Глава 3
Претендент

Летом 1940 года «Лейбштандарт» проводил вербовку новобранцев. Разочарованный и совершенно разбитый долгой и изнурительной работой в пекарне, я зашел в здание военного министерства на Бендлерштрассе и взял бланк заявления. В нем нужно было указать альтернативные варианты прохождения воинской службы на тот случай, если претендент не сможет соответствовать квалификационным требованиям элитного подразделения Гитлера. Мой брат Хорст, который уже служил телефонистом люфтваффе в министерстве авиации, советовал мне в качестве второго варианта назвать части зенитной артиллерии люфтваффе. Я аккуратным почерком заполнил бланк и через неделю получил предписание явиться в зал на Александерплац для медицинского осмотра.

В солнечный июньский день я направился в зал, где ранее взял несколько уроков бальных танцев в надежде когда-нибудь произвести впечатление на будущую подружку. В зале находилось еще около сотни юношей. Возраст большинства из них составлял 16 или 17 лет, хотя некоторые были явно старше. К нам протиснулся унтершарфюрер из «Лейбштандарта», и с его помощью мы выстроились в ровные шеренги. Зал погрузился в тишину, когда на сцене появился старший офицер в безупречном мундире.

– Снимите одежду, завяжите ее в узел и поставьте у ног, – громко объявил офицер.

Публичное раздевание донага было для меня чем-то новым. Я почувствовал прилив крови к щекам, когда покосился на других потенциальных новобранцев, некоторые из которых все еще стояли в трусах.

– Повторяю: всю одежду – всю! – рявкнул унтершарфюрер. – И нечего пялиться друг на друга – здесь вам не конкурс красоты, черт вас побери! Вам отдан приказ, извольте выполнять!

Офицер покинул сцену и начал осмотр. Клянусь, я почти физически ощущал, как его глаза тщательно исследуют каждый дюйм моей голой плоти, когда он проходил у меня за спиной. Парень, стоявший рядом, слегка дернулся вперед.

Закончив осмотр, офицер объявил:

– Те из вас, кого похлопали по плечу, свободны и могут уйти. Не забудьте подстричься, прежде чем предпримете еще одну попытку.

Волна надежды и некоторого облегчения подняла мне настроение; выходит, я преодолел первый этап отбора и мог помечтать о том, что занудная работа в пекарне скоро закончится. Затем начался настоящий осмотр. Врач измерил окружность моей груди, спросил о перенесенных ранее болезнях и каждый ответ тщательно зафиксировал в своем журнале. Затем, все еще голый, я должен был оттянуть крайнюю плоть, чтобы дать возможность врачу обследовать мой член. Да уж, признаться, не такого осмотра я ожидал, когда прокручивал в голове предстоящий путь в «Лейбштандарт». Задавая бесконечные вопросы, офицер изучил все стороны моей жизни, чтобы удостовериться, что у меня нет связей с евреями.

– А почему вы хотите вступить в «Лейбштандарт»? – спросил он наконец.

– Потому что я – берлинец и высокого роста, – ответил я с юношеской наивностью.

В снежный январский день 1941 года пришло письмо из военного министерства. Мать наблюдала, как дрожащими пальцами я вскрыл коричневый конверт. Пока я читал, кровь отхлынула от моего лица. Я не мог скрыть своего разочарования.

– Что там пишут, Эрви?

– Люфтваффе, мама… зенитная артиллерия.

– Так это же хорошо, Эрви. Твой отец будет счастлив. Он очень волновался, думая, что тебя заберут в «Лейбштандарт». Их ведь всегда бросают в самое пекло боев.

Но я быстро оправился от разочарования и бросился к двери.

– Куда ты, Эрви?

