Маяковский ждал развязки: приключение затягивалось. Хоть кому расскажи — не поверят, что полночи провёл в княжеском дворце, где прямо в кабинете из белого мрамора сделан бассейн. Не поверят, что их с Лилей угощали икрой и редким вином. А если добавить ещё и то, что он увёл из гаража личный лимузин императора, объехал полгорода, сшиб князя Юсупова и под угрозой револьвера был задержан великим князем Дмитрием Павловичем — не поверят тем более… ну и пусть, зато рассказ выйдет знатный!

Жгучая марсала разогрела, истомой разлилась по телу. Выкрутимся, подумал Маяковский. Ничего они нам не сделают.

— Помогите мне, — распорядился Рейнер, когда они спустились в подвал.

Шедший последним Сухотин подтолкнул Маяковского к стене, возле которой холмилась плотная синяя ткань. Рядом стоял иностранец, который первым стерёг их с Лилей. Остальные — великий князь Дмитрий Павлович, Пуришкевич и князь Юсупов — молча курили в глубине комнаты.

Рейнер приподнял край лежавшей на полу ткани — и вдруг резко, словно фокусник, сдёрнул её в сторону.

Лиля не потеряла сознания. Только широко распахнула глаза — лобик её сморщился, как стиральная доска, до самых корней волос, — шагнула в сторону и опустилась в кресло.

Хуже пришлось Маяковскому. Глядя на распростёртого окровавленного бородача, он почувствовал, как ком подкатывает к горлу. Володю бросило в пот, колени обмякли, перед глазами всё поплыло…

— Ну-ну-ну, — сказал Келл, — будьте молодцом, держитесь! Дама смотрит.

— Помогите его завернуть, — повторил Рейнер. — Пол зальёт кровью, не ототрёшь потом.

Сухотин начал аккуратно расстилать на полу сложенную вдвое ткань, оказавшуюся шторой с нашитыми вдоль кромки деревянными кольцами.

— Ну? — Рейнер нетерпеливо глянул на парализованного ужасом Маяковского.

Тот, как в тумане, взял труп за ноги. Британец подхватил под плечи и попытался разогнуться. Рука не удержала скользкий шёлк рубашки, мертвец вывернулся и брякнулся затылком о гранитную плиту.

Снова накатила тошнота, и Маяковского словно обожгло собственными строками, совсем недавно брошенными со сцены Дмитрию Павловичу и Юсупову.

Господи, да разве же мог он себе представить…

Пальцы судорожно сжались на распутинских сапогах. Рейнер снова подхватил убитого за плечи, и они перенесли его на шубу, которую Сухотин бросил поверх шторы.

Келл ещё до прихода Маяковского с Лилей в деталях объяснил каждому его задачу. Дело шло к утру, и времени оставалось всё меньше.

Юсупов подошёл к тому месту, где только что лежал труп.

— Сволочь, — сказал он. — Что теперь с этим делать?

— Да, проблема, — согласился Келл.

Немного крови всё же натекло из ран Распутина на пол. Пятна в мрачном освещении подвала смотрелись чёрными.

— Сволочь, — процедил Феликс и вдруг с разворота ударил мертвеца в бок носком сапога.

Такой звук бывает, когда мясник рубит мясо. Глухой животный звук. Тело колыхнулось.

— Сволочь! — крикнул князь. Он ударил Распутина ногой — ещё раз, ещё. В поднятой руке мелькнула гантель, с которой князь никак не мог расстаться. От удара в висок окровавленная голова мотнулась и неестественно вывернулась, правый глаз выскочил из орбиты. А Феликс бил и бил обрезиненной металлической чушкой куда ни попадя. Хрустели кости, цокнул по полу отколотый зуб. Густеющая кровь покойника брызгала в стороны…

…а жилы Юсупова разрывала бешеная кровь ногайских князей. Это ему пророкотал на днях в «Привале» провидец-Маяковский:

Безумие накатило внезапно. Первым опомнился Рейнер, бросился к Юсупову и повалил его на пол. Прижал, держа за руки, и что-то горячо зашептал по-английски Феликсу на ухо.

Маяковского вырвало. Он стоял, серый лицом, и держался рукой за стену. Пуришкевич прижимал обе руки к сердцу и хватал ртом воздух. Лиля вжалась в кресло.

Келл придирчиво оглядел свой костюм — не осталось ли брызг.

— Надо, чёрт возьми, всё это заканчивать, — с трудом сдерживаясь, негромко произнёс он и приказал Лиле: — Будьте любезны, возьмите со стола салфетки и бутылку портвейна принесите. Побыстрее! А вы, джентльмены… Я прошу, за дело!

Дмитрий Павлович надел шубу, Сухотин — шофёрскую доху, в которой приехал Келл. Вдвоём они вышли во двор и осмотрели императорский Delaunay-Belleville. Автомобиль лишь вскользь ударился колесом о поребрик — на кузове не осталось даже царапин.

