Глава 18

Из Каньона нас отвезли на одном из скифов Дарклинга. Зоя с легкостью захватила власть на побитом стеклянном судне и заняла любопытных солнечных солдат делом, пока Толя с Тамарой поднимали нас на борт, спрятанных под тяжелыми пальто и сложенными кафтанами. Тело Дарклинга завернули в синюю мантию одного из его падших инфернов. Я дала ему клятву и намеревалась сдержать ее.

Шквальные – Зоя, Надя и Адрик – выжили и остались такими же невредимыми, как до начала битвы. Они наполнили черные паруса ветром и повезли нас над мертвым песком так быстро, как позволяла их сила.

Я лежала рядом с Малом. Он по-прежнему мучился от ужасной боли и часто терял сознание. Толя продолжал трудиться над ним, проверяя пульс и дыхание.

Где-то на скифе послышался голос Николая – сиплый и срывающийся от темной мерзости, которая владела им раньше. Мне хотелось увидеть его лицо, убедиться, что все нормально. Он наверняка сломал себе кости при падении. Но я потеряла много крови и тоже выскальзывала из реальности, мой изнуренный разум требовал забытья. Когда глаза начали слипаться, я схватила Толю за руку.

– Я умерла в Каньоне. Ты понимаешь? – Он нахмурился. Наверняка думал, что я в бреду, но мне было нужно достучаться до него. – Это – мое мученичество, Толя. Сегодня я умерла.

– Санкта-Алина, – тихо произнес он и поцеловал костяшки моих пальцев – изысканный жест, достойный джентльмена, приглашающего даму на танец. Я молилась всем настоящим святым, что он меня понял.

В конечном итоге друзья хорошо поработали над моей смертью и даже лучше над воскрешением Николая.

Нас вернули в Томикаяну и спрятали в амбаре за яблочными прессами – на случай, если вернутся солнечные солдаты. Николая помыли, подстригли, дали ему чай с сахаром и черствый хлеб. Женя даже нашла ему форму Первой армии. Через пару часов он уже направлялся в Крибирск вместе с близнецами, Надей и Зоей, переодевшихся в синие кафтаны, которые украли у погибших.

Придуманная ими история была довольно проста: Николай стал пленником Дарклинга, приговоренным к казни в Каньоне, но он сбежал и, с помощью заклинательницы Солнца, смог одолеть Дарклинга. Мало кто знал правду о случившемся. Битва превратилась в хаос насилия, совершаемого в почти кромешной темноте. Я подозревала, что гриши и опричники Дарклинга будут слишком заняты тем, чтобы сбежать или молить о королевском прощении, чтобы оспорить новую версию событий. В итоге вышла добротная сказка с трагическим концом – заклинательница Солнца отдала жизнь, чтобы спасти Равку и ее нового короля.

Большинство времени, проведенного мной в Томикаяне, превратилось в размытое пятно: аромат яблок, шорох голубей на карнизах, вдохи и выдохи Мала, лежащего рядом. В какой-то момент нас решила проведать Женя, но я подумала, что мне это приснилось. Шрамы на ее лице остались, но большинство черных полос исчезло.

– Твое плечо тоже выглядит лучше, – улыбнулась она. – Шрамы по-прежнему на месте, но уже не такие пугающие.

– А твой глаз? – спросила я.

– Утерян навсегда. Но я уже привязалась к своей повязке. Мне кажется, она придает мне определенную лихость.

Должно быть, я задремала, поскольку уже в следующую секунду передо мной стоял Миша с мукой на руках.

– Ты что, готовил? – немного несвязно поинтересовалась я.

– Ага, имбирный пирог.

– А почему не яблочный?

– Меня уже тошнит от яблок. Хочешь помешать глазурь?

Я помнила, как кивнула, а потом вновь уснула.

Поздно ночью к нам заглянули Зоя с Тамарой, чтобы рассказать новости из Крибирска. Похоже, сила усилителей распространилась до самих доков. Взрыв сбил гришей и докеров с ног, а когда из всех отказников в радиусе действия полился свет, начались беспорядки.

