Глава 27
История трех генералов
Горстка выживших солдат полка «Сокол» и несколько бойцов-ополченцев увязались за мной, надеясь, что я, благодаря своему боевому опыту, смогу их спасти. Я повел их в Бризен, крупный транспортный узел на железнодорожной линии Берлин – Франкфурт-на-Одере. Естественно, во время нашего перехода не раздавалось солдатских песен. Последние надежды на победу умерли в наших сердцах. Большинство ополченцев и молодых призывников, оказавшихся под моим началом, были жителями Берлина и его пригородов, и на их лицах я читал непреодолимое желание вернуться домой до того, как жестокий молох войны уничтожит наш прекрасный город.
Мы добрались до станции и увидели, что платформа заполнена растерявшимися солдатами и беженцами. Это было жуткое зрелище. Матери с белыми от ужаса лицами прижимали к себе дочерей, понимая, что они будут изнасилованы, если попадут в руки русских. Какой-то свежевыбритый офицер вермахта стоял в этой толпе, распространяя вокруг аромат одеколона и дорогого мыла. У его ног стояли два кожаных чемодана. Судя по всему, они были набиты под завязку, отчего у офицера был вид богатого коммивояжера.
– Поезда еще ходят? – спросил я у него.
– Мне сказали, что в любую минуту может прийти состав, – ответил он, склонив ко мне свой аристократический нос.
Я со своей командой расположился на краю платформы. Прошло полчаса, но никаких признаков поезда не наблюдалось. Мне пришло в голову, что чем дольше мы здесь сидим, тем призрачнее становятся наши шансы на выживание. Я собрал своих подчиненных и заявил им следующее:
– Скоро здесь появятся русские. Кто хочет, может оставаться здесь, с остальными будем пробираться на запад.
К моей радости, ни один из моих солдат не остался.
Мы прошли всего несколько километров и натолкнулись на другую смешанную часть под командованием штурмбаннфюрера СС. Имея более высокое звание, он приказал моему разношерстному отряду возвращаться назад к так называемой линии фронта. Но он, по крайней мере, имел мужество лично повести нас туда. Как я заметил, подобного мужества не хватало очень многим офицерам вермахта.
Столкнувшись опять с противником, штурмбаннфюрер приказал моему отряду занять любые из свободных траншей. Здесь мне улыбнулась удача, так как я нашел целехонький пулемет MG-42, отличавшийся высокой скорострельностью. Рядом с ним обнаружилось множество полностью набитых цинков и перевернутая каска, в которой лежала ракетница и несколько сигнальных ракет.
Впереди простиралась равнинная местность, дававшая крайне мало укрытия, так что огневая позиция для пулемета представлялась идеальной. Здесь легко будет отражать атаки русских. Я взялся за рукоятки и нажал на гашетку, желая проверить работу пулемета. К моему удивлению, никакого эффекта это не возымело. Я поменял магазин, но пулемет стрелял одиночными или давал только короткую очередь.
Я осыпал проклятиями упрямое оружие, как вдруг услышал у себя за спиной иностранную речь. Я оглянулся и увидел отряд венгров – молодых людей 17–18 лет. Они остановились возле меня и стали знаками показывать мне, что не знают, как пользоваться своими карабинами и как их перезаряжать. Я взял у ближайшего солдата его оружие и быстро преподал им урок. Едва я закончил показывать, как русские начали атаку. Молодой венгр схватил карабин и начал стрелять. К сожалению, в наших боевых порядках зияли большие дыры, и одному русскому отделению удалось обойти нас с фланга там, где в неглубоких окопах держал оборону наш штурмбаннфюрер со своими людьми. Русские забросали его позиции гранатами и открыли бешеную стрельбу из автоматов, после чего довольно быстро сломили сопротивление наших солдат. Будучи в ранге унтершарфюрера, я вновь оказался старше всех по званию…
Учитывая опасность окружения, я приказал венграм задержать наступление русских. Наши союзники примкнули штыки и храбро бросились в атаку. На несколько важных минут им удалось удержать позиции.
Перестрелка продолжалась, но русские ползком подбирались все ближе к нашим позициям. В высокой траве виднелись их вещевые мешки. После нескольких коротких очередей мой MG-42 окончательно вышел из строя. У меня на лбу выступил холодный пот. Я схватил ракетницу из каски и выстрелил. Раздалось шипение, красный огонь с дымным хвостом устремился к одному из таких вещевых мешков. Закричав от ужаса, его владелец вскочил на ноги, размахивая руками и стараясь сбить пламя. Очередь из автомата быстро прекратила его борьбу с огнем.
