Книга: Элегии и малые поэмы
Назад: Письмо двенадцатое МЕДЕЯ — ЯСОНУ
Дальше: Письмо четырнадцатое ГИПЕРМНЕСТРА — ЛИНКЕЮ

Письмо тринадцатое
ЛАОДАМИЯ — ПР0ТЕСИЛАЮ

        Из Гемонийской земли гемонийскому Протесилаю
        Шлет Лаодамия весть, счастья желает, любя.
        Ветер в Авлиде тебя задержал, как молва утверждает,
        Где же он был, когда ты прочь от меня убегал?
5     Надо бы морю тогда ахейским противиться веслам,
        Ярость бешеных волн мне бы на пользу была:
        Больше бы мужу дала поцелуев я и наказов, —
        Сколько хотелось еще, сколько осталось сказать!
        Как ты быстро отплыл, когда мореходам желанный —
10   Лишь мореходам, не мне — ветер твой парус призвал!
        Кстати он был морякам, но любящей был он некстати:
        Выпустил, Протесилай, ты из объятий меня,
        Вмиг онемели уста, прервались напутствия сразу,
        Только с трудом я могла вымолвить грустно: «Прощай».
15   Дул все сильнее Борей, обрывая наполненный парус,
        Протесилай мой уже был далеко от меня.
        Видеть покуда могла, я видом твоим утешалась,
        Жадно очам твоим вслед очи стремились мои;
        Больше не виден был ты, — но виден был мне твой парус,
20   Долго от паруса я глаз отвести не могла.
        После, когда и ты, и бегущий твой парус исчезли
        И, куда ни взгляни, воды простерлись одни,
        Жизнь с тобою ушла, подкосились бессильные ноги,
        Тьма разлилась, и без чувств рухнула я, говорят.
25   Свекор Ификл, и печальная мать, и Акаст престарелый
        Еле меня привели в чувство водой ледяной.
        Много ли в их любви, в их помощи было мне проку?
        Я лишь сердилась: зачем не дали мне умереть?

 

        Жизнь возвратилась ко мне, и с ней вернулись страданья;
30   Мучит ведь и без вины чистое сердце любовь.
        Волосы я не даю причесывать больше служанкам,
        Радости нет надевать мне златотканый наряд.
        Будто Двурогий ко мне прикоснулся копьем виноградным,
        Я в исступленье мечусь, места себе не найду.
35   Женщины сходятся здесь филакийские, громко кричат мне:
        «Эй, Лаодамия, вновь царское платье надень!»
        Мне ли платье носить, что пропитано соком пурпурным,
        Если под Троей мой муж воинский носит доспех?
        Волосы мне ль убирать, когда шлем ему голову давит?
40   Мне ль наряжаться, когда вооружается он?
        Буду неприбрана я, твоим подражая невзгодам,
        Пусть в печали пройдет время войны для меня.

 

        Вождь Парис Приамид, на пагубу близким прекрасный,
        Гостем зловредным ты был — будь же бессильным врагом.
45   Пусть бы тебе тенарской жены лицо показалось
        Вдруг безобразным, иль ты сам разонравился ей!
        Многих трудов, Менелай, тебе будет стоить беглянка,
        Месть для многих твоя станет источником слез!
        Боги, молю, от нас отвратите знаменье злое!
50   Пусть, возвратясь, посвятит муж Громовержцу доспех.
        Ну, едва о войне вспоминаю, становится страшно,
        Словно из снега весной, слезы струятся из глаз,
        Ида, Ксанф, Симоент, Тенедос и Троя — пугают
        Грозные эти слова сердце звучаньем одним.
55   Гостем явился Парис, но, как видно, знал свои силы:
        То, что не мог защищать, он бы не смел похищать.
        Прибыл он — так говорят — золотым сверкая убором,
        Гордо надев на себя много фригийских богатств,
        Были с ним люди и флот, без которых война не ведется, —
60   Но из того, чем владел, взял он большую ли часть?
        Этим, наверно, тебя покорил он, сестра Диоскуров,
        Этим, боюсь я, и вам будет опасен Парис.
        Гектора тоже боюсь; хоть не знаю я, кто он, — но в битвах
        Гектор — Парис говорил — властвует мощной рукой.
65   Кто бы он ни был, его берегись, если ты меня любишь,
        Сердцем забывчив не будь, имя его удержи!
        Если избегнешь его, и других избежать постарайся:
        Пусть тебе кажется там Гектором каждый боец.
        В бой собираясь, всегда повторяй: «Лаодамии ради
70   Должен себя я беречь, так наказала она».
        Если пасть суждено от аргосских воинов Трое,
        Пусть ее стены падут прежде, чем ранят тебя.
        Пусть Менелай на врагов налетает в каждом сраженье,
        Чтоб у Париса отнять то, что похитил Парис
75   Пусть, правотою силен, победит он и силой оружья:
        Должен супругу супруг вырвать из вражеских рук.
        Твой же долг не таков: сражайся за то, чтобы выжить,
        Чтоб оказаться опять в чистых объятьях моих.
        Вы, дарданиды, из всех врагов одного пощадите,
80   Чтобы из тела его крови не литься моей.
        Он не из тех, кому пристало биться с оружьем,
        В ярости грудью идти против враждебных мечей. —
        Более пылким в любви он может быть, чем в сраженье.
        Дайте сражаться другим, Протесилаю — любить!