Увидев, что Каньон расщепляется, они осмелились зайти за его берега и присоединились к разрушению. Некоторые взяли оружие и пошли охотиться на волькр, окружая их в оставшихся ошметках Каньона и истребляя одну за другой. Поговаривали, что часть монстров сбежала, преодолев яркий свет, чтобы искать тень в другом месте. Теперь же, благодаря докерам, солнечным солдатам и опричникам, от Неморя осталось всего несколько черных струек, которые парили в воздухе или скользили по земле, как отбившиеся от стада существа.

Когда слухи о смерти Дарклинга достигли Крибирска, в военном лагере воцарился хаос… и тогда к ним явился Николай Ланцов собственной персоной. Он обжился в королевских покоях, собрал капитанов Первой армии и командиров гришей, после чего просто начал раздавать приказы. Принц мобилизовал все оставшиеся армейские подразделения, чтобы укрепить границы, послал сообщение на побережье, чтобы призвать флот Штурмхонда и, судя по всему, справился со всем этим без сна и с двумя сломанными ребрами. Никому другому не хватило бы ни способностей, ни тем более храбрости – и уж точно не младшему сыну, слывшему бастардом. Но Николай готовился к этому всю свою жизнь и обладал даром к невозможному.

– Как он? – спросила я у Тамары.

Она выдержала паузу, но потом ответила:

– Его преследуют призраки прошлого. Он изменился, хотя вряд ли это заметит кто-то другой.

– Возможно, – допустила Зоя. – Но я никогда не видела ничего подобного. Если он подключит все свое очарование, мужчины и женщины начнут кидаться ему под ноги ради чести, чтобы по ним потоптался новый равкианский король. И как ты перед ним устояла?

– Хороший вопрос, – пробормотал рядом Мал.

– Как оказалось, мне плевать на изумруды, – ответила я.

Зоя закатила глаза.

– А также на королевскую кровь, ослепительную харизму, неимоверное богатство…

– Мы тебя поняли, – перебил Мал.

Я опустила голову ему на плечо.

– Все это чудесно, но моя истинная страсть – это безнадежные случаи. – Или только один. Безнако. Мой безнадежный случай вновь нашелся.

– Меня окружают идиоты, – вздохнула Зоя, но на ее губах играла улыбка.

Прежде чем девушки вернулись в дом, Тамара осмотрела наши раны. Мал все еще был слабым, но если учесть, через что ему пришлось пройти, этого следовало ожидать. Тамара исцелила пулевое ранение на моем плече, и, не считая легкой дрожи и боли в мышцах, я чувствовала себя как новенькая. По крайней мере, так я им говорила. В том месте, где была моя сила, ощущалось ноющее отсутствие, будто фантомная конечность.

Я спала на матрасе, который затащили в амбар, а когда проснулась, Мал лежал на боку и наблюдал за мной. Он выглядел бледным, голубые глаза горели слишком ярко. Я провела рукой по шраму вдоль его челюсти, который он получил во Фьерде, когда только начал охоту на оленя.

– Что ты видел? – поинтересовалась я. – Когда…

– Когда умер?

Я легонько его пихнула, и он скривился.

– Видел Илью Морозова на единороге, играющего на балалайке.

– Очень смешно.

Он осторожно прилег на спину и подложил руку под голову.

– Ничего. Я помню только сильную боль. Казалось, будто нож загорелся внутри меня и выжигал сердце из груди. А потом – ничего. Просто тьма.

– Ты умер, – вздрогнула я. – И тогда моя сила… – мой голос сломался.

Мал выпрямил руку, и я аккуратно положила голову на его плечо, чтобы не задеть повязки на груди.

– Мне жаль, – прошептал он. – Были времена… были времена, когда я хотел, чтобы твоя сила исчезла. Но я никогда не желал тебе подобного.

– Я благодарна, что выжила. Каньона не стало. Ты в безопасности. Просто… это больно.

Я чувствовала себя жалкой. Хэршоу мертв, как и половина солнечных солдат, включая Руби. Были и другие: Сергей, Мария, Пажа, Федор, Боткин, Багра. Столько жизней утеряно из-за этой войны! Их список тянулся до бесконечности.

– Утрата есть утрата, – рассудительно произнес Мал. – Ты имеешь полное право горевать.