Удивленные упорным сопротивлением, русские отошли на несколько сот метров, а я решил этим воспользоваться и отступить со своими людьми, пока еще сохранялась такая возможность. Я собирался увести свой отряд к трассе Берлин – Франкфурт-на-Одере в надежде, что там нам встретится какая-нибудь боеспособная часть под командованием опытных офицеров.
Возле трассы я увидел группу людей в форме войск СС, а среди них моего старого товарища роттенфюрера (обер-ефрейтор СС) Альфреда Шнейдерайта. При виде нашего отряда у него на лице появилось выражение изумления, и я поспешил к нему. Подойдя поближе, я заметил, что теперь он носит звание унтерштурмфюрера (лейтенанта СС), а на лацкане его кителя висит Рыцарский крест. Несмотря на разницу в званиях, мы тепло пожали друг другу руки.
– Ах, Эрвин, какая неразбериха вокруг, – вздохнул он. – Все перепуталось. Кажется, никто не понимает, что происходит. Не то что раньше, когда мы гнали русских до Ростова-на-Дону. Смотрю, ты вполне оправился от осколочного ранения, которое получил под Прохоровкой.
– А у тебя, гляжу, Рыцарский крест? – заметил я.
На его лице появилась широкая улыбка.
– Получил в декабре 1943 года, когда подбил пару танков. Фюрер мне его лично вручал.
Мы недолго поговорили, после чего я повел свой маленький отряд дальше на запад. От голода у всех моих солдат и у меня самого крутило в животе, и тут мы повстречали нескольких солдат вермахта, охранявших вход в какое-то поместье. Я подошел к фельдфебелю, стоявшему у ворот, богато украшенных чеканкой, и поинтересовался, где можно раздобыть еды.
– Ничем не могу помочь, – ответил тот. – Если вам нужна еда, вы должны получить письменное разрешение от генерала.
– А где он?
– В хозяйском доме, это дальше по дороге.
Но когда я попробовал пройти в ворота, мне в грудь уперся штык.
– Без пропуска туда нельзя.
Ситуация складывалась безвыходная, однако мне удалось-таки уговорить фельдфебеля отправить кого-нибудь из его людей за пропуском на территорию поместья. Минут через пятнадцать он вернулся и показал на меня пальцем.
– Вы можете увидеть генерала, но ваши люди должны оставаться здесь.
На подгибающихся от усталости ногах я прошел по аллее, обсаженной деревьями, до помещичьего дома, где двое часовых, охранявших вход, пропустили меня без дальнейших вопросов.
Несколько офицеров в высоких чинах сидели за длинным столом в большом зале, стены которого были закрыты дубовыми панелями с бесчисленными оленьими рогами. Они потихоньку потягивали коньяк и о чем-то беседовали. Я подошел к ним, и один генерал средних лет, отогнав сигарный дым от своего лица, поинтересовался:
– Да? В чем дело?
– Господин генерал, мои люди долгое время не ели. Нам необходимо довольствие.
– Сколько с вами людей?
– Около двадцати, господин генерал.
– Ага, двадцать… Не думаю, что сможем накормить такую ораву, но я бы мог вам предложить кое-что другое. Присаживайтесь, пообедайте с нами.
Генерал радушно указал мне рукой на свободный стул.
– Благодарю вас, господин генерал, – ответил я. – Я солдат ваффен СС, и, думаю, будет неправильно, если стану есть, когда мои люди голодны.
– Однако вы должны есть. – Генерал погрозил мне пальцем, как нашкодившему ребенку. – Как командир вы обязаны беречь силы. Как иначе вы сможете сохранить энергию и эффективно командовать солдатами?
Я почувствовал раздражение.
– А какая польза в том, что у меня будет полный желудок, а мои солдаты ослабеют от голода и не смогут драться?
Я бросил на него откровенно презрительный взгляд и, не дожидаясь ответа, развернулся кругом. В голове у меня мелькнуло: «Как мы можем победить в этой войне, если у нас такие командиры? Надеюсь, они попадутся в лапы русским и получат все, чего заслуживают».
Возможно, моя голова была слишком занята мыслями о еде, поэтому я не очень обращал внимания на окружающее и не могу сказать, как долго мы шли. Но когда мы проходили мимо одного изрешеченного пулями амбара, я внезапно остановился и принюхался.
– Жареный поросенок, – непроизвольно сорвалось у меня с губ. – Подождите здесь, я пойду посмотрю, кто там готовит.