– На призывной пункт, мама. Должно быть, произошла ошибка…

Добравшись до призывного пункта, я увидел, что в приемной полно народу. Я покорно занял место в медленно движущейся очереди. Дежурный офицер спросил меня о причине явки, и я рассказал ему всю историю с получением призывных документов из люфтваффе. А потом произошло нечто совершенно неожиданное. В кабинет вошел сам рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер, по сути, второй по популярности человек в Германии. Он остановился, обменявшись несколькими словами с людьми, стоявшими в очереди. К моему удивлению, он спросил, где я живу и хочу ли стать новобранцем «Лейбштандарта». Исполненный надежды, я не удержался и сбивчиво рассказал ему все, добавив, что в призывной комиссии меня, видимо, по ошибке записали в подразделение зенитной артиллерии.

– Хорошо, посмотрим, что можно сделать, – сказал он мне, прежде чем удалиться в соседний кабинет.

Я уже почти смирился с тем, что придется носить голубой мундир люфтваффе, когда Гиммлер вновь появился и направился прямиком ко мне.

– Не волнуйтесь. Скоро вас известят о принятом решении, – сказал рейхсфюрер.

В моей душе вновь загорелась надежда…

В феврале 1941 года поступили призывные документы из «Лейбштандарта». Я был вне себя от радости, понимая, что с проклятой пекарней скоро будет покончено и что с этого времени жизнь моя принимает куда более захватывающий оборот. Специальные радиовыпуски один за другим вещали о наших новых военных успехах. Что мне было терять? Я отчаянно пытался сыграть свою собственную небольшую роль в достижении «Endsieg», нашей окончательной и неизбежной победы…

Я чувствовал себя студентом, который только что получил заветное место в элитном университете, и в каждом моем шаге – несмотря на хмурое небо – играла весна, когда утром 1 мая 1941 года я шел по Финкенштейн-аллее. Я остановился на мгновение перед главными воротами к казармам, чтобы еще раз полюбоваться «Ewigen Rottenführer» (Вечными оберефрейторами). Приблизительно в 4 метра высотой, эти статуи производили внушительное впечатление. Я глубоко вдохнул, прежде пройти внутрь. Часовой у ворот коротко кивнул, как бы приветствуя меня в совершенно новом для меня мире. Направившись к сборному пункту, я присоединился к новобранцам, столпившимся перед четырьмя центральными столбами главного здания. Выше, на парапете, красовалась надпись: «ЛЕЙБШТАНДАРТ СС АДОЛЬФ ГИТЛЕР». Над парапетом высилась огромная статуя орла с наполовину распущенными крыльями. Орел, застывший в грозной позе, словно проверял, насколько силен ветер, и зорко осматривал свои владения. Теперь-то наконец я смог поверить, что мои дни в пекарне закончились, и вот-вот начнется мое превращение в солдата самого элитного формирования Германии.

Пока я с другими новичками томился в нетерпеливом ожидании, откуда ни возьмись появился солдат в бриджах для верховой езды. Единственный серебристый квадратик на темном «зеркале» его погона означал, что перед нами унтершарфюрер.

– Меня зовут Смеющийся Дьявол, – прокудахтал он, пошевелив перед лицом устрашающе длинными пальцами, словно дирижируя невидимым оркестром. – На сегодня я ваш дежурный унтер-офицер. Следуйте за мной.

Дежурный унтер-офицер препроводил нас в большой спортивный зал, где пахло свежим воском. В центре зала был боксерский ринг, а возле стен был разложен различный спортивный инвентарь. Почти час мы бродили вокруг, застенчиво поглядывая друг на друга. А потом Смеющийся Дьявол вернулся, чтобы проводить нас в столовую, где нас накормили бутербродами с колбасой. После еды мы возвратились в спортивный зал, где офицер объяснил нам правила поведения в казармах. Нам раздали одеяла, и внезапно прозвучала команда «Отбой». Я и еще две сотни других взволнованных юношей, явившихся в этот знаменательный для нас день на сборный пункт, улеглись прямо на полу. Но многие, в том числе и я, едва ли смогли сомкнуть глаза…

Ровно в 7:00 появился Смеющийся Дьявол, который показал нам, где находятся уборные.

– Всем побриться и тщательно привести в порядок ногти. Когда с мытьем будет покончено, вас распределят по взводам и казармам.

