Глава 13
– Привет, Коба! Что у тебя за пожар? – весело поинтересовался первый секретарь Ленинградского губернского комитета и горкома партии и Северо-Западного бюро ЦК ВКП(б), кандидат в члены Политбюро ЦК ВКП(б) Сергей Киров, заходя в кабинет к своему старому приятелю и старшему товарищу.
– Заходи, Сергей, – сухо отозвался Сталин, не приняв веселого тона товарища. Киров сразу же посерьезнел.
– Что-то серьезное? «Иудушка» что-то придумал?
Сталин тяжело вздохнул и, выудив из стола тоненькую папку, швырнул ее Кирову.
– Читай.
Сергей Миронович подвинул папку к себе и, раскрыв, углубился в чтение…
– И что это за бред? – усмехнулся он, закончив и отодвинув папку. В ней оказался всего один листок, к тому же заполненный едва наполовину, так что чтение заняло меньше минуты времени.
– Я тебе сколько раз говорил – разберись со своими бабами! – зло рявкнул Сталин. Киров побагровел.
– Но-о… Коба, это же полная чепуха! Мы же материалисты! Мало ли, какой-то фанфарон изображает из себя провидца, так что, теперь…
– Это не провидец, а человек из будущего.
– Это он так говорит? – недоверчиво переспросил Киров.
Сталин зло зыркнул на него и снова залез в стол.
– Вот, посмотри.
Киров осторожно взял протянутый ему пистолет. Повертев его в руках, он нажал на какую-то кнопку и едва успел подхватить вылетевший магазин. Оглядел его. Хмыкнул. Потом нажал на предохранитель и оттянул затвор. После чего задумчиво покачал головой.
– Да уж…
– Его осмотрел Федор Васильевич и сказал, что повторить это не возьмется. Даже в единичном экземпляре. Более того, не может даже предположить, кто и как способен его сделать. Да он даже о материалах, из которых изготовлен этот пистолет, никогда в жизни не слышал. Похоже, какая-то разновидность карболита , но намного более прочная. Здесь же явно массовое фабричное производство…
– Токарев? – хмыкнул первый секретарь Ленинградского губернского комитета и горкома партии. Федор Васильевич Токарев в настоящий момент был в стране одним из самых высших авторитетов в оружейном деле. И как конструктор, и как свой брат-рабочий. – М-дам…
После чего вновь подвинул к себе папку и еще раз внимательно прочитал листок.
– А кого еще из наших убьют?
Сталин нахмурился.
– Он особенно ничего не знает. Говорит, не сильно интересовался. И о тебе вспомнил скорее случайно. Был на экскурсии в Смольном там, в своем времени, вот и запомнил. – Сталин замолчал и пожевал губами, потом тяжело вздохнул и снова достал что-то из стола. Это оказалась весьма потрепанная книга на немецком языке. Киров озадаченно посмотрел на нее, после чего перевел взгляд на хозяина кабинета.
– Это сочинение «Иудушки». Автобиография «Моя жизнь», которую впервые издали… издадут в тридцатом. В Берлине. – Он глухо зарычал: – Такое пишет, шени деда…
– В Берлине? – удивился Киров.
– Да. В двадцать восьмом мы выкинем его из Союза, но он не успокоится и начнет нам гадить как может, не обращая внимания на то, что заодно гадит и стране. Зато в мире он станет очень популярным. Особенно в глазах крайне левых. Что сильно расколет коммунистическое движение, – Сталин вздохнул. – Я ее еще не закончил читать. Сам знаешь, с немецким у меня не очень хорошо…
Киров молча кивнул. Потом задумчиво нахмурился.
– И где он сейчас?
– Сейчас? – Сталин покосился в окно. – На очередном допросе, скорее всего…
– Допросе? – удивился Киров. – Я думал, он наш. Раз к тебе пришел-то…
Сталин досадливо сморщился.