Я уставилась на деревянные потолочные балки амбара. Даже те ошметки тьмы, которыми я владела, бросили меня. То могущество принадлежало Дарклингу и покинуло мир вместе с ним.

– Я чувствую себя опустошенной.

Мал молчал долгое время, но потом ответил:

– Я тоже. – Я поднялась на локти. Его взгляд смотрел вдаль. – Пока не отправлюсь на охоту, точно сказать не смогу, но я чувствую себя иначе. Раньше я просто знал. Даже лежа здесь, я мог бы ощутить оленя на поле, птицу на ветке, может, даже мышку в стене. Я никогда об этом не задумывался, но теперь я слышу только… тишину.

Утрата. Мне стало любопытно, как Толе с Тамарой удалось вернуть Мала. Я была готова просто назвать это чудом. Но теперь, кажется, поняла. Мал обладал двумя жизнями, но только одна принадлежала ему по праву. Вторую украли – наследие, порожденное скверной, выхваченное из творения в сердце мира. Эта сила оживила дочь Морозова, когда ее смертная жизнь оборвалась; сила, которая скрывалась в костях Мала. Она сгущалась в его крови, и эта похищенная частица созидания сделала его таким выдающимся следопытом. Сила связывала его с каждым живым созданием. Подобное притягивает подобное.

А теперь она исчезла. Жизнь, украденная Морозовым и отданная его дочери, достигла своего апогея. Жизнь, с которой Мал родился – хрупкая, смертная, временная, – принадлежала только ему. Утрата. Это цена, которую мир требовал за баланс. Но Морозов не мог знать, что человек, который раскроет тайны его усилителей, не будет каким-то древним гришом, прожившим тысячи лет и уставшим от своего могущества. Он не мог знать, что все сведется к двум сиротам из Керамзина.

Мал взял меня за руку и прижал ее к своей груди.

– Как думаешь, ты сможешь стать счастливой? – спросил он. – С издержанным следопытом?

Я улыбнулась. Дерзкий, очаровательный, храбрый и опасный Мал. Неужели в его голос прокралось сомнение? Я ласково его поцеловала.

– Если ты сможешь быть счастливым с человеком, который вонзил нож в твою грудь.

– Я помогал. И я уже говорил, что могу справиться с плохим настроением.

Я не знала, что будет дальше, кем мне теперь быть. У меня ничего не было, даже моя одежда принадлежала кому-то другому. И все же, лежа в амбаре, я осознала, что не боюсь. После всего пережитого во мне не осталось страха – грусть, благодарность, может, даже надежда, но страх поглотили боль и трудности. Святой больше нет. Заклинательницы тоже. Я снова обычная девушка, но та, которая не обязана своей силой судьбе, случаю или высшей цели. С силой я родилась, а все остальное – заслужила.

– Мал, тебе нужно быть осторожным. Вдруг история об усилителях просочится? Люди могут подумать, что ты до сих пор обладаешь могуществом.

Он покачал головой.

– Мальен Оретцев умер вместе с тобой, – его слова настолько вторили моим мыслям, что у меня волоски на руках встали дыбом. – С той жизнью покончено. Может, в следующей я буду умнее.

Я фыркнула.

– Поживем – увидим. Знаешь, нам ведь придется выбрать новые имена.

– Миша уже готовит список вариантов.

– О, святые…

– Тебе-то что жаловаться? Вот я, судя по всему, буду Дмитрием Думкиным.

– Тебе идет.

– Должен предупредить тебя, что я веду учет всех твоих оскорблений, чтобы отплатить сполна, когда выздоровею.

– Полегче с угрозами, Думкин. А не то я расскажу Апрату о твоем чудесном исцелении, и он тоже обратит тебя в святого.

– Пусть попробует, – ухмыльнулся Мал. – Я не намерен тратить свои дни на святые начинания.

– Нет?

– Не-а, – он прижал меня ближе. – Остаток жизни я планирую добиваться одной белокурой девушки. Она очень вспыльчивая и то и дело набивает мою обувь пометом или пытается меня убить.

– Звучит утомительно, – выдавила я, когда наши губы соприкоснулись.

– Она того стоит. И быть может, однажды она позволит мне привести ее в часовню.

Я содрогнулась.

– Не люблю часовни.

– Но я же обещал Ане Куе, что женюсь на тебе.

