Книга: 1916. Война и Мир
Назад: Глава XXIV. Игра разума
Дальше: Глава XXVI. Фига и крест

Глава XXV. Искусство войны

Дмитрий Павлович уже держал Верочку за руку в предвкушении скорого и страстного tête-à-tête. Феликс взахлёб рассказывал великой княжне и баронессе о том, как придумывал свою гарсоньерку, как рылся в старых альбомах, как в поисках антиквариата исколесил весь город… И тут Пуришкевич вскользь поинтересовался, удачна ли была поездка с Лазовертом и где теперь доктор.
— Он внизу с Распутиным беседует, — ответил Юсупов. — Думаю, скоро поднимется.
Дмитрий Павлович оторопел.
— Это что, шутка?!
— Нет. Это сюрприз!
Поражённые гости глядели на беззаботно улыбающегося Феликса.
— Распутин здесь, в твоём доме? — переспросил великий князь, а у Верочки Каралли загорелись глаза.
— Как интересно! — прошептала она.
Лысина Пуришкевича покрылась испариной. Он затараторил срывающимся голосом:
— Князь! Вы отдаёте себе отчёт?.. Вы нас компрометируете! Распутин?! Это немыслимо! И зачем доктору говорить с этим проходимцем? О чём они могут говорить?!
Баронесса фон Дерфельден сердито наморщила лобик:
— Этот хам и шарлатан — рядом с нами?! С ума сойти…
Мария Павловна решительно поднялась.
— Вот именно! Феликс, ты сошёл с ума! Воля ваша, господа, а я здесь не останусь ни секунды. Дмитрий, сейчас же вези меня домой!
Великий князь подал сестре руку, но в этот момент Панч загавкал на дверь в зеркальную комнату, и все обернулись на вышедшего оттуда мужчину, который обратился к Дмитрию Павловичу:
— Ваше высочество! Я приношу свои самые глубокие извинения. Князь виноват лишь в том, что позволил мне злоупотребить своим гостеприимством…
Великая княжна обменялась недоумёнными взглядами с братом и снова посмотрела на нового гостя.
— Мистер… э-э… мистер Келл, если не ошибаюсь? — припомнила она. — Вы-то здесь какими судьбами?
— Господин Лазоверт, — нервно сказал доктору Пуришкевич, — я отказываюсь понимать, что происходит. Какие дела могут у вас быть с Распутиным, и почему Мария Павловна называет вас чужим именем?
Дмитрий Павлович, казалось, начинал о чём-то догадываться и теперь выжидательно смотрел на Феликса. Келл подошёл к гостям.
— Владимир Митрофанович, я всё объясню чуть позже. Её высочество абсолютно правы, и дамам сейчас лучше уехать. А вас, джентльмены, я просил бы уделить мне каплю времени. Уверяю, что недоразумение разрешится ко всеобщему удовольствию.
Обмен любезностями тянулся недолго. Феликс и Дмитрий Павлович отправились проводить дам к автомобилю великого князя. Удивлённый вниманием, с которым они отреагировали на слова Лазоверта-Келла, Пуришкевич скрылся в туалетной комнате, долго там сморкался с оглушительными трубными звуками и совал разгорячённую голову под струю холодной воды.
Юсупов по пути с милой улыбкой выслушал гневную отповедь Марии Павловны, которую поддержала Марианна. Дмитрий Павлович попрощался с Верочкой, которая сердито дула губки: вместо объятий завидного любовника ей досталось общество разъярённых женщин, которым она не ровня. К тому же в ожидании ночи страсти актриса оделась очень легко и теперь с содроганием думала про долгую поездку в стылом авто. Вышколенный шофёр-гвардеец, конечно же, первой доставит во дворец великую княжну Марию Павловну, после — отвезёт домой баронессу фон Дерфельден и лишь затем порулит в сторону квартиры балерины Каралли. Ничего не поделаешь — иерархия! Капризничать при Марии Павловне и требовать, чтобы Дмитрий Павлович вызвал таксомотор, Верочка не решилась, а самому великому князю это в голову не пришло.
