Глава 32

ПИТЕР ПРИЕЗЖАЕТ ПОСЛЕ УЖИНА вместе с мамой и Оуэном. Я бегу открывать дверь и сразу спрашиваю, поговорил ли он с отцом, но он отмахивается, как будто это не имеет значения.

– Все в порядке, – говорит он. – Я вообще не хотел, чтобы он приходил.

Это задевает, потому что он как будто обвиняет меня, и, может, не зря, ведь это я давила на него, чтобы он позвал отца. Надо было отступить, когда он отказался.

Мы с Питером поднимаемся ко мне в комнату. Папа в шутку кричит: «Оставьте дверь открытой», как делает всегда, и Питер морщится.

Я сажусь на кровать, а он – за письменный стол, далеко от меня. Я подхожу и кладу руку ему на плечо.

– Извини, это я виновата. Не стоило на тебя давить. Ты имеешь полное право на меня сердиться.

– Зачем мне сердиться на тебя? Ты не виновата, что мой отец козел. – Я ничего не говорю, и он смягчается. – Я правда не расстроен. А ты с ним познакомишься в другой раз.

Поколебавшись, я признаюсь:

– Вообще-то я с ним уже встречалась.

– Когда? – изумленно смотрит он. Я сглатываю.

– Я случайно наткнулась на него на одном из твоих матчей. Он попросил не говорить тебе, не хотел, чтобы ты знал. Просто хотел посмотреть, как ты играешь. Сказал, что ему этого не хватает. – У Питера ходят желваки. – Мне следовало рассказать. Извини.

– Не стоит. Я же сказал, мне плевать, что он делает. – Я пытаюсь что-то сказать, но он перебивает: – Давай больше не будем о нем, ладно?

Я киваю. Мне мучительно видеть боль в его глазах, которую он так старается скрыть, но, похоже, если я продолжу, станет только хуже. Я хочу, чтобы ему стало легче. И вспоминаю про подарок.

– У меня для тебя кое-что есть!

На его лице появляется выражение облегчения, напряжение уходит из плеч.

– Подарок на выпускной? А у меня для тебя ничего нет…

– Ничего, я и не ждала. – Я вынимаю альбом из шляпной коробки и вручаю ему. Сердце у меня отчаянно колотится от нервного предвкушения. Это его обязательно порадует.

– Давай открывай!

Он медленно подчиняется. Первая страница – это фотография, которую я нашла в коробке из-под обуви, когда мы с Китти разбирали чердак, чтобы освободить место для коробок Трины. Это один из немногих снимков того времени, когда мы учились в средней школе. Мы ждем автобус в первый день занятий. Питер обнимает за плечи Джона Макларена и Тревора Пайка. Мы с Женевьевой держимся под локоть. Она рассказываем мне на ухо какой-то секрет. Наверное, про Питера.

Я повернулась к ней и не смотрю в камеру. На мне серая майка Марго и джинсовая юбка. Я помню, что чувствовала себя в ней очень взрослой, уже подростком. У меня длинные прямые волосы, почти такие же, как сейчас. Женевьева пыталась уговорить меня подстричься перед началом школы, но я отказалась. Мы все такие маленькие. У Джона розовые щеки, у Тревора – пухлые, у Питера худые ноги.

Под фотографией я написала: «НАЧАЛО».

– Ав-в, – нежно говорит Питер. – Малышка Лара Джин и малыш Питер. Где ты это нашла?

– На чердаке.

Он щелкает пальцем по улыбающемуся лицу Джона.

– Придурок.

– Питер!

– Шучу.

В альбоме есть наше фото с осеннего праздника. С прошлого Хэллоуина, когда я была одета как Мулан, а Питер – как дракончик. Чек из «Терпкого и сладкого». Одна из записок Питера: «Если ты приготовишь дурацкое печенье Джоша с белым шоколадом и клюквой, а не мое с цукатами, все кончено». Фотографии с Недели выпускников. С выпускного бала. Высушенные лепестки розы из моей бутоньерки. Фотография а-ля «Шестнадцать свечей».