– Да нет, обычный буржуазный перерожденец. – Он тяжело вздохнул. – У них там, в будущем, Союз развалился, Серж. В девяносто первом. Но это случилось еще до его первого попадания в прошлое. А после него все стало еще хуже…
– К стене! – Алекс молча развернулся и встал лицом к стене, покрытой цементной «шубой». Когда-то «шуба» была покрашена масляной краской, но с того момента прошло уже довольно много времени, и краска почти вся облупилась. Да уж, не таким он представлял свое путешествие на Родину, не таким…
Разговор со Сталиным вроде как прошел отлично. Тот внимательно слушал все, что Алекс ему рассказывал, и улыбался вполне доброжелательно. А когда парень перешел к скудным остаткам студенческих докладов, которые он успел восстановить, Сталин даже встал из-за стола, подошел вплотную и заинтересованно спросил, кивнув на первую папку:
– И что это за технология?
– Это технология производства швейных игл. Причем заметно более совершенная, чем все, что существуют сейчас. В том числе в Германии и США… то есть САСШ.
– Игл? – Сталин удивленно посмотрел на него. Алекс невозмутимо выложил следующую папку.
– Ну да, – кивнул Алекс. – А вот – технология производства кирзы.
– Кирзы?
– Да, это такой искусственный материал типа кожи, но очень сильно дешевле. Из нее можно делать массовую рабочую и военную обувь. А также и повседневную. К тому же она гораздо легче в обработке. И, кстати, кирзу изготовили и придумали в России. Это сделал химик и инженер Иван Плотников. То есть… сначала ее придумал Поморцев, еще в девятьсот четвертом, но его продукт был с довольно большими недостатками – боялся мороза, высыхал и ломался и так далее, а Плотников сделал вполне годный продукт, который использовался до конца века.
– В России?
– Ну да… – Алекс смутился. – Й-а-а… у меня… ну то есть эта страна сейчас… то есть в будущем называется Российской Федерацией. Ну после распада Советского Союза…
– Значит, Советский Союз действительно распался? – тихо произнес Сталин.
– Да… – пробормотал Алекс, кляня себя за длинный язык. Вот ведь идиот… Сталин некоторое время молча сидел, уставив взгляд в одну точку и стиснув губы так, что они вытянулись в одну нитку, но затем, судя по всему, сумел-таки овладеть собой. Потому что он развернулся к Алексу и, растянув губы в несколько виноватой улыбке, произнес почти спокойным голосом:
– Я бы хотел, чтобы вы рассказали мне об этом поподробнее. Но не прямо сейчас. Я думаю, будет правильным, если вы сначала закончите с тем, что вы для нас приготовили, а потом поговорим о других вещах. Если у вас останутся силы…
– Да-да, конечно, – торопливо закивал Алекс и принялся объяснять: – Я понимаю ваше удивление. Но дело в том, что эти технологии специально были подобраны исходя вот из каких экономических и технологических соображений. Для начала, они вполне доступны для освоения уже сейчас. То есть для них уже существуют или могут быть произведены все необходимые системы и оборудование. Нет, не обязательно в Советском Союзе… но в принципе существуют или могут быть сделаны. В некоторых папках на последних страницах есть перечень компаний, у которых все это можно заказать, причем с конкретными марками и моделями. А по некоторым проектам, кроме того, имеются и предложения по финансированию. То есть какие банки и по каким причинам могут дать кредиты под закупку продукции конкретных фирм, с которыми они как-то аффилированы. Ну или, скажем, какие банки в данный момент просто ищут возможности для инвестирования и потому, вероятно, могут быть более благосклонны к подобным предложениям. – Вот эти разделы он восстановить почти не сумел. Дай бог десятую часть от того, что было изначально. Но тут уж ничего не попишешь – данная информация была слишком уж конкретной…
– В будущем архивы будут настолько более доступны? – удивленно поинтересовался хозяин кабинета. Алекс широко усмехнулся.
– Да, они все будут общедоступны… В Сети чего только нет. Я вон не только биржевые сводки нашел, но и понедельные таблицы изменения температур по большинству регионов страны.
