Глава двадцать шестая
Великое состязание бардов, созванное на равнине Стирл в первый день лета по просьбе Кеннела, придворного барда короля Люциана, ставит перед нами множество вопросов, выходящих далеко за рамки данного исследования. Подобно точному местоположению Костяной равнины, подобно истокам порожденной ею поэзии, это событие будет служить темой научных статей и итоговых работ выпускников еще десятки, если не сотни лет. Отчего Кельда, который, согласно всеобщим ожиданиям, должен был выйти из состязания победителем, в конце второго дня исчез столь бесследно, что даже лорд Гризхолд не мог сказать, что с ним произошло? Каким образом Иона Кле, по всем сведениям, в молодости – самый неуспешный ученик за всю историю Школы-на-Холме, сумел аккомпанировать той, что заняла место придворного барда короля Бельдена, с таким потрясающим мастерством, с такой страстью и знанием дела, что только в силу собственного категорического отказа принять эту должность и связанную с нею ответственность, не участвовал в состязании в третий и последний его день? А постоянные смутные и странные слухи о втором дне состязания? О том, что среди участников был еще некий бард, «чей голос был подобен горной лавине, а песни, струившиеся из-под его пальцев, известны были немногим из ученых», безымянный бард, к концу второго дня пропавший так же бесследно, как Кельда? Кто был этот незнакомец? А таинственная трещина в каменной кладке амфитеатра, якобы возникшая не под тяжестью собравшихся зрителей, а из-за крика столь громкого, что он немедля вошел в легенду?
Как же нам быть с жалобами (и не только из сомнительных источников, но и от таких лиц, как сама королева Гарриет, которая никоим образом не могла быть пьяна в это время дня) на странный туман, заполнивший амфитеатр и продержавшийся там, по-видимому, довольно долгое время, в течение коего со сцены играли и пели некие невидимые музыканты? (Те немногие, кто, подобно Кеннелу, мог видеть сквозь туман, описали этих музыкантов – из этих-то описаний нам и известно о таинственном безымянном госте.) А слухи о стоячих камнях, появляющихся в странных местах? А витавшие над амфитеатром устойчивые ароматы восхитительного пиршества, настолько заманчивые, что многие люди в поисках их источника двинулись в туман, натыкаясь друг на друга, падая вниз по ступеням и сбивая с ног разносчиков с лотками? И наконец, каким образом и зачем, когда туман рассеялся, на подмостках оказалась принцесса Беатрис?
Нам остается одно: упорно пролагать себе путь сквозь завесу этих вопросов и строго держаться предмета настоящего исследования – Найрна, который, как нам еще предстоит доказать, вернулся на место своего сокрушительного поражения, чтобы многие сотни лет спустя вернуть себе доброе имя и найти то, что так долго искал (насчет этого последнего заметим лишь, что каждый на его месте ничего иного не мог бы себе и пожелать, хотя к настоящему времени это слово, по всей вероятности, сделалось для него синонимом слова «покой»).
До этого места мы убедили Найрна поведать нам свою историю, начавшуюся в Приграничьях так много лет назад. Пусть же она, неотъемлемая часть самой ранней нашей поэзии, послужит поучительной сказкой для всех талантливых и честолюбивых, а всем остальным явит еще один образ бесконечно многогранного лика прошлого.
Фелан Кле. «К вопросу о Непрощенном»
Он пел с нею, как серебро,
Она с ним пела, как злато,
Вдвоем повергли Башню они,
Обернули Древнего камнем.
Свободен Проклятый, найден Заблудший,
Вновь может играть Дурачок.
Из Вьющейся башни он вызволил сына…
О, горе! О чем теперь петь?
Неизвестный автор.
Уличная баллада, записанная наутро после того,
как Зоя Рен была объявлена придворным бардом короля Бельдена
notes
