– А вот тебе бонус, – неторопливо рассказывал отставной сыщик Ермоленко. – Мэр Гаврилюк, значит, через своего зятя-придурка организовал строительно-ремонтную фирму. То-сё, пятое-десятое, а занимаются, значится, городскими дорогами. Кладут асфальт тоненько, бережно, так, что каждую весну его смывает вместе со снегом. А они заново кладут, за счет бюджета, конечно. Представляешь, какие бабки загребают на этом деле? Как тебе такое?

Бабай неопределенно мотнул головой – не слишком. Америки Гаврилюк не открыл, все знают, дорожное строительство и ремонтные работы – любимая кормушка региональных властей, начиная от губернаторов.

Отставник понял правильно. Кивнул – не надо так не надо. Взялся за бутылку, снова разлил по рюмкам. Приглашающе повел глазами:

– Ну, будем живы…

– И тебе не кашлять…

Выпили. Местную водку Бабай брать не стал – неизвестно, в каком подвале ее бодяжат, принес с собой две бутылки любимого коньяка, самому же пить. Хозяин оценил. Тусклый взгляд алкоголика разгорелся, сетка венозных прожилок ярче проступила на щеках и картошке носа.

– Хороша, отрава! – Опер смачно причмокнул и покрутил головой. – И закусывать не надо, значится. Сама ложится.

– Поляки выпивку вообще не закусывают.

– То – поляки. У них все не по-русски, – глубокомысленно рассудил Ермоленко.

Пьющий, но головы не теряет, как сказал Груздь, земля ему, наверное, уже пухом. Правильно сказал. Рожа мятая, полуседая щетина клоками, в доме срач одинокого гуляй-поля, а глаза острые, цепляются, как крючки, отметил Бабай. Мент. С работы уже выкинули, теперь это у него хобби – подсобрать материалец на всех и каждого.

– Ты, дядя, кончай свою рекламную кампанию – бонусы, акции. Есть материал по убийству Закраевских – неси, нет – разошлись бортами, как корабли в море.

– А ты поляк, что ли?

– Хренак! – начал закипать Бабай. Уже бутылка кончается, а этот все виляет, как шлюха задницей. – С какого еще..?

– Не по-русски делаешь. Можа, у поляков сначала товар берут, а деньги после. Это в кредит, значится. У нас, у русаков, сперва заплати, потом пользуйся. У нас – так. – Старый хрен хитро прищурился, еще сильнее обозначив борозды морщин. Ухмыльнулся, показывая черные дыры между редко уцелевших зубов.

Больше половины небось не хватает. Видок, конечно, бомжовый. Некогда ему, видишь ли, помыться, побриться, зубы вставить. Дело у него срочное – пить горькую по-черному. А потом бабы жалуются – куда нормальные мужики деваются…

Бабай знал – бывший сыщик еще не такой уж старый, ему самому ровесник. Уволили из ментуры, и посыпался в хлам.

В этом городке сплошь придурки, пора бы привыкнуть. Он вспомнил, что заранее обещал себе не раздражаться, вообще, слишком стал раздражительным последнее время. Хоть сам себя кусай. Аспирант Антоша Бабайцев, помнится, был веселый, улыбчивый, девицам нравился – так и млели…

Хватит, пора за дело! Бабай улыбнулся как можно более натурально, картинно всплеснул руками:

– О чем речь, уважаемый? Денег хочешь? Ананасы в шампанском и валенки с подогревом? Сейчас нарисуем! – забалагурил он. Порылся в борсетке, вытащил пачку стодолларовых купюр в банковской упаковке, лихо шлепнул ею по липкой клеенке в грязно-розовую клетку. Сверху припечатал еще одной такой пачкой:

– Так по-русски будет?

Острые глазки расширились, замигали взволнованно. Стало ясно, что национальный вопрос решен положительно.

Сыщик неопределенно повел рукой, зябко передернул плечами, потом решился – взял пачку, перелистал, выдернул наугад пару купюр, помял и проверил на свет. То же самое сделал со второй пачкой.

Мент есть мент, фиг обманешь, думал Бабай, наблюдая за его манипуляциями.

– Где документы, дядя?

– Будут, значится, теперь будут. Теперь – это разговор… Ты, человек дорогой, здесь посиди. Я сейчас, я скоро…

Опер направился было к двери, спохватился, вернулся. Скользнул хитрым взглядом, сгреб деньги со стола, забрал с собой. Вышел.

Мент. Слишком сообразительный, точно надо убирать под землю, подумал Бабай. Снял со стола пустую бутылку. Усмехнулся – к покойнику, примета сбывается. Распечатал вторую, налил себе. Он, при его массе, мог пить много без особых последствий, всегда имел крепкую голову. Но этот раза в два меньше, если не в три, а спиртное жрет – караул. Ох, народ…

Он выпил. Закурил, брезгливо оглядывая стол с грязными тарелками, мутными стаканами, пустыми консервными банками, окурками, раздавленными где попало. На стенах лохматились старые бумажные обои цвета тоски болотной, облупившиеся доски пола затоптаны грязью, газово-нагревательный котел в углу нехорошо шкворчит и припахивает утечкой.