Сталин удивленно покачал головой, но промолчал. Поэтому парень продолжил:
– Но это еще не все. Дело в том, что изготовленные с помощью этих технологий товары ценны тем, что они смогут изрядно поправить финансовый баланс между, так сказать, городом и деревней… Сейчас промышленность производит довольно мало товаров, востребованных крестьянином, поэтому крестьянам не очень-то и нужны деньги. Нечего на них покупать. И потому они не слишком заинтересованы в продаже выращенного ими продовольствия. А это тормозит всю цепочку – город, то есть промышленность, живет впроголодь, денежный оборот скудный и на внешнем рынке торговать нечем. Если же наладить производство этих товаров, то… – Тут Алекс осекся, поймав насмешливый взгляд своего визави.
– Вы думаете, что мы этого не понимаем? Или что ничего в этом направлении не делаем?
– Да нет, что вы – я совсем так не думаю! Тут дело совершенно в другом. Понимаете, эти технологии… они еще и подобраны… ну как бы это объяснить… Вот – они как матрешки! Во-первых – внешняя и самая заметная матрешка состоит в том, что произведенные с их использованием товары имеют намного более выгодное соотношение вложенной и полученной стоимости. То есть если делать те же вещи с помощью используемых сейчас технологий, то продукцию, на производство которой был затрачен рубль, можно продать за, скажем, рубль тридцать, а по предлагаемым мной технологиям на рубль уже получится три с половиной, а то и пять рублей…
– То есть если посчитать немножко по-другому, – мягко уточнил Сталин, – сейчас ее хватает одному из десяти, а по вашим технологиям – уже трем?
– Ну или так, – согласился Алекс. Ну да, ну да, извечный советский дефицит. Мама рассказывала… – Приблизительно… Но это еще не все. Есть и вторая матрешка. Эти технологии являются основой, фундаментом для других. То есть они создают заделы, на основе которых потом куда легче будет осваивать другие, более сложные технологии. Например, то же производство иголок позволяет подготовить персонал и оборудование для освоения производства часов, жиклеров, форсунок, взрывателей для снарядов, наконец… Кирза – создать рынок сбыта и соответственно наращивания производства для корда, который потом очень пригодится при разворачивании массового производства шин. Мототелега поможет…
– Мототелега? – поймал Сталин новое слово.
– Ну-у… да, – смутился Алекс, – мы так обозвали трицикл Гуцци. Он по грузоподъемности приблизительно соответствовал телеге, технологически же был очень прост и примитивен. Так вот, мототелега позволит: а) расширить предложение промышленных товаров, интересующих деревню; б) в процессе производства подготовить персонал, способный впоследствии освоить производство куда более сложных изделий, вплоть до тракторов, автомобилей и самолетов; и в) в процессе пользования им очень много людей получат навыки обращения и обслуживания техники. А это в случае мобилизации резко увеличит мобилизационный потенциал для технических видов вооружения – танков, самолетов, артиллерии, войск связи, флота и так далее. Причем подчеркиваю – без дополнительных затрат со стороны государства. Более того, когда мототелега станет популярной, можно будет не только зарабатывать на их продаже, но и вернуть часть издержек, оказывая платные услуги по обучению обращения с ней. Ведь сначала, как вы понимаете, их нужно будет сделать бесплатными. А то никто покупать не будет…
– Вы сказали «мы»? – уточнил Сталин, бросив на него быстрый взгляд.
– Ну-у… да, эти материалы готовила группа лиц, – кивнул Алекс, кляня себя за оговорку. Он сделал ее потому, что большую часть тех материалов, что он передавал сейчас, подготовили «кружковцы». Ну в рамках тех самых «умственных упражнений»… Ну и что теперь делать? Сказать, что оговорился? Так не поверит… Решит, что что-то скрываю. А с другой стороны – ну и что? Быть представителем некой организации куда солидней, чем одиночкой… Ладно, попробуем сделать вид, что это была не оговорка. Парень принял несколько более солидную позу и внушительно произнес: – Но я не уполномочен раскрывать ее состав. Цели же этой организации я изложил еще в начале разговора.
Хозяин кабинета окинул гостя задумчивым взглядом, после чего спокойно кивнул:
– Понятно. Продолжайте… – и тут же спросил: – А кто такой этот Гуцци?