Через несколько минут дамы отбыли. Четверо мужчин собрались в кабинете Феликса и заняли места в креслах. Бульдог забрался на диван. Пуришкевич, которому намокший воротничок больно тёр шею, то и дело морщился и нервно дымил толстой сигарой. Остальные закурили папиросы. Князь, сидя боком у письменного стола, постукивал наманикюренными ногтями по хрустальной панели с бороздками. Кабинет заволокло сизой дымкой.
— Мы готовы слушать вас, Вернон, — холодно сказал Дмитрий Павлович. — Хочется верить, что вы не только объясните происходящее, но и приведёте аргументы, действительно извиняющие вас за испорченный вечер!
— Первым делом позвольте принести извинения господину Пуришкевичу за продолжительную мистификацию, — мнимый Лазоверт коротко кивнул идеальной причёской с пробором в сторону депутата. — Моё настоящее имя Вернон Келл, и я полковник британской разведки.
— Господи… только этого не хватало… — Побледневший Пуришкевич перекрестился сигарой, а гость продолжал:
— С этими джентльменами мы знакомы с довоенной поры. Однако, поверьте, моё сегодняшнее появление для них — не меньший сюрприз.
— Кстати, о сюрпризе, — напомнил Феликс. — Вы оставили его одного?
— Не беспокойтесь, Распутин вряд ли поднимется. Я сказал, что здесь кутят синие кирасиры великого князя Николая Николаевича и каждый из них с радостью выпустит ему кишки. А дверь во двор я запер, — сказал британец, похлопав себя по карману пиджака, где лежал ключ.
— И всё же какого чёрта? — Дмитрий Павлович резким движением раздавил окурок в пепельнице; поднялся во весь рост, блеснув флигель-адъютантскими погонами, и заложил руки за спину. — Извольте объяснить, что вы затеяли!
Вернону тоже пришлось встать.
— Срочная встреча с Распутиным была необходима, — спокойно сказал он. — А чтобы сохранить разговор в строжайшей тайне — лучшего места я выдумать не смог, простите великодушно.
Пуришкевич рванул галстук, освобождая натёртую шею. Лицо его постепенно наливалось кровью.
— Ради всего святого, зачем вам понадобился этот упырь?
— Затем, что через Распутина немцы пытаются предложить сепаратный мир. Используют его влияние на императрицу. У меня есть неопровержимые доказательства встреч Распутина с полномочным эмиссаром из Австрии. Похоже, что на сей раз, благодаря совместным усилиям Распутина и её величества, ваш император всё же может начать переговоры.
Теперь вскочил и депутат, осыпая жилет сигарным пеплом.
— Я же говорил! — крикнул он. — Господа, сколько раз я это говорил! Распутин — тягчайший позор для России! Тёмная сила! И под стать ему — эта немка на престоле, злой гений государя императора…
Юсупов единственный остался сидеть, закинул ногу на ногу и сказал с подковыркой:
— Владимир Митрофанович, здесь не Таврический дворец, и нас переубеждать не надо. — Он ткнул папиросой в Келла. — А вы, значит, Гришку переубедить решили?
— Вы ведь будущий офицер, — ответил британец, — и наверняка знаете книгу Сунь Цзы «Искусство войны».
Феликс вспомнил нудные уроки полковника Фогеля и сделал в воздухе неопределённый жест.
— Вроде бы… что-то знакомое.
— Этот китаец учил воевать за пять веков до Христа. И с тех пор в искусстве войны мало что изменилось. Необходимо искать шпионов врага, которые пришли шпионить против тебя. Соблазни их выгодой и возьми к себе.
— Не обладая мудростью совершенномудрого, нельзя использовать шпионов, — возразил Дмитрий Павлович. Келл оценил ответную цитату.
— Приятно слышать. Я не претендую на совершенную мудрость, но дело своё знаю. Представьте себе сильный яд. Он убивает, но в малых дозах может быть лекарством. Так и Распутин отравляет всё вокруг, но при грамотном использовании…
— Цианиды не могут быть лекарством, — перебил Пуришкевич, плюхнувшись обратно в кресло, — они убивают!