Я расхохоталась.

– Ты это помнишь?

– Алина, – Мал ласково поцеловал шрам на моей ладони, – я все помню.

Пришло время покинуть Томикаяну. У нас была всего одна ночь на восстановление, но новости об уничтожении Каньона быстро распространялись, и вскоре могли вернуться хозяева фермы. И хоть я больше не заклинательница Солнца, у меня еще оставались дела, которые нужно закончить прежде, чем я навеки похороню Санкту-Алину.

Женя принесла нам чистую одежду. Мал проковылял за яблочные прессы, чтобы переодеться, пока она помогла мне натянуть простую блузку и сарафан. Крестьянская одежда, даже не военная.

Однажды в Малом дворце Женя вплетала золото мне в волосы, но теперь мне были необходимы более радикальные изменения. Она использовала пузырек с гематитом и пучок ярких петушиных перьев, чтобы временно изменить мой легко узнаваемый белый цвет волос, а затем для верности обвязала мне голову платком.

Мал вернулся в тунике, штанах и простом пальто. На голову надел черную шерстяную шляпу с узкими краями. Женя сморщила носик.

– Ты похож на фермера.

– Бывало и хуже, – он присмотрелся ко мне. – У тебя рыжие волосы?

– Временно.

– И они ей почти идут, – добавила Женя, уходя из амбара. Эффект пройдет через пару дней без ее помощи.

Женя с Давидом поедут отдельно, чтобы встретиться с гришами, собирающимися в военном лагере в Крибирске. Они предложили взять с собой Мишу, но он предпочел пойти со мной и Малом. Сказал, что за нами нужно приглядывать. Мы надежно спрятали его золотое солнце и набили карманы сыром для Накошки. А затем двинулись в путь по серому песку, который однажды был Каньоном.

Нам легко удалось смешаться с толпой, приезжающей и уезжающей из Равки. Среди нее были семьи, группы солдат, дворяне и крестьяне. Дети прыгали по обломкам скифов. Люди собирались спонтанными группками. Они целовались и обнимались, передавали по кругу бутыли кваса и запеченный хлеб с изюмом, а еще приветствовали друг друга восклицаниями: «Юнейхость!» Единство.

Но и в празднике хватало горя. В руинах того, что однажды было Новокрибирском, царила тишина. Большинство зданий рассыпались в пыль. От улиц остались только слабые намеки, все краски практически обесцветились до серого. Круглый каменный фонтан по центру города теперь походил на полумесяц, поглощенный темным могуществом Каньона. Старики бродили по странным развалинам и тихо переговаривались. Даже за границами разрушенного города плакальщики оставляли цветы на обломках скифов и строили маленькие алтари в корпусах.

Повсюду встречались люди в одежде с вышитым двуглавым орлом, которые несли знамена и размахивали равкианским флагом. Девушки заплетали голубые и золотые ленты в волосы, и до меня доносился шепот о муках, которые пришлось вынести бравому юному принцу от рук Дарклинга.

Они часто упоминали мое имя. Пилигримы наводняли Каньон, чтобы посмотреть на это чудо и помолиться Санкте-Алине. Торговцы снова начали выставлять лотки с тем, что, по их утверждениям, было моими костями. Мое лицо смотрело на меня с разрисованных поверхностей деревянных иконок. Но это была не совсем я. Та девушка выглядела красивее, с круглыми щечками и безмятежными карими глазами, рога ошейника Морозова покоились на ее тонкой шее. Алина из Каньона.

На нас никто не обращал внимания. Мы не дворяне, не солдаты Второй армии, не члены новой странной группы заклинателей. Мы – безымянные, обыкновенные странники.

Кампания в Крибирске шла полным ходом. Судоходные доки ярко горели разноцветными лампочками. Люди пили и пели на палубах скифов. Толпились на ступеньках в казармы и совершали налет на палатку с едой. Я приметила желтый флаг палатки картографов, и хоть часть меня скучала по ней, хотела вернуться, вдохнуть знакомый запах чернил и старой бумаги, я не могла рисковать тем, что один из картографов меня узнает.

