Глава одиннадцатая
Адель стояла на платформе в Филбери, дожидаясь поезда до Паддингтонского вокзала. Она не захотела ждать в кафе, где подавали отвратительный чай, поскольку кто-нибудь из знакомых мог увидеть ее там и завязать разговор, а это означало, что ей придется увиливать от прямого ответа. Кроме того, вся эта ситуация слишком напоминала Адели «Короткую встречу», а она всегда считала героиню Селии Джонсон жутчайшей занудой. «Так бы с радостью и толкнула ее под тот поезд», — подумала она.
После длительных раздумий Адель в итоге отвергла чесучовое платье и остановила свой выбор на костюме. Он казался более деловым по сравнению с платьем. И еще Адель знала, что он необыкновенно ей шел: шерсть горчичного цвета, очень облегающий жакет подчеркивал талию, а большие пуговицы придавали ему шик. С кремовыми туфлями на высоком каблуке, такого же цвета сумочкой и перчатками Адель чувствовала себя как никогда уверенно.
Поезд остановился, и Адель поспешила к вагону первого класса. Опять же вероятность встретить кого-то из знакомых была меньше. Она уселась на свое место и, когда поезд тронулся, вдохнула запах горящего кокса, долетевший через окно. Всего в полумиле отсюда Уильям принимает пациентов в своем кабинете, не подозревая о ее зарождающемся предательстве.
Только это необязательно должно быть предательство. Адель сказала себе, что по прибытии на Паддингтонский вокзал ей совершенно незачем идти в сторону «Савоя». Она может сходить на выставку, или посмотреть шоу, или пройтись по магазинам, или позвонить одной из нескольких подруг, которая будет только рада с ней повидаться. Ей предстоит необыкновенно приятный день отдыха.
Адель не помнила, когда Уильям в последний раз возил ее в город. Прежде они довольно часто там бывали — обедали в ресторане, а потом, случалось, шли потанцевать, но в последнее время их путешествия сошли на нет, хотя должны были бы участиться после отъезда мальчиков в школу. Возможно, ей следовало настаивать на них или организовывать самой. Но теперь трудно было угадать, придет ли муж домой пораньше.
На Паддингтонский вокзал она приехала незадолго до полудня. Постояла минутку на внутренней его площади, где сновали мужчины в котелках и юные девушки с сигаретами. Затем Адель двинулась в сторону Пред-стрит. Движение казалось более оживленным, чем всегда: фургоны и мотороллеры теснились вместе с такси у светофоров. Адель нашла свободное такси и села в него.
Высадилась Адель на Трафальгарской площади. Мелькнула мысль, что можно пойти в Национальную портретную галерею. Посмотреть на лица, которые всегда завораживали и вдохновляли ее; Адель пыталась представить себе, о чем думали эти люди, что чувствовали, как в действительности воспринимали себя, позируя художнику. В конце концов, все люди не такие, какими кажутся окружающему миру. Сегодня она уж точно была не такой. Адель постояла, глядя на голубей. Внешне она являла собой образец респектабельной, счастливой в браке матери двоих детей, которая подарила себе день в городе.
Если она повернет налево, то ею и останется.
Адель повернула направо и отправилась по Стрэнду с видом спокойным и невозмутимым, но кровь у нее волновалась, как молоко в кастрюле перед тем, как закипеть. Адель вошла в «Савой», словно проделывала это каждую неделю.
Проследовала прямо в ресторан, не давая ему запугать себя блеском и великолепием: люстры, сусальное золото и сам его размер. Навстречу Адели шагнул с улыбкой метрдотель в белом фартуке.
— Я обедаю с мистером Моллоем, — сообщила ему Адель и внутренне содрогнулась, услышав, как произносит это имя.
Метрдотель поклонился с улыбкой и указал столик у окна.
Джек сидел, откинувшись на стуле, с бокалом вина в правой руке. Смотрел он прямо на Адель, поднял бокал. Он с самого начала знал, что она приедет. Адель почувствовала, что краснеет. Руки у нее дрожали. «Почему?» — спросила она себя. Ведь она здесь только для того, чтобы спросить совета. Она почувствовала, что мужество ее оставило.
Адель всегда ощущала уверенность в себе, в любой ситуации. Неужели она поставит себя в глупое положение? Возможно, уже поставила, придя сюда. Ну почему она не разорвала это письмо и не осталась дома? Сейчас она могла бы готовить сандвичи с ветчиной для миссис Моррис, ее ежедневной прислуги. Скучно, быть может, но безопасно.
Какими же притягательными казались скука и безопасность, пока она шла мимо других посетителей.
Джек встал, когда Адель приблизилась к его столику. Улыбка у него не была насмешливой, как боялась Адель. В ней светилось искреннее удовольствие. Джек подошел, взял ее за локти и поцеловал в обе щеки, галантный жест, ничего неподобающего.
— Я так рад, что вы пришли, — сказал он Адели. — Последнее время в Лондоне было так тоскливо. А мне до обидного не хватает впечатлений. Мне необходима новизна.
Джек смотрел на нее с восхищением, как маленький мальчик, только что получивший на день рождения подарок, о котором мечтал.
— Что ж, уверена, я наскучу вам еще до окончания обеда. Вряд ли вы услышите от меня что-то интересное.
— Пустяки, — ответил Джек. — Вы очень красивы, и пока этого будет достаточно.
Адель вспыхнула. Она ненавидела себя за то, что откликается на его грубую лесть — она была уверена, что комплименты легко слетали с языка Джека, когда ему это требовалось. Адель прекрасно понимала, что он играет на ее тщеславии. Она знала, сколь тщательно наводила этим утром красоту, но так, разумеется, чтобы это было незаметно.
