ГЛАВА 17
{АЗА}
Бесшумно двигаясь по ночному небу, мы пересекаем Бермудский треугольник, выплываем через его южный угол и преодолеваем экватор. Как же СИЛЬНО я соскучилась по свежему бризу, по качке во время штормов… Проведя целый год на суше, я поняла, почему многие моряки не желают возвращаться на твердую землю, почему снова и снова уходят в море, как бы счастливы они ни были дома, в кругу семьи.
Впрочем, быть может, в кругу семьи они вовсе не счастливы.
Быть может, близкие люди лгут им и предают их доверие, поэтому они и пускаются на поиски пленительных русалок и больших белых китов. Быть может, отчалив от родных берегов, моряки понимают, что у них нет причин возвращаться домой и что лучше провести жизнь в одиночестве.
Мне нужно держаться от любви подальше, как самому одинокому киту на свете. Если ты единственный в своем роде, наверное, тебе суждено жить в изоляции. Блуждать в темноте и петь.
В воздухе пахнет грозой. Небо сотрясается, ветер приносит брызги дождя.
Магония осталась такой, как прежде, но теперь она кажется мне в сто раз прекраснее. Раскачиваясь в шлюпке со своей неожиданной союзницей, я вижу все куда яснее, чем раньше.
Оказывается, в небе водится столько шквальных китов! Раньше мне встречались в основном стада, путешествующие с магонскими кораблями, но здесь они плавают сами по себе. Их шкуры испещряют шрамы, но они хотя бы свободны. Никто не привязывает их к судам и не заставляет создавать погоду против их воли.
К лодке подплывает стадо китов в белую крапинку. Они взывают ко мне в своих песнях.
Я протягиваю руку к одному из них, и он подплывает ближе. Тогда я перекидываю ногу через бортик и залезаю ему на спину.
Вспоминается наш давний спор с папой. Каково это – кататься верхом на ките? Все равно что летать на дирижабле? Ехать на скоростном поезде? Плыть на субмарине?
Кататься верхом на ките – это все равно что кататься верхом на ките.
Кожа у него жестче, чем я думала, и по текстуре напоминает покрытый инеем песок. Шквальные киты вовсе не сделаны из пара, как кажется на первый взгляд, – это настоящие животные, а не сказочные персонажи.
Я провожу пальцами по ороговевшей коже вокруг китового глаза. Такое ощущение, будто трогаю динозавра.
Как выяснилось, чтобы кататься верхом на шквальном ките, не нужны никакие особые навыки. Главное – это доверие. Хейуорд наблюдает за нами с лодки, и ее губы синеют с каждой минутой.
Она родилась на земле, а я – здесь, в небе. Мы, можно сказать, принадлежим к двум разным биологическим видам.
Неужели вся загвоздка в этом?
Хочется верить, что земляне и магонцы способны жить в мире, но, наверное, это утопия. Чего я ожидаю? Что они встанут в круг и возьмутся за руки? Устроят обед в складчину? У меня самой никогда не получалось находить с окружающими общий язык. К тому же нельзя сказать, что земля безупречна, что на ней живут одни лишь добрые, щедрые, хорошие люди. Скорее наоборот.
Наверное, пора признать, что различия лишь разобщают нас. Что мое место в небе, И ТОЛЬКО.
Я прижимаюсь к широкой спине громадного кита, а тот грациозно плывет по небу, лавируя между своими сородичами, наслаждаясь собственной легкостью, холодной погодой, нашим маленьким приключением. От его песни мороз крепчает. Я подпеваю ему, и ноты льдинками падают с моих губ. Любопытно, что происходит внизу? Вдруг мы вызвали метель в каком-нибудь регионе, где отроду не видели снега?
Нет, мы же пролетаем над водой.
При виде фантастической красоты этого мира щемит сердце. Сапфировый купол неба, бездонный океан, плавные, мощные движения шквальных китов, их необычайная плотность. Я вторю своему киту, наши голоса сливаются, и вниз сыплются снежные хлопья.
Лишь немногие создания умеют петь. Киты, летучие мыши, птицы, магонцы и, если верить моей маме, мышата, живущие у нас дома.
