— Иста, проверь груз.

— Ещё пару минут, — отмахнулась молодая девушка и снова повернулась к Морию.

Рысь нахмурилась. Мальчик был почти ровесником Исты, неплохим работником, судя по его семье и племени, не оставил бы своих детей без помощи... но пока серьёзных отношений допускать нельзя. И тем более — заводить потомство.

Сколько лишних неудобств природа создала в половых отношениях у людей: почти постоянно гормоны играют. То ли дело у йети: большую часть жизни они проводят в стерильном состоянии, и работе или общению не мешают никакие сексуальные мысли.

— Глиста! Дело стоит! — оторвавшись от размышлений и поняв, что «пара минут» уже прошла, вновь позвала Рысь. Она редко, только когда действительно сердилась, пользовалась полным именем, которым «облагодетельствовал» новорождённую девочку приёмный отец. Может, именно поэтому оно действовало безотказно.

Вот и сейчас девушка вздохнула, послала Морию воздушный поцелуй и направилась к лодке. Там, сверившись со списком, вместе с Рысью вернулись на берег за остатками груза.

— Не волнуйся, мы не занимаемся сексом, — не смущаясь того, что парень ещё не ушёл, сказала Иста. — Я ему рассказала, что мне нельзя до шести лет. Он обещал дождаться, — с затаённой гордостью добавила она и горестно закончила: — Другие уже все мамки... а мне уже больше пяти — и ничего. Перестарок.

У свободных молодые считались взрослыми с того момента, как могли обеспечить самих себя и заработать на всё необходимое для жизни — то есть примерно с трёх лет. В этой местности люди созревали быстрее, чем в других, очень рано заводили детей... и так же быстро старели и умирали.

Поставив кувшины, посвящённые проложили между ними мох и закрепили ёмкости плетёными прутьями. Отвязали верёвку, и чуть оттолкнув лодку от берега, забрались в неё, тут же повесив по бортам съёмное ограждение с крупными шипами. Благодаря особому репелленту, крокодилы на людей не нападали, но плавсредства всё равно привлекали их внимание и без защиты часто уходили под воду от тяжести «зайцев».

— Почему тогда ты согласилась участвовать в эксперименте? — спросила Рысь, после того, как посвящённые убедились, что ни сама лодка, ни аутригер теперь не запутаются в растительности.

Иста пожала плечами:

— Это мой долг. Какая нормальная женщина добровольно откажется от материнства? А я и без того могу оказаться бесплодной, так что терять особо нечего. Я же... — девушка не договорила. Впрочем, этого и не требовалось — Рысь уже пожалела, что задела больную тему.

Некоторые люди чуждались Исты, считали, что она выродок. А всё потому, что девушка была первой выжившей из тех детей, которых считали стопроцентными смертниками. За пять поколений все слишком привыкли к факту гибели всех одиночек и одного из двух при рождении пары и теперь принимали это за норму. Поэтому, когда Россу с коллегами удалось наконец добиться того, чтобы отданная матерью на эксперименты девочка выжила — это выбилось из картины мира обычного народа. Исту считали виноватой уже за одно то, что она не умерла. Не все, но среди одиночных свободных очень широко распространилось мнение, что такие дети — выродки.

— Эй! — окликнул посвящённых с трудом обогнавший их по берегу юноша. — Забыл отдать. Лови!

Он бросил в сторону лодки травяную котомку. Иста подняла весло, и одновременно из реки свечкой выпрыгнул крупный крокодил, попытавшись перехватить летящий предмет. Девушка не собиралась уступать, и весло зацепилось за сумку одновременно с челюстями — под двойным рывком травяное плетение не выдержало и разорвалось. Рептилия со своей частью добычи скрылась под водой, а на волнах закачался выпавший из котомки предмет: небольшая вырезанная из дерева статуэтка. Подогнав её к борту, девушка вытащила подарок и встала, подняв его вверх и показывая молодому человеку, что главное уцелело.

— Я тоже тебя люблю! — крикнула она.

