Через два дня состоялись похороны. Фрэнсис собиралась пойти на них с матерью, но мать утром встала еще более хмурая и раздражительная, чем обычно, и пожаловалась на больное горло. Так что Фрэнсис отправилась одна – в унынии добрела до Пекхама по серым пасмурным улицам, а там села на автобус до кладбища. У ворот, в ожидании похоронного кортежа, толпились мужчины и женщины в черных одеждах. Фрэнсис узнала тетушек и кузенов с семейной вечеринки и пожала руку двум-трем из них. Когда показался катафалк и вереница автомобилей, она принялась напряженно высматривать Лилиану, но увидела ее лишь мельком, в окне одной из проползавших мимо машин. Наконец последний автомобиль въехал на кладбище, и участники похорон в молчании потянулись за ним следом. Понадобилось минут десять, чтобы по извилистой дорожке между могилами добраться до угрюмой маленькой часовни, где должна была пройти заупокойная служба.

Атмосфера при данных обстоятельствах не могла быть иной, кроме как мрачной. Гроб покоился на козлах перед алтарем: отделанный рыжеватой медью и покрытый рыжеватым лаком, он своим цветом тревожно напоминал самого Леонарда, а два возложенных на него цветочных венка – с надписями «БРАТУ» и «СЫНУ» – вызывали тяжелые мысли о чрезвычайной преждевременности этой смерти. Пока священник произносил надгробное слово, люди плакали в носовые платки. Фрэнсис, боясь дать волю своему горю и тем самым как-нибудь себя выдать, изо всех сил сдерживалась, чтобы не поддаться заразительному плачу, и сидела в каменной неподвижности, словно и не дыша даже.

Но вскоре она почувствовала в общей атмосфере скорби еще что-то, какое-то дополнительное напряжение: заметила это в замкнутых, отчужденных лицах родственников Леонарда, в странном, вызывающем виде, с каким мужчины из семейства Барбер встали, чтобы поднять гроб на плечи по завершении службы. Во время медленного шествия по кладбищу участники похорон – точно уксус и масло – разделились на два обособленных потока, которые не смешались и у могилы. С одной стороны от нее собрались все из Пекхама, с другой – все из Уолворта, и лишь несколько мужчин – вероятно, сослуживцы или однополчане Леонарда – топтались в нерешительности, не зная, к какой из групп примкнуть. Фрэнсис было совершенно все равно, с кем стоять. Она просто хотела, чтобы все поскорее закончилось. Она вытягивала шею, пытаясь разглядеть Лилиану, но видела лишь ее склоненную голову и вздрагивающие от рыданий плечи. Когда гроб опустили в могилу и священник прочитал заключительную молитву, люди начали медленно расходиться, а Фрэнсис принялась пробираться через угрюмую толпу к Лилиане.

В следующую минуту напряжение, подспудно ощущавшееся все время, наконец прорвалось наружу: Фрэнсис не успела сделать и дюжины шагов, когда у изголовья могилы возникла какая-то возня. Семейные венки с надписями «БРАТУ» и «СЫНУ» изначально были помещены на самом виду среди груды цветов, но сейчас Вера и Нетта вознамерились их передвинуть, освобождая место для огромного букета лилий. Мать Леонарда и еще одна женщина – сестра или невестка – с бледными решительными лицами вырывали у Нетты букет, дергая за стебли.

Все происходило в полном молчании, но это пантомимическое выражение враждебности потрясало сильнее любых воплей. Люди оборачивались и застывали с разинутым ртом; никто не знал, что делать. Миссис Вайни, багровая от ярости, направлялась обратно к могиле с таким видом, будто собиралась ввязаться в схватку. Лилиана тянула ее за руку:

– Оставь, мама! Оно того не стоит, честное слово!

Неподалеку стояли два ирландских кузена, вместе с Мин и ее молодым человеком. Фрэнсис подошла к ним:

– Господи, да что здесь творится-то?

Мин прикрыла ладонью рот и нервно захихикала:

– Ах, мисс Рэй, прямо ужас какой-то! Мать Ленни не дает положить на могилу букет Лил.

– Но почему?

– Да из-за того, что в газетах пишут! Вы не видели разве? Какие-то мужчина и женщина показали, что кое-что слышали в ночь убийства, и…

Фрэнсис в смятении уставилась на нее:

– Это уже в газетах?

– В сегодняшней «Экспресс» – да. Но мы и так знали, от полицейских. А родители Лена теперь косо смотрят на Чарли. Говорят, что не знают, кому верить. Он должен был тоже нести гроб, но они вчера вечером заявили, что не нуждаются в его услугах. И вместо него взяли одного из кузенов Лена – который из «черно-рыжих» ко всему прочему! Лил считает, что они поступили так, чтобы насолить ей. И они говорят про нее всякие гадости.

– Например?

– Что она была плохой женой. Что у нее были слишком теплые отношения с Чарли. Ну и про деньги разное. Мол, такая огромная сумма…

– Какие деньги?

– Которые Лил должна получить после смерти Лена.

Этот чертов страховой полис! Если родня Леонарда уже знает про пятьсот фунтов, значит и газетчикам вот-вот станет известно! И как тогда повернется дело?

– Лил в страшном расстройстве из-за всего этого, – продолжала Мин. – Барберы в лицо ничего не говорят, но никто из них ей в глаза не смотрит. Они не пустили наш автомобиль ехать первым за катафалком. А теперь вон цветы убрали…

Ее прервали Вера и Нетта, которые подошли к ним широким шагом, яростно стряхивая с черных шелковых перчаток желтую пыльцу.

– Очаровательно, не правда ли, мисс Рэй? – сказала Вера. – Лен обхохотался бы. Предполагается, что теперь мы все возвратимся на Чевени-авеню, на чай с печеньем. Удивительно, что они нас вообще пригласили. Казалось бы, они должны бояться, что Лил подсыпет им мышьяку в чашки! Ноги моей больше не будет в их доме, ни за какие деньги. Мы отправляемся домой. – Она огляделась по сторонам. – А куда мама подевалась?

– Она и тетушка Кейт повели Лил к воротам, – ответил один из кузенов. – Ллойд, Пэт и Джимми подгонят туда машины.

– Хорошо.

Три сестры, опустив головы, двинулись по узкой дорожке; кузены и молодой человек Мин зашагали следом. Фрэнсис немного помедлила в нерешительности, потом поспешила за ними, надеясь перекинуться с Лилианой хотя бы словом, прежде чем ее увезут.

