ГЛАВА 9
{АЗА}
Я просыпаюсь в камере с прозрачными стенами – голова кружится, мутит. От препарата, которым был пропитан платок, меня быстро вырубило, и я даже не представляю, сколько времени провела без сознания.
Тело ломит, желудок все равно что завязали узлом, а горло опухло и как будто закупорилось.
Пробую издать хоть звук…
НЕ ВЫХОДИТ.
Что-то подавляет мой голос, невидимым шарфом обвиваясь вокруг шеи.
Моя песня… блокируется. Провожу по горлу руками, но ничего инородного нащупать не могу, и все же меня не покидает ощущение, будто я проглотила пробку. Мой ГОЛОС застыл. Я не могу говорить.
Я пытаюсь откашляться, выплюнуть эту «пробку», но ничего не получается, она слишком плотно засела у меня в гортани и, слабо вибрируя, гасит любые звуки. Я напрягаю голосовые связки, и их прознает резкая боль, как от электрошока. Внутренняя песня, с помощью которой я общаюсь с Кару, тоже глушится, словно ее завернули в десяток толстых полотенец.
Кашляю, давлюсь, захлебываюсь – голос не возвращается. В панике забившись в угол камеры, я подтягиваю колени к груди. Может, шепотом получится? Я издаю едва слышный звук, смахивающий скорее на хрип, чем на песню.
Со всех сторон доносится шипение, фырканье, жужжание, бормотание. Стоны и рык. Кажется, не меня одну тут держат взаперти.
Я никогда не пыталась представить, каково это – оказаться в тюрьме, а теперь и представлять ничего не нужно. Воздух пронизан напряжением, а узники одержимы лишь одним желанием: вырваться НА СВОБОДУ. Каких бы опасностей ни таил в себе внешний мир, все живое всегда будет стремиться на волю.
– Неужели это она? – Из колонок доносится громкий голос с эффектным произношением, которое в обычной жизни звучало бы довольно фальшиво. – С виду похожа на нормальную девушку.
– Я И ЕСТЬ нормальная, – шепчу я сквозь боль, почти беззвучно.
– Ты думала, ограбление семенохранилища сойдет тебе с рук? Думала, никто ничего не заметил?
Мы с Джейсоном покинули Западный Шпицберген под видом обыкновенных туристов. Все прошло как по маслу. С тех пор минул почти год, с нами никто так и не связался, вот я, дура, и решила, что истинная причина той якобы природной катастрофы не известна никому, кроме нас.
– Ничего я не грабила, – выдавливаю я, машинально все отрицая. Впрочем, у них явно имеется какой-то компромат.
В верхнем углу камеры зажигается экран, и на нем включается видеозапись. Я вижу себя в униформе «Амины Пеннарум», следом в кадре появляется Джейсон, и мы целуемся. Я хорошо помню этот момент. Камере удалось выхватить главное: вот обычный парень, а вот существо из другого мира.
Новый прилив паники. Раз меня похитили и допрашивают о событиях, в которых были замешаны мы оба, что же тогда происходит с Джейсоном? Я вспоминаю, как он сел в машину и поехал домой.
Мы так и не помирились. Блин…
– Кто вы такие? – пытаюсь произнести я. – Где Джейсон? Он тут?
– У нас есть для тебя работа, – говорит голос. – Тебя не забрали в Магонию, и на то есть особые причины. Тебя спасли, теперь ты кое у кого в долгу. Рассказывай, ты работаешь на них?
Голос эхом прокатывается по камере.
– На кого?
– На Магонию.
– Нет! – говорю я, но ответ утопает в тонком пронзительном звуке, который больно давит на барабанные перепонки. Чем-то он напоминает игру на флейте. Я оглядываюсь вокруг: все заключенные корчатся от боли, зажав уши и согнувшись пополам.
– Нам нужен Хор, – произносит голос.
– Какой хор? – шепчу я. – Хор магонцев? Ростр?
Понятия не имею, о чем это он.
Громкий пронзительный сигнал повторяется, и голова идет кругом, а к горлу подкатывает тошнота. Затем воцаряется звенящая тишина. Но эта тишина обманчива – со всех сторон доносится шепот и тихое жужжание. Мало-помалу глаза привыкают к темноте, и я начинаю различать расплывчатые силуэты других узников.
Они явно не из Магонии, но и на земле я таких созданий не видела.