1-й взвод составляли самые высокие ребята, настоящие великаны, рост которых был не менее 190 сантиметров. С моими 186 сантиметрами я попал во 2-й из четырех взводов, расквартированных в блоке «Герман Геринг». Вообще, четыре взвода носили имена выдающихся деятелей рейха. В спальные помещения на верхнем этаже вели три лестницы. Подниматься наверх можно было по левой и средней лестницам, в то время как третья клетка служила только в качестве выхода. Это, объяснил Смеющийся Дьявол, сделано во избежание беспорядка, на случай внезапной команды немедленно покинуть казармы. В каждой комнате было по шесть сдвоенных коек. Между ними стояли металлические шкафчики.

– Шкафчики оставлять открытыми! Военнослужащий «Лейбштандарта» – человек честный и заслуживает всяческого доверия, – пояснил Смеющийся Дьявол. – Он никогда не позарится на вещи у своего товарища по оружию. Верность и честь – вот ваши руководящие принципы. Отныне и навсегда. Свою форму вы будете хранить в особом порядке – сначала шинель, потом первая униформа, вторая униформа и сверху – тренировочный костюм. Тренировочный костюм будет вашей одеждой на время тренировок. Место в нижней части шкафчика предназначено для хранения обуви. Одна пара – для ношения во время дежурств и вторая пара для тренировок.

И еще пара ботинок, которая всегда должна быть чистой.

В верхнем отделении шкафчика вы развесите свои рубашки и нижнее белье. Каски и вещмешки хранятся на самом верху. Ремни и шнурки должны быть развешаны на крючках на оборотной части дверцы. Наконец, слева еще есть немного места, где можно хранить хлеб, масло и прочую еду. В этой части шкафчика вы также складываете тарелки, столовые приборы и кружки. И помните – я ежедневно проверяю, чтобы убедиться, что все содержится в чистоте и лежит на своем месте.

Позже в тот же день мы забрали на складе у интенданта свою одежду и постарались вспомнить перечень инструкций, который нам сообщил Смеющийся Дьявол. Я с благоговением рассматривал надпись «Адольф Гитлер», вышитую серебряными нитями на манжете левого рукава моего кителя.

На следующее утро мы явились на медосмотр, на котором врачи определили, у кого какая группа крови. У меня оказалась группа крови I (0). Врач нацарапал «0» скальпелем на изгибе моей левой руки, около подмышки. Эта отметина все еще различима, несмотря на то, что с тех пор прошло больше семидесяти лет.

Я получил солдатскую книжку и алюминиевый жетон; и на том, и на другом было краткое обозначение моей части: 17. Kompanie Nummer 15 0 SS Verfugungs Тшрре. У эллиптического жетона было три разреза посередине, вдоль длинной оси. Это позволяло быстро и легко отломить половину жетона, в то же время оставив другую половину на шее погибшего солдата, личность которого иначе установить было бы трудно. Конечно, мой еще очень юный разум не зацикливался на таких ужасных вещах…

Обучение с самого начала было серьезным. На первой перекличке новобранцев приветствовал лично наш командир роты оберштурмфюрер Ганс Бекер. Несмотря на то что 1941 год еще не перевалил за половину, Бекер к тому времени уже был опытным боевым командиром, который воевал в Польше, во Франции и Греции.

Затем инструкторы проверили у нас ногти, обувь, внимательно осмотрели лица, чтобы на них не было и следов запрещенной щетины, проверили, достаточно ли коротко мы подстрижены и содержим ли в чистоте носовые платки. Они открыли наши ранцы, чтобы проверить принадлежности для умывания, зубные щетки и прочие вещи, которые нам понадобятся на действительной службе. Наконец, офицер объявил нам пароль на текущий день.