— Поверьте своему главному врачу, — британский офицер тонко усмехнулся, — цианид ртути, например, хоть и не лекарство, но хороший антисептик. А вот цианид калия — это и вправду смерть. Чтобы узнать о яде наверняка, его необходимо исследовать.
— Исследовали? — спросил великий князь.
— Увы, Распутин оказался цианистым калием. Лекарства из него не получится.
— То есть шпион выгодой не соблазнился, денег не взял и сотрудничать отказался, — констатировал Феликс и снова забарабанил по хрусталю. — Спасовал ваш китаец. И что теперь?
Вернон помолчал немного и продолжил:
— Теперь выпускать отсюда Распутина нельзя ни в коем случае. Надеюсь, джентльмены, ситуация предельно ясна. Отчизна вверила вам свою судьбу. И я горжусь тем, что оказался сегодня среди самых надёжных людей в России. Для вас идеалы — не простой звук. Поэтому вам выпала высокая честь…
— Вернон, умоляю, без патетики. — Юсупов открыл ящик стола и взял шоколадную конфету из коробки; пистолет он отодвинул в сторону. — Вы посягаете на лавры Владимира Митрофановича. Что значит — Распутина нельзя выпускать? Прикажете поселить его здесь навечно?
Взгляд Келла сделался стальным.
— Нет, князь. Всё гораздо проще. Я назову вам телефонный номер, который надо вызвать прямо сейчас и сказать всего одну фразу: Ваня приехал. Кстати, по номеру ответит ваш старый университетский знакомый, Рейнер.
— Освальд в Петрограде?! — встрепенулся князь. — И он… он с вами?
— Лейтенант Рейнер — один из лучших наших специалистов, — подтвердил Келл. — Через полчаса он будет здесь и… словом, сделает всё сам. Ваша совесть и ваши руки останутся чисты. Один телефонный номер, одна фраза, ещё немного терпения, и Распутин исчезнет навсегда.
— Вы говорите об убийстве. — Слова Дмитрия Павловича мало походили на вопрос, и британец уточнил:
— Я говорю об устранении того, кого вы сами называете позором России и тёмной силой. Не так ли, Владимир Митрофанович? Я говорю об устранении источника угрозы Антанте. Идёт война, джентльмены, и я говорю об уничтожении опасного врага. Но одних слов мало. Очередь за реальным делом.
Пуришкевич снова вскочил.
— Я не желаю иметь с этим ничего общего! Я требую вернуть автомобиль и отвезти меня к поезду!
— Придётся обождать, — отрезал Келл. — Ваш автомобиль нам понадобится. На нём Распутин сюда незаметно приехал, на нём незаметно и уедет.
— Так вот зачем вы закрасили надписи, — упавшим голосом произнёс депутат. — Но ведь… ведь разговаривали с ним только вы! А меня и великого князя Распутин не видел!
Дмитрий Павлович раздавил в пепельнице очередной окурок.
— Возьмите себя в руки, — велел он Пуришкевичу. — Распутин видел Феликса. К тому же Феликс его сюда пригласил, и Гришка наверняка кому-нибудь похвалился… Скажите, Вернон, в самом ли деле так опасно его отпускать?
— Он теперь опасен ещё больше, чем до встречи. Первое, что сделает Распутин, выйдя отсюда, — это форсирует переговоры с немцами. А ещё раньше расскажет в полиции обо мне и вашем соучастии.
— Соучастии в чём? Максимум, он может рассказать о приглашении Феликса.
— Ошибаетесь. Распутин знает, что вы здесь. Он видел ваши автомобили, даже если бы я ему ничего не сказал.
— А вы сказали?
— Да, — ответил Келл, глядя прямо в глаза Дмитрию Павловичу. — Сказал, что ваше присутствие гарантирует каждое моё слово, и все мои предложения согласованы с каждым из вас. Люблю, знаете, когда мосты сожжены. Это мобилизует.
