Наши дни

Лада, конечно, бледна, нервна, с глазами затравленного зайца (это естественно, изолятор временного содержания – не пятизвездочный отель с видом на голубую лагуну), а привлекательности в ней не убавилось. Щукин был поклонником красоты, как всякий нормальный мужчина, только кланяться ей он предпочитал в сторонке, а то как бы чего не вышло. Встретив Ладу на выходе из ИВС и посадив ее в свою машину, он первым делом осведомился:

– Вы вспомнили хотя бы одного из рослых друзей вашего мужа?

– Конечно, я думала об этом… обо всем… Другого мне не оставалось. Архип Лукич, я не сумасшедшая и обязательно вспомню тех, кого видела в своей квартире. Но для этого мне нужно их увидеть еще раз. А имен, адресов, чем занимаются – не знаю.

– Лада, вы себе не представляете, как это важно, – сказал с заднего сиденья Вадик. Сидевший рядом с ним Гена помалкивал, глядя в окно, и казалось, его вообще не занимает диалог. – Тот, кто убил вашего мужа, по всей видимости, хочет убить и вас.

– Что?! – обернулась она к нему, затем перевела взгляд на Щукина. – Не понимаю… Архип Лукич, меня? Убить? Откуда вы это взяли?

– К вам домой недавно приходил высокий мужчина, – доложил Вадик.

– Да мало ли кто приходил… – не верила Лада.

– В таком случае вы должны вспомнить, кто из ваших знакомых имеет рост от метра восьмидесяти.

– Я же не измеряла рост знакомых… – нервно рассмеялась женщина.

– И все же, Лада, этот мужчина приходил к вам два раза, – сказал Щукин. – Нас настораживает, что приходил он ночью…

– Дима? – вспомнила она.

– Нет, это был не Дима. Диму помнит ваша соседка.

– Марта Лукьяновна? – откинулась на спинку сиденья Лада и задумалась. – Она у нас главный страж… А если Марта что-то путает? Или тот человек обознался дверью?

– Два раза? – разбил в пух и прах ее предположения Вадик. – И второе? Почему он приходил поздно ночью, а не днем или вечером?

– А вы что думаете по этому поводу? – встрепенулась Лада.

– Не знаем, что и думать, – огорчил ее Щукин. – Его появление не случайно. И не случайно он приходил ночью. Думаем, он опасен для вас, Лада. А надеется этот человек на то, что вы его неплохо знаете, следовательно, пустите в квартиру, когда он придет.

– Я не пущу никого в квартиру, потому что жить там не буду, – заявила она. – Как мне в ней находиться, зная, что там… Илью… В общем, я не смогу там жить, от квартиры избавлюсь. Продам. Правда, за нее не дадут достойную цену, вы же видели, в каком она состоянии. Но тут уж придется согласиться на то, что предложат.

– А где вы собираетесь жить? – вспомнил Щукин.

– Пока в музее. Сторожу веселее, а мне спокойней.

– Тогда дайте нам ключ от своей квартиры, пусть там поживут мои ребята. Может, этот парень снова придет.

– Ключ отдам, как только заберу оттуда свои вещи, – пообещала Лада. – Архип Лукич, а ребята не могли бы со мной туда пойти? Честно говоря, мне… жутковато.

– Разумеется. Прямо сейчас заедем, потом отвезем вас куда скажете.

– В музей, – живо сказала Лада. Несколько минут ехали молча, вдруг она выпрямилась, глаза ее расширились. – Постойте! Выходит, он приходил, чтобы меня у… у… Скажите, да? Господи! – Она откинулась на спинку сиденья, закрыла ладонями лицо. Встрепенулась, взмахнула руками. – Так он это сделает везде! В музее. У меня в подъезде. На улице… Архип Лукич, это же возможно, да? И я нигде не спасусь?

– Не паникуйте раньше времени, – успокоил ее Щукин, усмехаясь: наконец до женщины дошло, какая опасность ей угрожает.