В течение последующих нескольких недель проводились бесконечные тренировки и учения, после чего нашу роту объединили еще с одной и сформировали 5.Wachbataillon Berlin – подразделение для несения караульной службы внутри города и за его пределами. Жизнь новобранца пришлась мне по душе, и должен признать, что последующие месяцы стали одними из самых счастливых в моей жизни. Хотя к тому времени, когда объявляли отбой, я зачастую оказывался совершенно измотан и, возможно, был ближе к тому, чтобы заплакать, а не рассмеяться…

Четыре раза я стоял часовым на южном конце Лихтерфельде, неподалеку от транспортных мастерских и от клетки, в которой жил бурый медведь. Этот зверь был подарком «Лейбштандарту» во время недавней кампании в Греции, и за ним было иногда забавно наблюдать. В другом случае я нес службу в штаб-квартире группенфю-рера СС Лео фон Йены, очень высокопоставленного и награжденного многочисленными медалями и орденами офицера, весьма типичного представителя плеяды ветеранов Первой мировой войны. Когда звонили в дверной звонок, я открывал дверь и проверял документы каждого посетителя, внося их фамилии в журнал – даже если бы это был лично фон Йена. Таковы были инструкции, и я выполнил их все без исключения. Лишь дважды расписание моих дежурств предусматривало несение караульной службы в садах рейхсканцелярии.

На 500-метровой асфальтированной полосе за казармами, известной среди новобранцев как Платфусс-аллее, проводились учения по строевой подготовке, зачастую длящиеся по нескольку часов.

– Смотреть вперед. Оружие на плечо. Марш!

И мы маршировали до тех пор, пока все команды не вошли к нам в подсознание и мы не научились выполнять их автоматически. Затем унтер-офицер громко рявкал: «Смирно!» – и мы должны были вытягивать носки ног как можно выше и переходить на торжественный марш (обычно это называлось «строевым шагом»). Наших инструкторов сопровождали музыканты полкового оркестра, которые играли Баденвейлерский марш, выбранный самим фюрером в качестве главной мелодии для «Лейбштандарта». Публично ее исполняли лишь тогда, когда он пребывал в своей берлинской резиденции.

Если кто-нибудь из нас показывал неудовлетворительные результаты, то ему назначали дополнительные «уроки». Припоминаю, как один из новобранцев не мог держать голову под правильным углом. Тогда унтер-офицер взял шнурок и привязал к уху бедняги кусок кирпича, который тот носил, пока не преодолел свой недостаток.

По вечерам, если оставалось свободное время, мы могли пойти в одну из двух столовых при казармах, где можно было купить кое-что для личного потребления – например, зубную пасту, лезвия или те же булочки. Как и многие из моих товарищей, я купил себе кепку и сразу же удалил из нее шнур, чтобы придать ей более небрежный вид. Можно было купить и пиво, и если к нам приходили посетители, то мы могли бы взять их с собой в столовую и угостить пивом. Мой брат Хорст, который был уже унтер-офицером в люфтваффе, обычно сопровождал меня до казармы. Здесь также был кинотеатр, оборудованный в длинном, узком помещении на первом этаже главного здания. Кинозал вмещал несколько сот человек, и здесь показывали все последние фильмы, включая фильм «Штуки» (пикирующие бомбардировщики «Юнкерс-87»), в котором мелодия из «Гибели богов» Рихарда Вагнера наполняет новыми эмоциями пресыщенного молодого пилота, и тот вновь готов рисковать жизнью ради будущего родины. Хотя картина содержала захватывающие сцены воздушных боев, ее главный посыл был очевиден: мы тоже должны продемонстрировать такой же дух самопожертвования, как и молодой герой.

Я был среди первых новобранцев, кому предоставили увольнительные. Это все благодаря моему брату, который однажды в воскресенье явился к нам в казармы со своей новой невестой. В медпункте он попросил дежурного унтер-офицера выдать мне пропуск, и я получил возможность провести несколько часов за пределами казарм. Разрешение было выдано, он подписал бумагу, заявив, что несет ответственность за мое возвращение к указанному времени. Мы отправились в местный бар на Лихтерфельде, где заказали себе кофе с пирожными. Я даже выпил пива, но позволил себе всего один-единственный бокал, так как солдатам «Лейбштандарта», элитного вооруженного формирования Германии, запрещалось потреблять слишком много алкоголя вне казарм. В столовой это правило не соблюдалось, и я провел несколько приятных вечеров, выпивая пиво и напевая солдатские песни вместе со своими новыми товарищами.

