пшеницы, ржи.

Соловьи в садах цветущих
Заставляют сердце петь,
И загадочные пущи,
Где живет один медведь.

Зелень рощ, долин просторы,
Тихих зорь пьянящий свет.
Красотой пленяешь взоры,
Пишет о тебе поэт».

«Я тронуто твоим рассказом, —
Промолвило, вздыхая, Лето. —
Но я тебе отвечу сразу,
Что красотой и ты одета.

Ведь ты, Зима, еще прекрасней,
Твой синий снег, морозы,
Твой месяц голубой и ясный,
Тебя жалеют злые грозы.

Лишь снег пушистый и прохладный
Морозный воздух освежает.
Твой белый снег совсем не жадный,
Тебя он всюду согревает.

Мои ж дожди дадут напиться
И тут же быстро убегают.
Я не успею освежиться,
А солнце уж меня сжигает.

Своей холодной красотою
Сердца пленяешь всех и всюду. Живи!
И будь всегда такою,
Тебя я в жизни не забуду…»

Так, восхищаясь красотою,
Они друг другом любовались.
И тут же (от тебя не скрою)
Они всегда дружить поклялись.

Но, подружив деньков немного,
Зима и Лето вдруг расстались…
Но почему? А потому, что спросить
Желания природы не догадались.

У Лета вымерзли березы,
Листва от холода опала,
Поникли, почернели розы.
И песня соловьев увяла.

А Зиму бросили метели,
Мороз обиделся, ушел.
Бураны гибнуть не хотели —
Мороз с собою их увел.

Но, спохватившись, раздружились
Зима и Лето в тот же час,
Перед природою взмолились,
И та простила их в тот раз.

И вместе больше их не зрели.
Где есть одна, там нет другой.
Послушай, Лена, не могли ли
И мы такими быть с тобой?

Я – Лето, ты – Зима, похоже?
А можно и наоборот,
Ведь финиш остается тот же,
Расстройства масса и невзгод.

И я прошу не обижаться:
«Терять листы» я не хочу.
Тебе ведь суждено влюбляться.
А я?.. Мечтать я полечу!

3/VI/1974 г.
Назад: Героический поступок
Дальше: Разгадать свою долю