Морий уже давно скрылся в лесу, посвящённые подняли небольшой парус, после чего Иста снова взяла отложенную статуэтку. Не идеально, но явно старательно выкрашенная, и краски для покрытия подобраны отлично. Два крокодила, отдыхающие на камне. Стройный, слегка отливающий в бирюзу самец положил голову на шею более крупной и массивной чисто-зелёной самке. Символ любви и верности: всем известно, что у этих рептилий очень крепкие пары и семьи. Заботливые, нежные и всегда готовые прийти на помощь друг другу.

Иста всхлипнула и прижала подарок к груди.

— Он дождётся, — со слезами на глазах прошептала девушка.

Проводив взглядом грузовую лодку, Морий прошёл чуть вверх по течению, туда, где в кустах скрывалось его одноместное судно. В отличие от массивных грузовых лодок, каноэ не оборудовали специальной защитой от крокодилов, предпочитая скорость и манёвренность безопасности. Путь предстоял неблизкий: сначала в Волгоград, а потом вверх по течению.

Только ближе к вечеру показалась пристань на скалистом острове реки. Эта территория закрыта для большинства свободных. Земля принадлежит племенам амазонок и махаонов, а кроме них сюда могут приходить только по специальному разрешению или представители власти — но в экстренных ситуациях. Морий улыбнулся. Ему нравилось своё племя (племя махаонов) и он искренне считал его самым лучшим. Спрыгнув в воду, юноша с удовольствием потянулся, расправляя тело, вытащил лодку на берег и легко взбежал вверх по крутой узкой тропинке между скал. Его путь лежал к хижинам-времянкам, в которых поселялись одинокие амазонки или махаоны, находящиеся в поиске партнёров. Обычно ожидание не затягивалось, но иногда случались исключения. Именно к такому «исключению» и направлялся юноша.

— Здравствуй, Оливия, — поклонился он чистящей рыбу девятилетней старухе.

Женщина пережила своего партнёра уже на три месяца и до сих пор не нашла нового. Желающие-то были, но Оливию не устраивал род их занятий. Женщина была мастером по изготовлению копий и гарпунов, хотела напоследок передать умения если не ученику, то условному мужу (в так называемый «настоящий» брак ни махаоны, ни амазонки не вступали). Но мужчины, чья жизнь уже подходит к концу, давно нашли занятие по душе... да и какой смысл учить того, кто если и переживёт учителя, то совсем ненадолго?

Морий слышал о том, что где-то далеко, за океаном, возраст в девять лет считался только серединой жизни. Но в рассказы верилось с трудом. Достаточно взглянуть на седую, морщинистую женщину с многочисленными шрамами, узловатыми суставами и скрюченной, почти парализованной после серьёзной болезни правой ногой, чтобы понять, что ей осталось немного. Если где-то в других землях старики не погибают, с каждым годом становятся всё слабее, то есть ли смысл в такой жизни?

Передав Оливии несколько купленных в Волгограде лепёшек, юноша сел у очага и, дождавшись одобрительного кивка, заговорил.

— Я жду свою пару.

— Эту вырожденку? — поморщившись, почти сплюнула старуха.

Глисту не любили. Впрочем, и не удивительно: кроме того, что она уклонилась от смерти, девушка набралась привычек от приёмного отца и могла легко испортить отношения почти с любым человеком. По крайней мере, с теми, кто знал её плохо и судил по первому впечатлению, не пытаясь копнуть глубже.

Как бы то ни было, Морий уже привык к такому отношению, поэтому не смутился и не обиделся.

— Да, Глисту, — юноша помолчал, наблюдая за уверенными движениями рук собеседницы: несмотря на больные суставы, мастер ловко владела инструментом. — Не уверен, что она сможет родить. Я хочу детей. Готов воспитывать сыновей и уверен, что моя будущая сможет вырастить достойную дочь.

Оливия окинула молодого человека цепким взглядом.

— Я не против стать оружейником. И помогу тебе в последние месяцы, — уверенно продолжил тот. — А ты подари мне ребёнка... если успеешь.

Старуха ещё раз оценивающе осмотрела юношу и сухо рассмеялась:

— Думаешь, вырожденка поймёт?

— Должна понять, — твёрдо ответил Морий. — Глиста знает, что у неё велика угроза бесплодия.

Женщина усмехнулась.