Я прошел немного дальше, оставив своих людей в амбаре. Недалеко от обочины в сельском доме я наткнулся на армейский командный пункт. После переговоров с бесчисленным количеством часовых мне наконец удалось добраться до временного штаба армейского генерала.
Генерал, не тратя время на лишние слова, спросил:
– Что я могу для вас сделать?
– Господин генерал, мои люди несколько дней не ели.
– А где они?
– Недалеко, в сарае… Я разместил их там на отдых.
– Как у них настроение, боевое?
Я вкратце описал генералу события последних дней.
– Гм, я подумаю, что можно сделать.
Он вынул из стола записную книжку и выписал пропуск.
– Отнесите это в полевую кухню и отдайте повару.
Глотая слюну, я следовал туда, куда меня вел мой нос, и в конце концов оказался у большого черного сооружения с четырьмя плитами и трубой посередине. Полевая кухня. Повар, как и генерал, оказался добродушным, жизнерадостным человеком с большим животом и щеками, красными как яблоки. Он вытер руки о передник и взял записку у меня из рук.
– Ха, дружище, вам повезло! – Он снял с плеча кухонное полотенце, достал из одной печи поросенка на большом металлическом подносе, поставил его на плиту и передал мне полотенце, чтобы я не обжег руки.
Собираясь скорее принести еду своим солдатам, я собрался уходить, но повар задержал меня.
– Эй, подожди-ка. – Он подошел ко второй плите и достал еще один противень, на этот раз наполненный жареным картофелем. Я не мог поверить своим глазам. Повар зачерпнул полный ковш картофеля и щедро наложил его поверх поросенка на подносе, который я держал в руках.
– Поднос можешь не возвращать. Думаю, нам он больше не понадобится.
Когда я появился на пороге сарая, на меня уставились несколько пар изумленных глаз. Многие непроизвольно закричали от восторга. Мы наелись до отвала, забрали с собой остатки еды и постарались уйти в лес, как можно дальше. Не сомневаюсь, вскоре после того, как мы ушли из сарая, полевая кухня досталась русским…
Печально вздыхал ветер, в верхушках деревьев перекликались кукушки, словно насмехаясь над войной. В лесу штатские и солдаты могли ненадолго укрыться от русских самолетов, которые практически свободно рыскали в немецком небе.
Шедший рядом со мной рекрут приложил ладонь к уху и спросил:
– Господин унтершарфюрер, вы слышите?
Я приказал всем остановиться и прислушался. Среди елей раздавался звон металлического колокольчика.
– А еще чьи-то голоса… И стрельба в отдалении.
Я напряг слух. К сожалению, он у меня так и не восстановился как следует после памятного выстрела нашего «Тигра» под Харьковом.
– А-а-а, да, да… Женские голоса…
Тропинка вывела нас на поляну, где собралась группа мирных жителей со всем своим домашним скотом, коровами, овцами, козами, которых они надеялись спасти. Женщины судорожно хватались друг за дружку при звуках приближающейся стрельбы. Внезапно по стволам окружающих деревьев застучали пули, вниз посыпались щепки, куски коры, сбитые ветви. Вдалеке между деревьями замелькали фигуры в немецких мундирах. На рукавах у них виднелись белые повязки, что выдавало в них предателей из формирований Зейдлица. Вскоре бой в подлеске стих, и на поляне появилась группа старших офицеров вермахта в сопровождении их уставших и разгоряченных солдат. Некоторые солдаты были нагружены большими холщовыми сумками и рюкзаками, набитыми вещами, которые, вне всякого сомнения, принадлежали генералам и были призваны обеспечить им максимальный комфорт. Еще несколько солдат конвоировали захваченных изменников из отрядов Зейдлица, которых они ухитрились захватить в плен. У одного из конвоиров на голове красовалась красная египетская феска, и он прыгал вокруг пленников, кривляясь, как безумный.
Один из офицеров окликнул меня:
– Вы ведь из СС? Расстреляйте вот этих.
– Это вы взяли их в плен, – ответил я. – Мы не занимаемся такими делами. Почему бы вам не шлепнуть их самим?
Я сам себе с трудом верил, что разговариваю со старшим по званию подобным тоном. Не желая иметь ничего общего со всеми этими вояками, я повел своих людей дальше.
Когда мы отошли на достаточное расстояние и офицеры вермахта не могли нас слышать, один из моих рекрутов, большой умница, рассмеялся.
– Они могли бы вас расстрелять за несоблюдение субординации. Просто они подумали, что вы офицер…