Песня – это дар, и я должна быть благодарна, что обладаю им. Что бы ни ожидало меня впереди, я должна радоваться, что сейчас жива и здорова, что вырвалась на свободу.
Не у всех есть близкие люди, которые их понимают. Некоторые – взять хотя бы Хейуорд – всю жизнь проводят в одиночестве. Мне никогда не было одиноко, я всегда была окружена любовью, и если с этого момента мне придется идти по жизни одной – ничего страшного, переживу.
В голову лезет непрошеное воспоминание: мы с Джейсоном лежим в постели, он перекатывается на живот и кладет ладонь на то место, где сходятся мои ребра, где кроется дверца для канура.
Меня захлестывают ярость и грусть. Я в смятении.
Мы продолжаем петь, и под действием наших голосов в воздухе образуется ледяная глыба, плотная и массивная. Что бы подумали моряки, если бы увидели маленький голубой айсберг в этих теплых краях? Может быть, если очень постараться, я смогла бы обратить вспять весь ущерб, нанесенный нашей планете… Спасти человечество от климатических изменений, вызванных им самим, а Магонию – от разрушительного воздействия Заль. Восстановить природный баланс. А вдруг в этом и заключается мое предназначение?
Вдруг поэтому я и оказалась наверху?
Возможно, любовь вообще не для меня, потому что у меня особая миссия, с которой не справится никто другой. Могу ли я в таком случае жаловаться на свою судьбу? Вправе ли я хотеть большего? Нельзя же иметь все и сразу.
Так не бывает.
Пойдем, поет шквальный кит, увлекая меня все дальше. Сначала я никак не разберу, куда он меня принес, а потом понимаю: это же китовые ясли! Мимо нас туда-сюда шмыгают крошечные китята, окатывая все вокруг фонтанами брызг. Они стрекочут и пищат, переговариваясь на неизвестном мне языке.
Пусть это банально, но с ними я чувствую себя в полной безопасности.
Терпеливо обходя резвящихся китят, следом за нами плывет Хейуорд. Ее лицо ничего не выражает.
Кто она такая? Что дорого ее сердцу? За что она готова отдать жизнь?
Возможно, Хейуорд действительно успела полюбить землю или кого-то из ее обитателей. Минув небесные ясли, мы продолжаем свой путь по открытому небу. Я стараюсь не думать о грустном, черпать силы из увиденного.
Да, в мире много несчастий, но есть в нем и детеныши шквальных китов, и это прекрасно.
Внезапно Хейуорд принимается делать мне знаки, чтобы я вернулась на лодку.
Сверху доносится шипение. Над нами кружат птицы, черные и красные, с огромными крыльями, охваченные огнем. Небо заволакивает дымом. Эти птицы напоминают…
Фениксов?
– ПОЙ! – кричит Хейуорд.
Будь у нас паруса, уже бы вовсю полыхали. Разлетающиеся от птиц искры прожигают шкуры шквальных китов, а те, завывая от боли, вызывают дождь.
ЛИВЕНЬ, пою я. Крупные капли набухают у нас над головами и дробью барабанят по птицам, а те шипят, как намокшие факелы. Я пою громче, хотя эти существа двигаются так быстро, что их практически невозможно разглядеть.
ПРОЧЬ! предупреждают они. ПОКИНЬТЕ ЭТИ КРАЯ!
Золотистые клювы, синее, красное, огненно-рыжее и черное оперение. От них пахнет костром, а голоса их напоминают потрескивание дров.
Хейуорд ведет лодку вперед сквозь лес из крыльев и огнедышащих клювов, но существа выстраиваются в ряд, преграждая нам путь.
Возможно, перед нами тот самый Хор, о котором говорили на корабле? Эти птицы невероятно опасны, из них бы вышло мощное оружие…
Но они не станут мне помогать – они совсем дикие и не признают чужих правил.
Я пою еще громче, обрушивая на них настоящий ливень, способный затопить всю планету. Перед глазами мелькают картины из прошлого: вода сочится из камня, все вокруг рушится. Но сегодня я пою совсем другую песню: промокни, потухни, погасни.