И однако же ее задело бы, не похвали Джек Моллой ее внешность.
— Спасибо, — пробормотала она и села напротив, чувствуя, как он жадно ее рассматривает. Джек налил ей вина, и Адель с благодарностью взяла бокал — во рту у нее пересохло. Она собралась с духом. Ей хотелось стать хозяйкой положения. Хотелось ясно дать понять, что она не легкая добыча. Хотелось поменяться с ним ролями.
— Вообще-то, — начала она, — я хочу обратиться к вам за информацией. Я думаю открыть галерею и хотела бы с вами посоветоваться.
С тайным наслаждением Адель увидела изумление на его лице. Этого Джек Моллой не ожидал.
— Галерея, — в конце концов проговорил он. — Расскажите поподробнее.
— Ну… Каретный сарай, примыкающий к нашему дому, служил одно время Уильяму приемной, но сейчас он пустует. Я думала, как бы его использовать. Собиралась превратить в пристройку для гостей, но это показалось ужасно скучным. Поэтому я подумала: а как насчет галереи? Маленькой, ничего амбициозного…
Адель умолкла, оценивая его реакцию. Джек кивком попросил ее продолжать.
— Я считаю, что в Шеллоуфорде дело пойдет. Там много антикварных магазинов, много людей с деньгами. И у меня появится какое-то занятие. — Она смущенно пожала плечами. — Мальчики уехали в школу, и я скучаю. Это принесет мне пользу. И я знаю, что Уильям меня поддержит.
Ей почему-то показалось, что, упомянув в этот момент Уильяма, она как-то себя защитит.
— Ясно, — сказал Джек. — Он знает, что вы здесь сегодня?
Адель опустила взгляд на скатерть. Она была чистейшей, ослепительно белой. К своему ужасу, Адель поняла, что улыбается. Она подняла глаза, в упор посмотрела на Джека.
— Нет, — ответила она. — Нет, не знает. — Джек усмехнулся, и Адель подалась вперед. — Потому что я хочу все как следует продумать. Я не хочу прийти к нему с сырым планом и показаться недалекой домохозяйкой, которая играет в продавщицу. Я хочу, чтобы мое предложение заслуживало доверия.
Джек кивнул.
— Значит, вы хотите, чтобы я выдал вам все свои секреты торговли? Вы об этом говорите?
Адель рассмеялась.
— Вам нет нужды волноваться, что я превращусь для вас в какую-то угрозу. Я не собираюсь иметь дело с великими мастерами, ничего подобного. Я просто прикидывала… Посчитаете ли вы это жизнеспособной идеей? Или дурацкой?
Джек взял свой бокал.
— Я считаю, что это безупречно почтенный способ для скучающей домохозяйки оставаться в стороне от неприятностей.
Глотнув вина, он пристально посмотрел на Адель.
Мгновение она колебалась, не выплеснуть ли содержимое своего бокала ему в лицо. Он ее бесил. Вел себя покровительственно. Однако она понимала, что так и должна была себя чувствовать. Адель отказалась проглотить эту наживку.
— Разумеется, если вы слишком важная особа, чтобы поделиться со мной вашими знаниями, я прошу прощения за нахальство.
На мгновение воцарилось молчание. Адель поняла, что переиграла Джека и он не знает, что сказать и как действовать дальше.
— Я с огромным удовольствием дам вам любой требуемый совет, — наконец произнес он. — Конечно, дам.
— Благодарю вас, — сказала Адель.
Она взяла меню и стала изучать его, чтобы скрыть улыбку. У нее здорово поднялось настроение, но она не до конца понимала, что же затеяла. Мысль о галерее начиналась как причуда, мимолетный каприз, но вдруг с одобрения Джека превратилась в настоящее предложение. Адель начала представлять ее себе воочию. Каретный сарай был очень милым строением. Его легко будет превратить в галерею. Стоит он рядом с Мэйн-стрит, подход к нему для посетителей удобный. Галерея никак не помешает их с Уильямом личной жизни. Это действительно имеет смысл. В глубине души Адель ощутила прилив возбуждения, когда возможность на шаг приблизилась к реальности.
Ленч оказался изумительным. Они съели морской язык, на десерт — «Плавающие острова» и выпили чрезмерно много вина, пока обсуждали разные возможности. Джек излучал вдохновение и энтузиазм и был полон идей, о которых Адель и не подумала. Он рассказал ей о распродажах, на которые сводит ее, о связях, которые ей устроит, и пообещал посвятить во все тонкости торговли, честные и не очень.
Адель старалась не увлекаться, однако почему-то все предлагаемое Джеком казалось возможным. Абсолютно возможным. Ведь у нее есть помещение. Есть немного денег — наследство от двоюродной бабушки, и она точно уверена, что и Уильям поддержит ее материально. Его не придется долго уговаривать. Он будет только рад, что она нашла себе какое-то занятие, поскольку противится ее работе в клинике.
К концу ленча Адель чувствовала себя подозрительно беспечной и возбужденной.
— У меня не хватает слов благодарности, — сказала она Джеку. — Это будет невероятно захватывающее дело.
— Глаза у вас просто сияют, — заметил Джек.
Адель засмеялась.
— Это, наверное, из-за вина. Я слишком много выпила.
Джек знаком велел официанту подать счет. Ресторан пустел, вокруг них из-за столов вставали слегка разомлевшие от еды и напитков люди.
Адель взяла сумочку и перчатки и оглянулась, ища официанта, чтобы он вызвал ей такси. Они проговорили не один час. Давно уже дневное время не пролетало так быстро.