Но даже за каких-то пятьдесят минут, прошедших со времени, когда все прибыли на кладбище, новость о похоронах успела распространиться. У входа на кладбище было настоящее столпотворение. Репортеры, фотографы и обычные зеваки вроде тех, что торчали у здания суда в день дознания, – они появились невесть откуда и теснились у ворот, глазея на выходящих с кладбища. Мальчишки просовывали головы между прутьями ограды, а несколько даже сидели на ней верхом. Двое из них поймали взгляд Фрэнсис и прокричали требовательно, но дружелюбно, словно спрашивая дорогу:

– Здрасте! Мэм! А который здесь тот парень?

Это они про Чарли, сообразила Фрэнсис. И тут же увидела его: он разговаривал с сотрудником похоронного бюро; Бетти стояла рядом, под руку с ним. Оба выглядели униженными и оскорбленными. Лицо у Чарли страшно осунулось и казалось восковым. Вероятно, он спрашивал, есть ли другой выход с кладбища: сотрудник похоронного бюро кивал и показывал рукой назад, в сторону могил.

Резкий автомобильный гудок заставил Фрэнсис вздрогнуть. Повернув голову на звук, она узнала автомобиль Ллойда – и наконец увидела Лилиану, сидевшую сзади с матерью и теткой. Они пытались выехать с кладбища, но путь загораживал другой автомобиль, который стоял с открытыми дверцами, пока в него влезали представители семейства Барбер, мрачные и раздраженные. Ллойд и шофер Барберов высунулись из окон, чтобы выразить друг другу свое недовольство, а рыжеволосый мужчина, которого Фрэнсис впервые увидела только в часовне и сразу опознала как старшего брата Леонарда, ввязался в перепалку. Голос у него в точности как у Леонарда, отметила Фрэнсис с внутренним содроганием.

Наконец Барберы захлопнули дверцы, и автомобиль тронулся с места. Машина Ллойда медленно поползла вперед, и Фрэнсис осталось лишь стоять, глядя ей вслед. В окнах машины проплывали черно-серые отражения, и, когда в последний момент Лилиана обернулась, встретилась с ней глазами, прижала к стеклу руку в перчатке, Фрэнсис показалось, будто она с отчаянием смотрит на нее сквозь толщу текущей воды, будто она тонет.

Ее страдальческое лицо стояло перед Фрэнсис на всем обратном пути. Она снова и снова вспоминала, чтó сказала Лилиана в последнюю встречу: что она думает, не лучше ли пойти в полицию и во всем признаться. А вдруг она приняла такое решение? Господи, если бы они могли еще раз все обсудить! Может, поехать сейчас в Уолворт, попытаться увидеться с ней? Но какой смысл, если там они только и cмогут, что пару минут опасливо пошептаться в темном узком коридоре?

Ко времени, когда Фрэнсис вернулась домой и обнаружила, что матери по-прежнему нездоровится, у нее самой першило в горле и слезились глаза. Она легла в постель сразу после ужина, но не один час пролежала без сна, терзаясь тревогой. Наутро она встала совсем разбитая, но все же заставила себя сходить к ларьку за газетами. Сообщение о мужчине и женщине в проулке теперь было во всех до единого изданиях. А также выдержки из интервью, фотоснимки, репортажи о похоронах. И в прессе впервые появились фотографии Чарли. «Дейли скетч» даже сумела где-то раздобыть старый моментальный снимок с ним и Лилианой, где оба одеты для вечеринки, Лилиана – с обручем на лбу и длинными висячими серьгами в ушах. Это явно был групповой снимок, но обрезанный таким образом, что они двое выглядели почти как влюбленная пара. Подпись гласила: «Вдова миссис Барбер и ее друг мистер Уисмут, который продолжает помогать полицейскому следствию».

Страх не отпускал Фрэнсис весь день, а вечером тенью последовал за ней в постель и проник во сны. Ранним утром понедельника она, вздрогнув, проснулась в полной уверенности, что услышала требовательный стук в дверь. Может, полиция? Или даже Лилиана? Галлюцинация настолько походила на реальность, что в конце концов Фрэнсис, дрожа от дурных предчувствий, зажгла свечу, на цыпочках спустилась в холл и тихонько приоткрыла дверь, не снимая цепочки. На крыльце никого, на темной улице ни звука, ни движения – лишь изредка шуршат по-мышиному палые листья, гонимые легкими дуновениями ветра.

После полудня, измученная круговертью неотвязных мыслей, Фрэнсис поехала трамваем в город, а там отправилась на Клипстон-стрит. Как только дверь квартиры отворилась и она увидела Кристину – детские голубые глаза, ужасную стрижку, – она неожиданно для себя разрыдалась:

– Ах, Крисси!

Кристина шагнула вперед и обняла ее. Фрэнсис поплакала у нее на плече, потом сконфуженно полезла в карман за носовым платком, прижимая тыльную сторону ладони к сопливому носу.

– Стиви нет дома?

– Нет, она в школе, разумеется! Заходи же, не стой на пороге.

– Я тебя от дел отвлекаю.

– Не будь дурой! Заходи. Я страшно хотела с тобой увидеться.

Она провела Фрэнсис в квартиру и усадила в плюшевое кресло. Сняла с нее шляпу, стянула перчатки. Зажгла конфорку и поставила греться чайник, затем достала из буфета бутылку бренди и два бокала. Слезы мало-помалу унимались, и Фрэнсис вытерла лицо платком. Но когда Кристина вложила бокал ей в руку, ее вдруг опять затрясло, пуще прежнего. Она отпила маленький глоток, стуча зубами о стекло, и поставила бокал на столик, после чего с новой силой расплакалась в платок – и плакала, плакала навзрыд, пока у нее не разболелась голова.

– Извини, – сдавленно пробормотала она наконец.

– Бога ради, не извиняйся, – сказала Кристина. – Пей свой бренди. Дать тебе плед? Ты же холодная как ледышка! Отчего так мерзнешь-то?

Фрэнсис сделала еще один глоточек и отставила бокал в сторону.

– Мне все время холодно, каждую минуту, с тех пор как… – Она не смогла договорить.

Кристина принесла клетчатый шерстяной плед, вытащила электрический обогреватель. Усевшись в кресло напротив, она спросила:

– Что с тобой творится, скажи на милость?

Фрэнсис содрогнулась:

– Первые два-три дня после его смерти… даже не знаю, как мы их пережили. Потихоньку, понемногу, будто по отвесной скале взбирались. Потом вроде бы отпустило немного. Но сейчас… я не понимаю, что происходит. Полицейские взяли себе в голову совершенно дикую мысль.

– В каком смысле дикую?

– Ты что, не следила за делом по газетам? Знаешь про друга Леонарда? Чарли Уисмута? Он утверждает, что провел с Леонардом вечер перед его смертью. Но полицейские ему не верят. И что самое худшее, они подозревают, что Лилиана… что она… боже! – Губы у нее дергались. – Даже произнести не могу. Я ее с самых похорон не видела. Да и на похоронах подойти к ней не удалось. Это был кошмар какой-то. Никто из Леонардовой родни с ней не разговаривал. Два семейства чуть ли не швырялись друг в друга могильными камнями! А дома сплошная нервотрепка. Мать не лучше полицейских, тоже вся в подозрениях. Я не знаю, что делать. Лилиана в Уолворте. Нам не увидеться, не поговорить…

– Она же не навсегда уехала?

