Рыжий
А какая чудесная жена у Игоря – Татьяна. Есть, конечно, хорошие жены. Но редко можно встретить такую, которая могла бы всецело пожертвовать собой ради мужа. Я любила своего мужа, но любила и себя. У меня всегда было свое «я», а Татьяна его подавила. Она делала то, что нужно было Игорю. Неприятности ли были, болезни ли – Таня умела скрывать это. Игорь был вечно занят и ничего не замечал, а я замечала:
– Таня, что с тобой?
– Голова болит.
Или ничего не говорит, а глотает таблетки. Никогда не жаловалась: тут болит, там болит. Заболел ли ребенок, Таня старалась скрыть это, чтобы не огорчать Игоря. Она, как могла, оберегала – вот то слово – ОБЕРЕГАЛА Игоря от всего. Она могла недоесть, недопить. У Игоря всегда были овощи, фрукты, мясо. Даже когда они были совсем бедные. Было время, когда она пила один чай. Ребенка кормила и Игоря. Ему было с ней не только хорошо, ему было с ней уютно. Она предупреждала каждое его желание. Он только откроет рот, а она говорит:
– Сейчас.
– А как ты догадалась?
– Я почувствовала.
Игорь был человек влюбчивый, увлекающийся; обожествлял женщин, наделял их придуманными достоинствами. В результате этих увлечений появлялись песни. Но предан он был только своей жене. Делился с ней всем. Она ему была и женой, и другом, и сестрой, и матерью. Это был человек, необходимый ему в жизни. Она его даже не ревновала, а если и ревновала, то не подавала вида. Я и то возмущалась иногда. Татьяна его всегда защищала, потому что понимала – ему так нужно. Я ее как дочку любила и сейчас люблю. Не раз говорила сыну:
– Игорь, тебе Таня не только жена, она тебе и друг, и мать, и нянька.
С гастролей он приезжал домой, как на праздник. Как хорошо дома! А дом – крошечная хрущевская квартирка. Ни повернуться, ни пройти, но это было гнездышко, в котором тепло, уютно и спокойно. Игорь постоянно работал. Приезжая в Щекино из Москвы, он работал и у меня. Корпел над какой-нибудь песней, постоянно переделывая и украшая ее, либо сочинял что-нибудь новое. Однажды, помню, он ушел работать в спальню. Перенес столик из кухни, взял гитару, сел на кровать, закрыл дверь и начал работать. Мы с Татьяной занимались хозяйством, варили варенье, разговаривали с ребенком. Вдруг открылась дверь и вышел Игорь:
– Милые мои женщины, идите сюда. Я только что сочинил песню. Не знаю, понравится ли вам?
И спел нам «Рыжего». Мы с Таней лишились дара речи. Смотрим на него и молчим. Он смотрит на нас и тоже молчит. В конце концов расхохотался:
– Ну что, пойдет?
– Ну-ка спой еще раз, Игорь, эта песня придет на «бис».
– Да ну, что-то ты, мамочка, перегибаешь палку.
Он всегда сначала сомневался в своих песнях. Но я оказалась права. «Рыжего» он всегда исполнял в финале концерта и всегда на «бис», зрители скандировали: «Рыжий», «Рыжий»! В конце концов Игоря с этой песней пригласили на телевидение и записали клип. Сам Игорь считал эту песню наивной, хотя она не такая уж и наивная.
В предпоследней стадии отчаянья,
Озабоченный всерьез,
Я сидел у зеркала печально
И бубнил себе под нос:
«Ох уж эта мне капуста,
Ох уж эта мне капуста».
Имелась в виду капуста,
В которой нашли меня.
Среди всех мальчишек и девчонок
Выделялся я всегда:
Самые большие уши в мире
Были у меня тогда,
Да еще и конопатый,
Рыжий, маленький, носатый,
Ох уж эта мне капуста,
В которой нашли меня.
«Рыжий», – только и слышал
Я со всех сторон
И очень был обижен.
«Рыжий» – ни много ни мало,
Это слово меня возмущало
И жить не давало.
Как назло, в то время модной стала
Песенка про рыжий гриб,
Каждый день по радио звучало:
Руды, Руды, ры…
Я писал письмо в газету
С критикой на песню эту
И с досады под машинку
Голову остриг.
Если же в кого-нибудь влюбиться
Мне случалось, то тогда
Я не мог взаимности добиться
В этом деле никогда,
И говорили мне девчата:
«Ну ты же очень конопатый,
И уши у тебя какие-то, прям,
Ну, просто, прям, беда!»
«Рыжий», – только и слышал
Я со всех сторон
И очень был обижен.
«Рыжий» – ни много ни мало,
Это слово меня возмущало
И жить не давало.
Думал, думал, что мне делать,
Чтоб беду преодолеть,
И купил гитару и гантели,
Стал стихи писать и петь,
Регулярно распевался,
Физзарядкой занимался
И в зеркала на себя решил не смотреть.
Ну что в них смотреть?!
Самым-самым популярным
Стал в своем дворе.
Стали мне завидовать ребята
И девчонки – вслед смотреть,
Солнце в небе – улыбалось,
Жизнь прекрасною казалась,
Ну все-таки как хорошо иногда
Уметь петь.