Городские бордели и таверны бурно развивали свой бизнес. На центральной площади устроили спонтанные танцы, хотя чуть дальше по улице стояла старая церковь, в которой собралась толпа, чтобы зачитать имена на стенах и зажечь свечки в память об усопших. Я остановилась, чтобы зажечь одну за Хэршоу, затем еще одну и еще. Ему бы понравились эти огоньки.

Тамара сняла нам комнату в одном из самых респектабельных постоялых дворов. Я оставила там Мала с Мишей, пообещав вернуться к наступлению ночи. Новости из Ос Альты не вносили особой ясности, и мы так пока и не получили информации о маме Миши. Я знала, что он наверняка надеется на лучшее, но мальчик не проронил ни слова об этом, только торжественно пообещал приглядывать за Малом в мое отсутствие.

– Почитай ему религиозные притчи, – прошептала я Мише. – Он их обожает.

Мне едва удалось увернуться от полетевшей в голову подушки.

В королевскую казарму я пошла не сразу, предпочтя прогуляться дорогой, которая вела мимо места, где однажды стоял шелковый шатер Дарклинга. Я предполагала, что он снова его возведет, но поле пустовало, и дойдя до покоев Ланцовых, я быстро поняла почему. Дарклинг обжился там. Его черное знамя свисало с окон, а вырезанный рисунок двуглавого орла над дверью сменили солнцем в затмении. Теперь рабочие снимали черные шелка и меняли их на равкианские сине-золотые. Внизу установили тент, чтобы собирать штукатурку, в то время как солдат бил крупным молотком по каменному символу над дверью, превращая его в пыль. Толпа разразилась радостными криками. Я не могла разделить их восторг. Несмотря на все его преступления, Дарклинг любил Равку и жаждал ответной любви.

Я нашла стража у входа и попросила привести Тамару Кир-Батар. Он окинул меня презрительным взглядом, видя перед собой тощую крестьянку, и на секунду я вспомнила слова Дарклинга: «Теперь ты никто». Девушка, которой я была раньше, ему бы поверила. Девушка, которой я стала, была не в настроении.

– Ну, чего стоим, кого ждем? – рявкнула я. Солдат часто заморгал и пришел в действие. Через пару минут близнецы уже спускались ко мне по лестнице.

Толя заключил меня в медвежьи объятия.

– Это наша сестра, – объяснил он любопытному стражу.

– Наша сестра? – прошипела Тамара, как только мы вошли в казарму. – Она вообще на нас не похожа! Напомни мне никогда не позволять тебе работать в разведке.

– У меня есть дела и получше, чем распространять слухи, – задрал нос он. – Кроме того, она действительно нам как сестра.

Я проглотила комок в горле.

– Я не вовремя?

Тамара помотала головой.

– Николай закончил собрание пораньше, чтобы люди могли посетить… – ее голос затих.

Я кивнула.

Они повели меня по коридору, завешанному военными орудиями и картами Каньона. Теперь их придется перерисовывать. Интересно, порастет ли когда-нибудь этот омертвевший песок?

– Ты останешься с ним? – поинтересовалась я у Тамары. Николай отчаянно нуждался в людях, которым можно доверять.

– На какое-то время. Надя хочет остаться, да и некоторые солдаты из двадцать второго все еще живы.

– Невский?

Она покачала головой.

– Стиггу удалось выбраться из Прялки?

Снова покачала. Были и другие, о ком стоило бы разузнать – список жертв, который я боялась зачитывать, – но это подождет.

– Я, возможно, тоже останусь, – сказал Толя. – Зависит от…

– Толя! – резко оборвала его сестра.

Тот покраснел и пожал плечами.

– Просто зависит.

Мы дошли до тяжелых двойных дверей, чьи ручки были сделаны в форме голов двух кричащих орлов.

Тамара постучала. В комнате было темно, горел только огонь в камине. Мне потребовалась секунда, чтобы найти Николая в этом полумраке. Он сидел перед камином, его отполированные сапоги были закинуты на пуфик для ног. Рядом с ним стояла большая тарелка с едой и бутылка кваса, хотя я знала, что он предпочитает бренди.

– Мы будем снаружи, – сказала Тамара.

Когда дверь захлопнулась, Николай вздрогнул. Затем вскочил на ноги и поклонился.