– Мне безумно одиноко.

– Но она ведь вернется рано или поздно, да?

– Вот-вот случится что-то ужасное, я точно знаю.

– Я все-таки не понимаю. Ты говоришь, полицейские подозревают Лилиану? Но в чем именно? И почему?

– Все дело в показаниях Чарли. Он говорит неправду о том, где находился в вечер смерти Леонарда.

– И они думают, что он как-то причастен к убийству?

– Да. Но он непричастен.

– Откуда ты знаешь?

– Ну… знаю, и все. А полицейские предполагают, что у Лилианы с ним тайный роман. Что она подбила его избавиться от Леонарда.

– У них есть какие-нибудь доказательства?

– Нет, конечно!

– Ты уверена?

– Разумеется! Ты на что намекаешь?

– Ни на что. Просто на тебя смотреть больно – надо же влипнуть в такую историю…

– Полицейские пытаются искусственно связать разные вещи, никак между собой не связанные. Поведение Лилианы на вечеринке у сестры. Тот факт, что они с Леонардом не были счастливы. Тот факт, что его жизнь была застрахована… – Но Фрэнсис не хотела говорить об этом. Она потрясла головой. – В общем, чушь собачья. Но они уперлись в свою версию! Они все перевирают и передергивают.

После короткой паузы Кристина сказала:

– Жаль, что ты не пришла раньше. Я за тебя испереживалась. Едва не поехала к тебе в Камберуэлл.

Фрэнсис терла воспаленные от слез глаза.

– Ну и поехала бы. Мать прочитала твою телеграмму. Теперь все раскрылось.

– Ох, Фрэнсис, прости. Я не видела другого выхода.

– Да ерунда, не расстраивайся. Скрывать от нее было трусостью с моей стороны. В любом случае сейчас она меньше всего думает о нас с тобой. Сейчас у нее в голове только… даже не знаю, что там у нее в голове. Она тоже настроена против Лилианы.

– А сама Лилиана как?

– О, ужасно. До смерти напугана. Даже больше меня, вот в чем беда. И ей тут сильно нездоровилось. Ты не знаешь? Нет, конечно не знаешь. – Фрэнсис прижала ладонь ко лбу. – Я уже не соображаю, кто чего знает. – Она поколебалась. – Оказывается, Лилиана была беременна.

– Беременна?

– Да.

– Но…

– Она потеряла ребенка. Из-за всего этого стресса. У нее случился выкидыш.

Ничего больше Фрэнсис сказать не могла. Да и чайник уже засвистел, очень кстати. Кристина еще несколько секунд внимательно смотрела на нее, потом встала и быстро подошла к плите.

Закутанная в плед, Фрэнсис наконец перестала дрожать. Но после приступа рыданий чувствовала себя измочаленной, выжатой как лимон. Она поерзала в кресле, немного перемещаясь вбок, скинула туфли и поджала ноги. Снова вытерев глаза и нос, она проговорила:

– Черт, я совсем расклеилась. А Стиви точно не заявится?

– Я же сказала, она в школе. А оттуда отправится в мастерскую. Вернется только вечером.

– А что она обо все этом думает?

– Да понятно что. Разумеется, она тоже была в шоке, когда узнала. Происшедшее кажется совершенно нереальным.

Фрэнсис тяжело привалилась к спинке кресла, прижалась щекой к потертому плюшу.

– В первый день-два мне тоже это казалось нереальным. А теперь нереальным кажется все остальное. Какой сегодня день хотя бы? Понедельник, да? Значит, всего лишь полторы недели прошло! А такое ощущение, будто целая жизнь. За эти десять дней я натерпелась столько страха и ужаса, что на всю жизнь хватит.

Кристина принесла поднос с чайной посудой. Наполняя чашку для Фрэнсис, она сказала:

– У тебя больной вид. Ты плохо выглядишь и… не знаю даже. Сама на себя не похожа.

Фрэнсис взяла свой чай и с наслаждением отхлебнула глоток.

– Мне кажется, я уже не стану собой прежней. Во всяком случае – пока полиция продолжает что-то разнюхивать. Пока рядом крутится инспектор Кемп со своим чертовым чутьем.

– Инспектор? – переспросила Кристина. – Прямо как в книжках?

Голос у нее заметно оживился. Глядя на подругу, Фрэнсис подумала: «Да, ты такая же, как все, кто испытывает нездоровый интерес к убийству. А еще называешь себя пацифисткой. Впрочем, я ведь тоже…» Она устало, коротко отвечала на расспросы Кристины о событиях прошлой субботы, когда в проулке обнаружили тело Леонарда. Она уже столько раз повторяла одно и то же полицейским и соседям, что ей самой история эта казалась старой и скучной, будто бы и не с ней приключившейся.

Но Кристина, конечно же, знала больше, чем полицейские и соседи: она знала про нее и Лилиану. А значит, Фрэнсис следовало быть крайне осторожной. Очень много чего она рассказать не могла, и это ее здорово угнетало. В ходе разговора они то и дело словно бы натыкались на глухую стену. «Я безумно тревожусь за Лилиану», – снова и снова повторяла Фрэнсис, а Кристина недоуменно хмурилась:

– Да что ей грозит-то?

– Ну как что – она под подозрением у полиции.

– Но, послушай, если они так усердствуют в расследовании… Безусловно, рано или поздно убийцу найдут, – это лишь вопрос времени. И тогда…

– Никого они не найдут.

– Откуда такая уверенность? Почему не найдут?

– Они считают, что уже раскрыли дело. И вот-вот предпримут решительные шаги, я знаю. И Лилиана знает. Мне страшно, как бы она не наломала дров. Я хорошо представляю, как у нее ум работает. Она думает, раз уж дело совсем плохо, раз уж все ополчились против Чарли и против нее… Она думает…

– Так что она думает-то? Ты какую-то невнятицу несешь, честное слово. Глотни еще бренди, а?

Фрэнсис помотала головой:

– Нет, боюсь, меня развезет. А мне нельзя терять ясность мысли. Если бы ты знала, сколько всего надо обмозговать, просчитать, уладить…

– Да о чем ты вообще? – взорвалась Кристина. – Чего ты улаживать-то собралась? Почему ты должна больше всех беспокоиться?