– Легко говорить! – Она не скрывала, что напугана. – Сначала убили моего мужа прямо в квартире, теперь туда кто-то приходит ночью с неизвестной целью, а рослых мужчин среди моих знакомых нет, кроме Димы, но приходил не он. Что я должна думать? И вы сами сказали: он приходил меня убить. А моя дочь? Я… я сначала заеду за вещами, потом мне надо попасть в музей, а потом поеду к маме…

– И некоторое время поживите там, – посоветовал Щукин.

– А если он и туда приедет? – на грани истерики пропищала Лада. – Вдруг он следит за мной? А если он возьмет в заложники маму и мою дочь? А меня там же… раз он приходил с целью… Нет, я не поеду к маме.

– Лада, перестаньте! – заговорил наконец Гена. Он истерик не выносил. – Это только предположения. Мне кажется, вам лучше жить в своей квартире…

– Ни за что! – отрезала она.

– Вам надо жить в квартире, – твердо повторил Гена. – А мы обеспечим вам безопасность, то есть будем постоянно находиться с вами.

– Безопасность? Мне кажется, теперь везде опасно. Если он захочет меня у… у… Какой ужас! Мне страшно… Что я ему сделала?

– Вы видели его в лицо, – напомнил Щукин.

– Ну и что? Да пусть он только скажет, я никому ни слова… Извините.

– Ничего, ничего, Лада. Но вы не волнуйтесь, от нас еще никому не удавалось уйти, – подбодрил ее Архип Лукич. – Верно, ребята?

Дома она собрала вещи, причем страшно торопилась, суетилась, не могла запихнуть все необходимое в сумки. Время от времени Гена брал ту или иную вещь из рук Лады и не только отлично укладывал ее, но еще и место оставалось. У музея она отдала ключ от квартиры. Щукин согласился, что одну-две ночи даже разумно провести здесь, потому что «тот самый» не догадается искать ее в музее, к тому же она будет со сторожем, кто-нибудь из них обязательно подаст сигнал в случае опасности. Она нервничала, торопилась попасть в музей, в его стенах ей казалось безопасно. Щукин пожелал Ладе побольше присутствия духа и уехал.

Едва войдя в здание музея, Лада сразу же услышала:

– Ладочка! Вас отпустили?

– Произошла ошибка, – ответила Лада смотрительнице, не останавливаясь. – Все в порядке. Танюша здесь?

Без утвердительного ответа Лада понеслась к подруге, сгибаясь под тяжестью сумок. Наконец она сообразила, что сумки можно поставить в уголок, никто их не тронет. Освободившись от ноши, она влетела в кабинет – у Татьяны и девочек челюсти отвисли. После секундного замешательства они принялись ее поздравлять с освобождением из тюрьмы, а недавняя узница, невпопад отвечая и беспомощно улыбаясь, вдруг схватила Татьяну за руку и, ничего не объясняя, вытащила ее за дверь.

– Где мой сотовый? Давай его! – накинулась она на подругу.

Когда Ладу арестовывали, ей удалось сунуть сотовый Татьяне – она боялась, что по мобильной связи обнаружат местопребывание Димы.

– Он у меня в столе, сейчас принесу, – пробормотала Татьяна, растерянно глядя на Ладу. А когда подружка вырвала его и принялась набирать номер, с подозрением полюбопытствовала: – Надеюсь, ты не сбежала из тюрьмы?

– Ты такая наивная… – углубившись в нажатие кнопок, ответила Лада. – Думаешь, так легко убежать? Это только в кино оттуда сбегают… Алло! Дима? Дима?

– Да, я.

– Ты где находишься? – И повернулась спиной к Татьяне, будто от этого та не услышала бы разговора.

– Я приехал вчера. Меня жена ошарашила – мной, оказывается, милиция интересовалась. Теперь сижу дома безвылазно. Адвокат обещал узнать, зачем я понадобился ментам.

– А я знаю, почему тобой интересовалась милиция. Кстати, я просидела в тюрьме целые сутки.

– Где-где?!

– В тюрьме, но она как-то не так называется. Встретимся, расскажу…

– Давай вечером увидимся, а? Не следят же за моим домом днем и ночью, в самом-то деле! Днем на всякий случай не выхожу, а вечером…

– Но вечером я боюсь выходить!