— Пить кофе мы пойдем в мой клуб, — сказал Джек.
Адель заколебалась. Кофе, вероятно, именно то, что ей нужно, призналась она себе. Честно говоря, она нетвердо стояла на ногах. Чашечку она выпила бы. И вернулась бы на Паддингтонский вокзал к шести часам. Все чрезвычайно прилично.
— С удовольствием, — ответила Адель. Джек взял ее под руку. Это показалось вполне естественным.
«У нас деловая встреча», — сказала себе Адель. Но она не обманывалась. Не настолько.
Они пошли пешком через Ковент-Гарден, по Шафтсбери-авеню и оказались в грязном, суматошном хаосе Сохо, в маленьком лабиринте улиц, почти неразличимых между собой. Теснились бары, рекламные щиты и вывески кока-колы. Пахло кофе, сигаретами и чем-то, что у Адели ассоциировалось с распущенностью. Она испытывала легкое смущение. Казалось, будто люди здесь занимаются неподходящими делами в неподходящее время дня: пьют, когда им следовало бы спать, спят, когда следовало бы есть, едят, когда следовало бы работать… Вульгарная девица в красном шелковом домашнем халате зевала, стоя в дверном проеме. На дорогу выскочил пьяный и едва не попал под колеса мопеда, которым управлял молоденький парнишка. На кошку, сидевшую на подоконнике, все это не произвело, видимо, никакого впечатления. Адель вцепилась в руку Джека, не зная, то ли бояться, то ли развлекаться. Это был не ее мир. Отнюдь.
Они остановились перед какой-то зеленой дверью. Джек два раза резко стукнул, и дверь немедленно открылась. Весьма растрепанное существо в белом бальном платье рухнуло на ступеньках перед ними, почти скрывшись в груде тафты. Девушка смотрела в небо пустыми глазами, пряди ее льняных волос рассыпались по плечам, и выглядела она, совершенно как русалка, которую искупали на берегу. Было три часа дня.
— Здравствуй, Миранда, — спокойно произнес Джек и перешагнул через нее. Адель стала спускаться вслед за ним по узкой лестнице, уже и не зная теперь, чего ожидать. Когда Джек сказал про клуб, она представила себе кожаные кресла и библиотеку с книжными шкафами по стенам, куда женщины допускаются только по приглашениям. Такое место, куда мог бы пойти Уильям с одним из своих близких друзей — врачей-консультантов.
Этот клуб даже отдаленно не напоминал подобное заведение. Никакого порядка. Настоящий бедлам.
За стойкой бара хозяйничала чернокожая женщина выше шести футов, волосы собраны в высокую прическу на макушке, вид у женщины был потрясающе царственный: зеленое платье и мужской пиджак с завернутыми рукавами, на каждом пальце по золотому кольцу. Напитки этому сброду она подавала со всей быстротой, на какую была способна. Насколько заметила Адель, денег никто не платил, а напиток предлагался один-единственный — женщина плескала в разномастные стаканы какую-то белую жидкость из сомнительной бутылки.
Люди вокруг спорили, смеялись, курили, танцевали. Из нескольких динамиков доносился голос Майлза Дэвиса. В самом темном углу всхлипывала женщина в мандаринового цвета водолазке и очках в черной оправе. Одиночество, похоже, вполне ее устраивало: изредка кто-то подходил к ней и похлопывал по плечу или наполнял ее стакан. В другом месте разъяренная девушка-ирландка ругала трех мужчин среднего возраста, которые возбужденно слушали ее тираду.
Посреди всего этого стояла коляска, в которой прямо сидела малышка-девочка, улыбаясь и хлопая в ладоши, ее плечики были закутаны в кроличью накидку, в уши вдеты золотые серьги в виде колец. Можно было только гадать, чей это ребенок. То и дело кто-то выхватывал ее из коляски и целовал, а потом усаживал на место.
— Добро пожаловать к Симоне, — улыбнулся Джек.
— Это Симона? — спросила совершенно ошеломленная Адель, указывая на великаншу за стойкой бара. Джек только рассмеялся.
Адель словно ступила в другой мир; подобно Алисе, она упала в кроличью нору и попала в царство полной бессмыслицы. Однако же она не почувствовала себя чужой, поскольку, судя по всему, здесь не существовало никаких правил насчет того, каким ты должен быть, чтобы вписаться в здешнее общество. Единственное правило, по-видимому, гласило, что ты должен быть пьян, а она уже была слегка навеселе. Джек придвинул ей высокий табурет и дал очень грязный стакан с какой-то прозрачной жидкостью, от которой внутри у Адели все запылало. Не прошло и нескольких секунд, как от всякой неловкости не осталось и следа, и Адель почувствовала себя частью этого сборища. Здесь не было ханжества и никто не настаивал на соблюдении приличий. Никто не судил, не строил предположений, кто она такая и откуда, да никому и дела до нее не было. Похоже, Адель оценивали по внешнему виду, что действовало очень освежающе.
В Шеллоуфорде она была женой доктора. Это обеспечивало ей высокий социальный статус, но в действительности никто никогда не интересовался ее мнением по сравнению с тем, как они ловили каждое слово Уильяма. До сих пор Адель это не задевало. Она свыклась со своей ролью. Однако у нее вдруг стали спрашивать мнение обо всем: от наилучшего способа подачи на стол артишоков до действий Че Гевары на Кубе. Единственным предметом, в знании которого она обладала хоть каким-то авторитетом, были артишоки с уксусом (у нее было четкое мнение на этот счет), но значения это не имело — ее высказывания все равно оказывались ценными. Все пребывали в приятном состоянии опьянения. Расслабленные и общительные.