Вечеринка приняла совсем уже неожиданный оборот. В разговоре возникла пауза.
Пуришкевич лихорадочно размышлял. Что же получается? Лазоверт — или как его, чёрта? — Келл подстроил так, чтобы Юсупов одновременно пригласил к себе Распутина и его с великим князем. Здесь попытался переманить Гришку на свою сторону, превратить из немецкого агента — в британского. При этом выставил присутствующих своими гарантами. Мол, все они заодно. Заодно с иностранным офицером, нелегалом, и значит — шпионом! Все трое — пособники шпиона. Господи, боже! Ведь это — государственная измена! Он, Пуришкевич, ярый монархист, патриот-черносотенец, лидер правых в Думе — изменник! И великий князь Дмитрий Павлович — изменник. И князь Феликс Юсупов — изменник… Распутин завтра же раструбит про них на весь Петроград. Как стервятники на падаль, налетят газетчики, шакалами набросятся коллеги-депутаты… Это конец.
Конец? Кому конец? С головы великого князя и волосу не дадут упасть. Член императорской фамилии изменником быть не может, особенно во время войны и народной смуты. Чай, не во Франции живём и даже не в Англии. Дело замнут. Переведут Дмитрия Павловича обратно в Ставку. Ещё и орденов нахватает.
Феликс? Последний князь древнего рода, богатейший наследник страны. Женат на государевой племяннице; великая княжна ему дочку родила, крестницу императора. Значит, этого тоже просто пожурят и от греха подальше вышлют из столицы. Ничего, поскучает у себя на крымском курорте, пока история не забудется.
Британец, конечно, шпион. Но при этом — штаб-офицер союзников, и наверняка из особо приближённых. Действовал во благо России, раскрыл и сорвал операцию вражеской разведки… Что ему грозит? Для вида подержат немного под арестом и по-тихому отправят в Лондон, только и всего. А значит…
…значит, откуда ни посмотри, центральной фигурой интриги оказывается он, Пуришкевич! Всем известный депутат — государственный изменник! А по закону военного времени пощады за измену не будет. Это верная петля, или — в лучшем случае — расстрел. Вот почему чёртов доктор… чёртов Келл знает, что все трое никуда от него не денутся. Проще и безопаснее принять его условия. Вот почему он так уверен в своём плане!
В голове у Пуришкевича помутилось. Отсутствие сдерживающих умственных центров… В следующее мгновение депутат уже оказался на другом конце кабинета, вдавив британца в кресло и с рычанием вцепившись ему в горло.
Перепуганный Панч сорвался с дивана, скользнул по мрамору лапами и угодил в бассейн.
— Мерзавец! — орал депутат, орошая лицо Келла слюной и вращая глазами навыкате. — Гадина британская! Шантажировать вздумал?! Под пулю меня?!.. На виселицу?!.. Врёшь! Я — Пуришкевич! Я так просто не дамся!
Дмитрий Павлович шагнул к Пуришкевичу сзади и дважды тяжело ударил его кулаком в почку. Депутат взвыл и ослабил хватку.
Панч выбрался из бассейна, отряхнулся, обдал кабинет тучей брызг и принялся прыгать вокруг дерущихся, заходясь лаем.
Великий князь схватил Пуришкевича за шиворот, оторвал от Келла и поставил на ноги.
— Молчать! Баба! — по-военному рявкнул он и наотмашь хлестнул коротышку по лицу так, что тот оступился и упал в кресло.
Окрик подействовал и на Панча — пёс тоже замолчал.
— Благодарю… вас… ваше высочество, — с трудом проговорил британец, кашляя и ощупывая шею. — Вот ведь… не ожидал… А где Феликс?
Князя в кабинете не было. Дмитрий Павлович шагнул к письменному столу и увидал в выдвинутом ящике только конфетную коробку.
— Пистолет, — негромко сказал он.
Продолжая держаться за горло, Келл рванулся к лестнице, ведущей вниз.
Назад: Глава XXIV. Игра разума
Дальше: Глава XXVI. Фига и крест