Фрэнсис пристально посмотрела на нее – и вдруг испытала непреодолимое желание выложить всю правду: про таблетки доктора Ридли, про выкидыш, про Леонарда, про кошмарный путь вниз по лестнице и через сад. Может ли она рассказать Кристине? Осмелится ли? Постоянно перебирая в памяти подробности рокового вечера, она столь тщательно рассматривала каждое по отдельности, что утратила всякое представление об общей картине. Но можно ли считать настоящим преступлением то, что сделали они с Лилианой? В конце концов, умысла-то у них не было. Они стали воспринимать происшедшее как преступление, когда испугались, когда почувствовали себя виновными. Но на самом деле это была всего лишь трагическая случайность. Вот сейчас она расскажет все Крисси, и Крисси ошеломленно уставится на нее, разинув рот…

Но потом Фрэнсис взглянула на Кристинино мятое платье и грязно-коричневый кардиган, окинула глазами неряшливую комнату, интерьер с претензией на богемный стиль. Вся ложь, которая когда-либо говорилась здесь, была такой безобидной. Такой невинной, такой безвредной…

Фрэнсис поняла, что ничего не расскажет. И поняла, что тем самым выроет пропасть между собой и Крисси, уже вырыла. «Я ведь осознала это еще той ночью, в саду», – горько подумала она. Тогда она отказалась от всего привычного и обыденного, от простых доверительных отношений. Вернее, Лилиана вынудила ее отказаться. Конечно, она не станет ни в чем винить Лилиану. Никогда не станет. И все же… господи, ну почему, почему она схватилась за чертову пепельницу? Как это все несправедливо! Они собирались начать новую жизнь. Одной жизни Фрэнсис уже лишили однажды – этой вот жизни, здесь, с Кристиной. Неужели у нее отберут и другую, с Лилианой?

Она снова расплакалась – на сей раз от жалости к себе.

– Ох, Крисси, извини.

– Скажи, как тебе помочь?

Фрэнсис вытерла платком слезы и высморкалась:

– Просто я страшно устала. Вот и вижу все в черном цвете. Сил нет как спать хочется все время. А ночью не заснуть, хоть убей.

– Так поспи сейчас. Ложись на кровать.

– Нет-нет. Мне нужно домой, за матерью присматривать. Но… – Ее голос зазвучал просительно. – Можно я посижу тут еще немножко? Ты чем занималась до моего прихода? Печатала? Так продолжай, пожалуйста.

– А треск машинки тебя раздражать не будет?

– Нет, скорее успокоит. Честное слово.

Немного поколебавшись, Кристина подошла к письменному столу, сняла крышку с пишущей машинки и села работать. Фрэнсис свернулась клубком в кресле и закрыла глаза. Дробный стук клавиш поначалу казался громким. Но вскоре она начала терять связь с действительностью, уплывать прочь, плавно воспарять над звуками. Она смутно, словно откуда-то издалека, ощущала тесноту кресла; прижатое к плюшевой спинке ухо вспотело и заныло, но у нее не хватало желания или силы, чтобы переменить позу. Фрэнсис крепко заснула, спустя какое-то время вздрогнула и на миг очнулась, потом опять провалилась в глубокий сон. Проснувшись же, она увидела огненно-оранжевую сетку электрического обогревателя, увидела светящийся зеленый абажур настольной лампы Крисси, увидела часы. Двадцать минут шестого. Ох, не следовало так долго задерживаться! Мало ли что может случиться дома.

Но едва она принялась с трудом расправлять затекшие члены, как услышала какой-то голос, пробивающийся сквозь безостановочный стрекот машинки, – пронзительный голос на улице. Она его уже слышала два или три раза, осознала Фрэнсис, – слышала во сне, вместе с шумом транспорта под окнами. Но только сейчас, в бодрствующем состоянии, она поняла, что это за голос такой. Мальчишка-газетчик выкрикивал заголовки одной из вечерних городских газет. Фрэнсис прислушалась, пытаясь разобрать слова, затем посмотрела на Кристину:

– Крисси, перестань стучать на минутку, а?

Кристина вздрогнула:

– Ты проснулась! Я думала… В чем дело?

– Разве ты не слышишь?

– Ты про что?

Фрэнсис напряженно застыла в кресле:

– Ну вот же!

Крик повторился.

– Что там орет газетчик? – Но она уже сама поняла. – «Чемпион-Хилл», да? Открой окно!

– Прекрати, Фрэнсис. Ты меня пугаешь.

– Неужели ты не слышишь?

– Нет, я…

Но – да, теперь Кристина тоже услышала. Мальчишка приближался к дому. «Убийство на Чемпион-Хилл!» – вопил он. Значит, Фрэнсис не показалось. Но дальше он выкрикивал еще какое-то слово – «протест» вроде? Фрэнсис не была уверена. Она напрягла слух до предела. «Убийство на Чемпион-Хилл!» – опять донеслось с улицы, вполне внятно. Но вот следующее слово… и впрямь «протест», что ли? Однако в глубине души она знала, что никакой не «протест». Знала! Фрэнсис начала было вставать с кресла, но Кристина уже подскочила к окну, повернула щеколду, рывком подняла раму – и на этот раз крик долетел до них совершенно отчетливо: «Убийство на Чемпион-Хилл! Арест!»

Они ошарашенно уставились друг на друга. Потом Кристина стряхнула оцепенение – кинулась искать свою сумочку, но не нашла сразу и тогда вытрясла пару монеток из фарфоровой копилки, стоявшей на рабочем столе, и выбежала из квартиры, не закрыв за собой дверь.

Фрэнсис осталась сидеть в кресле, не в силах пошевелиться от страха, прислушиваясь к частому шлепанью Кристининых тапок по ступенькам, постепенно стихающему внизу. Вот он и настал, пронеслось у нее в уме. Момент, которого она с ужасом ждала все время. Полиция арестовала Чарли. Или Лилиану. Или обоих сразу. Они старательно, терпеливо собирали свои ложные доказательства и теперь перешли к решительным действиям. Фрэнсис закрыла глаза. Господи, пускай это будет Чарли, пускай это будет Чарли… Нет, не так! Это не может быть Чарли. Вообще никто не может быть. Господи, пускай окажется, что никто не арестован! Пускай окажется, что никто не арестован! Что это ошибка!

Протекло несколько невыносимо долгих минут, прежде чем Фрэнсис снова услышала торопливые шлепающие шаги на лестнице. Она не сводила глаз с открытой двери, и вот наконец в квартиру влетела Кристина, с развевающимися волосами, с газетой в руке. Вид у нее был взволнованный, но радостный.

– Похоже, все в порядке! – задыхаясь, выпалила она. – Пишут, что арестован мужчина, но…

Значит, все-таки Чарли!

– Чарльз Уисмут?

Кристина помотала головой, шумно переводя дух:

– Нет, имя другое.

