Османская империя была рождена в войнах и веками расширяла территорию с помощью завоеваний. Но только в ноябре 1914 года, с вступлением в Первую мировую, османы впервые столкнулись с угрозой военных действий на всех своих рубежах сразу. Их граница, протянувшаяся по морю и суше на 12 070 км от Средиземного и Черного морей до Персидского залива и Красного моря, имела множество уязвимых мест.

Не успели османы объявить о начале военных действий, как разные части их обширной империи немедленно подверглись атакам со стороны сил Антанты. Военный флот союзников произвел первые залпы еще до официального объявления войны. Первого ноября 1914 года британские корабли в Красном море обстреляли небольшой форт (с гарнизоном 100 солдат) в заливе Акаба. А два дня спустя британские и французские корабли подвергли интенсивному обстрелу внешние оборонительные сооружения Дарданелл. Он длился всего 20 минут, но в результате был взорван склад с боеприпасами, что привело к разрушению форта Седдюльбахир и вывело из строя его орудия. Османы не смогли ответить на эти атаки, тем самым наглядно продемонстрировав уязвимость своего побережья и превосходство Антанты на море.

Государства Антанты считали Османскую империю самым слабым звеном в союзе Центральных держав — игроком, которого проще всего вывести из игры. Поскольку военные действия на Западном и русско-германском фронтах скоро зашли в тупик, они сосредоточили свое внимание на Османском фронте, который, казалось, обещал быструю победу. Державы Антанты были уверены, что османы быстро сломаются под их совместным натиском. Поэтому, как только Османская империя официально объявила о вступлении в войну, Россия и Британия направили свои войска, чтобы оккупировать плохо защищенные территории на ее периферии.

Россия была первой, кто атаковал османов на суше. Сразу после того, как 29 октября «Гёбен» и «Бреслау» обстреляли их черноморские порты и корабли, русские приняли решение отправить войска через кавказскую границу в Восточную Анатолию. Поскольку, по данным разведки, в районе Эрзурума находилось всего от 70 000 до 80 000 османских солдат, русские сочли, что османы не представляют угрозы для позиций России на Кавказе. Поэтому они решили ограничиться созданием вдоль границы буферной зоны, а основные силы бросить на Германию и Австрию.

Русские войска под командованием генерала Георгия Берхмана вторглись на территорию Османской империи 2 ноября 1914 года. В течение следующих трех дней они продвигались вперед, не встречая особого сопротивления и к 5 ноября захватили обширный клинообразный участок, уходящий примерно на 25 км вглубь османской территории. Выполнив задание, Берхман приказал своим войскам закрепиться на высотах вдоль долины Пасин, всего в 80 км от Эрзурума.

Вероятно, опьяненный той легкостью, с которой ему удалось захватить османскую территорию, Берхман решил проявить инициативу и, не посоветовавшись с главным штабом, продолжить свои завоевания в провинции Эрзурум. Он приказал своим частям захватить деревню Кёпрюкёй, которая находилась на полпути между российской границей и Эрзурумом и имела важное стратегическое значение, связывая два берега реки Аракс.

Берхман не знал, что османское верховное командование наблюдало за его продвижением с растущим беспокойством. Четвертого ноября военный министр Энвер-паша отправил Хасану Иззет-паше, командующему османской армией в Эрзуруме, телеграмму, приказав контратаковать вторгшихся русских. Иззет-паша хотя и был обеспокоен недоукомплектованностью своей Третьей армии, но знал, что решения начальства лучше не ставить под сомнение, поэтому направил против русских большой отряд. Они встретились на берегу реки Аракс вечером 6 ноября, и эта схватка стала первой битвой османов в Великой войне.

Капрал Али Риза Ети был санитаром в одном из подразделений, отправленных сражаться с русскими в Кёпрюкёй. Выходец из деревни близ города Эрзинджан в восточной Турции, Али был образованным человеком. Когда его призвали на военную службу, ему было 27 лет, он был женат и имел сына. Али было ради чего жить, но он был готов отдать свою жизнь в войне с русскими. Его отец, ветеран русско-турецкой войны 1877–1878 годов, глубоко переживал поражение Османской империи. И в 1914 году Али отправился на войну, чтобы свести старые счеты.

