Глава 17

Морок начинался всего в полумиле от крепостных стен. Во время закладки фундамента города он не был так близко, но яд расползся, как пагубная плесень. Лошади ржали, вздрагивали, упрямились. Они чуяли неестественный ужас земли, куда их гнали хозяева. Мы тихо уговаривали коней, кормили их сахаром. Успокоить тех непросто. Лошади ощущают разлитую в воздухе магию, сущность искаженного мира. Она подступает колотьем в коже, словно от солнечного ожога. Все кажется чересчур тесным, сдвинутым не туда и не так. Затем появляется раздражение в глотке, в легких. Тело не хочет вдыхать воздух Морока. В глазах плывет, словно видишь лишь обманчивый мираж. Такое со мной только в Мороке. И за то я готов искренне благодарить святых духов и любую прочую хрень, готовую слушать меня.

Поначалу дорога оставалась легкой. Морок решил лечь перед нами песчаной равниной. Ни растений, ни деревьев – только рыже-бурый песок и островки блестящего черного камня, усеивающие равнину, словно капли смолы. Их лучше не касаться. В Мороке вообще лучше ничего не касаться без крайней надобности. Тнота и Ненн молчали. Они уже много раз выезжали в Морок. Для них чудеса Морока не новость. Тнота посматривал на небо, сверял положения лун по астролябии, высчитывая дорогу к кратеру Холода. Равнина сменилась пологими холмами, огни Валенграда скрылись из виду. Там и сям в низинах виднелись кучи камней, наверное, когда-то бывшие стенами сараев или сельской усадьбы. Какой именно – уже не узнать. Они могли переместиться на сотни миль с тех пор, как оружие Вороньей Лапы раскололо небо и родило Морок. А как именно переместиться, никто не имел понятия.

– Капитан, зачем мы это делаем? Это же не работа «Черных крыльев», – заметила Ненн, когда мы проезжали высохшее речное русло.

Теперь там – ни капли воды.

– Кажется, это важно, – сказал я.

– А-а, капитан запал на юбку.

Так, надо ступать осторожно. Моя Ненн на взводе.

– Рядовая Ненн, даже если и так, – не твое дело, – я подбирал слова.

– Рисковать нами ради траха? Да?

– Ты рискуешь своей шеей, потому что за тобой больше одолжений, чем непроставленного пива. А чтоб расквитаться за непроставленное пиво, тебе придется купить пивоварню.

– Тише, – попросил Тнота. – Мы же в Мороке. Никаких разговоров без крайней надобности. Тут слушают.

Старина Тнота, как всегда, пытается помирить и дает дельные советы. А мы с Ненн отличаемся редкой неспособностью к ним прислушиваться.

– Она делает что-то важное, – заметил я. – Я получил приказы сверху. Не от Эроно – с самого верху. Ты же понимаешь, что такое на самом деле «Черные крылья». Я уже долго нанимаю тебя, и ты знаешь: когда ворон каркает, мы делаем. Не выбирая, что и как.

– Ты уверен?

– Да, – соврал я.

– Вот же дерьмо, – процедила Ненн. – Он не являлся уже годы. Я думала, ты покончил с поганой птицей.

Я пришпорил коня, чтобы выехать вперед и тем закончить разговор. Я посмотрел вверх, на трещины, расколовшие небо цвета кровоподтека. Может, Ненн и права, и не стоило вмешивать ее. В трещины лился накаленный бело-бронзовый свет, будто сквозь них проглядывали небеса. Хотя трудно представить небеса, снизошедшие до освещения Морока. Словно в такт моим мыслям, трещины испустили жуткий раненый вопль, пронзительную жалобу, полную боли и отчаяния. Мой хозяин потребовал сделать все возможное для освобождения Эзабет. Восемьдесят лет назад он обрушил Сердце пустоты на земли, принадлежавшие городам Адрогорск и Клир. Никто не знает, сколько тысяч людей погибло ради того, чтобы отогнать Глубинных королей. Кое-кто думает, что князья вроде Эроно безжалостные и равнодушные. Но по сравнению с Безымянными она ягненок. Если бы Воронья Лапа приказал мне пересечь десять океанов, чтобы найти вянущий цветок, я бы тут же отправился в путь.