Мы прошли между огромными каменными барельефами обнаженных мужчины и женщины по обе стороны от двойных деревянных дверей, ведущих в плавательный бассейн при казармах на Лихтерфельде. Внутри инструктор выдал нам плавательные шорты.

– Надевайте – через пять минут будете нырять, – сказал он.

И здесь наконец дали о себе знать те долгие часы, которые я, будучи школьником, потратил на то, что просто стоял и дрожал от холода у бассейна, в то время как мои одноклассники с удовольствием плавали. Из-за операции по поводу аппендицита я так и не научился плавать…

В дальнем конце бассейна нас с планшетом в руках поджидал обершарфюрер, очень крупный и высокий мужчина с суровым и светлым лицом.

– Внимательно наблюдайте за инструктором, – приказал обершарфюрер. – Ничего сложного – просто повторяйте его движения.

Инструктор быстро взобрался на вершину 10-метровой вышки. Он замер на мгновение на краю самой высокой платформы, а потом спрыгнул ногами вниз. Он нырнул в воду всего в нескольких метрах от меня. Через несколько мгновений, показавшихся мне вечностью, он вынырнул на поверхность и подплыл к боковой лестнице.

– Постройтесь у основания вышки, – скомандовал обершарфюрер. – Если кто-то из вас не умеет плавать, не волнуйтесь. Инструктор вытащит вас, если что.

Если что… Мое сердце ускоренно забилось. Я не любил воду, а высоту – и того меньше. Присутствие инструктора не слишком меня успокаивало.

Обершарфюрер заглянул в свой планшет.

– Бартман, вы первый.

Ухватившись за перила, я начал подниматься вверх по ступеням, уверенный, что вышка качается под моими ногами. Оказавшись наверху, я неохотно отпустил перила и подошел к краю пропасти. Далеко внизу отраженный свет из высоких окон в дальнем конце бассейна весело играл на поверхности воды. Колебание, даже секундное, означало бы мгновенное увольнение с военной службы в ваффен СС. Я глубоко вздохнул, задержав воздух в легких твердо сжатыми губами, и ступил в неведомое…

Порыв воздуха… потом давление воды на барабанные перепонки… Кожа покрылась крошечными пузырьками. Когда я открыл глаза, все вокруг показалось размытым, погруженным в молочный голубой свет. Стояла тишина. Мои руки инстинктивно забились, закрутились, проталкивая меня наверх с мучительной медлительностью. Наконец легкие потребовали новой порции воздуха, и я триумфально выдохнул, когда моя голова оказалась на поверхности воды!

Оружием новобранцев «Лейбштандарта» на период обучения стал пистолет Лютера Р08 («Парабеллум»). Он удобно размещался в кобуре и в качестве личного огнестрельного оружия был весьма сносным, хотя и мог заклинить, если в механизм попадали грязь или песок. Отвлекшись от обычной рутины, инструктор показал нам это оружие в казарме.

– Теперь слушайте внимательно, – сказал он. – На стрельбище я каждому выдам по пять патронов. Вставьте их в магазин и считайте, когда будете стрелять, – предупредил инструктор серьезным тоном.

После обеда мы взяли пистолеты и отправились в приказарменный тир, где стреляли в мишени с расстояния 25 метров. Сначала все мои выстрелы прошли мимо, но вскоре я значительно улучшил результаты.

Когда практическая стрельба была закончена, инструктор собрал нас вместе.

– Прежде чем вернетесь в казармы, чтобы почистить оружие, должен вас предупредить, что пистолет Р08 несколько отличается от других. Когда ствол отделяется от рукояти, высвобождается небольшая пружинка, которая при нажатии отпускает затвор. Если в пороховой камере остался патрон – а такое вполне может произойти, если вы не потрудились сосчитать число выстрелов, – затвор ударит по патрону.

