20
Андрей носился по двору как умалишенный, ухал совой и хлопал себя по коленям ладонями. Потом кинулся к опешившей Нике, схватил за плечи.
— Я видел! — сказал он дрожащим голосом. — Видел призрака, как вижу сейчас тебя!
— Ну и ну! — произнесла девушка. — Ты улыбаешься, Ермаков?
Он потрогал свое лицо, кривую идиотскую усмешку.
— Кажется, да. Ничего не могу поделать. Это сильнее меня.
Ника покосилась на окна своего дома.
— Она там?
— Да. Сидит на кровати.
— Анна Николь Смит?
— Собственной персоной. И кто-то второй в шкафу. Я полагаю, Эдди.
— Эдди? — приподняла она бровь.
— Ага, — радостно оповестил Андрей, — маскот группы «Iron Maiden».
— Тот скелет со старого постера? С топориком?
— Уверен, что да.
— А маскота группы «Ария» ты не заметил?
Он расхохотался так громко, что за забором залаяли цепные собаки.
— Ты шутишь, это хорошо.
— А ты ведешь себя как псих.
— Имею право. — Он утер рот. Чудилось, что глаза вот-вот вылезут из орбит и шлепнутся на подъездную дорожку. — Я видел голую Анну Николь Смит. Картинка так себе.
— Ого. Мне она только личико демонстрировала. Хватило на всю жизнь.
— Она что-нибудь говорила?
— Нет. Просто пялилась. А тебе?
Андрей привалился к стене, но вспомнил, что внутри, за кирпичной прослойкой, хоронится осклизлая полусгнившая тварь.
— Хочешь, пойдем ко мне? — предложил он. — У меня есть виски.
— Спрашиваешь, — выпалила Ника. — Я не переступлю порог этого дома под ружейным дулом.
Она заперла дверь, вытягивая при этом руку с ключами так, точно кормила тигра. И обладатели общей тайны, друзья детства, пошли по тропинке. Улыбочка намертво прикрепилась к губам Андрея, но паника улеглась, сменившись одышкой, которую испытывают люди, спускаясь с подмостков особенно крутых американских горок. Адреналин гулял в крови. В голове буйствовал карнавал призраков, и уфолог Амроскин самодовольно кричал: «А ты не верил мне!»
— Слушай, — остановилась Ника на полпути, — в твоем доме тоже водятся привидения.
— По крайней мере мои не показываются на всеобщее обозрение.
— Ладно, — вздохнула она.
В ветеранской беседке дребезжала расстроенная гитара, женский голос заунывно исполнял песню Высоцкого:
Не космос — метры грунта надо мной,
И в шахте не до праздничных процессий,
Но мы владеем тоже внеземной —
И самою земною из профессий!
Метры грунта превращались в толщу могильного чернозема, праздничные процессии в полуночный шабаш. Подруга Солидола, ничего не подозревающая про истинное положение вещей, про дохлых голливудских звезд и хрустящих привидений, пела надрывно:
Любой из нас — ну чем не чародей?
Из преисподней наверх уголь мечем.
Мы топливо отнимем у чертей —
Свои котлы топить им будет нечем!
— Может, это все-таки групповая галлюцинация? — спросила Ника, снимая в прихожей куртку.
— Да нет, тут что-то позаковыристей.
Андрей чиркнул сообщение Хитрову: «Перезвони, если не спишь». Принес из кухни початую бутылку виски и чашки. Ника сдвинула простыни, села на диван. Затуманенным взором обвела комнату. До конца не осознавая, что произошло, она кусала губы и словно мысленно спорила с собой.
— Слишком много для одного человека, — сказала она.
— Ты не одна. Нас таких аж трое.
— То есть это правда привидение? Потустороннее существо, как из твоих передач? Почему Анна Николь Смит, а не Памела Андерсон?
— Потому что в твоем туалете висели именно эти плакаты. Я прекрасно их помню. Анна Николь и обложка айрон-мейденовского альбома.
— Я их видела вчера утром. Плакаты. Мама давно их убрала, но вчера они снова появились на стене. Потому я выбежала из дома и встретила тебя.
— Почему ты не рассказала? — удивился Андрей. — Когда мы обсуждали призраков?
— Я думала, это другое. Последствие… кхм… приема лекарств. Через час они пропали.
Ника смущенно потупилась.
— Плакаты, — поцокал языком Андрей, — они выглядели так же, как и раньше?
— Не совсем. Они были страшнее.
— Мертвая Анна Николь?