Вот и служи, как пес, сдохнешь потом как собака… Может, оперу взрыв газа организовать? – пришло в голову. Хороший вариант. Газовое оборудование старое, времен надежды на коммунизм, почти антиквариат. Надо с Лехой перетереть…

Сыщик вернулся минут через десять. Принес толстую бумажную папку. Денег при нем уже не было. Где-то недалеко прячет, значится. Надо учесть… Не в деньгах дело, не жалко, вопросы лишние не нужны потом – откуда такая сумма у безработного алкоголика, за что, от кого.

Папку Бабай листал вдумчиво и обстоятельно. Впрочем, сразу увидел – оно. То, что нужно. Алаверды, Север Семенович, с этими материальчиками… Бабаю стало весело. И страшно одновременно, как всегда при мыслях о Закраевском. Опутал черт разноглазый непонятками. Ничего, теперь побарахтаемся…

– Вот из-за этой папочки меня и поперли со службы, – рассказал хозяин, наливая. – Отблагодарили пинком под зад, значится. Сунулся выше головы, попал у начальства в черный список, ну а дальше… Под первую же чистку рядов меня и списали… – Он хищно выдохнул и залпом залил мрачные воспоминания. – Ничего, человек дорогой, потому и отдаю тебе, хочу сказать – можа, отольется товарищу Закраевскому…

Бабай кивнул, не отрываясь от документов. Занятый чтением, он какое-то время не слушал болтовню опера. А тот уже всерьез взялся обмывать сделку. Дул коньяк в одну харю и общительно рассказывал сам себе, не слишком оглядываясь на собеседника. Его все-таки повело от крепкого. Начал пьянеть на глазах, быстро и бурно:

– …что непонятно. Приехали четверо москвичей на синей «вольво», а их цоп, и к себе. Потом, смотрю, машина уже на платной стоянке, на Адмирала Макарова. Пустая, значится. Стоит и стоит. А где эти четверо? Где приезжие, спрашивается?

Это Бабай услышал. Вник и заинтересовался:

– Да, где они?

– У них. У язычников. Есть тут у нас такие – язычники. Ох, и язычники же… – с хмельной медлительностью рассказывал сыщик.

– И что? Знаешь, где их искать?

– Я-то знаю. Можа, я один и знаю. В лесу они. Далеко. Или – не очень далеко… Капище там у них. Говорят – капище… Обстроились в лесу, как у себя дома, собираются, пенькам молятся… Ловко так спрятались, но я знаю… – он начал ощутимо запинаться в словах и повторять фразы.

Так! А вот это уже нужная тема… Бабай захлопнул папку.

– Планчик набросаешь, как проехать?

– Набросать можно. Это я бы запросто набросал. Я знаю… Тока, человек дорогой, не в Польше живем, сам понимаешь.

– А бонус как же?

– Все! Нету бонусов, обосрались. – Хозяин лихо вскинулся, замахал руками и чуть не упал со стула. – Фирма лопнула, свет погас… Только я знаю… Никто, кроме меня, можа, а я – знаю…

– Ну ты жук, дядя! – усмехнулся Бабай.

Под нетрезвым, но все таким же острым взглядом опера он снова открыл борсетку, нашарил в бумажнике пятитысячную купюру, бросил на стол. Подумал, добавил еще одну.

Сыщик поднялся так резко, что его сильно качнуло вбок и ударило спиной о стену. Еще один клок болотных обоев надорвался и уныло повис оборванным краем. Мимо денег, однако, пьяный не промахнулся. Схватил купюры одним движением, сжал в кулаке, как знамя, икнул довольно. Ясно – доллары еще надо менять, а тут деревянные, прямой светлый путь в магазин и дальше, к белым вершинам горячки.

– Сейчас, сейчас… Будет…

Этот знаток-что-где-кто убежал в комнату, шарахаясь об углы. Долго чем-то гремел. Судя по звукам, яростно рушил мебель. Бабай представил: сейчас вернется, как былинный Жук-Древоточец, – руки по локоть в опилках, в зубах откушенная ножка стула. Но отставной сыщик всего лишь принес лист бумаги и ручку. Заплетаясь языком, хотя вполне понятно объяснил, как ехать, как потом дойти, набросал план, отметил значимые ориентиры. Снова обнялся с бутылкой.

Пусть развлекается! – ухмыльнулся Бабай. Еще одно дело срослось неожиданно – нашли наследника со товарищи. А что знатокам долго жить противопоказано – договорено и подписано…

Распрощавшись, уже открывая дверь, он оглянулся:

– Чтоб ты знал, дядя – а я ведь поляк! Как есть поляк, пан природный. И фамилия моя – Вошебойский! Пан Вошебойский, чтоб ты знал!

Обрадовавшись собственной выходке, с удовольствием посмотрев на вытаращенные глазки опера и зависшую руку с рюмкой, он по-молодому сбежал с крыльца и бодро зашагал к калитке.