Глава 31
Обратная сторона Стикса
Я посмотрел на часы – без пяти минут пять. Генрих и три офицера уже ждали меня на улице. Я тихонько закрыл дверь, чтобы не разбудить Уту и Лизу.
– Нам нет смысла предаваться отчаянию, – сказал гауптштурмфюрер. – Мы давали клятву на верность Гитлеру и в этом смысле отличаемся от остальных войск. Гитлер мертв. Я думал об этом. Мы, так сказать, оказались на другом берегу Стикса – здесь нас может ожидать только смерть. Полагаю, нам нужно держаться вместе и попробовать перебраться на ту сторону Эльбы.
Еще со времени нашего отступления от Одера я понимал, что наше эпическое противостояние с большевистским злом, желавшим покорить Европу, приближается к концу, поэтому пораженческие речи гауптштурмфюрера не вызвали у меня удивления. Хуже всего было бы сдаться русским. Мы слишком часто становились свидетелями того, какая участь ожидала солдат войск СС, попадавших им в лапы. В такой безвыходной ситуации, когда оставалась только мысль о необходимости выжить любой ценой, решение гауптштурмфюрера отказаться от дальнейшей борьбы с врагом вызвало лишь облегчение.
Тем хмурым утром я оставил все мысли о возвращении домой. Мир, в котором я вырос, внезапно исчез. В отдалении раздался резкий одинокий винтовочный выстрел – возможно, это один из беглецов решил свести счеты с жизнью. Несколько километров мы шли по открытой местности до берега Эльбы, где все еще стояла та самая баржа, на которой нам удалось раздобыть продовольствие для наших гостеприимных хозяек. А чуть-чуть дальше, вниз по течению, мы вдруг увидели на середине реки лодку. С одного берега на другой был протянут канат, и с его помощью американские солдаты направляли лодку к нашему берегу, на котором их ожидали примерно двадцать солдат в форме вермахта.
Оберштурмфюрер поднял автомат.
– Почему они не стреляют? – недовольно проговорил он. Это были первые слова, которые я от него услышал за все то время, что он находился со своими спутниками.
Гауптштурмфюрер покачал головой:
– На том берегу американская армия. Они просто не могут стрелять. Как и мы, впрочем.
– Если мы сейчас сдадимся, у нас будет шанс переправиться через реку, – сказал Генрих.
Гауптштурмфюрер тут же взял ситуацию в свои руки. Он громко закричал:
– Эй! Эй!
– Мы не станем стрелять первыми! – крикнул американец на чистом немецком языке. – Если только вы не откроете огонь.
– Нет, нет! Мы не будем стрелять, – отозвался гауптштурмфюрер и поднял руки.
Забросив автоматы на спину, мы направились к лодке. На носу ее стоял жевавший резинку американский офицер. Он представился, у него оказалось какое-то еврейское имя (Коэн, кажется).
– Джентльмены, у меня к вам маленькое предложение.
– А что, война закончилась? – неприязненно спросил Шенк.
– Нет, но это вопрос нескольких дней, – растягивая слова, ответил американец.
– Вы говорили о каком-то предложении, – сказал гауптштурмфюрер.
Ситуация была абсурдной: еще продолжалась война, мы стояли на берегу, вооруженные до зубов, а всего в нескольких метрах от нас находились враги, не проявлявшие ни малейших признаков беспокойства.
– Я перевезу вас через реку. Я понимаю, что вы, парни, не хотите попасть к русским. Только одно условие. Я заберу у вас все нашивки, награды, часы, автоматы и, особенно, пистолеты Лютера.
Мы в ожидании смотрели на нашего старшего офицера.
Подумав секунду, тот покачал головой:
– К сожалению, я не могу принять ваше предложение, а мои люди пусть решают каждый за себя.
Решился один Генрих. Он шагнул к лодке и выругался:
– Да пошло оно все… С меня хватит этих приключений. Я переправляюсь.
Американский офицер подал ему руку, помогая присоединиться к уже находившимся на борту немецким солдатам, на лицах которых застыло странное выражение настороженности и облегчения.
– Удачи, Генрих! – крикнул я, когда лодка отчалила от берега.
– Кто знает, может, еще увидимся, когда все закончится! – крикнул он мне в ответ и широко улыбнулся.
– Странные эти американцы, – сказал я, ни к кому конкретно не обращаясь.
– Этот офицер явно еврей, – отозвался оберштурм-фюрер. – Они всегда думают только о деньгах. Хороший бизнесмен всегда готов ограбить другого при первой возможности. Если уцелеем, нам придется заново учиться жить в этом мире.