— У этой девушки просто чудесный нюх на шедевры, — говорил Джек каждому, кто готов был его слушать. — Я собираюсь ее учить. Я об этом пожалею, потому что меньше всего мне нужна конкуренция. Вы еще увидите…
Непривычная к вниманию и лести Адель словно распускалась, становясь другой личностью: искушенным столичным арт-дилером. Никогда прежде у нее не было потребности быть кем-то другим, но теперь это желание проснулось. Она оправдывала его, играя роль, противореча Джеку, делясь со всеми своими планами. Заведение Симоны именно таким и было. Адель чувствовала, что здесь все играют роли, живут фантазией.
Лгут себе.
Все это время Адель непрерывно курила, что было необычно, — она изредка выкуривала сигарету после обеда, но здесь казалось обязательным зажечь следующую сигарету от еще незаконченной предыдущей, и Адель настолько прониклась духом этого заведения, что последовала примеру окружающих.
Она чувствовала себя очаровательной и расслабленной. Внутри все трепетало от ожидания: ее будущее разворачивалось перед ней, искрясь, как серебряная нить, в отличие от серой пустоты, расстилавшейся перед ней до этого момента. Никогда прежде Адели не казалось, что ей подвластно все. Она чувствовала себя окрыленной.
Затем вдруг, как от толчка, она осознала, что уже позже шести часов. Ее охватила паника. Последний поезд отходил без десяти семь. Попасть домой она никак не сможет и даже если каким-то чудом и успеет на этот поезд — скажем, он запоздает с отправлением, — нельзя же ей явиться домой вдрызг пьяной. Это будет совсем не в ее характере. Обычно она никогда не напивалась, но в этот день почему-то пила все, что ей предлагали, и алкоголь, как он это умеет, заставил Адель чувствовать себя непобедимой и немножечко беспечной.
Адель отправилась в крохотный туалет поразмыслить над своей незадачей. Там было грязно, раковина треснутая, не имелось ни мыла, ни полотенца. Слишком поздно Адель обнаружила, что и туалетной бумаги тоже не было. От вони ее затошнило, хотя желудок скрутило скорее всего с непривычки к выпивке и курению в сочетании с паникой.
Чтобы протрезветь, Адель поплескала на лицо холодной водой. Она сообразила, что ни от кого в клубе не добьется ни сочувствия, ни понимания, и меньше всего от Джека. Казалось, никто не имеет ни чувства ответственности, ни совести. Сидя в клубе, Адель не заметила, чтобы кто-то смотрел на часы на стене или на руке. Этим людям нигде не нужно быть, не нужно ни перед кем отчитываться.
Адель привалилась спиной к двери туалета, пытаясь собраться с мыслями и думать логически. Она решила, что либо возьмет такси прямо до Шеллоуфорда, либо, что безопаснее и гораздо менее подозрительно, переночует в Лондоне. И думать нечего, чтобы переступить порог своего дома, пошатываясь. Гораздо меньшее преступление остаться в городе. Адель вышла из туалета, пробралась сквозь толпу — клуб к этому времени трещал по швам от посетителей — и поднялась на улицу, в душный вечер, чтобы найти телефонную будку.
— Шеллоуфорд, семьсот пятьдесят три, — сказала она оператору. — Бренда попросила меня переночевать у нее, — очень осторожно, чтобы не выдать своего состояния, проговорила Адель, когда Уильям ответил. — Она хочет, чтобы я помогла ей выбрать обои и другие вещи.
— Конечно, дорогая, — ответил Уильям. — Передай ей от меня наилучшие пожелания. Хорошо?
— Конечно, дорогой, — эхом отозвалась Адель.
— У тебя какой-то странный голос.
— Связь ужасная, — сказала она и нажала пальцем на рычаг, чтобы прервать разговор.
Адель повесила трубку на место. Прислонилась лбом к прохладному стеклу, гадая, что же такое на нее нашло. Нужно взять себя в руки, найти маленький отель… Она заглянула в кошелек: сколько у нее наличных? Немного. Номер придется взять в каком-то скромном месте. Или, может, занять денег у Джека…
Снова попасть за зеленую дверь Адель не смогла. Она стучала и стучала, как Джек, но никто ее не слышал. Минут через десять она запаниковала. Возмутилась, что Джек не вышел поискать ее. Ведь любой джентльмен так поступил бы? Если бы ему было не все равно? Адель собралась уже развернуться и искать такси — придется забежать домой и найти деньги, когда она доберется до Шеллоуфорда, — когда дверь распахнулась и оттуда вылетела та девушка-ирландка, глаза ее метали молнии.
На мгновение она остановилась и посмотрела на Адель.
— Вы с Джеком Моллоем.
Это прозвучало скорее как обвинение, а не вопрос.
Адель нахмурилась, не совсем понимая, нужно это подтверждать или отрицать, но улики были против нее. Внутри у нее похолодело. Может, эта девушка подруга жены Джека? Маловероятно, если судить по словам Моллоя, Розамунда была изысканнейшей из женщин, а эта девица имела довольно неряшливый вид, на ней была слишком узкая прямая юбка и туфли на очень высоких каблуках.
— Да, — ответила Адель, потом добавила: — Он консультирует меня по деловым вопросам.
Голос у нее сделался оправдывающимся. И виноватым.
Девушка с головы до пят окинула ее подозрительным взглядом.
— Он — чудовище. Вы это знаете?
Адель покачала головой. Она вообще очень слабо представляла, кто такой Джек.
— Ему на всех и на все наплевать. Он не знает, что такое давать. — Девушка возмущенно тряхнула головой. — Только брать.
— О!
Весьма удивительная информация.