– Тогда я приеду к тебе. Скажи, куда…

– Нет, нет, этого только не хватало! Не смей приезжать…

– Лада, я хочу тебя видеть.

– Хорошо, встретимся. Но не сегодня, ладно? Я ужасно выгляжу, просто чучело. Дай мне хоть в себя прийти, выспаться, в конце концов. До завтра. А где увидимся?

– В кафе. В кафе «Чайная роза» в восемь вечера.

– Хорошо, я буду. Пока.

Переговорив, Лада оперлась спиной о стену и безвольно опустила руки вдоль тела, веки прикрыла.

– Ты обо мне забыла? – пришлось напомнить о себе Татьяне.

– Ой, извини! – очнулась Лада. – Столько всего произошло, у меня просто круговорот в мозгах. Представляю, что тут обо мне…

– Тебе сочувствовали все, даже грымзы. А тебя, правда, выпустили?

– М-да, выпустили… – саркастически хохотнула Лада. – С подпиской. Мне нельзя выезжать из города… Ой, Танюша, забыла спросить у Щукина, если я поеду в деревню, это будет считаться выездом из города? Деревня вообще-то недалеко… Впрочем, он разрешил мне жить у мамы, пока весь этот кошмар не выяснится, значит, можно… Господи, у меня же телефон есть, я могу ему позвонить…

– Лада, ты какая-то заполошная. Перескакиваешь с одной темы на другую. Какая мама, какая деревня, что вообще все это значит? Зачем тебе жить у мамы, когда есть квартира? И работаешь ты не в деревне…

– Не хочу жить в своей квартире. Мне страшно. Ой, наверное, я ни о чем не имею права говорить… – вдруг опомнилась она.

– Ты подписала еще и обещание ничего не говорить? – подковырнула ее Татьяна.

– Нет, таких расписок, насколько я знаю, не берут, – абсолютно серьезно ответила Лада. – Просто, когда ТАМ посидишь, многое меняет свой первоначальный смысл. И ты уже думаешь только о том, как туда больше не попасть. А главное, – улыбнулась, – хочется вымыться, что я и сделаю в срочном порядке. Душа у нас в музее, к сожалению, нет, сполоснусь хотя бы до пояса в туалете. Пойдем со мной? А то мне неуютно одной.

Вечером, когда все сотрудники покинули музей, Лада некоторое время смотрела телевизор у сторожа, хотя ничего из происходившего на экране не увидела, погруженная в свои мысли. Потом она устроила себе ложе на тех самых «президиумных» столах, под которыми, как подозревал Щукин, прятались грабители. Положила под голову что-то из своих вещей и очень быстро заснула. Но едва ее тронула за плечо чья-то рука, она подскочила с коротким вскриком.

– Тише! – замахал руками сторож. – Напугала меня. Тебя к телефону.

– Меня? Кто? – изумилась она.

– Мужчина. Иди, иди, очень просил позвать. Вежливый.

Она громко и с облегчением вздохнула, услышав голос Щукина:

– Извините, Лада, что побеспокоил вас. Вы никому из коллег не говорили, что ночуете в музее?

– Как будто не говорила.

– А кто-нибудь интересовался, где вы будете ночью?

Она вспомнила, что интересовался, где ее найти, только Дима…

– Алло! Лада! – беспокойно звал ее Щукин.

– Да-да, извините, я задумалась.

– Мне не нравится ваша пауза. Говорите, кто интересовался, где вы будете ночевать. И не вздумайте никого покрывать.

– Ну, Дима интересовался. Впрочем, не совсем так…

– Почему вы опять замолчали?

– Потому что обдумываю, как вам рассказать и не навредить ему, – огрызнулась она. – После вашей тюрьмы я не хочу, чтобы туда попали мои знакомые.

– Все же конкретней, как он интересовался.

– Господи, это произошло спонтанно! Он хотел приехать ко мне… потому что хотел встретиться… я отказалась.

– Интересно, – протянул Щукин. – Значит, Орлов в городе?