Мы уже теряли надежду найти подходящее переправочное средство, как вдруг увидели вблизи от берега пустую моторную лодку, засевшую в речном иле. По пояс в воде, мы пробрались сквозь заросли тростника и попытались вытянуть ее, однако быстро оставили эту затею.
– Залезаем в нее, – скомандовал гауптштурмфюрер.
Мы воодушевились при мысли о том, что у нас внезапно появилась возможность убежать на Запад, поэтому мы забрались в лодку и попытались, раскачивая ее весом своих тел, вырвать суденышко из грязевого плена. Лодка качалась, грязь хлюпала и чавкала. Старший офицер бодрым голосом командовал:
– А ну, давай, сильнее! Она сейчас вылезет!
Внезапно вокруг лодки начали взлетать фонтанчики воды. Жесткие стебли камышей упали, словно их срезали невидимым лезвием. И только тогда мы сообразили, что в нас стреляют. Мы вчетвером бросились в воду. Каким-то чудом мне удалось увернуться от пуль. Судя по всему, мой ангел-хранитель снова помог мне как раз тогда, когда мне это больше всего требовалось. Весь в грязи, я выбрался к своим офицерам.
– Наверное, союзники договорились с русскими, чтобы не пускать никого на тот берег, – сказал Шенк. – Надо полагать, наш еврейский друг, вернувшись на тот берег, уже доложил все, что нужно.
Мы пошли дальше вниз по течению и набрели на заросли тростника. У берега возвышались кусты. Гауптштурмфюрер послал меня в разведку, а сами офицеры, втроем, остались дожидаться в близлежащей рощице. На берегу, в груде листьев, я обнаружил плоскодонку с парой весел и в хорошем состоянии. Понимая, что у нас вновь появился шанс перебраться на другой берег Эльбы, я взбодрился и поспешил к своим товарищам, чтобы сообщить им хорошую новость.
– Отличная работа, унтершарфюрер Бартман, – сказал гауптштурмфюрер. – Однако не стоит рисковать и переправляться через реку днем. Замаскируем лодку и дождемся ночи.
Мы разделились. Двое остались сторожить лодку, а двое направились обратно в Ерихов, чтобы следить за русскими. Если бы возникла опасность, им следовало предупредить нас заранее, чтобы нас не застигли на середине реки.
В Ерихов вернулись мы с Шенком, а старшие по званию офицеры остались возле лодки. Мы собирались снова посидеть в доме Уты и Лизы, пока не наступит время возвращаться к реке. К тому же, покидая дом рано утром, я не успел поблагодарить девушек за их теплый прием и от всей души желал исправить эту ошибку.
Мы подошли к городку с юга и столкнулись с целым потоком беженцев, направлявшихся в деревню.
– Вы куда идете? – спросил я у молодой женщины, которая в толпе людей пробивалась вперед с привязанным к спине тяжелым чемоданом, держа за руку двух ребятишек.
– К железнодорожному мосту, – ответила она. – Говорят, некоторым гражданским разрешили перейти на ту сторону реки, а я не хочу дожидаться, пока ко мне явятся русские.
Городок выглядел так, будто его покинули все жители. Я постучал в дверь знакомого дома своими грязными пальцами. Ответа не последовало. Я взялся за дверную ручку – дверь оказалась открыта – и вошел внутрь.
Из кухни донесся чей-то шепот.
– Это я, Эрвин! – сказал я и услышал, как упал стул, когда девушки бросились к двери.
– Ах, Эрвин! – всхлипнула Лиза. – А мы думали, это русские пришли.
– Они тут появятся не раньше чем через пару дней. Но вам следует уходить, пока не поздно, – сказал я. —
Американцы уже на том берегу Эльбы. Там вы будете в безопасности.
– Но как же мы уйдем? Здесь наше все. И родители еще не вернулись. А может, русские не такие страшные, как говорят. – Ута обняла дрожащие плечи сестры.
Вечером, так и не дождавшись русских, мы с Шенком вернулись на берег реки и с радостью обнаружили, что наша лодка по-прежнему цела и невредима. Гауптштурмфюрер принял решение добираться в госпиталь войск СС, располагавшийся в городе Кёнигслуттер-ам-Эльм, примерно в 100 километрах от Эльбы. Никому и в голову не пришло спорить с ним. По крайней мере, теперь у нас появилась хоть какая-то цель. Более того, раз уж мой командир отказался переправляться с американцами, у меня появилось предположение, что, возможно, нам вообще удастся избежать плена. Теперь оставалось лишь дождаться наступления ночи.