Подразделение Али вступило в бой на рассвете 7 ноября. Солдаты медленно продвигались по дорогам, превратившимся в скользкое месиво из-за холодных осенних дождей. Когда они приблизились к деревне, русские открыли интенсивный артиллерийский огонь, обрушив на испуганных солдат град снарядов. Позже в своем дневнике Али пытался передать звук свистящих со всех сторон пуль: пи-у, пи-у, пи-у… «Это был мой первый бой, поэтому я очень боялся умереть. От каждого пи-у меня обдавало холодным потом с головы до пят». По мере того как османские солдаты продвигались вперед, огонь со стороны русских усиливался. Бой продолжался до глубокой ночи. В 3 часа ночи Али и его товарищи разбили свою «залатанную» палатку и попытались уснуть. «До утра мы лежали и дрожали от жуткого холода», — написал он.

Утром на следующий день сражение возобновилось. Русская артиллерия обрушила на османские позиции плотный шрапнельный огонь, поражая разлетающимися во все стороны острыми металлическими осколками людей, лошадей и вьючных мулов. «Я пишу эти строки, а на холме недалеко от меня взорвался шрапнельный снаряд. Бум! Мертвые разбросаны вокруг». Поскольку сражение было слишком интенсивным, чтобы санитары могли забирать раненых с поля боя, Али схватил свою винтовку и стал пробираться к воюющим товарищам. «Риза-эфенди, возьми с собой патроны и ползи», — крикнул ему капитан. Взяв две упаковки патронов и медицинскую сумку, Али дополз до передовой. С присущей ему точностью он записал потом в своем дневнике, что выстрелил 83 раза и убил одного русского лейтенанта и трех солдат, с сожалением добавив, что «другие патроны были потрачены впустую».

Русские попытались обойти позиции османов с флангов, но им это не удалось. Командир роты, в которой служил Али, ходил от солдата к солдату, подбадривая их и снабжая боеприпасами. В какой-то момент он приподнялся и крикнул в порыве отваги: «Мы неуязвимы для их пуль!» И тут же пуля попала ему в шею; он упал на колени и умер на глазах у напуганных подчиненных. «Солдаты, мы воюем не за этого капитана! Мы воюем во славу Бога!» — крикнул другой офицер и открыл яростный огонь по русским. Оставив уныние, османы стали сражаться не на жизнь, а на смерть. Их артиллерия пристрелялась по позициям русских и серией метких попаданий нанесла им серьезные потери, заставив уцелевших отступить. «В десять часов, — записал Али в своем дневнике, — враг начал отходить по всем фронтам. Всех охватила безмерная радость».

Когда бой закончился, Али вернулся к своим обязанностям санитара: вынес с поля боя раненых и отправил их в тыл. Среди них и среди погибших он увидел многих своих товарищей и был потрясен этим первым опытом столкновения с жестокостью войны.

Закончив работу на османских позициях, Али решил поближе взглянуть на человека, которого он застрелил. Русский лейтенант лежал там же, где упал. Не испытывая никакого сочувствия к убитому им «типу» (в своем дневнике он неизменно называет его уничижительным турецким словом herif — «мужик, тип»), Али забрал его револьвер, ранец, бинокль и саблю. В ранце он нашел пачку писем, женский платок с ароматом лаванды, перчатку, флягу и немного русских денег. «Можно сказать, что это был дар небес», — написал он. Али отдал бинокль командиру полка, ранец — его адъютанту, а саблю — врачу. Размышляя о потерях своего отряда в первом сражении — один капитан, пять «принявших мученическую смерть» солдат и 36 раненых, — Али написал: «Этим утром мы утратили все романтические представления о войне, которые были у нас прежде».

Благодаря ожесточенному сопротивлению османской пехоте удалось удержать свои позиции. Последнюю попытку атаки русские предприняли 11 ноября, но потеряли 40 процентов своих сил. С боеприпасами на исходе, под решительным натиском османов с обоих флангов, под интенсивным огнем они были вынуждены отступить. Войска Берхмана вернулись на свои начальные позиции, занятые ими 5 ноября, примерно в 25 км от российской границы. Обе стороны заплатили высокую цену за эту авантюру российского генерала. По данным османской стороны, ее потери в ходе этой ноябрьской операции составили более 8000 человек (1983 убитыми и 6170 ранеными), 3070 солдат были взято в плен и почти 2800 дезертировали с поля боя. Потери русских составили 1000 убитыми, 4000 ранеными, и еще 1000 человек погибли от холода. Получив боевое крещение, обе стороны укрепились на своих позициях, прежде чем первые снегопады обрушились на горы, сделав их непроходимыми. Стало ясно, что ни одна из сторон не возобновит боевые действия до весны. Энвер-паша, ободренный «таким сравнительно удовлетворительным началом», собрался в скором времени прибыть на Кавказ, чтобы продолжить войну с Россией. Но пока османское верховное командование было занято тем, что происходило на другом конце империи — в Месопотамии.