— Мне в любом случае осталось недолго, и последних детей я поднять уже не успею, — кивнула она. — Эх, была не была, — Оливия ударила по подставленной ладони юноши, скрепляя сделку. — Мои дети будут твоими, — она помолчала и гораздо тише добавила: — Но ты всё-таки поговори с Глистой. Не оставляй вот так, в неизвестности, — пусть даже она тварь редкая.

— Сообщу, как буду в Волгограде, — кивнул молодой человек. — И спасибо тебе.

Морий улыбнулся и обнял партнёршу. И вовсе она не старуха. Женщина в возрасте, побитая жизнью, но вполне годящаяся в подруги и матери. Трезво смотрящая на мир и способная подарить новую жизнь. А что ещё нужно для настоящего мужчины?

— ...По моим наблюдениям, пожилые крокодилы, потерявшие пару, сбиваются в смешанные группы. Однако в двенадцати случаях старые матёрые самки образовывали новые семьи, причём всегда с молодыми, ещё не закончившими основной рост самцами. В девяти случаев эти семьи через небольшой срок становились полигамными: молодой самец, одна самка примерно такого же возраста и вторая — матёрая, потерявшая прошлую пару.

Краем уха слушая доклад недавно вернувшегося от русалок молодого посвящённого, я заполняла дневник и просматривала отчёты. Кроме собственных работ, к настоящему времени приходилось контролировать труд молодёжи. К сожалению, уже несколько раз мы выявили случаи откровенной халтуры, поэтому появилась необходимость проверять, действительно ли работа идёт, или существует только её видимость. Самое обидное: вроде бы непременного успеха не требуем (глупо это в науке), понимающе относимся к неудачам и провалам, к пропаже результатов трудов в результате бедствий... а находятся те, кто пытается жить на средства, выделяемые нашему племени, и при этом ничего не делать. Утешает только то, что пока найдены только два настолько недобросовестных работника — их мы осудили за преступление перед племенем и союзом, приговорив к переходу в разряд недобровольных подопытных. Ещё несколько тех, кто отлынивал, но не в такой степени, послали на год заниматься тяжёлым физическим трудом. У нас его до сих пор много, а работает такая мера наказания очень хорошо, и рецидивов ни разу не было.

— ...К сожалению, крокодилы отличаются устойчивым нежеланием менять основные привычки, в результате для взаимодействия с ними русалкам приходится играть по правилам рептилий, а не диктовать свои. Кроме того, это общественные животные с очень высоким уровнем ответственности в группе и с большой требовательностью к другим членам стаи. По нашим с Морием наблюдениям, подтверждённым рассказами русалок, нарушивший правила крокодил с гарантией становится изгоем, а примерно в трети случаев другие его вообще убивают. Точно такие же законы крокодилы навязывают тем, кто пытается войти с ними в контакт. Так, они охотно откликаются на зов человеческого ребёнка о помощи и защищают его так же активно, как собственного детёныша. Причём, что интересно, животные прекрасно различают некоторые слова, и «помогите» работает почти с той же эффективностью, что и имитация крокодильего детского крика. Однако при этом людям приходится точно так же прибегать на зов любого крокодилёнка или человеческого ребёнка. Если кто-то был в пределах досягаемости, но проигнорировал призыв, и крокодилы это заметили — то к такому человеку начинают проявлять агрессию: нападать, отбирать пищу, могут серьёзно травмировать или убить. Естественно, подобные правила существенно снижают работоспособность племени русалок: ведь на каждый призыв приходится идти всем, даже если хватило бы одного-двух человек.

Наконец последний отчёт проверен. Три сомнительны — надо будет зайти к этим посвящённым и посмотреть, действительно ли идут эксперименты, а то результаты как-то странно выглядят. Внеся в общую таблицу остальных, я отметила ещё троих — для внеплановой проверки. Ничего, справлюсь, не так много времени осталось, скоро приближается мой год. Год моей свободы.