Фрэнсис вырвала у нее газету, но тут же отдала обратно, поскольку слова прыгали перед глазами, не желая складываться во фразы. Кристина начала читать вслух, скоро и отрывисто:

– «Сенсационные события в громком деле об убийстве на Чемпион-Хилл… Сегодня перед ламбетским мировым судьей предстал молодой человек, обвиняемый в убийстве Леонарда Артура Барбера… Задержанный… – ее голос возвысился, – некто Спенсер Уорд, автомеханик, проживающий в Бермондси».

Фрэнсис изумленно вытаращилась на нее:

– Что?!

– «Полиция вышла на мистера Уорда после новых показаний важного свидетеля по делу, мистера Чарльза Уисмута. Мистер Уорд, заявивший о своей невиновности, подозревается в нападении, совершенном из личной ненависти, возникшей, когда он узнал об интимной связи женатого мистера Барбера и своей невесты, мисс Билли Грей…»

Фрэнсис снова выхватила газету из рук Кристины и сама прочитала все от первой до последней строчки. Но так ничего и не поняла. Какие-то незнакомые имена: Спенсер Уорд, Билли Грей. Что, черт возьми, все это значит? Новые показания… личная ненависть… интимная связь… женатого мистера Барбера…

Интимная связь… женатого мистера Барбера…

Наконец слова – будто подброшенные в воздух монетки – начали падать одно за другим, складываясь в общую картину.

Все это время Леонард крутил роман на стороне. Встречался с какой-то девушкой. С девушкой по имени Билли. И сейчас в убийстве обвиняют жениха этой девушки.

В первый момент Фрэнсис задохнулась от гнева: да как Леонард мог? Вот так вот лгать! А она даже не подозревала! В следующий момент до нее дошло, что означает арест несчастного жениха, и ей сделалось дурно.

– Нет, – проговорила она. – Нет. Нет. Такого не может быть.

– Но…

– Нет, Крисси, это дичь какая-то.

– Почему дичь-то? Я думала… ну, если полицейские поймали убийцу – значит все разрешилось, разве нет?

– Нет! Неужели ты не понимаешь?

Но разве Кристина могла понять? Разве могла видеть весь ужас запутанной ситуации? Полиция арестовала ни в чем не повинного человека! Фрэнсис взглянула ей прямо в лицо. «Смогу ли я рассказать тебе все? – снова подумала она. – Смогу ли, посмею ли?»

Но потом она подумала о Лилиане. Отбросила газету, взяла свою шляпу:

– Мне надо идти.

Кристина недоуменно моргнула:

– Что? Куда?

– К Лилиане.

– Слушай, погоди немного, успокойся. Ты сейчас похожа на сумасшедшую.

– Так я действительно схожу с ума. – Фрэнсис лихорадочно натягивала перчатки. – И мне станет только хуже, если я с ней сейчас же не повидаюсь. Я возьму такси. – Тут она вспомнила свой пустой кошелек и в отчаянии вскричала: – Боже, у меня ведь нет денег!

– Я дам тебе на такси. Только…

– Правда? Ох, Крисси, пожалуйста!

Кристина сбегала к столу за копилкой и вытрясла из нее все содержимое Фрэнсис в ладони. Но когда Фрэнсис двинулась к выходу, схватила ее за рукав:

– Погоди.

Фрэнсис нетерпеливо попыталась вырваться:

– Я должна идти. У меня нет времени.

– Фрэнсис, пожалуйста. Будь осторожна, хорошо?

Фрэнсис пристально посмотрела на нее, и они обе одновременно подались друг к другу, обнялись и несколько секунд стояли неподвижно. Их сердца стучали, точно кулаки, с разных сторон колотящие в запертую дверь.

Такси Фрэнсис поймала почти сразу. До реки они доехали быстро, но на мосту Ватерлоо застряли в пробке. Фрэнсис нервно ерзала на сиденье, поглядывая на счетчик, натикивающий по три пенса в минуту, напряженно всматриваясь в спокойные лица прохожих, не в силах поверить, что никто не разделяет ее тревогу. Потом, словно струя воды, внезапно хлынувшая из засоренной трубы, транспортный поток побежал дальше. Еще один небольшой затор на площади Элефант-энд-Касл, и вот они уже на Уолворт-роуд.

По тротуарам деловито сновали толпы народу. Сейчас в витрине мистера Вайни горел свет и дверные жалюзи были подняты. Фрэнсис увидела за прилавком самого хозяина и рядом с ним Мин, обслуживающую покупателя. Но, как и в прошлый раз, подошла к другой двери и надавила на кнопку звонка. Опять ей открыла недружелюбная конопатая Лидия. Опять, поднимаясь по узкой лестнице, она слышала истерический лай собачонки. Дверь наверху была закрыта, но из-за нее доносились женские голоса. Фрэнсис не остановилась, не постучалась – повернула дверную ручку и вошла.

В кухне вокруг стола сидели миссис Вайни, Вера, Лилиана и маленькая Вайолет. Все изумленно воззрились на нее. Вера застыла с поднесенной к приоткрытым губам сигаретой, еще не зажженной. Миссис Вайни, тяжело вставая, воскликнула:

– Мисс Рэй, какой сюрприз! Мы думали, это старшая сестра Лидии пришла, чтобы забрать ее домой!

Глаза у Лилианы были красные от слез. Фрэнсис сразу обратилась к ней:

– Я только что увидела газету. Только что прочитала новости.

Во взгляде Лилианы отразился страх.

– Это уже в газетах? Что там пишут?

– Пишут, что арестован какой-то мужчина. Пишут про Леонарда и какую-то девушку…

Испуганное выражение на лице Лилианы сменилось просто несчастным. Она понурила голову и ничего не ответила.

Собачонка снова залилась лаем. Вайолет поймала ее за обрубок хвоста. Миссис Вайни уже несколько пришла в себя от неожиданности.

– Ах, мисс Рэй, как любезно с вашей стороны! Надо же, такой путь проделали! – Она придвинула стул для Фрэнсис. – Мы узнали все от сержанта Хита, еще утром. Я сражена наповал! Бедняжка Лил совершенно раздавлена. Кто бы мог такое подумать про Ленни! Похоже, он постоянно встречался с этой девицей уже много месяцев. А Чарли встречался с ее замужней сестрой! Сержант сказал, все это открылось вчера вечером. Чарли вызвали в полицию для очередного допроса, и там он сломался и все выложил. Полицейские тотчас же помчались в Бермондси и схватили парня – арестовали без всяких разговоров. При нем нашли орудие убийства и все такое прочее.