– Это итальянский механик и изобретатель. Он со своим партнером Джорджио Пароди вот буквально два года назад создал свою компанию и начал производство мотоциклов. А этот трицикл он построит в тысяча девятьсот двадцать девятом году. Мы выбрали его потому, что, во-первых, это была весьма простая конструкция, то есть особенных трудностей в освоении не предвидится, и, во-вторых, еще и удачная. Этот трицикл производился без особо принципиальных изменений аж до семидесятых годов.
– То есть пока трицкила еще нет?
– Да пока, считай, ничего нет из того, что я привез… А вот двигатель для него Гуцци уже производит. Ну не совсем для него, а для гоночного мотоцикла, но основа мотора одна и та же. Дефорсировать и чуть изменить конструкцию в соответствии с чертежами – и все. Двигатель, кстати, производился и до восьмидесятых. С изменениями, конечно, но небольшими. Даже размерность не поменялась. Как была изначально восемьдесят на восемьдесят два миллиметра – так и осталась.
Сталин задумчиво кивнул.
– Хорошо. Что еще?
– Синтетический каучук. Тут у меня технология, которая была разработана в тысяча девятьсот тридцать четвертом году русским химиком Сергеем Лебедевым. Конечно, со всеми последующими улучшениями…
– Это та, которую вы собираетесь запатентовать? – проявил осведомленность собеседник.
– Нет, патентую я другую. Но для нее нужны катализаторы на основе титана. А когда он появится на рынке в промышленных масштабах – непонятно.
– Хорошо, – кивнул Сталин. – Что еще?
– Примусы.
– Примусы? Вы полагаете, что мы не способны без посторонней помощи освоить производство примусов? – несколько зло усмехнулся хозяин кабинета.
– Да нет, конечно, – снова смутился Алекс. – Просто… мы на примере этого изделия хотели показать принципы рациональной организации производства. То есть здесь предлагается не столько некая новая и совсем уж передовая конструкция, нет, здесь новизна в том, что для производства этого продукта используется, так сказать, технологическая линия, которая позволит производить приблизительно в шесть-девять раз больше продукции на одного работающего, чем при той организации производства, которая существует сейчас. При том же самом оборудовании. Ну то есть не абсолютно идентичном… Каких-то станков будет больше, каких-то, наоборот, меньше, а какая-то технологическая оснастка будет совершенно новой и ранее не использующейся, но их основная номенклатура будет практически той же самой. И, кстати, после небольшой модернизации и расширения эта линия впоследствии позволит изготавливать гораздо более сложную продукцию, например карбюраторы, ШРУСы, коробки передач или, там, двигатели для торпед. А примусы… ну-у… просто я прочитал, что они всю дорогу были жутким дефицитом. До самой Второй мировой…
– Второй мировой? – вскинулся Сталин. – Когда? И с кем?
А Алекс досадливо прикусил язык. Вот какого черта опять ляпнул… Хотел же только чуть подвинуть технологическое развитие, чтобы все вернулось на круги своя… Вот уж воистину, как это говорилось в одной дурацкой рекламе, лучше жевать, чем говорить…
– С фашистами, – досадливо пробурчал он.
– С итальянцами ? – изумился Сталин.
– Почему с итальянцами? – не понял парень. – То есть и с ними тоже, но в основном с немецкими фашистами. Они захватят Польшу, Францию, всю Скандинавию, да и вообще всю Европу, а у нас дойдут до Москвы и до Волги.
– Вот как… – задумчиво произнес Сталин. Его собеседнику было невдомек, что в данный момент Германия считалась самым вероятным кандидатом на то, чтобы стать очередным социалистическим государством – там был самый развитый и многочисленный рабочий класс, идеи социализма были весьма популярны, а коммунисты сильны и сплочены. Да и вообще, сотрудничество с Германией после Генуэзской конференции развивалось очень хорошо. И тут такая новость… – Хорошо, об этом тоже поговорим позже. Что-то еще?
– Да. Технология производства лезвий для безопасных бритв.
– Тоже «матрешка»? – уточнил хозяин кабинета.
– Ага, – облегченно закивал Алекс. Похоже, ему удалось заинтересовать Сталина. Черт, из потерянных материалов он восстановил менее трети, да и то в крайне урезанном виде. А ведь там были очень важные «кирпичики», например то же производство цемента по полумокрой технологии, с которым в СССР всю дорогу, аж до самого его распада, был жуткий дефицит. Про цемент он сумел вспомнить дай бог десяток-другой фраз. Но тут уж ничего не попишешь. Что есть – то и есть. Другого взять неоткуда.