Некоторое время назад мы приняли решение, что после отработки девяти лет посвящённый получает годовой отпуск. Сначала думали обойтись месячным или просто выходными, но быстро поняли, что этого будет недостаточно. Точнее отдохнуть-то за этот срок удастся, а вот заняться тем, к чему душа лежит, а возможности нет — не получится. Когда-то мы считали, что если станет больше рабочих рук — то появится свободное время, но увы, жизнь развеяла это заблуждение. Хотя легче всё-таки стало: в настоящее время во всех племенах союза есть выходные (уже лет десять, как есть) и кратковременные отпуска — без них народ слишком выматывается, и работоспособность сильно падает. Но вот такой, серьёзный, перерыв в работе являлся инициативой Игоря и особенностью только племени посвящённых. Да и то не для всех: ведь обычные люди за всю жизнь девять лет отработать не смогут, в отличие от йети или нулевого поколения. В свободный год отпускник ни к чему не привлекается (кроме как в случае глобальных катастроф), но бездельничать больше недели ещё ни у кого не получилось. Зато удавалось заняться тем, что было отложено на неопределённый срок и до чего никак не доходили руки. Например, Сева, лет пять назад, за отпуск успел посетить все селения, куда пустили, изучить множество разных стройматериалов, а также разработать и испытать несколько моделей водоплавающих средств. Кстати, последние к настоящему времени получили большое распространение, оказавшись намного удобнее обычных лодок. Так что, благодаря годовому «отдыху» инженера, позже появились корабельные мастерские почти на самом берегу океана, а мобильность свободных значительно возросла. Год Светы принёс нам усовершенствованную методику получения паучьего шёлка — до этого его добыча оставалась на низком уровне, а материал получался очень плохого качества. А ещё экономисту удалось настолько улучшить отношения с амазонками и махаонами, что к настоящему времени эти два племени уже ведут переговоры о вступлении в союз. Вероника с Юлей и Ильёй совместили отпуска — благодаря им появилось несколько новых способов сохранения продуктов и вещей от чёрной пыли, да и, в целом, от порчи и гниения. В том числе, именно они разработали так называемый «голубой кисель» — особым образом приготовленную морскую воду с илом, долго не теряющую полезных свойств и позволяющую даже во время чёрной пыли сохранить продукты несколько дней. Через месяц заканчивается год Лили — и мы, наконец, готовы к открытию первого центра по производству неядовитого для людей репеллента из искусственно выкормленных личинок симбиотических насекомых.

— ...Я и мой помощник Морий протестировали найденную позу подчинения, — докладчик поморщился и потёр плечо. — Она хорошо работает, но, к сожалению, лидер стаи всегда подтверждает своё превосходство ударом головы. Я ни разу не видел, чтобы это травмировало других крокодилов, однако люди — не крокодилы, поэтому ушиб, а то и вывих практически гарантирован. Кстати, из наших наблюдений следует, что подставлять лучше всего плечо со стороны спины, вот в такой позе, — юноша сильно наклонил голову и прикрыл её рукой, — иначе вообще зашибить могут.

— Это проверено? — скептически поинтересовался один из слушателей.

— Только однажды. Мне вскользь по голове попало, потом неделю встать не мог — сразу рвало. После этого мы временно свернули испытание позы подчинения.

Сказанное вызвало понимающие улыбки и даже несколько смешков.

— Мы пришли к выводу, что на данной стадии дружить с крокодилами может быть не менее опасно, чем воевать. Хотя нет, всё-таки менее. Так, на чём я закончил?.. Ах да. Ещё мы выявили несколько общественных сигналов...

Я собиралась совместить отпуск с Верой и Маркусом — мы хотели осуществить давнюю мечту и организовать всё-таки экспедицию в горы, а потом, если останется время, заняться другими делами.

Вообще-то, правильнее было бы идти на разведку не со мной, а с Летуньей — на её машине добраться можно намного быстрее и проще, но увы, мы даже не пытались поговорить на эту тему. Владелица воздушного транспортного средства до сих пор помогает с экстренными доставками и при серьёзных бедствиях, однако в другое время и в иных ситуациях ответом на все просьбы и предложения неизменно остаётся твёрдый отказ. В каком-то плане Летунья действует умно — так к ней действительно обращаются очень редко. Зато сама йети иногда вполне может предложить подвезти или передать груз. Естественно, за редким исключением, от её инициативы никто не отказывается. Впрочем, мы не чувствуем себя обязанными. Хотя бы потому, что в любом селении союза Летунья всегда может получить бесплатную еду и ночлег, а также медицинскую помощь — без платы или последующей отработки. Она, как и вавофут удуны (истинно свободные), вполне окупает такие затраты.