«Рыжий», – больше не слышал
Я со всех сторон,
И жить мне легче стало,
«Рыжий» – ни много ни мало,
Это слово меня не смущало
И жить не мешало.
– Вот и вся история в общем-то.
– Подождите, подождите, неужели вся? И что, вас так ни разу больше и не называли рыжим?!
– Ну почему же не называли, называли, но мне это было очень приятно. Подождите минуточку, сейчас я передохну и доскажу вам эту историю до конца.
Годы как безумные несутся
В пестрой суете сует,
И в тот мир далекий не вернуться
С высоты минувших лет,
И теперь тот конопатый,
Рыжий, маленький и носатый
В самых счастливых снах приходит ко мне.
В самых счастливых снах приходит ко мне.
«Рыжий», – снова я слышу,
И во сне его зову и часто вижу.
«Рыжий», – слышу я снова,
Но теперь для меня это слово —
Волшебное слово.
«Рыжий», – слышу я снова,
Но теперь для меня это слово —
Волшебное слово.
9/V/1985
В последнее время я жила с Игорем и Татьяной. Игорь был очень занят и мало общался с сыном, а ведь как хорошо было раньше, когда он был более свободный, хотя и нищий. Сколько времени он уделял ребенку! Папа для Игорька всегда был авторитетом. Если Игорек шалил, ему всегда говорили – вот сейчас придет папа, увидит. Он просил:
– Мамочка, милая, я больше не буду. Только не говори папе!
Дело не в том, что он боялся, но он настолько уважал отца, что не хотел его огорчать. Ребенок рос эмоциональным, но послушным. Он так нас смешил. Игорь отводил с ним душу. Ложился на кровать, брал его на руки, выделывал какие-то трюки, прижимал к груди, хохотал. У них в семье я была счастлива. Я спала на полу и не замечала того, что был жесткий матрас, что холодно и на мне два одеяла. Если я не ходила на концерт к Игорю (а иногда он говорил: «Мамуля, отдохни дома»), то всегда дожидалась его возвращения. Он приходил с концерта, как с праздника, приносил охапки цветов. Вся комната благоухала. Игорь сиял. Это было счастье…
Постепенно Игорь приобрел кое-какую аппаратуру. Он мечтал об аппаратуре для звукозаписи, чтобы не нуждаться в услугах студий:
– Мне назначают время, и я приезжаю. В это же время приезжает какая-нибудь «звезда». Конечно, «звезду» вперед, меня – назад. Вот я и теряю два-три часа драгоценного времени.
А дома он ни минуты не терял, всегда был с книгой, карандашом или блокнотом. Очень много читал, особенно по истории, делал пометки или в блокнот что-то выписывал. Я не могу вспомнить такого случая, чтобы Игорь вел себя праздно. Рано утром он вставал, делал зарядку и бежал в Коломенское. Одно время, когда еще не было машины, они с Татьяной и Игорьком на велосипедах ездили на Борисовские пруды подышать свежим воздухом. В последнее время он вообще никакого отдыха себе не мог позволить.
Хотя Игорь и не стал профессиональным драматическим актером, судьбе было угодно распорядиться так, что его мечта сняться в кино сбылась. Кинорежиссер Салтыков увидел отснятый на телевидении клип с «Россией» и отметил актерские данные Игоря, ту искренность и неподдельную боль, которой был полон его взгляд. Игоря пригласили попробоваться на главную роль в фильме «Князь Серебряный». Игорь согласился с радостью, так как это была близкая его духу тематика. Сначала были фотопробы. Так получилось, что на роль стремянного князя Вяземского пробовался и я. Было лето, жарища стояла… Надели на нас шерстяные одежды опричников с шашками или мечами, уже не помню. После долгих фотопроб в студии начались кинопробы. Было много забавных случаев, особенно когда пробовался я. Не помню того текста, который я должен был произносить, когда опричники громят усадьбу Морозова. Я должен был стоять у какой-то изгороди и говорить что-то Хомяку, который стоял рядом и наблюдал за разбоем. Раз двадцать-двадцать пять все это пробовалось, снимали в разных ракурсах. Жара от софитов стояла невыносимая. По мне струился пот. Я перепутал все на свете, говорил какой-то текст от себя, язык заплетался. В конце концов Салтыков рассмеялся и прекратил пробы. На примере этих мучений в процессе кинопроб я понял, что не выдержу, и не стал сниматься. А Игоря начали снимать.
Потом произошли изменения в съемочной группе. Как-то незаметно устранили Салтыкова, на смену ему пришел режиссер Г. Васильев, который по-своему переделал сценарий, в результате чего он стал всего лишь отдаленно напоминать роман А. К. Толстого и приобрел отчасти пародийный характер.
Обычно последовательность съемок эпизодов фильма не соответствует сценарию, снимается как бы вразброс, и только благодаря окончательному монтажу картина обретает целостность и последовательность. Бывало так, что Игорь въезжал в кадр на лошади одной масти, а выезжал на другой. Но, может, зритель этого и не заметил. Игорь поставил условие, что будет сниматься без каскадеров, сам скакал на коне, сам рубился в батальных сценах.