– Орудие убийства? – растерянно повторила Фрэнсис и снова посмотрела на Лилиану. – Но…

– Он вообще хулиган, каких поискать, – продолжала миссис Вайни. – Уже и прежде творил всевозможные бесчинства. Оказывается, он-то и напал на Ленни летом. Помните? Мы все еще страшно переволновались тогда. А Ленни сказал, что это был какой-то демобилизованный солдат. Так вот, на самом деле на него напал этот самый парень! Он узнал про Ленни и свою подружку, ну и решил пугнуть его хорошенько, чтоб отстал от нее. Да, теперь все раскрылось. Парню-то всего девятнадцать годков! Кого мне жаль, так это его бедную мать.

Вера наконец зажгла свою сигарету:

– А мне жаль мать Леонарда.

– Ох, не начинай, – простонала миссис Вайни.

– Просто очень хочется посмотреть на нее сейчас, вот и все.

Маленькая Вайолет, по своему обыкновению жадно впитывавшая каждое слово, спросила:

– А почему тебе хочется на нее посмотреть?

– Потому что она противная старуха, которая считала, что все должны дядюшку Ленни на руках носить и сама знаешь куда целовать. Ну а теперь… – Вера яростно затянулась сигаретой, и ее острые черты будто бы заострились еще сильнее. – Теперь она узнала, что он далеко не ангел. Вот почему.

Миссис Вайни снова запротестовала. Ну негоже говорить о мертвых плохо. Когда еще и цветы на могиле не завяли! Хотя, конечно же, она считает, что Ленни поступил подло по отношению к Лил…

На столе стоял чайник в вязаном чехле. За разговором кто-то стал наливать из него в чашку, а когда потек бурый осадок, еще кто-то поднялся из-за стола и наполнил чайник заново, долил молока в кувшинчик…

Фрэнсис знала, что последует дальше. Они с Лилианой будут сидеть здесь, в кухне, мучительно глядя друг на друга, пока собачонка подает лапу за печенюшку; а потом будут стоять в каком-нибудь темном уголке, нервным шепотом обсуждая последние события.

Нет, такого она не допустит, сегодня ни за что не допустит. На блюдце перед Фрэнсис поставили чашку со свежезаваренным чаем, но она, даже не взглянув на нее, обратилась через стол к Лилиане:

– Могу я поговорить с тобой наедине?

Все разом умолкли. После долгой паузы Лилиана, вся красная, неловко поднялась на ноги:

– Да, конечно, если надо. Я… ну, давай пойдем наверх.

Женщины пристально наблюдали за ними, даже Вайолет и та глазела с интересом. Миссис Вайни вдруг засомневалась:

– Ты что, хочешь отвести мисс Рэй в спальню? Так ведь там не натоплено.

– Ну и бог-то с ним, – сказала Лилиана, не поднимая головы.

– Может, лучше в гостиную?

– Нет, нам нужно поговорить буквально минуту о… Короче, нам нужно поговорить наедине!

Покраснев до багровости, Лилиана угловато двинулась из кухни, и Фрэнсис последовала за ней. Они вышли на лестничную площадку и начали подниматься по узкой лестнице.

Чем выше они поднимались, тем беднее и унылее становился интерьер. На лестничном окне висела пыльная кружевная занавеска, световой фонарь был грязный от копоти. Они вошли в крохотную захламленную спальню, где еле умещались немногочисленные предметы обстановки: высокая железная кровать, комод, туалетный столик с синей атласной «юбкой». К настенному распятью была привязана веревками кукла. На линолеуме там и сям светились странные запятые и звездочки. Фрэнсис недоуменно пригляделась к ним, а потом услышала шум передвигаемого стула, приглушенные голоса и сообразила, что это свет проникает сквозь щели в полу: внизу находилась ярко освещенная кухня. Она живо представила женщин, сидящих там за столом и озадаченно смотрящих в потолок.

Лилиана обошла кровать и раздвинула шторы пошире, чтобы впустить в комнату меркнущий серый свет дня. Затем повернулась к Фрэнсис и неподвижно застыла, понурая и несчастная. Они посмотрели друг на друга через кровать, накрытую стеганым одеялом с цветочным узором.

– Что нам делать? – прошептала Фрэнсис. А когда ответа не последовало, продолжила: – Ты понимаешь, что это значит? Невиновный парень! Такого мы совсем не ожидали, верно? Мы думали про Чарли. Испереживались за него.

– Это мне наказание, – тихо произнесла Лилиана.

– Что?

– Это мне наказание за все, что я сделала.

Выражение ее лица и горечь тона испугали Фрэнсис.

– Никакое это не наказание, – быстро возразила она. – Это просто… ох, сама не понимаю, что за хрень происходит. Что именно сказал сержант Хит?

– Ровно то, о чем тебе доложила мать.

– Ты ничего не знаешь про этого парня? Как они могли обвинить его? Абсурд какой-то. Что там твоя мать говорила про орудие убийства?

Лилиана прикрыла ладонью рот.

– При нем нашли что-то… дубинку со свинцом или что-то вроде. В общем, какой-то предмет, который, по их мнению, мог послужить орудием убийства. И они снова говорят про волосы с пальто Ленни. Предполагают, что какие-то из них принадлежат этому парню.

– Но ведь такого не может быть, правда?

Теперь Лилиана кусала губы.

– Не знаю. Я думала об этом. Какие-то, возможно, оставила там девица. Эта… Билли. А если у нее на одежде был волос с головы этого парня и если она и Ленни… если они…

– Нет, такого быть не может, ну рассуди сама!

– Я не знаю.

– Да как такое могло случиться, а?

– Не знаю. Я вообще ничего не знаю! Возможно, Лен встречался с ней через вечер. Возможно, отводил ее в отели…

– В отели! Ты серьезно?

– Не знаю! Да, я серьезно. Каждый раз, когда он говорил, что задержался на работе или вынужден был пойти на какой-то важный ужин, – вероятно, тогда он с ней и встречался. И между ними могло происходить все что угодно.

Фрэнсис схватилась за лоб, силясь переварить услышанное. Господи! Мысли у нее дробились и рассыпались, точно расколотые молотком.

– Но как – как! – он умудрялся держать все в тайне? На протяжении многих месяцев, по словам твоей матери. Ладно, послушай… – Она опустила руки, восстанавливая самообладание. – Сейчас не важно, что там Леонард делал или не делал. Не важно, сколько времени все продолжалось. Главное сейчас – парень, арестованный по обвинению в убийстве, которого он не совершал. Что нам теперь делать, спрашивается? Сержант сказал, что будет дальше?

Лилиана, снова кусавшая губы, ответила неохотно:

– Ну… сказал, что задержанный предстанет перед полицейским судом в четверг утром. Тогда будет предъявлено обвинение и начнется судебное расследование. Если полицейский судья решит, что произошло умышленное убийство, то передаст дело в Олд-Бейли.

– В Олд-Бейли? Господи, ужас какой. С другой стороны, он же пока еще не под судом? Может, все кончится ничем?