В кустах по ту сторону луга что-то зашевелилось. Мы взяли автоматы на изготовку и приготовились к бою. Из зарослей появились примерно двадцать человек в немецкой форме.
– Как бы это не оказались предатели Зейдлица. Мы их положим прямо тут, – сказал оберштурмфюрер. – Ублюдки заслуживают этого.
– Но у них нет нарукавных знаков, – возразил я. – Посмотрите, это, наверное, солдаты вермахта.
Фельдфебель, командир отряда, видимо, сразу заметил нашу лодку, потому что ускорил шаг.
– Держите их на мушке, – приказал гауптштурмфюрер и вышел из своего укрытия.
– Не стреляйте! – крикнул он. – Мы из СС. Это наша лодка.
Автоматы в руках солдат повернулись в его сторону.
– Какая часть? – спросил фельдфебель.
– Полк «Сокол», дивизия «Лейбштандарт СС Адольф Гитлер», – ответил наш командир.
– Сколько вас?
– Четверо. Три офицера и унтершарфюрер.
– Покажитесь.
Гауптштурмфюрер подал нам знак выйти из укрытия.
А фельдфебель повернулся к своим людям и приказал опустить оружие. Это несколько снизило градус недоверия между нами. Мы стояли, ожидая, когда подойдут солдаты.
Фельдфебель прищурился.
– Вы говорите, это ваша лодка?
– Мы обнаружили ее сегодня днем. И собираемся переправиться через Эльбу, когда стемнеет, – холодно ответил гауптштурмфюрер.
Фельдфебель покачал головой:
– Говорите, что хотите. Но я конфискую лодку для нашего генерала.
– Постойте, это наша лодка! – твердо сказал гауптштурмфюрер.
– Сожалею, но у меня приказ. – Фельдфебель направился к берегу.
Наш гауптштурмфюрер, возвышаясь над ним на голову, шагнул вперед, преграждая солдату путь.
– Вам же сказано, это наша лодка!
Я непроизвольно поднял свой автомат. Шенк и оберштурмфюрер сделали то же самое в отчаянной попытке защитить наше единственное средство к спасению. Солдаты вермахта, которых было по крайней мере вчетверо больше, чем нас, тоже изготовились стрелять. Одно неосторожное движение могло спровоцировать перестрелку, которая неизбежно закончилась бы нашей гибелью. Несколько секунд продолжалась эта дуэль натянутых нервов.
Фельдфебель сердито посмотрел в глаза нашему гауптштурмфюреру, который упрямо стоял у него на пути. Затем раздраженно приказал двум своим людям привести генерала. И вот мы стояли на границе рейха, немцы против немцев, и целились друг в друга, ожидая кого-то, кто мог бы остановить нас.
Прошли двадцать напряженных минут. Наконец посланные фельдфебелем солдаты вернулись, и с ними пришел генерал вермахта.
– Опустите оружие, – приказал он своим людям и посмотрел на нашего командира. – Я здесь старший по
званию.
Наш гауптштурмфюрер даже не пошевелился.
Лицо генерала покраснело.
– Послушайте! Я требую, чтобы вы позволили моим людям взять лодку без дальнейших возражений.
– Мы ее не отдадим, – не допускающим возражения тоном ответил гауптштурмфюрер.
Генерал попытался сохранить невозмутимость.
– Ладно, – кивнул он. – Думаю, мы можем прийти к соглашению, которое устроит нас обоих.
Наш командир по-прежнему стоял молча, ожидая продолжения.
– Послушайте, мы все хотим перебраться на тот берег, – заговорил генерал, стараясь выглядеть как можно убедительнее. – Я оставлю с вами двух своих людей. Они переправят вас на противоположный берег, а потом вернутся за нами. И мы тоже сможем перебраться туда.
Когда наступила ночь, мы погрузились в лодку с двумя молодыми солдатами из отряда вермахта, которые сели на весла. Однако, едва мы отплыли от берега, нас подхватило неожиданно сильное течение. В отдалении я заметил очертания разрушенного железнодорожного моста в Тангермюнде.
– Проклятье! – выругался гауптштурмфюрер. – Так мы к утру окажемся в Гамбурге.
Мы спустились на несколько километров вниз по течению, прежде чем лодка все-таки уткнулась носом в прибрежную гальку на другом берегу Эльбы. Мы выбрались на берег и оттолкнули суденышко от берега. Не могу сказать, вернулись ли гребцы к ожидавшему их генералу, но, пока течение и тьма не скрыли от нас лодку, у меня не возникало мысли о том, что парни горят желанием плыть на восточный берег Эльбы.
