В зимние месяцы основная часть подразделений 35-го танкового полка в черных мундирах обороняла железнодорожную линию близ Жиздры. У нас происходили многочисленные стычки с советскими партизанскими отрядами. Холод стоял просто варварский, снегу навалило по грудь. В каждой роте имелись лошади с санями. Наш полк шутливо назвали «панским» 35-м полком.

Только в одной роте еще оставались танки. Сначала ею командовал оберфельдфебель Волльшлегер, затем обер-лейтенант Кёнигсфельд. Она часто участвовала в тяжелых оборонительных боях нашей дивизии.

2-я танковая рота была создана из отремонтированных боевых машин в середине января. Ее командиром был обер-лейтенант Кестнер. Ее использовали в роли противотанковой артиллерии, для поддержки пехоты. Обе танковые роты были на какое-то время приданы боевой группе Гролига.

Дивизия была разделена на две боевые группы. Основная боевая группа вела бои на рубеже селений Берестна – Ловать (расположенных у реки Ловатянка – левого притока реки Рессета), ее командование осуществлял штаб дивизии. Боевая группа Лютвица вела бои в Болхове. До этого она деблокировала немецкие части, оказавшиеся в котле под Сухиничами и среди которых была примерно тысяча раненых.

Потери дивизии в январе – феврале 1942 года составили: 250 человек убитыми, 600 ранеными, 250 обмороженными. 550 человек заболели.

Для полного укомплектования рот были задействованы все более-менее пригодные солдаты из тыловых служб. Весной дивизию охватила тоска по дому. В конечном итоге 5 процентов личного состава получили разрешение отправиться в отпуск домой.

Нам постоянно приходилось «давать напрокат» пехотным дивизиям наши немногочисленные танки. Одно лишь их появление на позициях пехоты творило настоящие чудеса. В апреле началась распутица, однако наши бойцы были готовы к ней. Ближе к линии фронта мы запасали провиант, а сани заменили телегами. Способности к импровизации – зародившиеся в дни крайней нужды и подсмотренные у противника – были поразительными.

В конце апреля 4-й танковой дивизии пришлось перебросить 2-й батальон 35-го танкового полка на позиции 15-го танкового полка, где он получил наименование 3-го батальона. Обе дивизии и полк были разочарованы случившимся, поскольку это означало, что закаленной в боях 4-й танковой дивизии суждено вести оборонительные бои. Однако солдаты 2-го батальона были рады этому, потому что они наконец снова получили свои танки и смогли перейти в наступление. Обер-лейтенант Хохбаум был переведен в другой танковый полк, где вскоре получил тяжелое ранение.

В конце мая дивизия была снова переформирована и брошена на хорошо знакомые нам позиции – под Мценск. Штаб дивизии располагался в деревне Воин, за которую недавно велись жестокие бои. Боевые части встали на постой в домах деревень Думчино, Шейно, Нарышкино, Волково и Дворики. Мценск снова стал прифронтовым городом. Тамошние высоты в очередной раз стали передовой.

В то время как в самом разгаре было наступление на юге в бассейне реки Северский Донец и на Кавказе, мы вполне удобно устроились на позициях близ Мценска. Освальд Цоллер, резчик по дереву из Дорфпроцельтена, украсил стену нашего жилища резной надписью: «Если мы получим отпуск домой, то отпразднуем это дело франконским вином!»

Наша замечательная ремонтная рота совершила чудо: из трофейных боевых машин она создала батальон из 30 действующих танков. Майор фон Лаухерт с большим успехом дрался на них на участках фронта рядом с позициями нашей дивизии.

На позициях 4-й танковой дивизии враг был вынужден отступить, даже несмотря на то что она обороняла участок в 35 километров достаточно слабыми силами, поскольку все вражеские атаки там заканчивались поражением русских частей. Тяжелый урон врагу наносили наши снайперы и наша артиллерия. Довольно значительным было число красноармейцев, сдававшихся в плен.

Если выпадала возможность, то мы купались в бурых водах Оки. Мы также ловили там рыбу, чтобы немного разнообразить наш однообразный пищевой рацион. Наши боевые машины стояли на приколе – мы экономили топливо. Мы чаще ездили на телегах. В дневное время мы редко выпускали в противника больше одного снаряда. Но как только начинало смеркаться, начиналась канонада.

Каждую ночь к нам из Тулы прилетали старенькие русские бипланы, не дававшие нам толком поспать. (Это были одномоторные советские самолеты У-2 (Поликарпов-2). Их ночные рейды на позиции немецких войск были настолько успешными, что люфтваффе были вынуждены создать свои собственные подразделения ночной авиации, главным образом состоявшие из самолетов Hs 123. – Пер.) С раннего вечера и до раннего утра небо над нами принадлежало именно им. Они сбрасывали шрапнельные бомбы над всем участком фронта. Пехотинцы придумывали этим самолетам самые разные названия: «ночные совы», «швейные машинки», «наташи» и т. д. Эти ночные тихоходы летали на такой малой скорости, что казалось, будто они подвешены к небу резиновыми лентами.

Прежде чем сбросить бомбы, они выключали мотор и бесшумно неслись к целям, всего в нескольких сотнях метров над землей. Иногда они через громкоговорители вели пропаганду, агитируя или проклиная нас. Наши зенитные орудия не слишком их беспокоили и не причиняли им особого вреда. Однако мы разместили зенитную батарею на железнодорожной станции Думчино. Это случилось после того, как русские летчики подорвали наш эшелон с боеприпасами.

На нас наступает новый враг. Малярия, дизентерия, «волынская», или окопная, лихорадка, а также тиф забрали первых жертв. В одной только моей роте 12 солдат умерло от тифа. Мы соорудили вошебойку и баню, мы посыпали порошком от вшей каждый уголок нашего жилища. Мы всячески препятствовали контактам русских гражданских лиц и наших солдат.

Ничто не помогало. Лишь после мощной кампании по вакцинации личного состава эпидемические заболевания почти мгновенно прекратились.