В это время Лиля, как под гипнозом, смачивала салфетки красным портвейном и безропотно драила пол, смывая кровавые потёки. Келл рассудил так: совсем убрать кровь не удастся, но от пятен вина отличить их будет трудно. И даже если полиция приведёт сюда собаку, коллекционный букет собьёт ищейку со следа. Здесь веселилась компания крепко выпивших мужчин. Вели себя неопрятно — бывает! На всякий случай Келл ещё накрошил на гранит сигарного табака.

Рейнер, усадив Юсупова на диван, командовал Маяковским, который сперва одевал изувеченный труп в шубу, потом заворачивал в штору. Пуришкевич принёс из багажника своего автомобиля верёвки, дальновидно припасённые Келлом.

Дмитрий Павлович остался курить во дворе. Сухотин спустился в подвал и скоро вернулся: вместе с Рейнером и Маяковским они вынесли тело Распутина — в синем коконе, наспех перевязанном верёвками, — и уложили на дно царского автомобиля.

Следом вышел Юсупов, которого вёл под руку Пуришкевич. Одеть дрожащего князя оказалось едва ли не труднее, чем Распутина.

Прихрамывая на повреждённую ногу, Феликс забрался в мотор Пуришкевича. Рядом устроился Рейнер в шубе, похожей на распутинскую, и в его бобровой шапке. За руль сел Сухотин, одетый шофёром. Надо было не оставить у наблюдателей сомнений в том, что Распутин как приехал с князем, так и уехал с ним вместе из дворца.

Келл жёстко определил маршрут Сухотину. Двигаться по набережной Мойки, свернуть на Гороховую и через Звенигородскую попасть на Обводный канал — там на пустынной набережной слежка невозможна, скрыться негде. Высадить пассажиров и мчаться по Обводному к Варшавскому вокзалу. Затем сдать автомобиль и сообщить охране санитарного поезда: Владимир Митрофанович с доктором немного загуляли и появятся позже. А князю с Рейнером предстояло, сменив двух-трёх извозчиков, вернуться во дворец.

Почихав холодной машиной, мотор Пуришкевича выехал со двора.

Дмитрий Павлович курил без остановки. Маяковский тоже пытался прикурить, но спички ломались, а пальцы не держали папиросу. Пуришкевич нервно расхаживал рядом и постепенно вытаптывал в снегу тёмный круг. Наконец, к лимузину вышла Лиля и следом за ней Келл.

— Прошу простить, джентльмены, — сказал британец, — нам пришлось задержаться. Жгли салфетки в камине. Мокрые, горят отвратительно… Ещё мгновение!

По остаткам кровавого следа, тянущегося от сугроба, он разбрызгал большой флакон пахучей камфоры, который позаимствовал в туалетной у Феликса, — тоже на случай появления собак-ищеек.

— Можем ехать!

Царский мотор оказался очень кстати. На полу огромного салона без труда уместилось спелёнутое тело Распутина. Лиля, Келл и Пуришкевич сели на диваны. Случайно или намеренно депутат поставил ноги на труп. Великий князь занял место шофёра, с циничным смешком указав Маяковскому на сиденье рядом с собой:

— Вам ведь не привыкать? Прошу!

В императорском лимузине они выглядели как дружная компания, которая продолжает затянувшийся кутёж до рассвета. Кому придёт в голову — серой метельной ночью останавливать и тем более досматривать автомобиль самого государя, за рулём которого сидит его кузен и флигель-адъютант, великий князь Дмитрий Павлович? Да и к чему это, когда господа с дамой едут развеяться на острова, в «Аркадию» с «Ливадией», или на «Виллу Родэ»…

Вернон Келл рассчитал и ещё кое-что.

Единственная возможность в сложившейся ситуации быстро и надёжно спрятать труп — утопить. Каналов и рек в Петрограде хватает. От юсуповского дворца можно ехать по набережной Мойки в сторону Финского залива, можно добраться туда по Крюкову каналу; можно в считанные минуты долететь до окончания Фонтанки, Екатерининского канала или речки Пряжки; в конце концов, можно провезти Распутина мимо его же дома и утопить во Введенском канале рядом с электростанцией или железной дорогой…

Одна загвоздка: питерская вода стоит подо льдом. В поисках подходящей полыньи надо утюжить набережные, суетиться на берегу и высматривать, рискуя привлечь к себе внимание. А потом ещё придётся волочь тело и спускать его под лёд в надежде, что никто не заметит. Чистое самоубийство! К тому же — кто знает, сколько времени всё это может занять?

Нет, Келл решил проехать через весь город, через самый центр его — с тем, чтобы представить их компанию весёлыми прожигателями ночной жизни. Огромный блестящий Delaunay-Belleville в тихой Коломне или на другой окраине вызовет подозрения. Но урчать машиной и сиять фарами среди дворцов и широких проспектов — самое место.

Решение Келлу подсказал Распутин. Несколько часов назад в разговоре с Юсуповым по пути во дворец он потешался над тем, как днём на Малой Невке перепутал кабан с хрустальным гробом. Значит, в тех краях точно есть майны, оставленные кабанщиками, смекнул британец. Майны есть, а народу нет. Надо лишь туда добраться.