На мгновение девушка, похоже, смягчилась, и Адель увидела в ее глазах что-то похожее на жалость. Девушка коснулась ее руки, ее ирландский акцент смягчился.
— Просто будь осторожна, дорогая, вот и все. Не жди от него ничего и не разочаруешься. Честно говоря, я на твоем месте ушла бы сейчас, пока ты можешь.
И она быстро зашагала по Дин-стрит, прежде чем Адель смогла задать ей какие-то вопросы. Она не знала, предостерегала ее девушка, исходя из личного опыта или из наблюдений. Адель словно получила удар в солнечное сплетение. Последние слова девушки были вроде бы пронизаны искренним сочувствием. Что она имела в виду? Неужели Джек мошенник? И собирается выманить у нее деньги? Или настроен на что-то более зловещее? Адель поежилась в прохладном вечернем воздухе.
Вспоминая потом этот момент, Адель думала, что ей следовало пойти на поиски гостиницы тогда же и там же, но дверь так и осталась открытой, и Адель посчитала, что нужно хотя бы попрощаться. И в любом случае эта ирландская девица показалась ей немного не в себе. Возможно, когда-то Джек отверг ее приставания? Не похожа она на девушку, которая спокойно воспринимает отказ.
Спотыкаясь, Адель спустилась вниз. Настроение у нее начало портиться, как бывает, когда ты пил, а потом вдруг перестал. Помещение показалось ей еще более темным и многолюдным. Музыка звучала громче, в воздухе висел дым.
— А я думал, ты от меня сбежала.
В глазах Джека появился блеск, которого не было за ленчем, и Адель поняла, что он очень пьян, пьянее, чем она, хотя, вероятно, он к этому привык. На секунду Адель с ужасом подумала, что ему и хотелось, чтобы она сбежала, что он не хочет ее присутствия здесь, что теперь, когда он среди своих богемных друзей, она мешает ему. И это заставило Адель осознать, как сильно она хочет его одобрения, значить что-то для него и принадлежать к этому миру.
Затем он как будто смягчился, притянул Адель к себе. Наклонился к ней и коснулся губами ее губ.
Если бы он этого не сделал, у нее, возможно, хватило бы здравого смысла спастись бегством, но в том поцелуе заключался целый мир. Адель прижалась к Джеку, и он запустил пальцы в ее волосы. Никто не обратил на них внимания.
Мир Адели встал с ног на голову, но мир этих людей, казалось, остался в том же положении.
Джек отвел Адель в свою квартиру, которая находилась всего через две улицы, над итальянским кафе. Из дверей лилась музыка: работал музыкальный автомат, группа молодых людей в кожаных куртках околачивалась на тротуаре. Они поздоровались с Джеком, когда он проходил мимо них.
Адель удивилась порядку в квартире. Она ожидала хаоса и пышности, но помещение оказалось в высшей степени аскетическим. Подъемные окна в гостиной были занавешены длинными бархатными шторами. Из мебели — только диван, занимавший целиком одну стену, очень низкий стол, на котором лежали книги по искусству и каталоги аукционов, и рабочий стол Джека. Все было очень аккуратным и упорядоченным, все имело свое место.
— Это просто жилье, где я могу приклонить голову, — пояснил Джек, — и вести переписку. Я никогда не привожу сюда клиентов.
«А как насчет женщин?» — подумала Адель, и он понял, о чем именно она думает, потому что засмеялся. Алкоголь выветривался, и Адель занервничала, не зная толком, как себя вести. Бога ради, что она здесь делает? Для такого мужчины, как Джек, ее появление в этой квартире означает только одно, а она была далека от того, чтобы уступить.
— Прости, — сказала Адель. — Мне нужно идти…
— Чепуха, — ответил Джек. — Последний поезд давно ушел, и слишком поздно начинать стучаться в чужие двери — люди только заподозрят худшее.
— Я могу найти гостиницу.
Она все же находилась в Вест-Энде и была уверена, что сумеет сочинить историю, которая вызовет скорее сочувствие, нежели подозрение, пока человек не почувствует, что от нее пахнет перегаром. У Адели был вид приличной женщины.
А потом Джек протянул руку и провел пальцами по ключице Адели.
— Я хочу тебя, — сказал он.
Адель откинула голову. Он нежно касался ее шеи, большим пальцем провел по тому месту, где бился ее пульс.
— Я не могу.
— Почему нет?
— Это нехорошо.
— Кто узнает?
«Все, — подумала она. — Все, кто был сегодня днем у Симоны». Адель видела понимающие взгляды, когда они уходили. Она вспомнила девушку-ирландку и ее предостережение: «Просто будь осторожна, дорогая, вот и все».
Джек шагнул ближе. Запах его одеколона окутал Адель.
— Никто не узнает. Разве что кто-то окажется в этой комнате, наблюдая за нами. Это просто предположение.
Он стал целовать ее в шею. Адель почувствовала, что вся переливается светом, словно кожа ее покрыта блестящей чешуей. К своему смятению, Адель издала звук, что-то среднее между вздохом и стоном.
— Именно этого ты хочешь, — прошептал он.
— Я знаю…
— Ты пожалеешь, если не согласишься. Ты всегда будешь гадать…
Адель знала, что он ею манипулирует. Знала: он понимает женщин настолько хорошо, что может играть на их слабых струнках, апеллировать к их сокровеннейшим желаниям. Адель знала, что уступка станет глупостью. Но никто никогда не вызывал у нее таких ощущений, как сейчас Джек.
А потом он отстранился. Отодвинулся от нее. Опустил руки.
— Я не собираюсь ни к чему тебя принуждать против твоей воли.