 

85   Если бы только ты знал, как тебя мне окликнуть хотелось!
        Но удержал меня страх перед приметой дурной.
        Ты, за дверь выходя, чтоб отплыть под Трою скорее, —
        Знак недобрый! — ногой отчий порог зацепил.
        Вскрикнула я, увидав, и беззвучно в сердце сказала:
90   «Пусть возвращенье сулит эта примета ему!»
        Нынче об этом пишу, чтобы в битвах ты не был запальчив:
        Сделай же так, чтоб умчал ветер тревогу мою.

 

        Жребий готовит тому из данайцев страшную участь,
        Кто на троянский песок первым посмеет ступить.
95   Как несчастлива та, что первой мужа оплачет!
        Боги, не дайте, чтоб ты самым решительным был!
        Помни: из тысячи пусть корабль твой тысячным будет,
        Пусть по усталым волнам всех позади он плывет.
        Помни и этот наказ: выходи на сушу последним,
100 Там не родная земля, так для чего же спешить?
        Парус и весла свои сбереги для обратной дороги,
        Быстрый их бег задержи лишь на своем берегу.

 

        Прячет ли Феб лицо иль стоит высоко над землею,
        Днем я грущу о тебе, ночью грущу о тебе.
105 Ночью больше, чем днем: ночь лишь тем из женщин милее,
        Чья на любимом плече может лежать голова.
        Лживые сны я ловлю в одинокой холодной постели:
        Подлинной нет — так мила радость и мнимая нам.
        Но почему так бледен ты был в моем сновиденье
110 И почему ты со мной жалобно так говорил?
        Дрему стряхнув, спешу я почтить виденья ночные.
        Храма в Фессалии нет, где не взлетал бы мой дым.
        Ладан бросаю в огонь и слезами кроплю, от которых
        Словно от чистого он ярче пылает вина.
115 Скоро ли жадными я обниму тебя снова руками,
        Наземь без чувств упаду, радость не в силах снести?
        Скоро ли, крепче ко мне прижавшись в постели, начнешь ты
        Долгий рассказ о своих славных делах на войне?
        Будешь рассказывать ты, но, хоть слушать мне будет отрадно,
120 Снова и снова тебя я поцелуем прерву;
        Кстати в рассказе любом помеха сладкая эта,
        После нее с языка речи живей потекут.

 

        Но чуть лишь вспомню опять о Трое, о море, о ветрах,
        Тут же тревога и страх гонят надежду мою.
125 Ветры вам плыть не дают — меня и это пугает:
        Значит, готовы идти вы против воли морей.
        Кто против ветра поплыть на родину даже захочет?
        Вы же от родины прочь мчитесь волнам вперекор?
        Сам владыка Нептун закрыл в свой город дорогу!
130 Можно ли рваться туда? Все поспешите домой!
        Можно ли плыть? Запрету ветров повинуйтесь, данайцы!
        Вас не случай слепой держит, но воля богов.
        К дому судов паруса поверните, покуда не поздно!
        Ради кого воевать? Ради неверной жены?
135 Что я сказала? О, нет! Пусть не будет призыв мой приметой!
        Пусть по утихшим волнам легкий вас мчит ветерок!
        Право, завидую я троянкам; их враг под стеною,
        Сами увидят они слезную гибель родных.
        Храброму мужу своей рукой жена молодая
140 Шлема завяжет ремни, варварский меч принесет,
        Меч принесет и подаст и в ответ поцелуи получит,
        Так что забота ее будет отрадна двоим,
        И, до дверей проводив, велит возвратиться и скажет:
        «Должен Юпитеру ты эти доспехи вернуть!»
145 Он с собой унесет наказ недавний любимой
        И осторожней в бою будет, на дом свой взглянув.
        Он возвратится — она и щит и шлем с него снимет
        И к утомленной груди грудью прижмется нежней.
        Ну, а меня неизвестность гнетет, и мню я в тревоге,
150 Будто случилось уже все, что случиться могло.

 

        Тою порой, как ты на краю вселенной воюешь,
        Воск, повторяющий твой облик, остался со мной:
        Много он ласковых слов, тебе предназначенных, слышит,
        Жаром объятий моих часто бывает согрет.
155 Верь, не простой это воск, как покажется с первого взгляда:
        Истинный Протесилай, только что голоса нет.
        Я смотрю на него, вместо мужа его обнимаю,
        Жалуюсь так, словно он может утешить в ответ.
        Жизнью твоей клянусь и возвратом — моими богами,
160 Пламенем брачных огней, пламенем наших сердец,
        И головою твоей, — чтобы ты не сложил ее в Трое,
        Чтоб на глазах у меня здесь она стала седой, —
        Я за тобою пойду, куда бы меня ни позвал ты,
        Будешь ли… (страшно сказать!) — или останешься жив.
165 А на прощанье в письме прими наказ мои последний:
        Хочешь меня уберечь — так береги и себя.
Назад: Письмо двенадцатое МЕДЕЯ — ЯСОНУ
Дальше: Письмо четырнадцатое ГИПЕРМНЕСТРА — ЛИНКЕЮ