Вернувшись в спальное помещение, мы принялись чистить оружие. И вдруг раздался громкий хлопок. В ошеломленной тишине все принялись судорожно озираться по сторонам. Воздух наполнился сильным запахом кордита. Сидя на койке прямо напротив меня, Макс, новобранец с белокурыми волосами, родом откуда-то из-под Киля, сжимал обеими руками колено. Между его пальцами медленно сочилась кровь.

Привлеченный звуком выстрела, в помещение ворвался Смеющийся Дьявол.

– Что здесь, во имя всего святого, произошло?! – закричал он. Увидев, что произошло, он сурово предупредил: – Всегда убедитесь, что сосчитали все выстрелы. Я же предупреждал! – Осмотрев рану Макса, он несколько смягчился. – И помните: боль исходит из головы…

Нам выдали винтовки Gewehr 98 (7,92-мм винтовка Маузера образца 1898 г.). Эта модель применялась еще во время Первой мировой войны, но, поскольку все новобранцы «Лейбштандарта» были, как правило, рослыми ребятами, это крупное старомодное оружие подходило нам как нельзя лучше. У винтовки, которая досталась мне, был самый красивый рисунок на прикладе, который, отполированный до блеска за все эти годы, вызывал восхищение моих товарищей.

На стрельбище в окрестностях Берлина мы занимались стрельбой по мишеням из положений лежа, с колена и стоя. После каждого выстрела мы докладывали инструктору, который наблюдал мишень через бинокль, сообщая, в какое место, по нашему мнению, попала пуля. После нескольких дней тренировок я научился неплохо стрелять.

Освоив навыки стрельбы, мы начали боевую подготовку. Однажды во время отработки атаки на окопы противника я бросился на землю и начал стрелять из положения лежа. И вдруг мои ноги пронзила боль.

– Пятки нужно плотно прижать к земле, – рявкнул инструктор, надавивший сапогом на мои лодыжки, – если вы не хотите, чтобы они попали под пули или шрапнель.

Едва способный двигаться, на следующее утро я отправился в медицинский пункт. Врач обследовал мои распухшие лодыжки и спросил, что со мной произошло. Я подробно описал все обстоятельства, которые привели к таким травмам. Врач прописал мне два дня постельного режима. За это время я узнал, что командир роты Бекер вызывал к себе инструктора и обсуждал с ним этот инцидент. Несколько дней спустя я наткнулся на инструктора в коридоре.

– A-а, Бартман, – проговорил он, и в глазах его блеснул злобный огонек. – Через десять минут прошу явиться в мое спальное помещение в полной парадной форме.

Мой приход инструктор встретил насмешливым взглядом.

– Разве я не сказал, что нужно явиться в спортивном костюме? Живо переоденьтесь и через десять минут ко мне!

Когда я возвратился, он садистски улыбнулся:

– Пятьдесят приседаний, рядовой.

Я уже знал, что меня ждет: приседания, парадная форма; приседания, отжимания, снова парадная форма… бесконечный цикл, после которого я просто истекал потом. То, как долго я должен был терпеть это наказание, целиком зависело от настроения моего мучителя. Лишь через час он потерял интерес к пыткам. Бал-маскарад, как мы иногда здесь называли его, был закончен, но передышка оказалась недолгой.

– Теперь, – сказал инструктор, – мне нужно, чтобы ты вычистил всю обувь в этом помещении. До блеска!

После трудного дня на плацу все мои товарищи уже крепко спали к тому времени, когда я закончил уборку. Только после того, как унтер-офицер проверил мою работу и остался доволен результатом, он счел возможным разрешить мне отправиться спать. С трудом удерживая глаза открытыми, я вдруг услышал звук шагов на лестнице. Дверь открылась, и я увидел Смеющегося Дьявола. Он изящным жестом вытащил из кармана пару белых хлопковых перчаток.