Подошел к проигрывателю в углу комнаты. Выбрал долгоиграющую пластинку, вынул черный диск из конверта.
Адель охватило ужасное чувство. Чувство холода, оставленности.
Она пересекла комнату и забрала у Джека диск. Снова обняла Джека за шею и нагнула его голову к себе для поцелуя. И в этот момент Адель почувствовала, как рушатся ее брачные обеты. Все слова, которые она произнесла в тот день десять лет назад, стоя на коленях перед алтарем в белом атласном платье, перестали что-либо значить. Она не думала ни об Уильяме, лежавшем в их постели в Шеллоуфорде, ни о сыновьях, сладко спавших в общей школьной спальне, ни о том, чем может обернуться для них ее измена.
Она думала только о себе.
Проснувшись на следующее утро, Адель дрожала, хотя в комнате было тепло и она была полностью укрыта розовым шелковым одеялом на гагачьем пуху. Адель подумала, что, наверное, это от шока — своим поступком она нанесла телу и разуму травму. Сочившийся сквозь шторы свет напомнил Адели, что наступил новый день, первый день ее жизни прелюбодейки. Ее затошнило от страха и чувства вины, и излишков выпитого: защитное действие алкоголя закончилось, оставив Адель уязвимой и беззащитной.
Она посмотрела на спящего рядом человека и спросила себя, как могла она так сознательно всем рисковать. Своим браком, порядочностью, рассудком. Помимо всего прочего, она ничего не знала об этом человеке, кроме того, что он пожелал ей рассказать. У нее вообще не было доказательств, что все его заявления — правда. Как знать, может быть, и квартира-то ему не принадлежала. Он мог быть сумасшедшим, убийцей. Может, он охотится на таких, как она, женщин, сбивая их с толку своим несомненным обаянием, а потом шантажирует? Адель представила, как взгляд, показавшийся ей столь чарующим, делается жестким, когда он требует у нее денег перед уходом, денег за свое молчание. Шантаж респектабельной докторши. Как легко…
Выбравшись из-под простыней, Адель бросилась в ванную комнату, заперлась и в страхе схватилась за голову, вцепившись в волосы и глядя в зеркало на идиотку, которой она оказалась. Слабую, пустую, тщеславную, поглощенную собой. Под глазами у Адели залегли темные круги. «Не слишком привлекательное предложение сделают тебе этим утром, миссис Расселл», — подумала она, и ее бросило в жар от нараставшей паники.
Как можно тише Адель умылась, почистила зубы, выдавив на палец зубную пасту. Воду в унитазе она спускать не стала. Не хотела разбудить Джека. Тихонько вернулась в спальню за своей одеждой. Джек крепко спал, пока она одевалась и искала туфли и сумочку. По сравнению с одетой с иголочки свежей женщиной, пришедшей вчера в «Савой» на ленч, Адель являла жалкое зрелище. Одежда измята, чулки в затяжках. У нее не нашлось духов — они лежали в повседневной сумочке. Она не предполагала, что они ей понадобятся.
Ей подумалось: не притворяется ли Джек спящим, чтобы избежать неловкого прощания? Да наплевать. Адель на цыпочках вышла из квартиры и спустилась по лестнице, держа туфли в руке. Открыла парадную дверь и ступила на улицу. Ее разом охватил холод, ущипнул за кожу. Когда ты устал, холод всегда ощущается острее. Кафе на первом этаже было закрыто, на окнах — ставни. Мимо продребезжала тележка, развозившая молоко, и Адель ощутила сильную жажду. Подумала: не остановить ли ее, но хотелось как можно скорее покинуть это место.
Проходившая мимо женщина окинула Адель взглядом, в котором читалось отвращение. Адель решила, что вид у нее именно такой: падшая женщина покидает холостяцкую берлогу своего любовника. Еще ни разу в жизни она не чувствовала себя столь грязной и ненавистной самой себе. Она доковыляла до Шафтсбери-авеню и остановила первое попавшееся такси.
Путешествие домой было бесконечным.
Адель попросила водителя такси остановиться у магазина «Фенвикс» на Бонд-стрит, где было множество нормальных, счастливых женщин, не чувствовавших за собой никакой вины, женщин, которые радовали себя новой губной помадой или выбирали наряд для особого случая. Адель купила чулки взамен порванных накануне вечером и переодела их в дамской комнате. Старую пару она бросила в корзину для мусора, стыдясь стремления скрыть свидетельства своего греха. Затем она вернулась в магазин и наугад выбрала пару перчаток, щетку для волос и баночку кольдкрема. Ничего из этого Адели не требовалось, и можно было купить все в Филбери, но она думала только о том, что ей нужно какое-то доказательство нормальности хотя бы для себя и некое алиби. Какое-нибудь ничтожное свидетельство, доказывающее, что ее действия за последние сутки были вполне невинными.
В поезде Адель сидела, держа на коленях сумочку и покупки, прижавшись головой к оконному стеклу, глаза ее от усталости горели. Тело болело, словно избитое. Она не могла думать отчего.
Домой она вернулась к полудню. Уильям, слава Богу, дома не обедал. Встретила ее только миссис Моррис, да и та к часу дня ушла. Помыслить о еде Адель не могла, хотя миссис М. оставила ей холодной ветчины и овощной салат.
Адель налила себе горячую ванну, воображая, что смоет таким образом свои грехи. Она все еще чувствовала на себе запах одеколона Джека. Адель видела флакон у него в ванной комнате. «Зизония» от Пенхалигона. Он вызывал у нее беспокойное, тревожное воспоминание. Ибо, несмотря на то что никогда в жизни Адель не чувствовала себя хуже, воспоминание о том, что с ней делал Джек, опьяняло. Она невольно переживала каждый порочный, восхитительный миг.