У меня остался билет с нашего первого настоящего свидания, его записка «Ты мне нравишься». Они спрятаны в моей шляпной коробке. Я никому их не отдам.

Но самое главное в альбоме – мое письмо, которое я написала давным-давно и которое привело нас друг к другу. Я хотела его сохранить, но потом мне показалось правильным, если оно будет у Питера. Однажды все это станет доказательством, что мы были вместе, что любили друг друга. Это гарантия того, что, что бы ни случилось с нами в будущем, это время принадлежало нам.

Добравшись до этой страницы, Питер останавливается.

– Я думал, что ты хотела его сохранить, – говорит он.

– Хотела, но потом решила, что оно должно быть у тебя. Только пообещай, что сохранишь его навсегда.

Он переворачивает страницу. Там фотография с того вечера, когда мы водили мою бабушку в караоке. Я пела «You’re So Vain» и посвятила песню Питеру. Питер пел «Style» Тейлор Свифт. А потом пел дуэтом с моей бабушкой «Unchained Melody». Потом бабушка заставила нас обоих пообещать пойти на курсы корейского в университете. В тот вечер бабушка и Питер снимали множество селфи. Одно бабушка сделала фоном в своем телефоне. Ее друзья по дому сказали, что он выглядит как кинозвезда. Я совершила ошибку, рассказав Питеру, и он неделями этим хвастался.

На этой странице он задерживается. Но когда он ничего не говорит, я вставляю:

– Так ты сможешь нас вспоминать.

Он захлопывает альбом.

– Спасибо, – говорит он с быстрой улыбкой. – Это замечательно.

– Ты не посмотришь остальное?

– Посмотрю позже.

Питер говорит, что ему пора возвращаться домой и собирать вещи на Пляжную неделю. Но перед тем, как мы спускаемся, я спрашиваю, в порядке ли он, и он убеждает меня, что да.

Потом Марго приходит помочь мне собирать вещи. Я сижу на полу, скрестив ноги, и складываю в чемодан то, что она мне подает. Я не перестаю переживать за Питера, поэтому рада компании.

– Не могу поверить, что ты уже окончила школу, – говорит Марго, складывая футболки в стопку. – У меня в голове тебе столько же лет, сколько было, когда я уезжала. Милая Лара Джин, всегда шестнадцатилетняя, – дразнится она.

– Теперь я почти такая же взрослая, как ты, Гоу-Гоу, – отвечаю я.

– Несмотря на это, ты всегда будешь ниже меня ростом, – говорит она, и я кидаю в нее бикини. – Скоро мы будем собирать тебя в колледж.

Я засовываю плойку в карман чемодана.

– Марго, когда ты приехала в колледж, то по чему больше всего скучала?

– По вам, конечно.

– А еще? Было что-то, чего ты не ожидала?

– Я скучала по тому, как целую Китти на ночь после того, как она приняла ванну и у нее чистые волосы.

Я фыркаю.

– Редкий случай!

Марго не торопится, припоминая.

– Мне не хватало хорошего гамбургера. В Шотландии они другие на вкус. Больше похожи на мясную запеканку. Мясную запеканку внутри булки. Хм, что еще… Скучала по тому, как катала вас в машине. Я чувствовала себя капитаном корабля. И мне не хватало твоей выпечки!

– Какой именно? – спрашиваю я.

– М-м?

– Какой выпечки тебе больше всего не хватало?

– Лимонного торта.

– Сказала бы мне, я бы тебе прислала.

Марго улыбается:

– Подозреваю, что посылать выпечку за океан невероятно дорого.

– Давай испечем его сейчас! – предлагаю я, и Марго радостно вскидывает ноги.

