Моторизованная пехота двинулась вперед снова. Пехотинцы пробивались вперед, пока не попали под прицельный огонь из стрелкового оружия. В этот момент началась наша танковая атака. Пока остальные роты обстреливали опушку, 3-я рота Томми Вильстерманна устремилась к лесу. Танки двигались на максимальной скорости, которую только удавалось выжать из моторов. Когда боевые машины приблизились к мотопехоте, пехотинцы забрались на броню, спрятались за башни и продолжили движение к опушке, где спешились и пошли в атаку на лес. Мы затаили дыхание; до этого момента все шло хорошо. Ни одна машина не была подбита, ни одна машина не увязла, и ни один пехотинец не отстал. В лесу раздавался грохот и стрельба. Затем внезапно все стихло.

Со своих позиций мы слышали звуки ожесточенных боев, доносившиеся со стороны Ковеля. Русские хотели взять город прежде, чем мы успеем туда добраться.

Ночь мы провели перестраиваясь, перевооружаясь, заправляясь топливом и получая продовольственные пайки. Все командиры наших подразделений и частей пришли ко мне в погреб. Около 2:00 мы обсудили предстоящую атаку. Генерал фон Заукен сказал, что фюрер издал новый приказ. Мы должны были пройти вдоль железной дороги в южном направлении. Наш командир дивизии ознакомил нас с обстановкой и сказал о том, что осмеливается приказать наступать там, где, по его мнению, наибольшие шансы на успех с минимальными потерями, а не там, где ему было приказано.

Танковые роты расположились за железнодорожной насыпью еще до рассвета. Первой целью атаки был населенный пункт Дубовая и заросшее лесом кладбище на его южной окраине. Неприятель разместил в районе много противотанковых, зенитных и артиллерийских орудий, потому атаку следовало хорошо подготовить, если мы не хотели понести большие потери. Мотопехота двинулась в атаку еще затемно, врасплох захватив неприятеля на позициях перед деревней. Танки, которые должны были поддерживать атаку огнем своих орудий, не двигались с места до приказа. Рота танков Pz V «Пантера» из ваффен СС в составе 8 машин была придана мне в подкрепление. Вели они себя не как приданные мне, поскольку в их головах никак не укладывалось, что ими командует военврач. Они получили в приказе часть деревни как цель для атаки и также расположились за насыпью. Но едва начался сосредоточенный огонь, как «Пантеры» рванули через железнодорожные пути на юго-восток. Тем самым они не только сорвали наш обстрел, но и подставили наши фланги неприятелю. И хотя они были быстры, но недостаточно. Русские не упустили представившейся благоприятной возможности. Несколько «Пантер» были подбиты, две из них остановлены. Затем их разбили в куски. Хотя это было горькой пилюлей, вспышки дульного пламени неприятельских пушек показали путь нашей мотопехоте. Одна из танковых рот устремилась на помощь «Пантерам» и мотопехоте на кладбище, в то время как оставшиеся машины продолжили наблюдать с окраины деревни и отвечать на каждую вспышку дульного пламени сосредоточенным огнем. Стало светлее, улучшилась точность нашего огня. Мотопехота перекатывалась с позиции на позицию, получая надежную поддержку наших танков. В этот момент танки и мотопехота также приближались к деревне с севера. Неприятель этого не ожидал. Ожесточенные бои продолжались почти четыре часа, прежде чем кладбище и дорога Брест – Ковель оказались в наших руках.

Со взятием считавшейся неприступной Дубовой был достигнут значительный успех в сражении за Ковель.

Можно было начинать перестроение для атаки на внутреннее кольцо окружения. Мы хотели выдвинуться в 11:00. И снова поступил приказ атаковать на запад от железнодорожной линии. Именно там русские нас и ждали. Там находились их огневые точки, там были их противотанковые орудия. Да, там бы мы лавров не снискали! И снова генерал фон Заукен рискнул головой, – насколько мне известно, не согласившись с первоначально указанными целями атаки, – приказав начать атаку там, где русские не ожидали и где, как он полагал, есть шанс на успех. Мы выступили в 11:30. На чрезвычайно короткой дистанции и на открытой местности вражеские огневые точки одна за другой были уничтожены. Неприятель оказывал упорное сопротивление, но вся его оборона была ориентирована на запад, а мы наступали с северо-востока. Бои за кирпичный завод были особенно ожесточенными. Но ровно через два часа упорных боев мы оказались перед последней преградой. Это был T-34, который подбили отважные защитники города. Подполковник Гофман влез в один из наших танков и двинулся в Ковель. Бородатые мужчины на улицах радостно встречали его. Это были суровые ребята, но слезы счастья текли по их закаленным в боях лицам.