Когда Уильям пришел домой, Адель чувствовала себя очистившейся, но словно в бреду. Она заставила себя поужинать вместе с мужем. Каждый кусок приходилось отправлять в рот через силу. Адели казалось, что она никогда уже не сможет получать удовольствие от еды. Уильям, похоже, был очень рад ее видеть и подробно расспрашивал о Бренде.
— Она так волнуется по пустякам и при выборе любой вещи нуждается в помощи, — рассказывала Адель. — Думаю, прожив так долго в Кении, она чувствует себя отставшей от моды и не знает, что следует покупать.
— Пусть покупает все, что ей нравится. — Уильям никогда не мог понять, почему женщины с таким трудом что-то выбирают.
— О, это не так-то просто, и ты об этом знаешь. Тем не менее это даже приятно — помогать кому-то отделывать квартиру. Во всяком случае, пока я была с ней, мне пришла чудесная мысль. — Вполне можно сообщить ему сейчас. — Я подумала, что открою художественную галерею. В старой приемной. Что скажешь?
Зачем она это озвучила? Неужели она действительно станет осуществлять этот план? «А почему нет?» — подумала Адель. Она справится и одна. Ей не нужна помощь Джека Моллоя. Она начнет с малого, постепенно расширит дело. Это придаст смысл ее жизни. Конечно, это всего лишь хваленое хобби, но оно может доставлять и удовольствие. И кто знает, куда оно может привести.
Если повезет, как можно дальше от Сохо.
Уильям наклонил голову набок, обдумывая предложение жены.
— Звучит неплохо, — ответил он в итоге. — Если только по дому не будут шататься толпы людей.
Адель убрала со стола посуду и принесла две креманки с мороженым с ломтиками персика и взбитыми сливками.
— Я все посчитаю и прикину, во что это обойдется. — Руки у нее дрожали от изнеможения. — И попрошу подрядчика прийти посмотреть, насколько легко будет осуществить переделки. Думаю, работы будет немного.
Несмотря на деловой характер, Адель мечтала только о том, как бы добраться до постели. Если она уснет, то спасется от совершенного ею ужасного поступка.
— Я, пожалуй, лягу пораньше, — сказала она Уильяму, выдавливая в раковину «Фэри». — Гостевая комната у Бренды выходит на дорогу. Я почти не сомкнула глаз.
Пока Уильям был в саду, куря вечернюю сигару и любуясь розами, Адель залезла в его медицинский саквояж и нашла бутылочку со снотворным. Она не была уверена, что Джек Моллой не посетит ее во сне. Он уже начинал возникать в глубине ее сознания — его темные глаза, черные волосы, заученная улыбка… И не важно, с каким упорством она старалась забыть его и то, что они сделали, эти образы дразнили ее.
На следующее утро Адель почувствовала себя лучше. Более собранной. И чувство вины по поводу содеянного несколько ослабло. Она решила, что каждому человеку дозволено совершить одну ошибку. Она поддалась минутной слабости. «Подобное, — говорила она себе, — действительно случается». Хотя Адель с трудом представляла своих подруг в схожей ситуации. Почему она не может быть респектабельной и довольной, как они? Что, скажите на милость, на нее нашло?
Адель решила сосредоточиться на семье. На Уильяме и сыновьях. Она не собирается терять их ради дозы возбуждения, порции лести и ночи…
Она не хотела думать о той ночи. Если она подумает о той ночи, ее решимость поколеблется и мысли разбегутся.
В те выходные они с Уильямом впервые должны были взять близнецов из школы всего на несколько часов днем, но Адель не могла дождаться встречи с ними. Впервые со времени ее проступка она проснулась, думая о них, а не о Джеке Моллое. Одеваясь на выход, Адель молилась, чтобы Джек удовольствовался тем, что соблазнил ее, занес в список своих побед и, не долго думая, обратился к следующей ничего не подозревающей жертве. Она тем временем собиралась его забыть, переложить воспоминания шариками от моли, как неподходящее платье, которое никогда не захочет надеть снова.
Адель и Уильям совершили короткую поездку до Эбберли-Холла. Адель была возбуждена и всю дорогу болтала о своих планах в отношении галереи.
— Вчера приходил плотник, смотрел, как увеличить окна, чтобы получилась витрина. Потрудиться придется, но он говорит, что сделать это можно. И еще он смонтирует по всему помещению специальные крепления для картин, чтобы с развеской не было никаких сложностей. И он может изготовить достойную вывеску. Я выбрала золотые буквы на темно-красном фоне. Как твое мнение?
— А как ты назовешь галерею?
— «Галерея Расселл», разумеется. По-моему, звучит здорово.
— Совершенно согласен. — Он искоса глянул на Адель и улыбнулся. — Мне кажется, это звучит просто как работа.
В Эбберли-Холле их встретили два перевозбужденных мальчика, которые как будто бы выросли по меньшей мере на два дюйма с тех пор, как Адель видела сыновей в последний раз. Она прижала их к себе, обнимая с их веснушчатыми носами, оттопыренными ушами и карманами, набитыми конскими каштанами. Два этих маленьких существа — вот что имело значение.
Они повезли мальчиков в кафе-кондитерскую в соседнем городке, где те до отвала наелись лепешек со сливками и джемом. После нескольких дней, когда Адель почти не ела, к ней вдруг вернулся аппетит, и она почувствовала себя крепче. С собой в школу она купила сыновьям по пряничному человечку.