Город Басра, расположенный на реке Шатт-эль-Араб, образованной слиянием рек Тигр и Евфрат, имел важное стратегическое значение и являлся крупнейшим портом Персидского залива. Будучи последним пунктом на реке, куда могли подниматься крупнотоннажные океанские корабли, Басра служила торговыми воротами Месопотамии. В нескольких километрах к югу от Басры по реке Шатт-эль-Араб — посередине между двумя берегами — пролегала граница между Персидской и Османской империями (сегодня там проходит граница между Ираном и Ираком). Земли на персидской стороне представляли особый интерес для британцев, поскольку в мае 1908 года Англо-персидская нефтяная компания обнаружила здесь крупнейшее месторождение нефти.

В мае 1901 года уроженец Девона миллионер Уильям Нокс д'Арси получил 60-летнюю концессию на разработку нефти в Персии. Его компания финансировалась британским синдикатом и поддерживалась Королевским военно-морским флотом, который переводил свои корабли с угля на нефть и был заинтересован в том, чтобы обеспечить надежный источник топлива для своих нужд. Наткнувшись на месторождение нефти возле южноперсидского города Ахваз, Англо-персидская компания принялась искать место для строительства нефтеперерабатывающего завода с выходом к морю, чтобы экспортировать добытую нефть. Свой выбор она остановила на острове Абадан в дельте реки Шатт-эль-Араб, в 220 км к югу от нефтяного месторождения. Предлагая прямой доступ к морским путям, Абадан представлял собой идеальное место для постройки завода. Кроме того, владелец острова персидско-арабский шейх Хазал аль-Кааби, правивший близлежащим городом Мохаммера (Хорремшехр в современном Иране) был британским протеже.

Имея под ружьем примерно 20 000 кавалеристов, шейх Хазал был влиятельным местным властителем, достаточно независимым от Тегерана. В 1902 году британцы обязались взять его мини-государство под свою протекцию в обмен на присоединение к британской «договорной» системе, охватывавшей большинство арабских правителей в Персидском заливе. После обнаружения нефти дружба с шейхом приобрела для Великобритании еще бо́льшую ценность. В Мохаммеру был направлен британский резидент в Персидском заливе сэр Перси Кокс, чтобы договориться с шейхом Хазалом об аренде острова Абадан с целью строительства нефтеперерабатывающего завода, нефтехранилища и отгрузочного терминала. В июле 1909 года было заключено десятилетнее соглашение, по которому шейх получал £6500 наличными и кредит в размере £10 000. К 1912 году трубопроводы были проложены, завод построен, и нефть потекла в британские танкеры.

Никто не сомневался в том, что при послевоенном разделе Османской империи, учитывая нефтяные и торговые интересы, а также 100-летнее доминирование в регионе Персидского залива, в качестве награды Британия выберет Месопотамию. Еще до начала переговоров с Россией и Францией британцы отправили в Басру экспедиционные силы, чтобы застолбить свою территорию.

Планы по вторжению в Басру начали претворяться в жизнь британо-индийскими войсками в сентябре — октябре 1914 года в обстановке строжайшей секретности. Учитывая, с каким почтением индийские мусульмане относились к османскому султану как к халифу исламского мира, британцы опасались, что преждевременное нападение на султанские земли может спровоцировать религиозный бунт. Задача состояла в том, чтобы заблаговременно, до официального вступления османов в войну, сосредоточить британские войска в районе Басры — но без того, чтобы эти действия были восприняты как акт враждебности, направленный против сохранявшей нейтралитет Османской империи. Для этого было необходимо, чтобы операция по переброске войск сохранялась в тайне даже от самих командиров и солдат, принимавших в ней непосредственное участие.