Мы сломали упорное сопротивление с обеих сторон кольца окружения и шаг за шагом разорвали его. Еще до вечера командир «медведей» пробился в штаб командира защитников города. Нас встретил достойный прием, но группенфюрер СС Гилле не хотел признать, что наш генерал сделал все тактически правильно.

Для медсанчасти, у которой во время наступления работы было немного, теперь пришла горячая пора. Дивизионный врач, доктор Пехнер, лично руководил эвакуацией из Ковеля 1500 человек на бронетранспортерах нашей моторизованной пехоты. Дорога превратилась в бездонное болото и вдобавок по-прежнему обстреливалась с юга. В сводке Верховного главнокомандования вермахта от 4 апреля наша 4-я танковая дивизия была особо отмечена.

Обер-фельдфебель Лютер, мой старший унтер-офицер медицинской службы, совершил чудо, проведя наш штабной опель «Блитц» через грязь на командный пункт. Мы праздновали там маленькую победу. Генерал фон Заукен пригласил командный состав вплоть до командиров рот. Было тесновато, но уютно. В полночь я вышел под звездный ясный небосвод. Был мой день рождения. В 10 метрах от меня темнел странный предмет, специальный сюрприз – T-34 с угрожающе наведенным башенным орудием.

– Берегись! Гаси свет! – закричал я, побежав к ближайшему танку, чтобы поднять своих людей по тревоге по радио.

Но никто не следил за радио. Наш непрошеный гость стал медленно отъезжать, исчезнув в темноте в направлении пути подвоза предметов снабжения. И я вновь оказался совершенно один. Все искали и охотились за этим T-34 с «панцерфаустами» (фаустпатронами) и противотанковыми минами. Что здесь делал этот русский танк?

На следующий день штаб батальона переехал на окраину города. Три роты получили боевое задание по обеспечению прикрытия. Одна оставалась в резерве. Днем я едва прилег отдохнуть, как меня вызвали на башню кирпичного завода, куда забрались командир дивизии и начальник артиллерии дивизии, полковник Лаукат. Оттуда были далеко видны тылы неприятеля. По дороге, ведущей на север, шло усиленное движение. Русские что-то замышляли. Командир дивизии очень спокойно произнес:

– Это не грузовики, господа. Сюда движутся танки.

Сначала я подумал, что старик ошибался, так как не мог разглядеть ничего подобного даже с помощью бинокля, а я считал, что глаза у меня были довольно зоркие. Да и Лаукат, всегда уважая мнение генерала, с ним не согласился. В машине была стереотруба. Быстро ее сюда! Разумеется, командир дивизии оказался прав. Я насчитал около 40 танков. А сколько их уже скрылось в лесу? Взгляд на карту позволил мне точно узнать, где они, скорее всего, выйдут. Там, где позиции роты Ланге. Я украдкой взглянул на часы. Роты не включат свои приемники еще 25 минут. Я направил вестового на мотоцикле и сам последовал за ним на своей штабной машине, убедившись перед отъездом, что командная машина также поедет за мной.

Мы рванули на полной скорости, но дорога была ужасной. Командир роты был на позициях своего боевого охранения. Местность была холмистая, поэтому я не мог получить хорошее представление об общей ситуации. И тут все началось. Раздались артиллерийские выстрелы. Срочно в укрытие! Мы въехали в лощину. Пока я раздумывал, умно ли поступил, заехав туда, русский «Шерман» двинулся по склону вниз и сразу повел по нас огонь. Мы выскочили из штабной машины и бросились врассыпную. Я надеялся, что «Шерман» не станет охотиться за отдельными танкистами, когда по соседству развертывался танковый бой. Он отступил. На краю склона я нашел лучшее укрытие за одним из наших танков и мог наблюдать ход боя с близкого расстояния. Я понял, что моя рота все прекрасно делала сама, и направился к своей подъехавшей штабной машине.

Мы прямой наводкой подбили 28 «Шерманов». Поле боя напоминало свалку металлолома. С нашей стороны потерь не было; была одержана отличная победа.

Майор Шульц вернулся из отпуска домой, и меня в связи с другими обязанностями телеграммой вызвали на родину. Мне пришлось проститься с ребятами навсегда. Полк был моим домом в течение четырех с половиной лет.

Руди Майер раздобыл для прощального ужина жареную свинину и нашел для меня место в самолете курьерской службы для возвращения домой. Подполковник Гофман преподнес мне подарок, что было мне особенно дорого, поскольку мы вместе участвовали во многих операциях и прекрасно ладили. Это очень затруднило мой отъезд. Что было мне делать на родине, когда здесь по-прежнему шла беспощадная борьба с врагом?