– Прости. Я потерялся в собственных мыслях, – тут он улыбнулся и добавил: – Это для меня незнакомая территория.

Я прислонилась к стене. Необычное поведение. Замаскированное щедрой долей очарования, но все равно необычное.

– Тебе необязательно это делать.

– И все же, – улыбка слетела с его губ. Он указал на кресла у камина. – Присоединишься ко мне?

Я пересекла комнату. Длинный стол был завален документами и стопками писем, заклеенных королевской печатью.

На кресле лежала открытая книга. Николай убрал ее, и мы уселись.

– Что читаешь?

Он глянул на название.

– Одну из военных историй Каменского. На самом деле я просто хотел пробежаться взглядом по тексту.

Он провел пальцами по обложке. На его руках было множество порезов и царапин. Хоть мои шрамы и посветлели, Николая Дарклинг осквернил по-иному. Вдоль каждого пальца шли блеклые черные линии там, где когти прорвались сквозь кожу. Ему придется выдавать их за признаки пыток, которые он пережил, пока был пленником Дарклинга. В каком-то смысле это правда. Радует хотя бы то, что остальные отметины вроде как сошли.

– Я не мог читать, – продолжил он. – Когда был… я видел таблички на витринах, надписи на ящиках. Мне был непонятен их смысл, но я помнил достаточно, чтобы знать, что это не просто царапины на стене.

Я устроилась поудобнее в кресле.

– Что еще ты помнишь?

Его светло-карие глаза стали задумчивыми.

– Слишком многое. Я… я до сих пор ощущаю тьму внутри себя. Все надеюсь, что она уйдет, но…

– Понимаю, – кивнула я. – Тебе уже легче, но она по-прежнему там. – Как тень на сердце. Я не знала, что это говорит о силе Дарклинга, и не хотела об этом задумываться. – Может, со временем она исчезнет.

Николай сжал переносицу двумя пальцами.

– Не таким народ Равки хочет видеть своего короля. Не такого они от меня ждут.

– Дай себе возможность исцелиться.

– Все за мной наблюдают. Их нужно успокоить. Фьерданцы или шуханцы не заставят себя долго ждать, скоро они выступят против меня.

– И что будешь делать?

– Мой флот остался цел, слава святым и Петру, – он имел в виду офицера, которого оставил за главного, когда отказался от звания Штурмхонда. – Они смогут нейтрализовать Фьерду на какое-то время, да и в гавани уже стоят корабли снабжения с поставками оружия. Я послал весточку в каждый действующий военный аванпост. Мы сделаем все возможное, чтобы укрепить наши границы. Завтра я отправлюсь в Ос Альту, и мои эмиссары уже в пути, чтобы вернуть ополченцев под флаг короля, – он тихо засмеялся. – Мой флаг.

Я улыбнулась.

– Только представь, сколько тебя ждет поклонов и лобызаний в будущем.

– Да здравствует пиратский король!

– Корсар.

– Чего ходить вокруг да около? Скорее «Король-бастард».

– Вообще-то, тебя уже зовут «Королем резни». – Я слышала, как люди на улицах Крибирска шептали: «Король шрамов».

Он резко поднял голову.

– Думаешь, они знают?

– Сомневаюсь. Но ты привык к слухам, Николай. И это может послужить тебе на пользу.

Он поднял бровь.

– Я знаю, что тебе нравится, когда тебя любят, – сказала я, – но определенная доля страха тоже не помешает.

– Это Дарклинг тебя научил?

– И ты. Никак не могу забыть одну историю о пальцах фьерданского капитана и голодном псе.

– В следующий раз предупреждай, если слушаешь. Я буду меньше болтать.

– Что ж ты раньше не сказал!

Его губы расплылись в слабой улыбке. Затем Николай нахмурился.

– Мне следует предупредить тебя… сегодня здесь будет Апрат.

Я выпрямилась.

– Ты помиловал священника?

– Пришлось. Мне нужна его поддержка.

– Предложишь ему место при дворе?

– Мы на этапе переговоров, – с горечью произнес он.

Я могла предоставить ему всю имевшуюся информацию об Апрате, но что-то мне подсказывало, что больше всего поможет местонахождение Белого собора. К сожалению, Мал единственный, кто мог бы найти дорогу обратно, но я сомневалась, что это все еще возможно.