Когда 16 октября бригадный генерал Уолтер Деламейн погрузился со своими войсками на корабли в Бомбее, чтобы в составе индийских экспедиционных сил отправиться на Западный фронт, он получил запечатанный пакет и приказ вскрыть его только через 72 часа после отплытия из порта. После трех дней пути Деламейн вскрыл пакет и с удивлением узнал, что он назначается командующим одной из бригад 6-й дивизии Индийской армии и должен направиться в Персидский залив. Все 5000 солдат и 1400 лошадей и вьючных мулов были предусмотрительно погружены на четыре транспортных судна с малой осадкой, которые могли свободно передвигаться в неглубоких водах залива. Деламейну было приказано плыть в Бахрейн, где ждать дальнейших распоряжений.

По прибытии в Бахрейн 23 октября Деламейн был встречен бывшим британским резидентом в Персидском заливе сэром Перси Коксом, который был назначен его заместителем по политическим вопросам. Кокс передал ему пачку распоряжений, из которых Деламейн узнал, что ему предстоит направиться в Шатт-эль-Араб, чтобы взять под охрану нефтеперерабатывающий завод Англо-персидской компании на острове Абадан и нефтепроводы и защищать их от возможных атак с османской стороны. Деламейн также должен был заручиться поддержкой арабских союзников Великобритании в верховьях Персидского залива — шейха Хазала аль-Кааби, правителя Кувейта шейха Мубарака аль-Сабаха и правителя Аравии Абдул-Азиза ибн Абдуррахмана ибн Фейсал Аль Сауда, больше известного на Западе как Ибн-Сауд. Пока Османская империя сохраняла нейтралитет, Деламейну было приказано «избегать любых вооруженных стычек с османами без особого на то распоряжения правительства Индии». Однако в случае объявления войны ему предписывалось немедленно предпринять «все необходимые военные меры» для укрепления своих позиций и «по возможности взять Басру». Простояв на якоре всего шесть дней, 29 октября — когда османский флот обстрелял российские военные корабли и базы в Черном море — Деламейн получил приказ срочно двигаться в устье реки Шатт-эль-Араб. Известие об отплытии британских войск из Бахрейна быстро долетело до Басры, где в спешном порядке бросились готовиться к вторжению.

С того момента, как транспортные корабли с британо-индийским контингентом прибыли в Бахрейн, в Басре начали ходить слухи о неизбежном нападении. Теперь, когда начатая в далекой Европе война стояла у них на пороге, горожане не знали, чего именно они хотят. По сообщению британского консула Ридера Балларда, в конце октября в Басре «царили сильные антироссийские и антибританские настроения». Однако город жил торговлей, и его экономика была бы полностью разрушена, если бы он оказался изолирован от остального Персидского залива в результате военных действий между Османской империей и Великобританией.

Что касается османских хозяев, то отношение к ним горожан было в лучшем случае весьма прохладным. Многие видные городские деятели открыто выступали против политики младотурок, которую они считали враждебной интересам арабов. В 1913 году группа активистов-единомышленников создала в Басре «Общество реформ», которое стало одним из самых влиятельных проарабских обществ в Ираке. Как и «Аль-Фатат» и Османская партия децентрализации, «Общество реформ» в Басре выступало за защиту культурных прав арабов и предоставление арабским областям большей автономии через децентрализацию Османской империи. Лидером движения был Сайид Талиб аль-Накиб.

Будучи самой популярной личностью в довоенной Басре, Талиб стал первым, кого горожане избрали депутатом в османский парламент в 1908 году. Безуспешно попытавшись наладить сотрудничество с партией «Единение и прогресс», он начал все более резко высказываться в защиту культурных и политических прав арабского населения. За время своей работы в парламенте он приобрел весьма опасных врагов среди турецких националистов в правящей партии. Младотурки подозревали Талиба аль-Накиба в сепаратистских устремлениях и открыто угрожали ему. В 1914 году, несмотря на то, что кандидаты от «Общества реформ» уверенно победили на очередных парламентских выборах в провинции Басра, он не решился поехать в Стамбул, опасаясь ареста или покушения.

