В декабре 1-й батальон полка стоял в Озаричах. В течение нескольких месяцев здесь образовалась брешь на фронте, и наши войска, занимавшие позиции севернее, должны были ее закрыть. Время операции еще не было назначено. Мы только надеялись, что нам дадут спокойно встретить Рождество. Когда брешь на линии фронта существует в течение полугода, то еще несколько дней не имеют никакого значения. Но Верховное командование, по всей видимости, придерживалось иного мнения, поскольку приказ на наступление был отдан на 20 декабря в 6:00.

19 декабря мы вышли в район сосредоточения. В тот день вместе с командирами взводов – пешком и отчасти ползком – я осмотрел позиции, с которых нам предстояло атаковать основную линию обороны. Окопы шли по небольшому подъему, поросшему низким кустарником. Перед ними была 200-метровой ширины полоса ничейной земли, луг. За ними, вдоль леса, находились русские позиции.

В тот вечер мы узнали от захваченных пленных, что в полосе наступления перед нами заложено около 1000 мин. Воистину радостная перспектива. Вместе с настоящим кофе из зерен мы пришли в прекрасное бодрое настроение, и этой ночью практически никто не мог уснуть.

Еще до наступления рассвета мы заняли позиции на обратном склоне. У меня было два взвода танков, по 4 машины в каждом, расположившиеся по обе стороны от меня. Сначала я подумал, что мне надо сместиться немного вправо. Но я не мог отдать приказ левофланговому взводу двигаться вправо, поскольку не работала радиосвязь. Поэтому я выпрыгнул из танка, чтобы скомандовать голосом. Важна была скорость, поскольку до начала атаки оставалось всего несколько минут. Мы нервно смотрели на часы.

И вот время пришло.

– Рота, вперед!

Снаряды нашей артиллерии завизжали и засвистели над нами. Мы достигли возвышенности; затем начался фейерверк. Справа от меня танк лейтенанта Хайманна въехал в нашу траншею и безнадежно застрял. Хайманн выглянул из башни. И был тут же смертельно ранен русским снайпером. Это был его первый бой.

Слева от меня все 4 танка один за другим наехали на мины. Командир одного из танков спрыгнул на землю и попал прямо на мину. Этого было достаточно, чтобы расплакаться!

Мы подошли к неприятельским окопам, тянущимся вдоль леса, только с танками правофлангового взвода. Русские бежали. Мы преследовали их, не встречая существенного сопротивления. Так продолжалось до тех пор, мы пока мы не во шли в лес, расположенный примерно в 5 километрах далее к востоку, где попали под массированный обстрел противотанковых орудий. Лейтенант Штанитц обнаружил одно противотанковое орудие. Когда он выстрелил, с другой стороны сверк нула вспышка дульного пламени. Оба снаряда попали в цель. Русская противотанковая пушка взлетела на воздух, а башня немецкого танка пробита. Лейтенант Штанитц был убит.

3 января 1944 года. Я был переброшен с ротой в Нижние Козловичи. Ходили слухи, что русское наступление ожидается со дня на день. Чтобы не оказаться застигнутыми врасплох, роты распределили по секторам обороны! Я был посреди деревни позади линии фронта, которая тянулась с запада на восток. Мы находились на самом краю левого фланга, это означало, что мы находились на самом западе.

Около часу ночи с 3 на 4 января я получил радиограмму из батальона:

«Русские планируют наступление на завтрашнее утро… объявляется состояние повышенной боевой готовности!»

Это означало прощай нормальный сон. Было еще рано, когда мы уложили наши личные вещи и экипажи забрались в танки. В этот момент мы могли только ждать. В 6:00 начался артиллерийский «фейерверк». Я попытался дозвониться до командира по наземной линии связи, однако, хотя и связался с коммутатором, до самого его дозвониться мне не удалось. Постепенно я начал терять терпение, пока телефонист не сказал мне, что связь есть только по линии, не поврежденной артиллерийским огнем. Для того чтобы выйти из-под обстрела русской артиллерии, мы въехали в деревню, расположенную к юго-востоку. Оттуда мне наконец удалось по радио связаться со штабом батальона. Мы получили приказ двигаться на восток в направлении Давыдовичей. По пути туда я видел быстро отступающую с господствующей на местности высоты 147 пехоту. Если русские возьмут высоту, а затем прорвутся к дороге на юг, мы окажемся отрезанными. Этого нельзя было допустить.

Я послал обер-фельдфебеля Бегиннена с 2 танками посмотреть, что там происходит. Там случилось то, чего мы и опасались, – русские прорвались, но еще не добрались до гребня высоты. Необходимо было прямо сейчас действовать. Мы быстро добежали до вершины холма и смогли остановить наших пехотинцев – гауптфельдфебеля и горстку людей. Под прикрытием наших танков мы сопроводили их обратно в окопы и обещали не оставить в беде, если придется отступить.