Наконец доклад завершился, и я покинула научную поляну. Кстати, молодой человек показал себя с очень хорошей стороны: пусть провёл исследование с серьёзными огрехами, но старался и на критику реагировал достойно. Молодец! Нам очень нужны такие люди.

Годы. Десятки лет. Страшно даже подумать, сколько прошло времени с нашей высадки — если переводить на давно устаревшее и почти забытое Земное исчисление, больше восьмидесяти восьми лет. К сожалению, за этот срок мы добились совсем немногого. Если прогресс и дальше пойдёт такими же темпами, то пройдёт ещё немало десятилетий до хоть сколько-то значительных изменений. Хотя, если посмотреть с другой стороны, то прогресс не так уж и мал, другой вопрос, что живём мы всё ещё как настоящие дикари. Как же нам не хватает рабочих рук! А самое неприятное — в последние два года рост населения практически остановился. Если точнее, то количество взрослых людей немного перешагнуло полутысячный рубеж... и всё. Детей-то много, но вот доживает до трёх лет по-прежнему всего семнадцать из сотни... это если не считать «обречённых», а с ними и вовсе меньше девяти из ста родившихся. Увы, люди до сих пор существуют только благодаря нулевому поколению — их потомки (первое поколение) выживают чаще, чем второе и последующие. Статистика неумолима, и она откровенно показывает, что исчезни нулевое поколение, люди вымрут за пару десятков лет.

А ещё и с йети проблема. Совместно с властями Колыбели мы уже давно добились того, чтобы у моего народа ежегодно появлялось порядка двадцати-тридцати детей. Большая часть из них выживает, да и в целом йети куда более приспособлены к данной местности. Но за последние два года погибла уже треть самых первых детей йети: из той загадочной вспышки размножения после высадки. Йети живут гораздо дольше, чем люди, но теперь уже очевидно, что и наши дети не бессмертны. Впрочем, тридцать с лишним лет — вполне хороший срок. Вот только к настоящему времени йети пришли к равновесию и, если ничего не менять, наша численность расти перестанет... и вовсе не из-за болезней, как у людей. Мы просто достигли своего предела. Если пытаться увеличить рождаемость, то надо серьёзно расширять территорию, ведь каждой фертильной женщине требуется около тысячи квадратных километров. Не потому, что йети такие жадные, просто если две женщины окажутся ближе, то одна из них станет стерильной. А разбегаться тоже не выход: если увеличить территорию, то на всех не хватит врачей, а уже сейчас проблемная доставка лекарств и других необходимых, но скоропортящихся, продуктов станет вовсе нереальной. Поэтому вначале необходимо серьёзно повысить мобильность народа для контактов и срочных доставок, а уже после думать об остальном.

На фоне общей ситуации чрезвычайно важна работа врачей: по детям в целом и обречённым в частности. Тем более, что первые успехи уже есть, хотя и небольшие: одна обречённая девочка — уже взрослая, а ещё двое — подростки. Увы, но мы не в силах поднять всех детей, поэтому большая часть из брошенных и отданных родителями на опыты всё равно погибает. Впрочем, из оставшихся в семьях выживают тоже немногие. Кстати, по предположению Росса с коллегами, такая ситуация складывается, в том числе, из-за постоянной усталости родителей, вызванной беспрерывными родами. Увы, попытки поговорить ни к чему хорошему не привели: народ воспринял идею рожать реже и начинать половую жизнь позже очень негативно. По типу: «и так почти никто не выживает, а вы хотите, чтобы у нас вообще детей не осталось»! Да ещё некоторые активисты старательно разнесли слух, что мы проводим подобную агитацию с какими-то коварными целями. Поэтому пока в эксперименте участвуют только четыре женщины-добровольца. Ну да если идея сработает, то остальное дело времени.