Расставание с мальчиками превратилось в пытку. На обратном пути Адель переполнял страх. До коротких каникул среди семестра еще четыре долгих недели. Но она хотя бы знала, что им там нравится: они безостановочно рассказывали о своих занятиях и новых друзьях. Когда сыновья обняли ее на прощание — они еще не достигли того возраста, когда физический контакт с матерью смущает, — Адель снова почувствовала прилив решимости. Они составляли смысл ее существования — с ободранными коленками и ангельскими улыбками.
— Почему ты плачешь? — озабоченно спросил ее Тим, и Адель осознала, что по щекам ее текут слезы. Обычно она не позволяла себе плакать, когда прощалась с близнецами. Ей нравилось подавать им хороший пример.
— Потому что я очень вас люблю, вы — мое счастье, — объяснила им она. — Слезы не обязательно означают, что тебе грустно.
На обратной дороге в Шеллоуфорд Адель почувствовала жуткую опустошенность. Мысль о тишине Бридж-Хауса была нестерпимой.
— Давай поужинаем где-нибудь в городе, — предложила она Уильяму. — Ну, пожалуйста. Мы сто лет уже никуда вдвоем не ходили.
— Мне нужно просмотреть гору документов, — ответил он. — Я просто хочу спокойно поужинать и сесть в гостиной, и просматривать их, слушая Брамса. Ты не против?
Она была очень даже против. Категорически.
— Конечно, нет. Очень хорошо, — отозвалась Адель. — Я приготовлю омлет.
О более сложном блюде она и слышать не хотела, но Уильям, по-видимому, остался вполне доволен ее предложением.
В ту ночь Уильям обнял ее, но Адель притворилась спящей. Она никогда так не поступала, но понимала, что если они займутся любовью, она себя выдаст. Воспоминания, которые она старалась подавить, лежали на самой поверхности. Любой физический контакт выпустил бы их на волю. Адели требовалось больше времени, чтобы забыть о том трепете, чтобы чувства потускнели. И поэтому она лежала, свернувшись калачиком в объятиях Уильяма, и молила о сне.
Прошло несколько дней, и настроение Адели полностью переменилось.
Она перестала считать себя виноватой, и тошнотворное ощущение, терзавшее ее, ушло. Воспоминания всплывали не как нечто постыдное, а как фантазия, в реальность которой Адель до конца не верила. Подсознание играло с ней, посылая ей образы, когда она меньше всего ожидала. Она разговаривала с плотником, и внезапно — теплые губы Джека на своей ключице или тяжесть его тела на себе.
— Простите, — краснея, обращалась она к плотнику, который рассказывал о разных видах древесины для оконных рам. — Объясните, пожалуйста, еще раз.
Она начала размышлять о Джеке. Она изо всех сил старалась выкинуть его из головы, но в памяти остался почему-то не холодный ужас утра следующего дня, отчаяние, которое она испытывала, уходя потихоньку из квартиры, а только жар предыдущей ночи.
Больше всего ей невыносима была мысль о Джеке, подбирающемся к следующей своей жертве, о том, что сама она не представляла для него никакого значения. Ей хотелось быть важной для него. Или хотя бы узнать, какое впечатление произвела на него их ночь страсти. Адели хотелось, чтобы мечты о ней мучили его день и ночь, как мучили ее мечты о нем.
Разумеется, он не давал о себе знать. Что, безусловно, было к лучшему. А пока планы насчет галереи быстро претворялись в жизнь. Переделки оказались удачными. Каретный сарай обзавелся теперь двумя эркерами по обе стороны от двери. В результате в помещении стало много светлее, и Адель выкрасила его в солнечный бледно-желтый цвет. Она отремонтировала и старый кабинет Уильяма и провела новую телефонную линию. На этот номер еще никто не звонил, но Адель практиковалась, снимая трубку и произнося: «Галерея Расселл».
До открытия было еще далеко. Ассортимент у Адели был невелик, она собиралась провести следующие три месяца, закупая живопись. На столе высилась огромная стопка присланных ей аукционных каталогов и каталогов из других галерей, чтобы она могла сравнить ассортимент и цены.
Прошла еще неделя, и она получила каталог распродажи в Челси. Он предлагал интересное разнообразие лотов, Адель прикинула, что, вероятно, сумеет заполучить немало картин по разумной цене. И решила, что поедет.
Обманывала она только себя. Она прекрасно знала, что там будет Джек. Такой же каталог она своими глазами видела на его письменном столе. Подсознательно она говорила себе, что ей по силам встреча с Джеком. Теперь она была деловой женщиной.
И все равно Адель надела красный костюм с меховым воротником, который купила у Хепуортса и который больше обычного придавал ей сходство с Элизабет Тейлор. Адель убеждала себя, что купила его, дабы выглядеть энергичной и независимой, но знала, что он идеально облегает ее тонкую талию, подчеркивает точеные ножки, а лисий мех соблазнительно оттеняет кремовую кожу груди.
Адель успешно участвовала в торгах и получила пять картин, она пребывала в состоянии, близком к эйфории, когда аукционер спросил ее имя и адрес и сделал распоряжения насчет доставки. Подписывая документы, Адель уловила знакомый запах. «Зизония». Он пьянил и соблазнял. Адель обернулась — на нее смотрел Джек.
— Какое мотовство, — заметил он.
— Я открываю галерею, — объяснила Адель. — Я последовала твоему совету.
— Тогда мы должны вместе пообедать, чтобы это отпраздновать.
Адель не колебалась. «Мы сможем обсудить мое начинание», — сказала она себе. Ей еще многое было неясно, а у него за плечами годы опыта.
К середине дня она оказалась в его объятиях, потом в его постели, затем уже ничего не помнила.