Женщина с жабрами… другая с хвостом… Существо, похожее на кошку из дыма, извиваясь, вращается в резервуаре. Вот мелькает глаз, большой, бледно-зеленый, а потом дым преображается, и на короткий миг я вижу шипящую пасть, красный язык, острые клыки. Великан, сплетенный, кажется, из корней деревьев. Ему приходится сидеть на коленях. А вон что-то плавает в аквариуме с темно-зеленой от цветущих водорослей водой. Взмах хвостом…
Русалка? Нет, не может быть!
Для описания остальных существ я просто не подберу нужных слов. Одна из камер охвачена огнем, а в недрах пламени, проворно работая хвостами и другими конечностями, мелькают странные силуэты.
Меня посадили в тюрьму, которая кишмя кишит чудовищами. Некоторые из них смотрят на меня. Из-за спины доносится трескучий голос.
– Они забрали нас, – говорит он. – Забрали из дома, разлучили с потомством.
Резко повернувшись на месте, я пытаюсь разглядеть того, кто со мной заговорил, но это не так-то просто. Какофонией жалобных звуков до меня доносятся новые голоса.
– Нас не выпускают, – шипит одно из существ.
В жизни может случиться что угодно, Аза Рэй, говорит Джейсон у меня в голове, и я вспоминаю, как превращала дождинки в камни. А если какое-то событие не случилось, то значит, вместо него произошло что-то еще.
Боже, Джейсон… Что же делать?
У меня нет сил, нет голоса, перед глазами проносятся картины, которые успел показать мне Кару, прежде чем его схватили.
Что сейчас с ним творится? Неужели он и правда у Дая?
Через некоторое время меня рывком вытаскивают из камеры и, введя анестетик, который все равно не действует, разрезают кожу на руке магонским ножом. Если бы они поранили меня ножом из земных металлов, то не увидели бы ничего, кроме человеческой плоти, но магонский нож способен распороть искусственную оболочку, обнажая магонскую кожу – цвета индиго с татуировками, по которым можно узнать обо мне все. Из надреза течет алая кровь, затем темно-синяя. После этого руку перевязывают бинтом.
Может быть, они хотят меня запугать? Что же, их можно поздравить.
Раньше я не боялась ни боли, ни смерти.
Но когда от них отвыкаешь, боль и смерть снова начинают тебя ужасать.
Сплю я урывками, то и дело вскакивая, хотя прекрасно понимаю: чтобы подготовиться к тому, что ждет впереди, нужно успокоиться и набраться сил. В конце концов чей-то голос выдергивает меня из дремы:
– Кое-кто хочет с тобой повидаться.
Камера открывается, незнакомые люди берут меня под руки и тащат по темному коридору, мимо других узников, которые провожают меня фырканьем и шипением. Напоследок я вижу змеящиеся языки пламени, клубы дыма, щупальца и русалочий хвост.
Несколько секунд спустя моему взору открывается огромная – не меньше, чем у авианосца, – палуба свинцово-серого цвета. Мы на корабле, а за бортом раскинулся такой же свинцово-серый океан. Где же мы территориально?
Тут жарко. Дует легкий бриз, а кружащие по небу чайки вселяют надежду, что суша НЕ ТАК УЖ далеко.
Вот бы эти чайки оказались рострами или канурами, думаю я, глотая слезы. Вот бы среди них оказался Кару. Я начинаю выводить трель, но охранник тут же скручивает мне руки за спину.
Мы идем по открытой палубе, на которой размещены вертолеты и миниатюрные самолеты. Должно быть, меня доставили сюда на одном из них. Посреди палубы стоит стол с двумя стульями.
– Голос вернется, но ты сможешь использовать его лишь вполсилы, – предупреждает охранник, приковывая меня к стулу.
В горле что-то разжимается.
Я закашливаюсь, а подняв голову, вижу ее.
Тоже в наручниках, сидит по ту сторону стола. С момента нашей последней встречи она похудела, мышцы сдулись, волосы стали короче. Раньше, помнится, они были собраны в хвост, а теперь торчат в разные стороны, как будто она сама постриглась на скорую руку. Вид у нее изможденный, сломленный.
Во время нашей последней встречи мы сражались на борту корабля, а в ее распоряжении был целый отряд солдат. Она смотрит мне в лицо, и у них с Илай до того похожие глаза, что на секунду я принимаю ее за сестру.
Она такая… земная. Но ведь она ДЕЙСТВИТЕЛЬНО родилась на земле – она, не я.
Передо мной Хейуорд Бойл.