По воспоминаниям Сулеймана Фейди, еще одного уроженца Басры, избранного депутатом османского парламента в 1914 году от «Общества реформ», британцы попытались завербовать аль-Накиба, предложив ему сотрудничать с ними после оккупации Басры. За несколько дней до прибытия экспедиционных сил в Шатт британцы через своего союзника шейха Хазала, близкого друга Талиба, пригласили того на тайную встречу в Мохаммеру (портовый город на реке Шатт-эль-Араб, ныне на территории Ирана). Они предложили ему пост губернатора провинции Басра и пообещали, что позволят проводить любую угодную ему внутреннюю политику (разумеется, с помощью британцев). В обмен на это он должен был гарантировать им полную лояльность, помощь в экономической эксплуатации региона и безопасность всех будущих вложений в развитие Басры. Сайид Талиб отказался, заявив, что не желает менять для себя и своего народа одного хозяина на другого, то есть османов на британцев.

Вместо того чтобы последовать примеру своих соседей и присоединиться к британской «договорной» системе, аль-Накиб решил связать свою судьбу с Османской империей. Его решение осложнялось тем, что иттихадисты выдали ордер на его арест по обвинению в государственной измене. В отчаянной попытке доказать свою лояльность и изменить судьбу, он отправил Энвер-паше телеграмму, в которой пообещал заручиться поддержкой правителя Неджда Ибн-Сауда, чтобы защитить Басру от британского вторжения. Иттихадисты ничего не теряли от этой инициативы, поэтому в случае успеха пообещали Сайид Талибу аль-Накибу пост губернатора Басры.

Между тем обеспокоенные лояльностью арабов британцы делали все возможное, чтобы предупредить попытки османов переманить на свою сторону шейхов Персидского залива или сплотить арабские племена вокруг идеи священной войны против держав Антанты. Политический резидент в Персидском заливе С. Дж. Нокс опубликовал 31 октября обращение «К правителям и шейхам Персидского залива и их подданным», где объявил о вступлении Османской империи в войну. «Вас связывают длительные отношения с Великобританией, — напоминал он арабским союзникам, — и я хочу воспользоваться возможностью заверить вас в том, что в этой войне мы сделаем все от нас зависящее, чтобы защитить вашу свободу и вашу религию». Чтобы подкрепить свои слова делом, 3 ноября британцы заключили официальное соглашение о признании независимости Кувейта от Османской империи. Отныне Кувейт получал статус независимого княжества под протекторатом Великобритании. В качестве ответной услуги правитель Кувейта шейх Мубарак пообещал договориться с шейхом Хазалом, могущественным аравийским правителем Ибн-Саудом и другими «надежными шейхами» о помощи в «освобождении Басры от турецкого владычества».

Сэр Перси Кокс, политофицер Индийского экспедиционного корпуса, интенсивно контактировал с арабскими союзниками Британии, стараясь обеспечить их поддержку вторжению в южную Месопотамию. Пятого ноября Кокс разослал арабским правителям в верховьях Персидского залива прокламацию, чтобы сообщить им о подходе британских сил, которые, по его утверждению, направлялись в район Шатт-эль-Араб «для защиты коммерческих интересов и друзей Великобритании и изгнания враждебных турецких войск». Таким образом, британцы наладили «дружеские» связи с правителями Залива задолго до того, как Сайид Талиб аль-Накиб выступил со своей проосманской инициативой.

Посетив Мохаммеру, Кувейт и Неджд, аль-Накиб обнаружил, что никто из местных правителей Залива не хочет поддержать его планы. Шейх Хазал попытался убедить своего друга согласиться на предложенные британцами условия. Правитель Кувейта пригрозил заключить аль-Накиба и его товарищей под домашний арест в соответствии с распоряжениями британцев. «Если вы попытаетесь воспрепятствовать моему отъезду из Кувейта, — ответил разгневанный аль-Накиб шейху Мубараку, — я сначала застрелю из своего револьвера вас, а затем себя!» Талибу и небольшой группе его друзей удалось покинуть Кувейт, но им пришлось скакать верхом целых девять дней, чтобы добраться до Бурайды — столицы региона Эль-Касим в центральной Аравии, где находилась резиденция могущественного Ибн-Сауда.

Саудовский правитель принял гостей благожелательно. Он не скрывал того, что состоял в переписке с британцами, которые, по его словам, пытались убедить его сохранить нейтралитет (Британия установила с ним формальные договорные отношения только в 1915 году). Ибн-Сауд находился на перепутье. Его образ истинного мусульманина и защитника веры не позволял ему открыто поддерживать британцев, собравшихся воевать с его мусульманскими братьями в Басре. Но и ссориться с британцами, учитывая их мощное присутствие в Персидском заливе и шаткое положение его собственного государства, Ибн-Сауд боялся. Поэтому он решил потянуть время в надежде, что вопрос разрешится сам собой, прежде чем ему придется встать на ту или иную сторону.