В этот же день, четвёртого июня, я прибыла, чтобы присутствовать при открытии центра по производству репеллента. Торжественного мероприятия устраивать не стали — как-то исторически сложилось, что празднование любого достижения или нововведения у нас принято проводить после первого года работы — естественно, если оно продержится этот год. А пока есть другая, гораздо более важная задача: наладить процесс производства, исправить ошибки, устранить недоработки и недостатки, которые наверняка выявятся после начала работы.

На морском острове, в пещере которого устроен центр, меня встретил Дет.

— Комната для тебя готова, в пятой секции очистки — гниль, последний груз дошёл без осложнений, Лиля — в отделе доращивания, — бодро доложил он и, не дожидаясь ответа, убежал по коридору.

После перевода из разряда недобровольных подопытных в рабы, настроение Дета оставалось приподнятым. Нет, на нём до сих пор ставили эксперименты, но, во-первых, теперь не держали взаперти, а, во-вторых, позволили рукам отрасти. Частичная амнистия. Пока — частичная. Судя по настрою, Дет вполне мог дожить и до полной.

К Лиле я не пошла, вместо этого отправившись к очистительным сооружениям: для личинок фейки (симбиотических насекомых, помогающих феям защищаться от гнуса) морскую воду приходилось тщательно фильтровать — иначе она могла спровоцировать массовую гибель. Да и вообще всё оборудование необходимо дублировать. Причём держать не один запасной вариант, а несколько — иначе ни о каком стабильном производстве и речи быть не может: землетрясение, цунами, микроорганизмы — слишком многое угрожает в любой момент что-нибудь сломать и вывести из строя.

— В чём дело? — поинтересовалась у Исты, ожесточённо очищающей золотые желоба песком с дезинфицирующей смесью.

— Ещё не знаем! — бросила она и отёрла пот со лба. — Рысь проверяет, но по причинам пока пусто.

Кивнув, я присоединилась к обработке секции. К сожалению, причины, вызывающие многие поломки, часто не удавалось определить. Возможно, потом, когда накопится фактический материал, они покажутся банальными и очевидными, а пока — остаётся только ликвидировать последствия.

Посвящённые продолжали держать в руках производство репеллента и некоторых лекарств. С одной стороны, это позволяло нам контролировать ситуацию, а с другой — приходилось выполнять немало тяжёлой физической работы. Впрочем, её избежать не удавалось никому. Слишком мало людей и много задач. Хотя грех жаловаться — сейчас мы успеваем больше, чем двадцать или даже десять лет назад.

После прочистки желобов я заглянула к Рыси и с радостью обняла дочь: мы не виделись уже больше месяца. В последние годы она состарилась и поседела. Жизнь моей первой дочери явно подходила к концу, но она всё ещё сохранила живость характера и твёрдый ум. Да и работу её проверять нет никакой нужны. И без того знаю, что посевы Рысь сделала грамотно, подсчёт микроорганизмов в воде провела, но ответ так и не нашла. Если бы хоть предположение появилось, то сказала бы. Но это дело времени.

Я помогла дочери закончить срочную работу, после чего мы присоединились к остальным за ужином. Сейчас в центре присутствовало двадцать два посвящённых, а в качестве постоянного персонала планировалось оставить семерых и одного раба.

— За то, чтобы у нас всё получилось, — подняла Лиля пиалу травяного отвара, и мы радостно её поддержали.

— Но лучше... — я запнулась, решив, что не стоит поднимать проблемные темы в такой день.

Но дочь поняла меня с полуслова.

— Справимся, — улыбнулась Рысь. — Нам ведь не впервой.

— Если даже это всё, — поддержала её Лиля, указав плошкой на пещеру, — провалится, мы просто начнём заново.

Я кивнула и добавила:

— Вообще-то я не об этом сказать хотела. В упрямстве нашем никаких сомнений нет... — Мне пришлось сделать паузу из-за дружного смеха. Ни для кого, в том числе из молодых, не было секретом, что благородный термин «посвящённые» на самом деле раньше дополнялся шутливым «в упрямство» из-за манеры основателей племени голодать и питаться объедками, но продолжать гнуть свою линию. — Я о будущем думаю. Нас всё ещё мало. И в последние годы население не растёт. Может, это бы и не тревожило, будь свободных хотя бы несколько тысяч, а лучше — десятков тысяч. Но...

