15. ВПЕРЁД... ТОЛЬКО ВПЕРЁД
Для заключения союза с Петром от молдавского господаря Дмитрия Кантемира прибыл посол Стефан Лука. Шафировым всё было подготовлено заранее, и оставалось лишь подписать готовый договор.
— Великим неправдам ныне пришёл конец, — начал свою беседу с послом государь. — Настало время, когда христианские народы собираются воедино против осквернивших Крест Господень турок.
Он развернул бумажный свиточек и прочитал:
«Молдавия получит старые границы свои до Днепра, со включением Буджака. До окончательного образования княжества все укреплённые места будут заняты царскими гарнизонами...»
— Смею надеяться, — рискнул перебить Лука, — что войска будут находиться у нас только до окончания брани?
Пётр расплылся в душевнейшей улыбке:
— Всеобязательно только до окончания брани с Портою.
— Разрешите так окончательно сей пункт и вписать?
— Гм... да... Ну да, так и запишем, — пробормотал Пётр и, с трудом сдерживая раздражение, продолжал: — «Молдавия никогда не будет платить дани. Молдавский князь может быть сменён только в случае измены или отречения от православия; в таком случае будет избран в преемники ему один из сыновей или братьев его; престол останется всегда в роде Кантемира, до совершенного его прекращения». Ладно ли?
— Очень хорошо, ваше величество.
— А хорошо, тогда, стало быть, и конец... Ах, да! — будто вспомнив о главном, спохватился государь. — Ещё вписать надо, что царь не будет заключать мира с Турцией, по коему Молдавия должна будет возвратиться под турецкое владычество. Как вы полагаете?
Стефан вместо ответа низко поклонился и поцеловал руку Петра.
Довольный заключением выгодного договора, царь пригласил Луку испить ковшик боярского русского. Гость замялся. По глазам его видно было, что он хочет ещё о чём-то поговорить.
— Иль не всё?
— Ещё один пустячок, ваше величество.
Пётр вежливо преклонил голову, и Стефан, потупясь, точно стыдясь за Кантемира, залпом оттараторил:
— Господарь мой повелел ещё добиться того, что в случае, если русские принуждены будут заключить мир с турками, он получит два дома в Москве и поместья, и, сверх того, русская казна будет платить ему ежегодно содержание для него и для свиты.
— Значит, господарь не ахти как верит в нашу викторию? Домы на Москве оговаривает? — усмехнулся Пётр, но вовремя опомнился и клятвенно поднял руку: — Да будет так.
Обеспечив войскам свободную стоянку на молдавской земле, царь, преисполненный стремления попасть к Дунаю раньше турок, приказал Шереметеву идти немедленно через Днестр.
Стояли знойные дни. Палило солнце. Истомлённые походом и недоеданием, солдаты валились от солнечных ударов. Фельдмаршал отправил Петру первое тревожное письмо:
«Зело имею великую печаль, что хлеба весьма взять невозможно, ибо здешний край конечно разорён. А впрочем, буду ожидать вашего величества высокого указу и сведения, что повелите чинить».
Государь ответил коротко:
«О провианте — отколь и каким образом возможно, делайте, ибо когда солдат приведём, а у нас не будет что им есть?»
На военном совете один из генералов растолковал смысл этой ответной цидулы так:
— Грамотка сия есть грамота разрешительная на насильный захват у крестьянишек молдавских баранов и хлеба.
И фельдмаршал скрепя сердце распорядился снарядить конницу за добычей.
Войска продвигались от Днестра к Яссам. Далеко вокруг расстилалась пустыня: ни деревца, ни источника. Солнце жгло. Томила жажда. Поставленная купецкими фабриками обувь оказалась гнилой и разваливалась. Голодные люди шли босиком, подпрыгивая и корчась от жестоких ожогов.
Штаб начинал теряться. «Куда идти? — всё чаще и тревожнее спрашивали генералы друг друга. — Что там, впереди, в неведомом вражьем краю?»
Только один генерал Рено не унывал и спорил со всеми.
— Теперь отступить — значит погибнуть, — говорил он. — Выхода нет. Надо продвигаться вперёд. Смелость наша может устрашить врага. Он подумает, что если мы отважились на такой безумный поход, то у нас имеются и великие силы воинов, и обилие провианта. А повернём назад — он тотчас же окружит нас и перебьёт, как ворон.
Государь неизменно соглашался с горячими доводами Рено.
— Вперёд... только вперёд. Ещё неделя-другая, и восстанут угнетённые Портой христианские народы. Для сего и нужно идти вперёд, чтобы народы сии понадеялись на силы наши.
Пётр не лукавил. Он всей душой верил в близкое восстание покорённых турками славян. То же самое твердила не падавшая духом и державшаяся молодцом Екатерина.
В форме драгуна, разудалая и хмельная, она вселяла в Петра невольную бодрость.
На привалах царский поезд неизменно окружали солдаты. Шальная пляска царицы, ухарство, вольность в обращении восхищали войско.
— Ну и бой-баба! — перемигивались солдаты. — Даром что иноземка.
— Куды там! Наших лебёдушек за пояс заткнёт.
— А пьёт-то!
Царь не отставал от жены. Заложив фертом руки, он вприсядку нёсся на толпу. Солдатские ноги сами собой тоже начинали выделывать кренделя. Таков уж, видно, склад человека. Голод ли, жар, стужа, чёрная ль впереди неизвестность — а, была не была! Каждая капля крови преисполнена жаждой жизни, неуёмным стремлением к радости. Как не плясать, коли кругом песни играют!
Однако отряды, посланные на поиски провианта, возвращались ни с чем. Поля Молдавии, опустошённые саранчой, были голы, как ток. И песни с каждым днём убывали. Даже неугомонная Екатерина приумолкла. Изредка она пыталась ещё поднять дух окружавших государя полков, но это уже мало удавалось ей.
Солдаты больше походили на мертвецов, чем на живых людей. Оборванные, серые от пыли, худые, они, едва дождавшись привала, падали на песок, как сражённые пулей. Кровоточили изъязвлённые ступни. Комариные стаи обволакивали лица. Ряды угрожающе редели. Тех, кто не мог встать после привала, оставляли умирать в голодной и безводной степи.
У Головкина собрался военный совет.
— Так больше нельзя, — объявил канцлер. — Всё войско погибнет. Вы сами видите сие, государь. Но я не к тому. Я иного боюсь...
— Какой же худшей бояться беды? — раздражённо передёрнул плечами Пётр. — Кажется, хуже сего быть не может.
— Может, ваше величество, — продолжал вместо канцлера Шафиров. — В чужом краю, без войска, кто из нас поручится, что вы не попадёте в плен? Что мы тогда будем делать без вас, государь? Как будет жить тогда Россия?
Пётр, однако, остался непоколебим.
— И так и эдак погибель. Только впереди хоть чуток надежды есть, а позади — ничего.
Он так ткнул пальцем в карту, что продырявил её насквозь:
— За Прут!.. Одна дорога за сию реку. Ежели даст Бог переправиться, мы спасены. Только бы Прут одолеть и вниз спуститься, до урочища Фальги.
Похоже было, что «обетованная земля» представляется царю за урочищем. Он с таким увлечением говорил о непроходимых болотах, кои огородят войско от вражеских полчищ, и о лежащих в великом изобилии по деревням у Браилова съестных припасах, что военный совет в конце концов согласился с ним.