Так что от Сталина парень вернулся окрыленным. А ночью за ним пришли…
– Заходи. – Алекс отлип от стены и вошел в камеру. Нары уже были откинуты, так что он дождался, пока охранник запрет дверь, после чего осторожно присел. Цепи, которыми нары крепились к стене, жалобно скрипнули. Да уж, древность… наверное, в этой камере еще декабристы сидели. Или они сидели в Петропавловке?
Все его предположения о том, какие именно сведения в первую очередь требуются «молодой Советской республике», пошли полным прахом. Как выяснилось, технологии им вроде как и не были особенно нужны. Во всяком случае, те, которые привез Алекс. Потому что большая часть вопросов, которые парню задавал допрашивавший его огэпэушник – дюжий мужик, одетый в полувоенную форму без знаков различия, – была вовсе не о технологиях, а в первую очередь о людях. Причем по большей части не об иностранцах, а о местных. В основном о партийных соратниках Иосифа Виссарионовича. О Дзержинском, Ленине и дате его смерти, Троцком, Бухарине, Каменеве, Зиновьеве и еще туче других, о которых Алекс не то что не имел никакого представления, но и вообще не слышал. Да он и о тех, о ком слышал, ничего особенно рассказать не смог. Ну не интересовался он никогда внутрипартийными интригами и борьбой группировок внутри партии большевиков в двадцатые-тридцатые годы двадцатого столетия. В Райхе же этот период освещался крайне скудно. Там больше мазали грязью государственных деятелей СССР более позднего периода – предвоенного и военного… Вследствие чего о персоналиях этого времени он чаще всего помнил либо что-то анекдотическое, типа того, как академик Крылов, прибывший в Бизерту, чтобы убедить французов отдать Советской России последний оставшийся на плаву линкор-дредноут типа «Императрица Мария», своей лекцией перед сопровождавшими его французами о его превосходных боевых качествах, наоборот, отбил у них всякое желание это делать, либо нечто героическое, типа гибели Чапаева и подвига Зорге… Ну и, кроме того, спрашивали и о событиях. Были ли еще в СССР мятежи подобные Кронштадтскому или антоновщине? Нападали ли на СССР белополяки или белофинны? О каких выступлениях революционного европейского пролетариата он слышал? Когда и как началась очередная мировая война? Во всем этом Алекс плавал хуже двоечника на контрольной по физике… Слава богу, в саквояже нашлась автобиография Троцкого, изданная в Берлине в тысяча девятьсот тридцатом году, которую «кружковцы», вероятно, сперли из какого-то закрытого фонда какой-нибудь университетской библиотеки. Она ходила по рукам в кружке, и Алексу выдали ее «для изучения», он ее так до конца и не домучил. Неинтересно ему было… На одном из первых допросов удалось откупиться ею. А вот потом он ничего внятного огэпэушнику сказать не смог. До тех пор, пока тот его не «простимулировал»…
* * *
Алекс сморщился и осторожно потрогал налившийся под глазом синяк. Вот ведь сука… И ведь не скажешь, что зверь какой или там кровавый палач. Не со злобы бил или там от истерики. Именно что стимулировал. Парень понял это совершенно точно. Потому что тот бил, как работал. И сразу же прекратил, как информация пошла. А она пошла, хоть и крайне скудным ручейком. Потому что, когда тебе вот так прилетает, сразу память ой как лучше работать начинает… На этом, кстати, все методики полевого допроса построены. А еще есть в русском языке такая пословица: «В ногах правды нет». Знаете, откуда она взялась? Из Разбойного приказа. Каты придумали. Считалось, что когда допрашиваемого на дыбу вешают, то пока он еще на ногах стоит – его спрашивать бесполезно. Врать и юлить будет. А вот когда его вздернут хорошенько, да так, чтобы руки из плеч вывернуло и он на этих ручках повис, земли не касаясь, – вот тогда можно уже и вопросы задавать… Слава богу, те времена прошли давно. А то он бы в первые полчаса сдох. Вряд ли больше выдержал…