– Я… я не знаю. Да, возможно. Полиция должна подготовить обвинение. Потом будет заново проведено дознание. Но это долгая история. Сержант сказал, все может затянуться на несколько недель.

– Несколько недель! А тем временем парень – что? Будет сидеть в тюрьме?

– Да, наверное.

– Ох, Лилиана! В голове не укладывается! После всего, через что мы прошли! Ты же понимаешь, как нам следует поступить? Мы должны немедленно отправиться в Камберуэллский полицейский участок и рассказать правду. Даже если дело и впрямь дойдет до суда, у них недостаточно доказательств, чтобы осудить парня: из-за пары дурацких волосков его не повесят. Но мы не можем допустить, чтобы так все продолжалось еще хотя бы час. Мы должны поговорить с инспектором Кемпом. С другой стороны, тогда… О боже!.. – Фрэнсис – в точности как в ночь смерти Леонарда – живо вообразила дальнейшие события: словно воочию увидела газетные заголовки, потрясенных соседей, ошеломленное лицо матери. Она бессильно привалилась к спинке кровати. – Что тогда будет? Нас задержат прямо в участке. Нам придется подумать об адвокатах. Возможно, здесь сумеет помочь миссис Плейфер. Но где, спрашивается, мы возьмем деньги на адвокатов?

Они обе помолчали, пытаясь до конца осознать всю чудовищность ситуации. Потом Лилиана моргнула заплаканными глазами:

– Ты… ты действительно хочешь пойти в полицию?

Фрэнсис вытерла ладонью губы:

– Конечно не хочу. Но мне жаль парня. А тебе разве нет?

– Да, конечно… Просто мне страшно.

– Знаю, мне тоже страшно.

– Я боюсь за тебя. Боюсь за него. Но больше всего… ничего не могу с этим поделать… больше всего я боюсь за себя. Если мы сейчас расскажем правду, даже не знаю, что они со мной сделают. Все и так меня ненавидят. А тогда все станет в сто раз хуже. Они скажут, что я умышленно убила Ленни…

Фрэнсис резко подалась к ней через кровать:

– Не скажут. Я обещаю, клянусь тебе! Я такого не допущу!

– Тогда они скажут, что ты моя соучастница. Разве мы сумеем доказать, что ты ни при чем? Нас отдадут под суд за убийство, Фрэнсис! Может, нам подождать еще… совсем чуть-чуть? Чтобы понять, как события повернутся дальше. Знаю, это ужасно с моей стороны. Но когда сержант Хит заявился сегодня утром, я решила, что он пришел меня арестовать. А когда он сказал, что арестовали кого-то другого, я едва в обморок не грохнулась от облегчения. От огромного облегчения, что теперь никто не будет смотреть на меня с ненавистью… Может, оставить все как есть, хоть ненадолго? Будь он человек другого рода, я бы, наверное, не стала возражать. Но ведь у него уже не раз были неприятности с полицией. Для него немножко посидеть в тюрьме не так страшно, как… для нас с тобой.

Фрэнсис по-прежнему наклонялась над кроватью; пружины поскрипывали у нее под ладонями. В невыносимой муке она опустила голову:

– Я не знаю, Лилиана. Не знаю, что нам делать. До сих пор мне было совершенно понятно, как себя вести, но… разве для нас не станет только хуже, если мы сейчас промолчим, а в конечном счете все раскроется? То есть если полицейские узнают, что мы выжидали, сознательно тянули время? Одно дело, когда речь шла только о нас двоих, но теперь, когда в историю вовлечен ни в чем не повинный человек… Не лучше ли мы будем выглядеть, если сделаем признание сейчас же? Ты же сама хотела пойти в полицию, только на прошлой неделе. Возможно, ты была права. Я уже ни в чем не уверена.

– Но ведь обстоятельства-то изменились, – сказала Лилиана. – Тогда они еще могли бы поверить, что произошел несчастный случай. А сейчас точно решат, что я убила Ленни преднамеренно, из-за этой девушки.

– Но ты же ничего про них не знала!

– Думаю… думаю, она может сказать, что знала.

Лилиана снова прикрывала рот ладонью, и слова прозвучали невнятно. То ли это, то ли что-то в ее позе и выражении лица и позе вдруг насторожило Фрэнсис.

– С чего бы ей говорить такое?

Лилиана не ответила.

– Так ты знала про них?

Лилиана еще помолчала, потом безвольно уронила руку:

– Да.

Фрэнсис выпрямилась:

– Что?!

– Ну, во всяком случае… несколько недель назад я нашла кое-что у Ленни в кармане. Использованные театральные билеты. Помеченные датой, когда Ленни якобы был у родителей. Я сразу догадалась, что он водил в театр какую-то женщину. У нас вышел жуткий скандал. В конце концов он сказал, что билеты подкинули сослуживцы: мол, розыгрыш такой. Я не знала, верить или нет. Я даже не предполагала, что все вот так! Что у него постоянная любовница!

Сердце у Фрэнсис словно налилось свинцом.

– Но почему ты мне ничего не сказала?

Лилиана прятала глаза:

– Не знаю. Не хотела об этом думать.

– Надо было сказать. Я считала… считала, что это самое главное в наших отношениях. Что мы всегда честны друг с другом, во всем.

– Так ведь событие-то пустяковое – и обсуждать нечего.

– Но когда ты нашла билеты? Ты говоришь, у вас был скандал. Почему ты ни словом о нем не обмолвилась?

Лилиана опять не ответила. Фрэнсис немного подождала, потом вдруг сообразила:

– Это случилось во время вашего отпуска. Вот почему ты написала мне письмо.

Лилиана помотала головой и торопливо проговорила:

– Нет, все не так, Фрэнсис.

– И писала ты вовсе не о своих чувствах ко мне. А о своей ненависти к нему.

– Нет!

Но Фрэнсис уже отступила на шаг от кровати, мучительно складывая разрозненные факты в цельную картину.

– Когда инспектор сообщил нам про показания Чарли, когда нам стало ясно, что Чарли лжет, ты сразу все поняла. Почему же ты тогда ничего не сказала?

– Не знаю. Я просто не могла, не могла думать еще и об этом, вдобавок ко всему прочему. Когда мы с Ленни поженились… ты не представляешь, чего я тогда натерпелась, Фрэнсис. Свадьбу пришлось устраивать в страшной спешке. Все надо мной смеялись. Говорили, мол, и поделом мне за то, что много о себе воображала. Я не могла вынести мысли, что они узнают про измену и опять станут смеяться надо мной.

– Ты стыдилась? Вот этого?

Лилиана потупила голову, прикрыла глаза рукой:

– Пожалуйста, Фрэнсис. Не надо так.