— Да. — Ника помассировала веки. — Блин, мы сейчас говорим об Анне Николь Смит. У меня мозг вскипает.
— У меня тоже, — усмехнулся Андрей. — Но, черт подери, мы разберемся во всем этом, даю слово.
Завибрировал телефон.
— Это Хитров, — пояснил Андрей, принимая звонок: — Не разбудил?
— Что-то связанное с… призраками? — спросил взволнованный друг.
— Боюсь, что да. Со мной здесь Ника Ковач. У нее дома творится та же чертовщина. Нечто… в разы гротескнее.
Было слышно, как Хитров, отодвинув трубку, о чем-то говорит с женой.
— Это подождет до утра, — вставил Андрей.
— Я приеду, — сказал Хитров.
— Спасибо. — Андрей спрятал телефон и повернулся к Нике. В светло-голубых джинсах и линялой футболке она смотрелась не менее эффектно, чем в вечернем платье. Эти вьющиеся локоны, выразительные глаза… Получи он возможность выбирать девушку, которую придется спасать от нечисти, выбрал бы Ковач, не раздумывая.
— Бред какой-то, — сказала Ника, — ладно, змеи, полтергейст. Но какое отношение к Варшавцево имеет звезда «Плейбоя»?
— Есть у меня теория. Шаткая, но надо проговорить ее вслух.
Они пили согревающий алкоголь и делились впечатлениями. Как парочка, поочередно посетившая аттракцион. В половине двенадцатого пиликнул дверной звонок. Третий участник шоу, третий сумасшедший, присоединился к компании.
— Привет, Ковач. Ты… красивая.
Ника устало хмыкнула.
— Ну, для человека, удиравшего от Анны Николь Смит…
— От кого? — заморгал Хитров.
— Садись. — велел Андрей. — Такие истории лучше слушать сидя. Виски будешь?
— Я за рулем.
От чая он тоже отказался. Ерзал на стуле нетерпеливо, и они утолили его любопытство. Сперва Ника, а за ней и Андрей поведали Хитрову о девице в спальне и том, что оба безошибочно опознали покойную плеймейт. Андрей описал в деталях, как отодвигалась дверца шкафа-купе, как из недр вещал загробный голос.
— Эдди? — прошептал Хитров. — Ты серьезно?
— Абсолютно.
Хитров обхватил голову руками и тихонько завыл.
— Нам пора в дурдом, ребзя.
— Моя редакторша была бы в восторге от такого материала. Сиськи мертвой Анны Николь крупным планом! Жаль, соски пришлось бы заретушировать. Мы же выходим в прайм-тайм, и дети еще не спят. Но вот Эдди она бы поменяла на более известного широким массам персонажа.
Хитров впился в Андрея пытливым взглядом.
— Вы… вы меня не разыгрываете?
— А ты нас? — вспылил Андрей.
— До моего дома семь минут ходьбы, — сказала Ника. — Пойди и убедись сам.
— Простите, — проговорил Хитров. — Пора бы привыкнуть к этой дичи. Днем я навещал свою квартиру. Внутри все было нормально, никаких змей. Но в подъезде меня нагнала соседка. Я уже закрыл дверь и собирался уходить. Тетя Женя кричала, что по ночам ей мешают спать топот и игра на барабанах. И что раздается этот шум из моего жилья. Говорит, позвонила мне на домашний телефон, и в трубку шипели. А когда она ушла, я услышал стук погремушки за закрытыми дверями, и дверная ручка задвигалась. Мне показали: мы на месте, никуда не делись.
Ника попросила бумагу и ручку. Поделила альбомный лист на две части и нацарапала в левой колонке три фамилии. В правую колонку, напротив «Ковач», она внесла:
«он поворачивает пятый ключ» (кто?) — а. н. с.
«пятый ключ» — э.
— Напомни, что дословно сказала твоя дочь, — попросила она.
Хитров напомнил. Ника пустила по кругу лист, на котором теперь возникла странноватая таблица:
Ковач «он поворачивает пятый ключ» (кто?) –
а. н. с.
«пятый ключ» — э.
Ермаков «ли-ли-я» — коллаж из кассетных обложек.
Хитров «белая лилия черной зимы» — юла чужим голосом.
— Ерунда какая-то, — сказал Хитров. — У нас с Ермаком — «лилия», а у тебя — «ключ». И какой-то мужчина — «он», тот, кто ключ поворачивает.
— Выкладывай свою теорию, — обратилась Ника к Андрею.