Алекс осторожно лег на спину. Синяк под глазом был не один – телу тоже досталось. Он прикрыл глаза. Что ж, стоит констатировать, что задачу вернуть историю в прежнее русло он, пожалуй, выполнил далеко за сто процентов. С планами в отношении себя – облажался, а насчет СССР точно перевыполнил. После той информации, что из него выжали в ОГПУ, СССР должен не только выиграть войну, но и вообще дойти до Ла-Манша. Слава богу, еще об атомном оружии ничего не сказал. Да и то потому – тут Алекс мысленно усмехнулся, – что не спрашивали… Нет, об оружии будущего вопросы были. И довольно много. Но больше про новые пушки-танки-пулеметы-самолеты. Еще о газах спрашивали. Но тут Алекс был не очень копенгаген. Вроде как после Первой мировой отравляющие вещества на полях сражений больше не применялись. Ну или применялись очень ограниченно. Слышал он что-то об Аджимушкайских катакомбах… Но ведь это же не поля сражений, не так ли? Парень вздохнул. С СССР-то понятно, а вот что с ним будет? Забьют в попытке выжать из него «еще капельку» информации или просто расстреляют? Сколько он уже здесь – две недели или больше? Совсем со счета сбился. Последние пару дней допросы шли уже как-то спокойно, по инерции. Новых вопросов по итогам предыдущих допросов появлялось все меньше. Да и реакция на отсутствие ответов была намного менее жесткая. Его даже бить уже на допросах перестали. Так что синяки начали подживать…
В этот момент из коридора послышались какие-то голоса, а затем вновь загремели ключи. Алекс рывком сел, зашипев от прострелившей избитое тело боли. Дверь с грохотом распахнулась. Алекс испуганно сглотнул. Неужели все…
– Добрый день, товарищ Штрауб.
Парень сначала вздрогнул, настолько он отвык от своей родной фамилии, а потом сжался. Не столько от испуга, сколько от внезапно вспыхнувшей надежды. Ведь, для того чтобы его расстрелять, нет необходимости заявляться к нему в камеру самому товарищу Сталину? А если он здесь, то-о-о…
Стоявший перед ним будущий тиран и диктатор тяжело вздохнул.
– Я должен извиниться перед вами. То, что с вами случилось, – результат наших внутрипартийных разногласий. Некоторые товарищи очень заинтересовались тем, что вы так настойчиво искали встречи со мной, и решили… Впрочем, в ваших глазах это никак никого из нас не оправдывает. Должен вам сказать, что сразу после того, как я получил всю необходимую информацию, я сразу же приехал сюда, чтобы принести вам свои извинения и немедленно вас освободить. Идемте…
Алекс со всхлипом вздохнул и, поднявшись на ватных ногах, двинулся к выходу из камеры. Черт, неужели… А что, вполне может быть. Как он успел узнать из газет и бесед с тем же Воровским, у них тут в партии как раз сейчас шло суровое рубилово за влияние – группировка Зиновьева – Каменева – Сталина вовсю бодалась с группировкой, сплотившейся вокруг Троцкого, и в средствах обе они не особенно стеснялись. Ну да после такого жизненного опыта, каковой большевики приобрели во время Гражданской войны, это было немудрено. Массовые расстрелы, причем как врагов или там заложников, так и своих (что было вполне объяснимо, потому что как иначе привести в боеспособное состояние разложенную ими же самими за время той войны, которая ныне именовалась Империалистической, армию), массовые убийства сдавшихся в плен и все такое прочее очень, знаете ли, раздвигают рамки возможного и допустимого и сильно меняют представление о честном и нечестном. Да и с чего он взял, что его допрашивал именно огэпэушник? У него же не было никаких знаков различия… Так что вариант, изложенный Сталиным, вполне имел право на существование. И что это означает лично для него? Жизнь? Скорее всего – да! Свободу, хм… вряд ли. Ни Сталин, ни, паче чаяния, Троцкий никогда не выпустят из своих рук контроль над тем, кто способен управляться с такой плюшкой, как портал в будущее. Но это же только до того момента, пока он вновь не шагнет в портал…