Во главе с гауптштурмфюрером мы покинули берег реки, спустились еще чуть-чуть ниже по течению, пока не достигли небольшого леса, и там пошли по лесной тропе. А когда наступил рассвет, мы вдруг обнаружили, что тропа идет параллельно шоссейной дороге и до нее не более 50 метров. Весь лес наполнился радостными трелями птиц.
– Прекрасная земля, – не выдержал гауптштурмфюрер.
Не обращая внимания на голодные позывы желудка, я закрыл глаза, с наслаждением прислушиваясь к чудесным песням пробуждающейся весенней природы.
– Прячьтесь! – крикнул вдруг Шенк.
Я инстинктивно пригнулся, и как раз вовремя: совсем рядом, возле деревьев, по дороге проехал американский джип. Из пулемета, установленного на нем, дали очередь по кустам. Вниз полетели сбитые листья, однако автомобиль поехал дальше к Эльбе, не замедляя хода.
– Чудом спаслись, – хмыкнул гауптштурмфюрер, вставая и отряхиваясь. – С этой минуты будем двигаться только по ночам. Нет смысла рисковать жизнью в самом конце войны.
Припасы наши закончились, поэтому утро следующего дня мы встретили продрогшими и с пустыми желудками. Какой-то полуразвалившийся дом на краю поля, который мы заметили из-за деревьев, казалось, сулил нам несколько минут отдыха и, возможно, избавление от мучительного чувства голода. Когда мы подошли поближе, дверь распахнулась нам навстречу.
На пороге стоял худой мужчина, который смотрел на нас каким-то отстраненным взглядом. Мне он почему-то напомнил ворона, может быть, из-за длинных волос, ниспадавших ему на плечи.
– Кто это у нас тут? – хрипло спросил он. – Будь я проклят! Да это ж эсэсовцы пришли, чтобы спасти меня…
– Заткнись! – оборвал его я. – Нам надо поесть.
Мужчина, похожий на ворона, отступил в сторону, давая нам пройти в дом, а потом захлопнул дверь.
– Могу предложить вам хлеб, это все, что у меня есть, – сказал он. – Сколько у вас наград! А что в них проку? Американцы уже встретились с русскими в Торгау на Эльбе. Большой праздник! Там сейчас все танцуют. Прямо на могилах погибших немцев. И вы ничего с этим не можете сделать.
Он прошел в угол своей жалкой лачуги, открыл какой-то шкафчик.
– Это все, что я могу вам предложить.
Мы жадно съели хлеб с перцем.
– Ну, и сколько вы собираетесь тут отсиживаться? – спросил наш негостеприимный хозяин.
– Пока не стемнеет, – зевнув, пообещал гауптштурмфюрер. – Сейчас помоемся, а потом отдохнем до темноты.
Мужчина пожал плечами:
– Умывальник в спальне, но вам придется самим носить воду. Насос у черного хода. Ах да! Кувшин на умывальнике, не разбейте!
Я сбросил форму, вылил воду в раковину и вдруг увидел собственное лицо в зеркале, висевшем на стене. Я вступил в «Лейбштандарт» четыре года назад, однако мне казалось, что прошло не более четырех месяцев. Но зеркало говорило совсем о другом. На меня смотрело постаревшее на десятилетия лицо человека, утомленного постоянной бессонницей и голодом. Я помотал головой и склонился над умывальником.
И тут же за спиной у меня раздался отчаянный стук в дверь. Это стучал наш хозяин.
– Русские идут! Ваши друзья ждут вас на улице!
Только собравшись вместе, мы наконец сообразили, что произошло.
– Вот же старая свинья! – выругался гауптштурмфюрер. – Он придумал историю про русских, чтобы выставить нас!
Страдая от голода, промокшие и ободранные, мы добрались до северных предместий городка Кёнигслуттер-ам-Эльм, когда первые лучи солнца начали пробиваться сквозь молодую листву деревьев. Бесконечные серые облака исчезли и открыли глубокую синеву, в которой не было теперь ни одного самолета. Над нами распростерлось по-настоящему летнее небо.
– Надо избавиться от всех нашивок и прочего, что позволит причислить нас к «Лейбштандарту» или войскам СС, – сказал наш командир.
В скорбном молчании я срезал ножом все свои нашивки. Последней я срезал серебряную нашивку с именем «Адольф Гитлер». Я повесил ее на ветку дерева, рядом с нашивками моих товарищей. У ствола я закопал свое оружие, и в эту минуту простился с юностью, которую у меня отняла война.