— Так, — Рысь прищурилась и посмотрела на меня поверх печёного кальмара. — А ну-ка признавайся: нуль-Игорь опять что-то накопал насчёт других государств?

— Нет, — вздохнула я. — Всё то же, что и раньше. Одичали все, но... но у нас человеческое население меньше, чем у остальных. У всех, кого можно считать выжившими.

— Ну, значит, всё-таки не меньше, чем у всех, — оптимистично заметил пожилой посвящённый, подкладывая добавку супа. Подумал и добавил: — А вообще это ваши, нулевые проблемы. Наше дело — прожить свои годы достойно, оставить детей и хоть что-то для них — мы же не бессмертны. Так что нечего тут нас своими делами грузить.

Несколько человек и пара йети согласно кивнули. Спорить я не стала, предпочтя перевести разговор на другую тему.

Гораздо позже, уже на закате, я вышла наружу. Океан сегодня неспокойный, волны то и дело атакуют скалистый берег, а пена на гребнях отливает пурпуром в лучах заката.

— Я понимаю, о чём ты говорила. — Лиля села рядом, тоже глядя на воду. — Мы до сих пор не можем добиться равновесия. До сих пор не можем с уверенностью сказать, что свободные выживут.

Мы помолчали. Пусть гибель нулевого поколения мала, но она всё равно есть. Когда-нибудь нас не станет... и, если ситуация не изменится, люди будут обречены.

— Зато если нас кто-то попытается захватить, то сильно об этом пожалеет, — оптимистично заявила Лиля.

Я хмыкнула. Этот вопрос мы рассматривали несколько месяцев назад и пришли к однозначным выводам. Нам надо будет всего лишь подождать: болезни, гнус и агрессивная природа легко справится с захватчиками. Но если бы только с ними...

— Мы всё ещё карабкаемся... и я всё-таки надеюсь, что выкарабкаемся, — я посмотрела в небо: на ночь гигантские насекомые стремились подняться повыше и образовывали парящие живые облака. — Просто иногда устаю от этой гонки. Вроде бы и не старею, а всё равно устаю.

— Я тоже, — кивнула экономист. — Думаю, как и остальные нулевики... и не только они.

Подобрав камушек, она с силой запустила его в воду.

— Тебя не было на моём докладе месяц назад. Ты его хоть читала?

— Нет, — призналась я. — Времени не хватило, да и что мне делать в экономике?

— Почитай, — серьёзно посоветовала Лиля. — После того, как свободные начали осваивать острова, когда мы поняли, что выход всё-таки есть и у нас имеется реальная возможность уйти жить в другие земли, мы со Светой и Игорем всесторонне рассмотрели этот вариант. Увы, карабкаться здесь — единственное решение, которое может позволить нам занять нормальное место в системе государств.

— Почему? — удивилась я. — У нас вполне хорошо поставлена наука и медицина, образование и производство... на мой взгляд, в более мягких условиях мы смогли бы выдержать конкуренцию.

— Ты ошибаешься, — Лиля твёрдо посмотрела мне в глаза. — Да, у нас есть многое... но нас самих мало. Это раз. Переехав в другие места, мы будем куда меньшей силой, чем конкуренты. К тому же, там, — собеседница неопределённо махнула рукой на горизонт, — союз племён не сможет контролировать остальных свободных. Для сохранения порядка внутри союза придётся серьёзно усиливать сатанистов. Больше сил пойдёт на добычу пропитания. Там меньше или вовсе отсутствуют привычные нам ресурсы. Мы не сможем жить такими группами, как живём сейчас — иначе начнётся голод. Если начнём кочевать — потеряем наработки: многие из них слишком громоздки, чтобы перевозить их с места на место. В итоге проиграем и сильно отстанем в развитии от остальных. В случае же, если встретим другое жизнеспособное государство, то придётся вливаться в него на его условиях — свои мы отстоять не сможем. Поэтому единственный нормальный выход — это продолжать свой путь здесь. Здесь у нас есть фора перед остальными из-за обилия ресурсов и знакомой нам, но непривычной им специфической природы. Здесь у нас есть неплохие шансы. Несмотря ни на что. — Экономист горько усмехнулась: — Мы или станем сильным государством, или погибнем — иное в этой местности почти нереально. В общем, почитай, я там обширные выкладки сделала.