Николай лениво крутанул бутылку кваса.

– Еще не поздно, – сказал он. – Ты могла бы остаться. Вернуться со мной в Большой дворец.

– И что я буду там делать?

– Преподавать, помогать мне восстанавливать Вторую армию, валять дурака у озера?

Вот на что намекал Толя. Он надеялся, что я вернусь в Ос Альту. Мне было больно даже думать об этом.

Я покачала головой.

– Я не гриш и определенно не дворянка. Мне не место при дворе.

– Ты могла бы остаться со мной, – тихо произнес Николай, продолжая вертеть бутылку. – Мне по-прежнему нужна королева.

Я встала с кресла и столкнула его ноги с пуфика, присаживаясь на низенький стул, чтобы взглянуть ему в глаза.

– Я больше не заклинательница Солнца, Николай. Я даже не Алина Старкова. Мне не хочется туда возвращаться.

– Но ты понимаешь… это. – Он похлопал себя по груди.

Да. Скверна. Тьма. Ее можно одновременно ненавидеть и жаждать.

– Я стану только обузой. Власть обязывает, – напомнила я.

– Обожаю, когда ты меня цитируешь, – он вздохнул. – Жаль, что я такой чертовски мудрый.

Я засунула руку в карман и положила изумруд Ланцовых на колено Николая. Женя вернула его мне, когда мы покидали Томикаяну.

Он поднял его, покрутил. Зеленый камень засверкал в свете пламени.

– Значит, шуханская принцесса? Пышногрудая фьерданка? Дочь керчийского магната? – он протянул мне кольцо. – Оставь себе.

Я уставилась на него.

– Сколько же кваса ты выпил?!

– Нисколько. Оставь его себе. Пожалуйста.

– Николай, я не могу…

– Я перед тобой в долгу, Алина. Как и вся Равка. Это меньшее, что я могу тебе предложить. Займись благотворительностью, выкупи оперный театр или смотри на кольцо с тоской во взгляде, когда будешь думать о прекрасном принце, который мог стать твоим. К твоему сведению, я бы выбрал последний вариант, желательно в сочетании с обильными слезами и декламацией отвратительных стихов.

Я рассмеялась.

Николай взял меня за руку и вложил в нее кольцо.

– Возьми его и построй что-то новое.

Я повертела кольцо на ладони.

– Я подумаю об этом.

Он закатил глаза.

– Что у тебя за проблемы со словом «да»?

На глаза накатились слезы, и я часто заморгала.

– Спасибо.

Николай отклонился.

– Мы были друзьями, не так ли? Не просто союзниками?

– Не будь дураком, Николай. Мы и сейчас друзья. – Я стукнула его по колену. – Итак, теперь мы с тобой обсудим некоторые вопросы по Второй армии. А затем ты пойдешь смотреть, как я горю.

По пути к докам я ускользнула и нашла Женю. Они с Давидом ютились в палатке фабрикаторов на восточной стороне лагеря. Когда я вручила ей запечатанное письмо с равкианским двуглавым орлом, она замерла, держа его так осторожно, словно к тяжелой бумаге было опасно прикасаться.

Девушка погладила восковую печать, ее пальцы слегка дрожали.

– Это…?

– Помилование.

Она разорвала конверт, а затем прижала бумажку к себе.

Давид поинтересовался, не отрывая взгляда от рабочего стола:

– Нас посадят в тюрьму?

– Пока нет, – ответила Женя, смахивая слезы. – Спасибо. – Тут она нахмурилась, поскольку я вручила ей второе письмо. – Это что?

– Предложение о работе. – Мне пришлось долго убеждать Николая, но в конечном итоге он увидел смысл в моих словах. Прочистила горло. – Равка по-прежнему нуждается в своих гришах, а гриши все еще нуждаются в пристанище в этом мире. Я хочу, чтобы ты руководила Второй армией. Вместе с Давидом. И Зоей.

– Зоей?! Это мое наказание?

– Она сильная, и мне кажется, что в ней есть задатки хорошего лидера. Или же она превратит твою жизнь в кошмар. Вероятно, и то, и другое.