Огонь умри, вывожу я. Огонь увянь, дым уйди. Некоторые птицы меняют цвет. Красные становятся оранжевыми, а потом свинцово-серыми, синие чернеют. Их крылья тускло поблескивают, как тлеющие угли в камине, которые только и ждут, чтобы их разворошили.
Вы и есть Хор? спрашиваю я у одной из них.
НАЗАД! поет она в ответ.
Я быстро оглядываюсь. Кашляя и отплевываясь от дождевой воды, Хейуорд усиленно гребет.
Одна из птиц подлетает ко мне на расстояние вытянутой руки, задевая меня крылом. На вид мягкое, словно шелк, оно скользит по коже, как горячий нож по сливочному маслу.
Довольно! голосит другая птица. Прочь!
Я вскрикиваю от боли. Она открывает клюв. Величественный дракон, птица-змея.
Меня непреодолимо влечет к этой огненной птице, хочется прижаться к ней всем телом, обхватить ее руками. Я знаю, что она может испепелить меня, и все равно придвигаюсь к ней вплотную, вдыхая ноты в ее глотку. Моя песня меняется.
Не дождь, а не-дождь. Воздух, разгорающееся пламя, песня-ветер, песня-огонь. Фениксы становятся ярче. Я пою вместе с ними, придавая им сил. Они питаются моей злостью, моим страхом.
Моим желанием перечеркнуть последние семнадцать лет своей жизни и начать все сначала.
Моим разбитым сердцем, моей ослабевшей волей.
Прекрасное существо говорит со мной резким, пронзительным голосом – точно щелчок хлыста.
Вдыхай, произносит оно, раскрывая как можно шире сверкающий клюв и расправляя блестящие крылья. Его песня обжигает мои легкие.
И тут рядом появляется Хейуорд. С боевым кличем Дыхания она опрокидывает на птицу ведерко воды. Феникс загорается ярким пламенем, а потом гаснет и чернеет. Обуглившиеся перья, обуглившийся клюв, погасшая песня. Превращается в пепел и рассыпается.
Со всех сторон раздается неприятное шипение, и один за другим фениксы вспыхивают и тухнут, подобно закоротившим проводам. Несколько секунд спустя они образуют проход, достаточно широкий, чтобы сквозь него проскользнула наша лодка. Одна из птиц летит перед нами, оставляя за собой яркий след.
Впереди смерть, поет она на ломаном магонском языке. Таким, как ты.
Мне кажется, я и так наполовину мертва.
И все же я двигаю лодку вперед, создавая горячий поток воздуха в остывшей атмосфере. Птица излучает золотое сияние. С земли ее, наверное, можно принять за комету.
Она была тут, поет птица, заволакивая небо дымом. Магония тут крушила.
На пелене дыма возникает изображение, подобное миражу. Фата-моргана. Мне удается разглядеть корабль, но это не «Амина Пеннарум». «Анна-Пенни», единственное судно, которое я успела по-настоящему хорошо изучить, разбилась у берегов Западного Шпицбергена еще в прошлом году.
Нет, перед нами пиратский корабль, сильно смахивающий на гигантскую черную тучу. Парусами ему служат ма́нты – огромные, как дома, скаты с неподвижными туловищами и гибкими крыловидными плавниками. Благодаря мантам корабль движется невероятно быстро. Их плавники то надуваются под напором ветра, то неестественно изгибаются.
Хейуорд, как и я, наблюдает за картинами, которые показывает нам феникс.
Сердце больно сжимается.
У штурвала корабля стоят Заль и Дай. На моей матери темно-синяя униформа, сплошь увешанная золотыми регалиями. Их новый корабль крупнее и лучше «Амины Пеннарум». Интересно, у кого они его украли?
Вид у Заль свирепый и бойкий. В ней уже нельзя узнать ту задыхающуюся, беспомощную, сломленную женщину, которую год назад Дыхание затаскивали на свой корабль. Не похожа она и на вчерашнюю заключенную. Перед нами капитан военного корабля, и это еще не самое страшное.
Кажется, ее мощь возросла в разы. Вокруг корабля виднеется множество привязанных друг к другу судов. Она возглавляет целую флотилию.