Ночь длилась невыносимо долго. Вернона порядком измотала цепь невероятных случайностей, которые методично разрушали его планы. Хотелось верить, что вот-вот всё это закончится. Чёрная невская вода навеки поглотит обезображенный труп Распутина, и участники ночных событий разлетятся в разные стороны.

Он снова нацепит личину доктора Лазоверта, чтобы ассистировать Пуришкевичу. На десять утра назначен смотр их санитарного поезда депутацией из Государственной думы. А когда любопытные коллеги Владимира Митрофановича соизволят откланяться — паровоз тотчас разовьёт пары, и унесёт Лазоверта-Келла и Пуришкевича к румынскому фронту.

У Феликса Юсупова, конечно, уже не хватит духу на экзамен в Пажеском корпусе. Но не беда: с несколькими родственниками князь тоже сядет вечером в поезд, который доставит его на юг, в Кореиз, в объятия родителей и жены.

Дмитрия Павловича тоже ждёт дорога, но на запад — к императору, в Ставку Верховного главнокомандующего.

Поручику Сергею Сухотину пора возвращаться в лейб-гвардии его императорского величества Преображенский полк — за новыми ранами и наградами.

Британский лейтенант Освальд Рейнер проследит за своим дружком Феликсом до самого его отъезда — и снова примется за работу в Зимнем дворце, приближая победу Антанты над немцами.

Что же касается этих двоих, поэта и его подружки, — Келл ещё в подвале держал небольшую речь.

— Милостивый государь! — сказал он Маяковскому. — Я не стану произносить монологов из плохой пьесы о том, что либо вы нам поможете, либо ваша девушка умрёт. К чему угрозы? Мы ведь джентльмены! Просто у вас нет выбора. Вам угрожаю не я, вам угрожает закон. Вы — участники убийства.

Маяковский боролся с приступами тошноты и не мог издать ни звука. Лиля собралась протестовать, но Келл властным жестом остановил её.

— Участники убийства, — жёстко повторил он. — Если начнётся полицейское расследование, мы все подтвердим, что Распутина убили вы. Сами понимаете, нам поверят. Наше слово против вашего. И доказать вы ничего не сможете.

— Но мы же скажем, что и вы — убийцы! — слабо возразила Лиля. — Вы все…

— Хорошо. Допустим, вы обвините в убийстве великого князя Дмитрия Павловича и князя Юсупова. Представьте себе последствия. Представили? Голубушка, кто они — и кто вы? Это во-первых. Во-вторых, что бы ни грозило этим джентльменам, вам обоим грозит пожизненная каторга… То есть грозила бы, когда бы не война. И когда бы не то, что убит любимец императорской семьи. А значит, наказанием будет смерть. Короткое следствие, скорый суд — и вас повесят. Знаете, как вешают людей? Разденут догола, облапают и велят надеть грубую рубаху без ворота. Вам будет мерзко к ней даже прикасаться, но палачам всё равно — рубаха ведь на один раз. Вы наденете её, иначе вас снова станут лапать и оденут силой. Потом ваши руки свяжут за спиной. Толстая верёвка больно вопьётся в тело, но и это всем будет безразлично. А на вашу милую головку накинут мешок. Пыльный холщовый мешок вроде тех, в которые упаковывают почтовые посылки. Тут вы можете закричать — многие в этот момент начинают кричать, — и вам заткнут рот кляпом. Какой-нибудь грязной ненужной тряпкой…

Голос британца звучал бесстрастно. Он не смаковал подробности казни, он обстоятельно и холодно про них рассказывал. И от этой холодности кровь стыла в жилах.

— Потом вас поставят на скамью и накинут петлю на шею. Не могу сказать, будет петля из стальной проволоки или из пеньки — это много от чего зависит. Скорее, всё же сделают верёвочную, вы всё же дама… Палач слегка затянет петлю и подведёт узел под левое ухо. Узел всегда подводят под левое ухо. Потом по сигналу офицера палач дёрнет рычаг, и в полу под скамьёй откроется люк. Или, может, вас казнят в менее комфортабельном месте, и тогда скамью просто вышибут у вас из-под ног. В любом случае, узел затянется и передавит сонную артерию. Ваша шея изогнётся и вытянется. Вообще-то от рывка она должна сломаться, но знаете, убить человека совсем не просто. Обычно повешенный дёргается, хрипит и никак не хочет умирать. Особенно если в петле такая миниатюрная женщина — лёгкая, как пёрышко. Страдания жертвы ужасны и невыносимы — естественно, для присутствующих. Тогда палач подходит, обнимает её за ноги и повисает, чтобы под тяжестью двух тел петля, наконец, сломала позвоночник и оборвала нервы… Но — к чему нужны такие подробности? Мы ведь не хотим всего этого, верно?

До окончания операции осталось совсем немного. Распутин был устранён, и труп его двинулся в последний путь.