– Почему мы? Дарклинг…

– Дарклинга больше нет, как и заклинательницы Солнца. Теперь гриши могут сами собой управлять, и я хочу, чтобы были представлены все ордены: эфиреалы, субстанциалы и ты… как корпориал.

– Я ненастоящий корпориал, Алина.

– Когда у тебя была возможность, ты выбрала красный. И я надеюсь, что это разделение перестанет иметь значение, если гришами будет руководить кто-то из своих. Все вы могущественны. Все вы знаете, каков соблазн силы, статуса или знаний. Кроме того, вы все герои.

– Они последуют за Зоей, может, даже за Давидом…

– Гм-м? – рассеянно спросил он.

– Не обращай внимания. Тебе придется снова посещать собрания.

– Ненавижу собрания, – пробубнил он.

– Алина, – обратилась Женя. – Я сомневаюсь, что они последуют за мной.

– Так заставь их, – я коснулась ее плеча. – Помни, храбрая и несокрушимая.

Ее лицо медленно расплылось в улыбке, и девушка подмигнула.

– И изумительная.

Я просияла.

– Так ты согласна?

– Согласна.

Я крепко обняла подругу. Она рассмеялась, затем заправила локон, выбившийся из моего платка.

– Цвет уже блекнет, – заметила она. – Может, освежим тебя?

– Завтра.

– Завтра, – согласилась Женя.

Я еще раз ее обняла, а затем выскользнула под остатки дневного света.

Я бродила по лагерю, следуя за толпой мимо доков к пескам того, что еще недавно было Неморем. Солнце почти село, наступали сумерки, но не заметить погребальный костер было невозможно – огромный бугор из веток березы, сплетающихся, как белые конечности.

Я увидела уложенную сверху девушку, и по мне прошла дрожь. Ее волосы рассыпались вокруг головы белым ореолом. На ней был сине-золотой кафтан, шею сковывал ошейник Морозова, оленьи рога казались серебристо-серыми на фоне кожи. Какую бы проволоку ни использовали фабрикаторы, чтобы скрепить кусочки, она была скрыта из виду.

Мой взгляд прошелся по ее лицу – моему лицу. Женя проделала необычайную работу. Все черты выглядели идентичными моим – форма носа, абрис челюсти. Татуировка на щеке исчезла. От Руби почти ничего не осталось – солнечного солдата, который стал бы заклинателем, если бы не погиб в Каньоне. Она умерла обычной девушкой.

Мне претило использовать ее тело подобным образом, ведь тогда ее семье будет нечего хоронить. Но Толя меня переубедил. «Она верила, Алина. Даже если тебе это не нравится, позволь ей исполнить свой последний акт веры».

Рядом с Руби лежало тело Дарклинга в черном кафтане.

«Кто привел его в порядок?» – гадала я, чувствуя, как в горле появляется комок. Кто так аккуратно зачесал назад его черные волосы? Кто сложил его элегантные руки на груди?

Кто-то в толпе жаловался, что Дарклинг не должен делить погребальный костер со святой. Но мне это казалось правильным, а народ должен был увидеть конец нашей истории.

Оставшиеся солнечные солдаты собрались вокруг костра, их голые спины и грудь были украшены татуировками. Среди них стоял Владим со склоненной головой, выпуклая плоть его клейма очерчивалась сиянием огня. Многие плакали. Николай стоял поодаль, безукоризненный в своей армейской форме. Сбоку от него появился Апрат. Я натянула платок на голову.

Взгляд Николая на секунду сомкнулся с моим с другой части круга. Он подал сигнал. Апрат поднял руки. Инферны чиркнули кремнями. Пламя взлетело ослепительной дугой, как шустрые воробьи кружа и разделяясь между ветками, облизывало сухой трут, пока тот не задымился и не загорелся.

Пламя росло, его язычки мерцали, поглощая листья большого золотого дерева. Стоны и рыдания толпы вокруг меня стали громче.

«Санкта, – кричали они. – Санкта-Алина!»

Глаза защипало от дыма. Появился неприятный приторный аромат.

«Санкта-Алина!»

Никто не знал, проклинать его имя или восхвалять, поэтому я произнесла его тихо, на одном дыхании.

– Александр, – прошептала я. Имя мальчика – отринутое и почти забытое.