– Ну что ж, теперь посмотрим, как ты выполнил работу, – несколько зловеще произнес он, засовывая в перчатки свои длинные пальцы.

С характерной усмешкой на лице он поочередно открыл дверь каждого шкафчика, чтобы тщательно проверить содержимое… и не нашел оснований для претензий. Даже кофейник на столе был вычищен до блеска. Я принял все меры, чтобы не дать ему ни малейшего повода помешать мне упасть в койку. И тут вдруг он указал на железную скобу, которая поддерживала балки крыши. Она была расположена высоко в углу комнаты.

– Посмотрю-ка там, – сказал он, оглядывая комнату, – принесите мне стол.

Даже если он встанет на стол, подумал я, не достанет. Однако все же подтащил стол.

Смеющийся Дьявол вскарабкался на стол и начал осматривать скобу.

– Мне нужно еще на что-то встать. Принесите мне что-нибудь подходящее.

Я принес небольшой столик, на котором мы играли в карты или в шахматы, и поставил на большой стол, прямо под железной скобой.

Унтер-офицер забрался наверх и снова осмотрел скобу.

– Нужно еще что-нибудь. Табурет.

Взобравшись на табурет, Смеющийся Дьявол провел облаченной в белую перчатку рукой по верхней части железной скобы. Вообще, учитывая высоту и непрочность конструкции, на которой он стоял, это был довольно смелый поступок. Когда он не спеша спустился вниз, то подошел поближе и молча поднес руку прямо к моему носу. В этот момент он был похож на актера пантомимы.

– Что, – спросил он снова, слегка наклонив голову набок, – что это такое?

– Пыль, унтершарфюрер, – стыдливо ответил я.

В «Лейбштандарте» мы, в отличие от вермахта, никогда не добавляли к званию вышестоящего начальника слово «господин»…

Раздался хлопок, и мне в лицо ударило небольшое облако пыли. Я закашлял и чихнул.

– Вымыть здесь все. Дочиста! Позже я вернусь и все проверю.

Я покачал головой, провожая взглядом унтершарфюрера, шаги которого постепенно стихли на лестнице. А потом, вздохнув, попробовал как-то настроиться на выполнение сверхзанудного задания. Я вытер все скобы, все балки, потом освободил от вещей каждый шкафчик и тоже начисто все протер. Я вымыл полы. Соседи по комнате начали жаловаться на шум, и я спешил закончить все поскорее, чтобы не мешать их отдыху. Полностью измученный и опустошенный, я наконец присел, вслушиваясь в храп моих товарищей и ожидая прихода Смеющегося Дьявола. Около 3 часов утра появился командир роты Бекер и спросил, почему я все еще не сплю. Я все ему рассказал.

– Отправляйтесь в постель, – приказал он. – Я сам этим займусь.

Бекер назначил унтершарфюрера дежурным еще на сутки, и на некоторое время я был избавлен от общения с ним.

На плацу, под зорким взглядом каменного орла на парапете, нас построили в шеренги, составляющие три стороны квадрата. Перед нами стояли оберштурмфюрер Ганс Бекер и командир взвода с полковым штандартом. По сигналу Бекера командир взвода опустил знамя, его отделанные золотом края переливались в солнечном свете, пока флагшток не занял горизонтальное положение. Представители от каждого взвода промаршировали вперед, и каждый положил левую руку на древко. Это послужило для всех сигналом вскинуть вверх правую руку.

Оберштурмфюрер Ганс Бекер прочитал текст «Fahneneid», военной присяги, напоминавшей клятву тевтонских рыцарей, о которых мой школьный учитель господин Верт рассказывал в классе несколько лет назад.

– Клянусь тебе, Адольф Гитлер, как фюреру и канцлеру рейха, быть верным и мужественным. Я торжественно обещаю быть преданным тебе и назначенным тобой начальникам до самой смерти, и да поможет мне Бог.

Гордо расправив плечи, я повторил присягу, поклявшись, как и все, отдать свою жизнь за фюрера.