— Почитаю, — пообещала я и улыбнулась: — Выходит, даже теперь, когда мы смогли бы уйти, выхода-то по сути всё равно нет. Может, так и лучше.

Мы снова посмотрели на волны. Не знаю, о чём размышляла подруга, но я очень надеялась, что нам удастся решить проблему с гибелью детей. И не только их. Люди живут слишком мало — лишь в единичных случаях больше десяти лет. А ведь в других местах даже с учётом того, что медицина там на гораздо худшем уровне, нередко до двадцати дотягивают.

С другой стороны, что такое тридцать лет в рамках истории цивилизации? Капля. Мы ещё только в начале большого пути. А значит: ещё всё впереди. И надо приложить все силы, чтобы это «впереди» когда-нибудь наступило.

Июнь тридцать третьего года ознаменовался важнейшим историческим событием — открытием первого комплекса по изготовлению репеллента. Данный проект вызвал очень значительные трудозатраты всего Союза Свободных: на него ушла немалая часть бюджета, из-за чего пришлось отложить финансирование нескольких других крупных предприятий. Кроме того, в первые два с половиной года своего существования репеллентный комплекс не окупал даже средства на поддержание его работоспособности, принося серьёзные убытки и оттягивая на себя много сил и материалов. В связи с этим состоялось несколько крупных совещаний (как у посвящённых, так и у общего правительства) на которых решался вопрос, стоит ли продолжать развивать данное направление. Но, несмотря на сомнения и глобальные затраты, от идеи решили не отказываться. Ведь мало того, что данная технология позволила скачком увеличить срок хранения репеллентных средств, она также практически полностью ликвидировала негативные последствия от их применения. К тому же, в конце первого года после открытия комплекса появилась обнадёживающая статистика: благодаря отсутствию раздражения от мази, кожный покров теперь лучше защищал людей от инфекций и некоторые болезни стали встречаться значительно реже.

Некоторые экономисты и историки выказывают удивление по поводу того, что на стандартную суточную дозу репеллента цена осталась прежней — казалось бы логично повысить её за мазь лучшего качества, да и убыточность комплекса при таком подходе уменьшится или исчезнет вовсе. Судя по документам, такие мысли возникали не только у наших таров: пару раз подобная инициатива выдвигалась на рассмотрение, но была твёрдо отклонена большинством голосов, а после второго раза общее правительство и вовсе наложило вето на рассмотрение данного вопроса. Ведь именно репеллент у Союза Свободных играл роль стоимостного эквивалента, и изменение его цены могло серьёзно подорвать экономику, вызвать сильную инфляцию и сделать жизненно-необходимое средство труднодоступным для простого народа.

Кстати, скептикам рекомендуется ознакомиться с трудами экономистов, серьёзно изучающих особенности Союза Свободных. По их мнению, несмотря на то, что вышеуказанное решение вызвало немало споров, именно оно помогло сохранить оригинальное экономическое взаимодействие у свободных. Совокупность постоянной необходимости в репелленте и фиксированная цена, при том, что аристократия в случае недовольства могла создать резкий дефицит данного продукта, позволяло правительству регулировать цены на другие товары. В том числе, очень показательным средством контроля специалисты считают следующее: при обычных обстоятельствах союз племён охотно соглашался брать плату за репеллент деньгами или товарами, однако, если считал цены неадекватными, мог отказаться и заставить отрабатывать за мазь определённое фиксированное время. Причём, если отрабатывать друг за друга по очереди в определённых пределах позволялось, то постоянное замещение или замещение за деньги строго и жёстко пресекалось. Вплоть до того, что нанявшему и работнику прекращали продавать репеллент, и любой, передавший или продавший им необходимое средство, сам попадал в «красный» список. Одновременно у любого свободного было право выбрать отработку, если он считал предлагаемую за товар цену заниженной, да и просто по желанию. Этот способ позволил Союзу Свободных наладить качественную обратную связь между правящей верхушкой и остальным народом. И во многих документах отмечается, что, несмотря на отдельные возмущения, в целом народ поддерживал данную инициативу аристократии.