– Нет! – застонала она. – Он в другом городе. Ехать оттуда часа два…

– В каком он городе? – настаивал Щукин.

– Не скажу! Не просите.

– М-да, с вами, Лада, каши не сваришь. Ну, хорошо, еще кто-то интересовался, где вы будете ночевать? Я имею в виду ваших коллег.

– Если бы интересовались, я бы позвонила вам, мы же договорились.

– Об Орлове вы не посчитали нужным сообщить, – подловил ее он.

– Потому что сообщать нечего! – закипела Лада. – Архип Лукич, скажите честно: вы подозреваете моих коллег? Я всех перебрала… этого просто быть не может.

– Кто вам сказал, что я подозреваю ваших коллег?

Лада почувствовала его снисходительную улыбку, которая ее взбесила:

– Вы думаете, я дурочка? Ничего не понимаю? При чем здесь мои коллеги и убийство моего мужа? И Дима? Не вижу связи…

– Отдыхайте, – прервал ее Щукин.

В трубке послышались короткие гудки. Озадаченная Лада поплелась к столам.

Этим же вечером Вадик сидел на кухне Лады, слушая тихо воркующее радио. Главную задачу – прошмыгнуть незамеченным соседкой-черепашкой – он выполнил. Но что ни говори, а находиться ночью одному в квартире, где садистски прикончили человека, любому не по себе, даже бывалому оперу. Днем – нормально, днем не лезут в голову всякие жуткости. Но когда дом замирает и тишина становится монотонной, а темнота за окном непроглядной, суеверие будит генетические страхи. Разумеется, Вадим не трус, он из породы людей, идущих напролом, невзирая на опасность, вкус к риску ему знаком. Речь идет о категории «чуть-чуть», когда человеку всего-то не по себе, но ощущения эти не самые приятные.

Отвлекаясь от неприятных ощущений, Вадик думал о посторонних вещах, касающихся его лично. Он пил чай, потом устал от чаепития, вытянул ноги, скрестил руки на груди и под мирную музыкальную передачу дремал. Задремал капитально, потому что видел сон с чудесами, происходившими с ним. И вот в круговерти фантасмагорий откуда-то издалека диссонансом прозвучал резкий и протяжный звук. Вадик вернулся из забытья, еще не понимая, где находится, только чувствуя, как затекли спина и шея. Сначала осознал, что его безмерно раздражает звук, постепенно до него дошло, что это звук звонка. Вадим встал, потянулся до хруста костей, вспомнил, где он находится и зачем он здесь, а также то, кто может звонить. Взглянул на часы – тридцать семь минут третьего. Ого! Гость поздновато пожаловал… или слишком рано. Вадик на цыпочках подкрался к двери, глянул в «глазок»…

Дом был обычной архитектуры, характерной для социалистического прошлого, когда на одной площадке располагали четыре двери, а лифт не предусматривался, потому что дом всего в пять этажей. На площадке стоял мужчина, но его внешность была искажена отчасти оптикой «глазка», отчасти слабым светом лампочки на лестничной площадке. Вадик решил открыть и… будь что будет. Но при этом правую руку положил на рукоять пистолета за поясом.

Он распахнул дверь… Секундная пауза. Всего лишь секундная, молодой оперативник даже вдохнуть не успел. Удар ногой пришелся ему в грудь. Вадик отлетел от проема двери и бухнулся на пол. Прошло несколько секунд, пока он приходил в себя от удара, слыша удаляющийся топот ног.

Вадик вскочил в мгновение ока и понесся вдогонку, видя, как человек внизу на поворотах лестницы мастерски перепрыгивает углы перил, оказываясь на следующем лестничном пролете. Вадик рискнул проделать подобный акробатический трюк и тоже перепрыгнул перила на повороте удачно. В дальнейшем он так и делал, но убегавший все равно оставался впереди, у него было несколько секунд форы. Когда Вадик вылетел во двор, он не увидел никого, лишь услышал топот ног – скорее всего, того же парня. Он рванул на звук, но вскоре топот прекратился. Вадик остановился и завертелся на месте, как юла, глядя по сторонам.