75

Бог исторгся из шахтной воронки, из астроблемы, и устремился в клубящиеся облака. Человек-без-имени воздел глаза к небесам, страшась хоть на миг упустить его из виду. Колоссальный, взмывший космической ракетой, бог разрубил пейзаж надвое. Пришел неистовым смерчем. Он разматывался, тянулся, он блестел в метели антрацитовым столбом. Сначала он был бьющим светом, если представить себе черный свет, потом зримым газовым напором, потом жидкостью, свирепым фонтаном, плещущей вверх нефтяной рекой. Выше и выше взлетала это опрокинутая река, поток ширился, выходил из условных берегов, заполнял пространство. И уплотнялся, постепенно загустевал, твердел. Зловещая туша покачивалась, застя горизонт. Узкая в основании и утолщающаяся к вершине. По черному стволу струилась гуталиновая смола, туша, гладкая и скользкая, словно принадлежала к растительному миру. Она блестела от смазки, в блеске ее было столько эротизма, что у человека-без-имени — у каждого человека-без-имени здесь — к половым органам прилила кровь. Член заныл от мощнейшей эрекции. Он судорожно вырвал его из джинсов и стал мастурбировать.

А бог рос, взвивался, казалось, он будет тянуться, пока не оплетет земной шар, через континенты и океаны, кедровые стоянки Алтая и пастбища Шотландии, экваториальные джунгли и солончаковые пустыни, шельфы, озера, моря.

Сначала человек-без-имени решил, что бог вышел из серого озера, но теперь, двигая рукой по напряженному члену, сдирая в кровь кожицу, он понял, что основание бога-колонны вырастает из спины святого старца, что все это гигантское чудовищное безупречное тело проклюнулось между его лопаток и до сих пор связано с ним пуповиной.

Что-то подсказало человеку-без-имени, что десятки поколений святого старца растили бога в своих генах, подкармливая его частичками болезней, и что плоть эта, плоть прародителя шев, сама состоит из скверны людских болячек.

Снег падал на головку, сочащуюся смазкой. Рядом мастурбировали другие безымянные, колотились в едином экстазе.

В облаках разверзлась пасть бога, прожорливый рот, набитый двухметровыми зубами-пластинами.

Эта гидра была грядущим. Этот изумительный червь, черный угорь с мордой зубатки был самым красивым созданием, которого видели люди.

Раздувались трубковидные ноздри, искаженные очертания менялись, глаза пялились на паству, то были выпуклые и немигающие глаза трупа.

Совершенство бога, его лишенная изъянов сущность сводили с ума, заставляли хохотать и плакать одновременно; ствол излучал всепоглощающую волю. Извивающиеся движения угреобразного существа были тревожно чувственными.

Бог накренился, и из глотки вырвался лающий звук, пробирающий до костей, истошное верещание, от которого отпрянули даже снежинки.

В царапинах на члене человека-без-имени набухала кровь, он глядел, как бог склоняется к холму, все шире открывая пасть.