Девять дней Ибн-Сауд говорил аль-Накибу, что собирает войска для обороны Басры, пока наконец-то небольшая группа из 500 всадников не выдвинулась в сторону Залива. Ибн-Сауд, известный тем, что мог скакать со своими воинами днем и ночью без остановки, покрывая сотни километров пустыни за считаные дни, в этот раз никуда не торопился. Они ехали не больше четырех часов в день, регулярно останавливаясь для отдыха и намаза, и, добравшись в конце ноября до первой почтовой станции, узнали, что британцы уже почти неделю как заняли Басру. Эта новость, как писал Сулейман Фейди, поразила Сайид Талиба и его товарищей «в самое сердце». Но Ибн-Сауд испытал огромное облегчение. Выразив свое глубокое сочувствие, он немедленно развернул свой отряд и поскакал домой, чтобы, как подозревал аль-Накиб, поторговаться с новыми хозяевами.

После падения Басры политик оказался в изгнании. Он не выполнил обещание, данное османам, и настроил против себя британцев, не согласившись на сделку. В конце концов, он поехал в Кувейт и сдался британцам. Его отправили в почетный плен в Индию до конца войны, которая, как все ожидали, должны была быть довольно короткой. Однако оккупация Басры положила начало военной кампании в Месопотамии, затянувшейся очень надолго.

Пятого ноября Великобритания официально объявила войну Османской империи. На рассвете следующего дня британские подразделения индийских экспедиционных сил вошли в османские территориальные воды в реке Шатт-эль-Араб. Британский шлюп «Один», малое гибридное судно, сочетающее паруса с паровыми двигателями, занял позицию в устье Шатта и открыл огонь по османской крепости на полуострове Фао. В течение часа комендант крепости был убит, а османские солдаты — общим числом около 400 — бросили свои позиции и разбежались. Деламейн высадил на берег 500 солдат, чтобы окончательно зачистить крепость и наладить телеграфную связь с Индией с помощью подводного кабеля, который тянули корабли. Операция не обошлась без трудностей. Сильные приливные течения срывали десантный корабль с якоря, а илистые берега в устье Шатта в отсутствии причалов и доков еще больше усложняли выгрузку людей, лошадей и орудий. Тем не менее быстрота и решительность, с которой действовали британцы, вкупе с полным отсутствием потерь с их стороны, говорили в пользу британской кампании.

Оставив одну роту для защиты телеграфной станции на полуострове Фао, Деламейн с остальной бригадой двинулся на защиту нефтеперерабатывающего комплекса на острове Абадан. Он решил высадиться в Сании — на османском берегу реки вверх по течению от Абадана. В отсутствие плоскодонных лихтеров выгрузка на берег личного состава, лошадей и орудий с транспортных кораблей растянулась на два дня. Транспортные проблемы вообще стали проклятием Месопотамской кампании. Из-за отсутствия нормальных дорог все перевозилось по реке, которая изобиловала мелями и установленными османами заграждениями, а ее топкие берега делали любую погрузку и выгрузку с кораблей невероятно сложным делом. Тем не менее, расположившись лагерем в Сании, дивизия Деламейна заняла удобную позицию для защиты Абадана от османов.

Прежде чем двигаться вверх по реке в направлении Басры, Деламейн решил дождаться прибытия подкрепления. Одиннадцатого ноября османы атаковали позиции британцев, и те понесли первые потери, но в конечном итоге нападавшие были вынуждены отступить. Индийским и британским солдатам пришлось держать оборону на незнакомой им местности, в крайне неблагоприятных погодных условиях. Внезапно обрушившиеся проливные дожди превратили берега Шатта в трясину, а сильные ветры вызвали песчаные бури, которые свели видимость к нулю и сделали невозможной сигнальную связь. Еще одним природным явлением, осложнявшим положение британо-индийских войск, стали миражи. Как вспоминал прикомандированный к дивизии журналист Эдмунд Кандлер, «из-за миражей было сложно понять, перемещаются ли вражеские войска пешком или на лошадях, и оценить их количество. Время от времени кавалеристы ошибались, принимая отару овец за пехоту». Все это укрепило Деламейна во мнении, что следует проявить осторожность и дождаться прибытия подкрепления, прежде чем двигаться дальше вверх по реке.