Ближе к вечеру я заметил что-то большое на северо-востоке. Слишком далеко, чтобы хорошо рассмотреть, но отчетливо различались большие крылья и длинный хвост. Никто из нас не видел ничего подобного. Мы притаились, надеясь, что тварь не обратит на нас внимания. Она улетела на север и скрылась из виду.

Стемнело, и взошла Риока, красная луна. В Мороке не бывает темно, даже если не всходят луны. Свет из трещин не гаснет никогда. Риока бросила кровавую тень на рыжие пески. Мы отыскали укрытие среди черных скал, разровняли песок, распределили вахты и улеглись. Я вызвался караулить первым, взяв свою норму рома и пару лакричных палочек. Нет ничего скучнее, чем стоять на страже по ночам в мирное время, но в Мороке ночь редко бывает мирной. Конь всхрапнул и предупредил меня о плоской двенадцатиногой твари в фут высотой, полфута шириной, с торчащими впереди головы насекомьими усиками и неприятно человеческими глазами. Тварь направилась к Тноте. Я проткнул ее нижним концом алебарды и отшвырнул подальше. Я никогда раньше не видел такого и, наверное, уже не увижу. Пришлось повозиться, отчищая древко от липкой темной дряни, вылившейся из проломанного панциря. Когда пришел мой черед отдыхать, я не мог заснуть. Я лежал, прислушиваясь к ночным звукам. Трудно забыться, когда знаешь, что такие чудища шарят в кроваво-серебристом свете здешней ночи.

Как только посветлело, мы оседлали лошадей и поехали, поедая завтрак на ходу. Красная луна закатилась, ее место заняли золотая на юге и синяя на западе.

– Хорошо для навигации, – мрачно заметил Тнота, сверяясь с астролябией.

Он заглянул в истрепанный блокнот, полный стрелок и диаграмм, без единого слова. Тноте он достался по наследству от навигатора, двадцать лет бродившего по пескам Морока. С утра Тнота был не в духе.

– Чего держишься за кинжал? – осведомился я.

– Ничего особенного. Может, Морок меня пробирает больше обычного, – раздумчиво ответил он. – Рихальт, мы стареем. Прямо кости ноют.

– Да брось мутить, – посоветовал я. – Стареем, мать его за ногу. Мне едва за сорок.

– Ну, мне тоже столько и еще полдесятка сверху. Когда ты еще видел человека в моих годах на такой работе? Всего один день в седле – и моя спина кричит караул. Вся, от плеч до чертовой задницы.

– Если учесть, сколько работает твоя чертова задница, то она должна быть жестче седла.

– Точно подмечено, – согласилась Ненн.

– Да чтоб вам обоим прыщ на хер, – пожелал Тнота и пожал плечами. – Ко мне пришел парнишка из Пайра, один из этих, янтарнокожих, с большими газельими глазами. Я толком и не знал, чего ему хочется, так что просто захотел попробовать то и се. Я его обратил в свою веру. Если бы мы не таскались тут, я бы его сейчас объезжал, словно дикого пони. Запрыгнул бы и крепко держался.

– Обратил в свою веру, – повторил я и мимо воли улыбнулся. – В церковь истинной развратной чешежопицы.

– Капитан, это единственная гребаная церковь, которая мне известна, – ухмыльнувшись, поддакнул Тнота и, поглядев на Ненн, добавил: – Попробуй когда-нибудь, не пожалеешь. Я слыхал, у тебя там где-то здоровенный хер.

– Если б он и был, я б его совала в места получше, чем твоя вонючая задница, – угрюмо огрызнулась Ненн.

Тнота, видя, что шутка не пошла, не стал развивать тему.

Как и ожидалось, вскоре мы подъехали к местному лугу. Трава Морока прозрачная, из чего-то вроде стекла. Когда идешь сквозь нее, она звенит. Звук разносится на мили, хотя в Мороке почти не бывает ветра. Трава растет по колено, кажется гладкой, но, когда идешь сквозь нее, она ломается, а обломанные листья острее бритвы. Человек не замечает порезов, пока не ощутит льющуюся по ногам кровь. Я хорошо помнил проход через траву. Потому мы объехали ее за несколько миль.

– Капитан! – позвала Ненн.