На плече у матери я замечаю Кару, и из моей груди вырывается стон. Теперь он прикован уже не к мачте, а к самой Заль. От этого зрелища мне становится жутко, но сейчас не время впадать в истерику.
Где же ИЛАЙ?
Вокруг Заль стоят магонцы, облаченные в такую же униформу, как у нее. У мужчин волосы седые, а у женщин – цвета сумеречного неба. Никого из них я прежде не видела, но все они выглядят очень сурово, и я даже отсюда вижу, что все они неимоверно сильные певцы. Они будто дергают за невидимые ниточки, подчиняя себе ткань мироздания.
Под действием их голосов корабли развивают огромную скорость, а крылья-плавники мант создают эффект невидимости – правда, лишь частичный: флотилия мелькает у нас перед глазами, то исчезая, то появляясь снова.
Чем дольше я на все это смотрю, тем яснее становится: мы не победили Заль Куэл, а только сделали ее сильнее. Своим заключением она заработала сочувствие, армию и новые знания.
Навстречу кораблю Заль движется судно поменьше. Все, кто находится на его борту, зажимают уши и морщатся от боли. Заль берет судно на абордаж и забирает оттуда припасы.
Что ж, ограбить корабль с провизией – вполне в духе моей матери, ведь, что бы она ни говорила, Заль была и остается пираткой. Захваченный корабль выглядит так, будто того и гляди развалится, у летучей мыши, прикованной к его мачте, нет одного крыла, а экипаж одет во что ни попадя и, судя по всему, голодает уже не первую неделю. Словом, без слез не взглянешь. Но Заль не собирается им помогать.
Она требует, чтобы перед ней преклонили колена. Некоторые отказываются.
Что она творит? Разве она не собиралась остановить голод? Помочь своему народу? Она обещала накормить магонцев, а не отобрать у них последние крошки.
Помощники Заль обнажают мечи. Я с ужасом наблюдаю, как они убивают целый корабль невинных.
Заль собственноручно отдирает летучую мышь от мачты, та падает за борт, и за ней тут же устремляются стервятники.
Вспышка молнии – и мираж растворяется. Призрачные корабли и их призрачные команды исчезают с последними нотами песни феникса.
Но я увидела достаточно. Я знаю Заль. Она хочет, чтобы материки исчезли, чтобы навсегда погасли огни городов, чтобы за бортом остался лишь Мировой океан. Моя мать – разрушительница, а я…
Кто тогда я?
Теперь, когда дым рассеялся, перед нами открывается место кораблекрушения. Заль оставила после себя руины. Мы плывем по небесному кладбищу.
В воздухе, подобно поплавкам, парят доски и щепки. Обернувшись на жалобные крики шквальных китов, я замечаю туши их сородичей, свисающие с корпуса корабля. Получается, Заль убила не только всю команду, но и сопровождавших ее созданий. В снастях болтаются пестрые клубки перьев – трупики кануров.
Выживших не видно, в палубе корабля зияют огромные дыры, паруса изорваны в клочья, мачты разбиты в щепки.
Соловьи, шипит феникс, подлетая к нам. Пришли из Магонии. С ней. Соловьи. Напели смерть.
Огненная птица уносится прочь, прочерчивая небо, как падающая звезда.
Теперь я знаю, чего хочет Заль. Жизнь не представляет для нее никакой ценности – ни своя, ни чужая. Она мечтает лишь об одном: разрушить все на этой планете. Даже если когда-то она и вправду желала избавить Магонию от голода, ей уже давно руководят иные мотивы. Моя мать не остановится, пока не отомстит и землянам, и магонцам.
Взглянув на Хейуорд и на шквальных китов, я спрашиваю:
– Ну что, плывем дальше?
Погас, поет один из китов, разглядывая изувеченную тушу другого. Вместо запаха гниения она источает приятный аромат дождя и земли. Петрикор. Мертвые киты, сотня кануров со свернутыми шеями, вся палуба усыпана перьями и костями…
Глубже в небо, напевает кит. Ярче песня. К жемчужным облакам, во льды.
– Продолжаем двигаться на юг, – кивает Хейуорд.