Именно это мы и делаем. Китти спит, папа и Трина у себя в спальне за закрытой дверью. Хотя мне очень нравится Трина, но я не сразу к этому привыкла. Папа никогда не запирал дверь. Но ему, наверное, нужно время, когда он перестает быть папой. Даже не для секса, а для того, чтобы поговорить с Триной и передохнуть. Но и для секса тоже, наверное.

Марго отмеряет муку, а я спрашиваю:

– Когда вы с Джошем впервые сделали это, вы ставили музыку?

– Я из-за тебя со счета сбилась! – Марго высыпает всю муку обратно в банку и начинает сначала.

– Так была музыка?

– Нет. Честное слово, ты любопытнее Китти!

Я катаю лимон по столу, чтобы согреть, прежде чем выжимать сок.

– Значит, было просто… тихо?

– Тихо не было. Было слышно, как кто-то стрижет лужайку. И у его мамы была включена сушилка. Сушилка в их доме очень громкая…

– Но мамы дома не было?

– Конечно, нет! Я бы так не смогла. Однажды моя соседка по комнате привела парня, и я притворилась, что сплю, но на самом деле пыталась не смеяться. Этот парень так тяжело дышал. И стонал.

Мы обе хихикаем.

– Надеюсь, моя соседка не будет так делать.

– Просто договоритесь сразу, кто когда может занимать комнату и все такое. И помни, что тебе придется проявить понимание, потому что Питер будет часто тебя навещать, и тебе нужно расположение соседки. – После паузы она спрашивает: – Вы ведь еще не занимались сексом? – И быстро добавляет: – Необязательно говорить, если не хочешь.

– Нет, – говорю я. – То есть… пока нет.

– Ты думаешь об этом? – спрашивает Марго как ни в чем не бывало. – Из-за Пляжной недели?

Я отвечаю не сразу.

Я не думала об этом, по крайней мере, не из-за Пляжной недели. Немного странно представлять, что в будущем мы с Питером сможем заниматься сексом, что это будет так же привычно, как ходить в кино или держаться за руки. Я не хочу, чтобы секс стал обыденностью. Я хочу, чтобы он всегда был священным, небанальным. Я не хочу, чтобы он стал тем, чем занимаются потому, что все так делают, или потому, что мы так делали раньше. Наверное, все становится будничным и привычным, если делать это достаточно часто, но я надеюсь, что с нами такого не случится.

– Я определенно хочу это делать под музыку, – говорю я, выжимая лимон в мерную кружку. – Тогда мы не узнаем, что он или я громко дышим. И так будет романтичнее. Под музыку все романтичнее, правда? Вот ты выгуливаешь собаку в пригороде, но достаточно поставить Адель – и ты как будто в кино, и у тебя безжалостно разбито сердце.

Марго говорит:

– В кино никогда не надевают презервативы. Проследи, чтобы на этом этапе ты не выпала из реальности.

Этого достаточно, чтобы развеять мои грезы.

– Папа выдал мне полный набор. Оставил в ванной наверху. Презервативы, крем, зубные накладки… – Я смеюсь. – «Зубные накладки» – самые несексуальные слова, не находишь?

– Самое несексуальное – это «гонорея»!

Я внезапно перестаю смеяться.

– У Питера нет гонореи.

Теперь хохочет Марго.

– Нет!

– Знаю, я просто шучу. Но думаю, тебе нужно положить папин набор с собой на случай, если дело зайдет так далеко.

– Гоу-Гоу, я не собираюсь заниматься сексом во время Пляжной недели.

– Я же сказала: на всякий случай! Никогда не знаешь. – Она отбрасывает волосы с лица и серьезным тоном говорит: – Но я очень рада, что в первый раз сделала это с Джошем. Первый раз должен быть с человеком, который тебя действительно знает и любит.

Перед сном я открываю папин набор, достаю презервативы и кладу их на самое дно чемодана. А потом упаковываю свой самый красивый набор белья: бледно-розовый, с ярко-синим кружевом по краю – я ни разу его не надевала. На всякий случай.