Смятение Фрэнсис сменилось гневом – гневом такой чистоты и силы, что она сама удивилась. Такое ощущение, будто гнев давно уже жил в ней и только ждал сигнала, чтобы вырваться наружу. Она подумала обо всем, что сделала за последние десять дней, обо всех падающих стенах, которые лихорадочно подпирала. Вспомнила о пропасти, отделившей от нее Кристину, о подозрении в глазах матери.

Она услышала металлические нотки в своем голосе:

– Ты еще в отпуске поняла, что беременна. Ты знала, что беременна, когда нашла билеты. Так ведь?

– Перестань, Фрэнсис…

– Знала, да?

– Пожалуйста…

– Неудивительно, что ты решила избавиться от ребенка.

Лилиана вскинула голову:

– Что?… Нет-нет, это только из-за нас с тобой.

– Неудивительно, что ты ударила пепельницей со всей силы.

– Но… я же не хотела, ты сама знаешь. Это вышло случайно.

Фрэнсис пристально взглянула ей в глаза:

– Случайно ли?

И опять она не собиралась задавать этот вопрос, но как только слова вылетели – ясно осознала, что они тоже уже давно жили где-то глубоко в ней, не давали покоя, настойчиво требовали, чтобы их произнесли вслух. Они поселились там, когда… когда же? Когда инспектор Кемп сообщил про страховой полис? Или еще раньше? Еще в самом начале? Когда она впервые приложила ухо к обтянутой пальто спине Леонарда и не услышала ни слабейшего сердцебиения?

Лилиана напряженно смотрела через сумрачную комнату на Фрэнсис, словно читая ее мысли. С минуту она стояла неподвижно, потом вдруг вся обмякла. Точно подтаявшая свеча, поникающая в подсвечнике, она бессильно опустилась на корточки у кровати, бросив руки на стеганое одеяло и уронив на них голову.

– Я знала, что ты меня возненавидишь.

Фрэнсис начала поправлять манжеты перчаток – неестественными, дергаными движениями.

– Это не имеет значения, – услышала она свой голос, тоже дерганый и неестественный, – голос чопорной старой девы. – Сейчас речь не о нас с тобой. Мы должны думать об арестованном парне.

– Я бы отдала все на свете, лишь бы все исправить.

– Нам надо найти инспектора Кемпа.

– Я безумно хотела бы все исправить… не ради Лена, а ради нас с тобой. Не знаю, о чем я думала, когда схватилась за пепельницу. Знаю, что ненавидела его. Но разве моя ненависть превращает это в умышленное убийство? А как же моя любовь? Я люблю тебя сильнее, чем ненавидела Лена. Пожалуйста, Фрэнсис…

– Прекрати! – резко перебила Фрэнсис. – Ты только одно и повторяешь мне все время! С самого начала! Когда мы впервые пошли в парк – помнишь? Мы тогда едва знали друг друга. Но мы пошли в парк. А на обратном пути, когда поднимались на холм… ты пошла с безопасной стороны от меня. Ты пошла с безопасной стороны, Лилиана. Тогда я подумала: ах, как мило. Но с самых тех пор ты постоянно за меня прячешься. Так не может продолжаться вечно. Ты не можешь спрятаться за меня сейчас.

Должно быть, Фрэнсис слишком повысила голос: она осознала, что женщины внизу умолкли и прислушиваются. Лилиана, тоже вспомнив о них, подняла голову и взглянула на Фрэнсис, мертвенно-бледная от страха. Но чуть погодя выражение ее лица переменилось, стало спокойным, почти безучастным. Не сказав более ни слова, она поднялась с корточек, обошла кровать и начала собираться, неспешно, но решительно: засунула в рукав свежий носовой платок взамен мокрого; достала из комода жестяную коробку с деньгами, на минуту задумалась, сколько взять оттуда, наконец завернула монеты в банкноты и положила все в сумочку. Встала перед зеркалом, напудрила лицо и набрякшие веки. Подкрасила губы, слегка нарумянила щеки. Взяла щетку для волос и тщательно причесалась.

Фрэнсис наблюдала за Лилианой, нисколько ей не веря, каждую секунду ожидая, что она дрогнет, заколеблется, опять расплачется. Но нет, ничего подобного. Все с той же неторопливой решимостью Лилиана отодвинула занавеску, отгораживавшую нишу, обустроенную под гардеробную, и сняла плащ с вешалки.

Глядя на Лилианины пальцы, аккуратно застегивающие одну пуговицу за другой, Фрэнсис вдруг почувствовала, что с ней творится что-то странное. Сначала сердце у нее бешено затрепыхалось, потом возникло такое ощущение, будто все вокруг него начинает расползаться, осыпаться и стекать вниз, стягиваясь в воронку, как песок в песочных часах, – такое ощущение, будто кровь, плоть, внутренности постепенно расплавляются, растворяются. Лилиана, уже застегнутая на все пуговицы, вернулась к нише за шляпкой и – все так же решительно, все так же аккуратно – приладила ее на голову. Теперь лицо у Фрэнсис покалывало, как при онемении. Ощущение сыпучего внутреннего обвала спустилось к ногам, и ей пришлось опереться на спинку скрипучей кровати, чтобы не упасть. К горлу подкатила тошнота. Сердце сдавило как тисками. «Господи, да я же больна, – изумленно подумала Фрэнсис. – Я тяжело больна. Я умираю».

Но затем она подняла глаза, увидела готовую к выходу Лилиану, выжидательно смотрящую на нее, и поняла, что нет, не умирает, а просто безумно боится. Боится так, как не боялась еще ни разу в жизни, и страх этот стократ сильнее любого чувства, когда-либо ею испытанного: горя, гнева, восторга, любви – чего угодно. Ибо она знала, что Лилиана права. Полицейские нипочем не поверят, что Леонард был убит случайно. Как они могут поверить, если всего лишь несколько минут назад она и сама не верила? Лилиану станут судить за убийство, и она пойдет под суд вместе с ней, как… как кто? Пособник? Соучастник? Возможно, инспектор хорошенько покопается в ее прошлом и разузнает про роман с Кристиной.

Он посчитает его грязным и постыдным. Посчитает грязной и постыдной их с Лилианой любовь.

Он представит это мотивом. Возможно, их обеих повесят.

За окном темнело. Запятые и звездочки на линолеуме стали ярче, чем прежде. Внизу слышались невнятные голоса; что-то упало на пол, кого-то выбранили, визгливо тявкнула собачонка.

Лилиана по-прежнему ждала у двери. Фрэнсис на мгновение встретилась с ней взглядом, потрясла головой и отвернулась, содрогаясь от отвращения к себе.

– Ладно, снимай плащ и шляпу, – сказала она. – Сделаем по-твоему… подождем немного. Подождем до четверга, до слушания. Посмотрим, насколько скверно обстоит дело.