Все это время неприятельская артиллерия непрерывно вела огонь! Неожиданно раздался пронзительный свист – это были «сталинские оргбны» («катюши»). Шквал огня приближался сзади. Мы выдвинулись немного вперед. Затем первая русская атака устремилась прямо на высоту. Русскую пехоту поддерживало несколько танков. Мы уничтожили четыри из них первыми выстрелами из наших длинноствольных 75-мм орудий. Под нашим пулеметным огнем пехота противника отступила. Мы отразили первую атаку; высота осталась в наших руках.

К полудню к нам потихоньку пробилась наша пехота. Выяснилось, что это был наш запасной батальон под командованием капитана Байнтгера – боеготовый резерв дивизии. Он получил боевую задачу вернуть высоту 147. Однако мы уже позаботились об этом раньше.

В тот день и на протяжении всего следующего мы подвергались изнуряющему обстрелу, перемежавшемуся с атаками русских, которые мы все с легкостью отразили. С другой стороны, вследствие артиллерийского огня мы потеряли боевые машины – утром 6 января у нас в распоряжении оставалось всего 6 боеспособных танков. Мне пришлось отправить в ремонтное подразделение и свой командирский танк. Я пересел в танк командира взвода. К сожалению, радист не был проинформирован о частоте. В результате я напрасно пытался связаться с батальоном. Наконец я услышал экстренное радиосообщение, переданное на старой частоте роты:

– Русские идут в атаку на ваши позиции силами 60 танков!

Разведывательная группа дивизии перехватила радиопереговоры командиров неприятельских танков, расположенных в 2000 метрах от нас и собирающихся в атаку. Сообщения были переведены и переданы в батальон. Это означало, что до начала атаки оставалось не так много времени. Через несколько секунд послышался лязг гусениц. Примерно в 800 – 1000 метрах слева от нас из-за склона появились первые вражеские танки. Мы открыли огонь из орудий наших танков. Моему наводчику помогал целиться весь экипаж, потому что башню заклинило.

Один русский танк за другим были подбиты, прежде чем неприятель заметил, что угроза исходит с фланга. Только одна тридцатьчетверка, скрытая в кустарнике, ответила на наш огонь. Затем она тоже загорелась. После того как было подбито 14 танков, некоторые из них взорвались, остальные русские танки отступили. Нам удалось остановить и эту атаку.

После тщетных попыток русских овладеть высотой 147, а затем и дорогой на юг они в ночь с 6 на 7 января силами танков и пехоты начали наступление на юг по лесной дороге в 3 километрах к западу от шоссе. В то же самое время на командном пункте дивизии мы с генералом фон Заукеном обсуждали контрмеры. Первоначально планировалось последовать за русскими по маршруту их движения силами наличествующих танков и мотопехоты и ударить им в тыл. Но поскольку появились признаки того, что русские собираются атаковать к востоку от деревни Сельцы, операция, которую уже начали, была отменена. Остаток ночи мы прикрывали населенный пункт, ориентируясь на восток.

В это время тревожное сообщение поступило из Туровичей. Там располагались немногочисленные обозные подразделения дивизии, включая ремонтную роту нашего батальона с несколькими небоеспособными танками. Для того чтобы отразить возможную ночную атаку неприятеля, поврежденные танки отбуксировали на окраину деревни. Там срочно требовались помощь и подкрепления. Утром наши оставшиеся танки подошли к деревне Туровичи. С севера деревню окружал лес, а с запада – кустарник. В тот момент там все было тихо. Русских нигде видно не было.

Пехотинцы забили свинью во дворе дома, где я расположился для прикрытия деревни с запада. Мы собрались обедать. Но удовольствие продлилось недолго, поскольку выставленные нами дозоры вскоре подняли тревогу. Мы забрались в танки. Русская пехота шла в атаку из кустарника перед нами. Наша позиция была не слишком выгодной. Обер-лейтенант Петрелли, командовавший остальными танками батальона, приказал отступить на позицию на обратном склоне. Мой водитель нажал на стартер, но мотор не завелся. В результате радиопереговоров последних дней и ночей сел аккумулятор. Это значило – нам надо убираться отсюда на инерционном стартере! Русская пехота была от нас всего метрах в двухстах; неприятельские танки уже прошли мимо нас по дороге.

Наконец ручка стартера была достаточно раскручена. Я дернул рычаг стартера – проклятье! – ручка оторвалась! Затем унтер-офицер Мост подъехал вытянуть наш танк. Наше спасение! Но нет, нигде не оказалось буксировочного троса. Оставалось лишь одно: вылезать и бежать. Мы вынуждены были оставить свои личные вещи в танке. Мой водитель, выбираясь, потерял левый сапог. Мы сели на лобовую броню танка Моста. Русские уже развернули свои танки у другого края деревни. Нам пришлось с этим смириться. Другого выхода не было. Водитель нажал на газ. Пробиться через палисадники и изгороди было трудно. Но только на полной скорости у нас был шанс избежать попадания. Мы въехали на околицу деревни. Нас скоро догонят тридцатьчетверки. Мост кинул дымовые шашки. Русские отстали. Всего 300 метров до склона, который нас прикроет. Русские стреляли нам вслед из всего, что у них было. Слава богу, они в нас не попали. Нам удалось скрыться!