Она отхлебнула из фляги, затем указала рукой назад. Я прищурился. Хм, что-то есть, но не разглядишь. Размытые пятнышки вдалеке.

– Может быть, всадники. Темная мелочь во-он там. Но толком не вижу.

– Может, маршальский патруль? – предположил я.

– Может.

– Или?

– Или драджи шляются ближе обычного. Или что-то еще, – она пожала плечами.

Тнота тоже не мог разглядеть на таком расстоянии.

– Сколько их?

– Трудно сказать. Похоже, немного, – ответила Ненн.

– Вряд ли это заскучавшие друзья, – заметил я. – Надо спешить. Следите за западом и оставайтесь настороже.

Трава сменилась пустыней, впереди показалось ущелье. Тнота присвистнул, посмотрел на луны и нахмурился.

– Ущелье сдвинулось. Оно должно быть в часе на восток.

Я заглянул за край: глубина в две сотни футов, снизу идет сухой горячий воздух. Весь Морок рассекали такие ущелья, словно огромные ножевые порезы. Надо как-то спуститься и подняться.

– Далеко южный край? Можно ее объехать?

– Возможно, но придется через траву, – ответил Тнота.

– Значит, исключено. Ищем склон.

Мы поехали на север вдоль ущелья. Ненн больше не замечала пятнышек вдалеке. Может, она видела дульчера или тварей-насекомых, вроде тех, что я прибил прошлой ночью, но разросшихся до размера коня. В Мороке были твари, заслужившие себе имена, вроде дульчеров и сквемов, но множество других, виденных людьми всего раз или два, остались безымянными. К примеру, Кими Хольст, состоявший в должности капитана «Черных крыльев» в Валенграде до меня, рассказал, что однажды видел покрытого глазами человека двенадцати футов ростом, который просто орал и бежал, падал, вставал, и снова орал. Кими он не показался опасным, но действовал на нервы. Несчастному гиганту позволили убежать, вопя от неведомого ужаса. Думаю, я бы его прикончил. Все в Мороке раньше было чем-то другим, как и драджи. Их сделали из людей. Многие драджи и выглядят совсем как люди. Когда магия вгрызается в человека, удалить ее непросто. Она увечит и сводит с ума. Пораженных здешней магией милосерднее просто отправить в преисподнюю. Правда, Кими был обычно налит дерьмом по уши, и, возможно, он гиганта выдумал, как и многое другое. Морок отобрал у капитана обе ноги.

Я усилием воли отбросил дурные воспоминания и попытался сосредоточиться на дороге. Мы нашли спуск, затем шли милю по дну ущелья до узкой полки, выводящей наверх. Мы вели лошадей в поводу. Впереди я увидел призраков. В Мороке случаются и они. Красивая молодая женщина из знатной семьи с парой чудесных детишек на руках. Она хохотала, швыряя детей в пропасть, а затем прыгнула сама. Я давно узнал, что эти призраки на самом деле вовсе не призраки. Магия Морока лезет в разум, выуживает самое яркое и страшное, вытаскивает на свет и корежит, извращает, превращает в жуткий спектакль. Ведь она не может знать, как было на самом деле. Ведь я не видел, как умерли моя жена и дети.

– Не мое, – заметила Ненн, глядя на кувыркающихся в воздухе призрачных детей.

– Очевидно, и не мое тоже, – отозвался Тнота.

Его призраки были темнокожими мужчинами. Он не питал интереса к бледнокожим женщинам и их отпрыскам.

– Это моя жена и дети, – сказал я.

– Вот дерьмо, – сказала Ненн. – Капитан, извини.

– Не твоя вина, – сказал я.

Погано на душе. Я сделал вид, что мне безразлично, но видеть такое всегда больно.

– И не твоя тоже, – сказал Тнота и по-дружески положил мне руку на плечо.

Я стряхнул ее.

– Ты прав, так что перестань смотреть на меня так, будто у меня только что издох любимый котенок. Поехали. Нам еще долго.

Хорошо бы хоть когда и самому поверить в свои слова. Бесчисленная ложь давно соткала вокруг нас плотную оболочку. Морок пытается обмануть нас – но мы с этим справляемся гораздо лучше него.

У меня защипало в глазах. Наверное, пыль. Тут она злая.

Снова ложь, ложь и ложь…