Подкрепление прибыло 14 ноября. Генерал-лейтенант сэр Артур Барретт вошел в устье Шатта с остатками 6-й Индийской дивизии, чтобы принять на себя командование индийскими экспедиционными силами. Барретт был уверен, что у британцев достаточно сил для того, чтобы защитить Абадан и двинуться на Басру, возобновив боевые действия без неоправданного риска. Вместе с Барреттом в Шатт прибыли несколько мелкосидящих канонерок Королевского ВМФ, которые были пригодны для транспортировки войск по реке, а также могли вести обстрел османских позиций из своих тяжелых орудий. Барретт хотел нанести удар, прежде чем османы успеют опомниться от внезапного вторжения и перегруппироваться, чтобы дать отпор захватчикам.

Британцы атаковали позиции османов уже на следующий день после прибытия Барретта и заставили их отступить от своего лагеря в Сании, оставив на поле боя более 160 погибших и раненых. Спустя два дня, 17 ноября, они напали на османскую линию обороны в районе города Сахиль. В ходе упорных боев, которые шли в условиях проливных дождей и песчаных бурь, обе стороны понесли значительные потери — около 500 убитых и раненых у британо-индийской армии и от 1500 до 2000 человек у османов. Тем не менее британцам удалось захватить османскую линию обороны и заставить противника отступить во второй раз. В своих депешах Барретт утверждал, что эти сражения «доказали наше военное превосходство над османами» и «деморализовали османскую армию, понесшую тяжелые потери».

После череды поражений османы решили, что им не под силу защитить Басру, и 21 ноября оставили город. Сразу же после отбытия властей там начались погромы и мародерство. Американский консул Джон Ван Эсс послал по реке курьера со срочным сообщением к британскому командованию, в котором просил «как можно скорее занять город и предотвратить разграбление». В Басре воцарилось полное беззаконие: «Весь вчерашний день арабы грабили здания, оставленные правительством; во всем городе шла стрельба».

Британцы немедленно отправили в Басру шлюпы «Один» и «Дерзкий», чтобы закрепиться на городском берегу, пока на следующий день по суше не прибудут основные войска. Барретт торжественно въехал в Басру 23 ноября и поднял на центральной площади британский флаг, что ознаменовало переход города из рук османов под британский контроль. Сэр Перси Кокс написал восторженную прокламацию, которую зачитал перед собравшимися горожанами на арабском языке с сильным английским акцентом: «Находясь в состоянии войны с Османской империей, Великобритания оккупировала Басру. Однако мы не испытываем никакой вражды или недоброжелательности по отношению к жителям города, для которых мы надеемся стать добрыми друзьями и покровителями. В этом регионе не осталось турецкой администрации. Отныне ее место занял британский флаг, под которым вы сможете наслаждаться всеми благами свободы и справедливости как в религиозных, так и светских делах». Прокламация Кокса привела в замешательство как жителей Барсы, так и самих британцев. Британцы не были уверены в том, сколько «свободы и справедливости» они готовы дать местному населению, а местное население не знало, как долго «британский флаг» задержится в их городе. После нескольких столетий османского господства людям было трудно поверить в то, что турки никогда больше не придут на их землю. И пока шансы на возвращение османов сохранялись, местные жители предпочитали держаться подальше от британцев, опасаясь последующих репрессий.

Оккупировав Басру, британцы решили все свои задачи в Месопотамии. Османы были изгнаны из верховья Персидского залива, стратегические нефтяные объекты на Абадане — защищены, а местные правители окончательно уяснили, кто в доме хозяин. Сэр Перси Кокс настаивал на том, чтобы продолжить преследование отступающих османских войск и захватить Багдад, но командование экспедиционными силами и индийское правительство, отвечавшее за эту военную кампанию, отвергли его план. Вместо этого Лондон санкционировал ограниченную операцию по захвату города Эль-Курна, расположенного в месте слияния Тигра и Евфрата, благодаря чему вся река Шатт-эль-Араб оказалась бы под британским контролем.

Поход на Эль-Курну начался 3 декабря. Британские канонерские лодки высадили солдат в безопасном месте в 6 км южнее города на левом берегу реки. По мере приближения к городу британо-индийские силы столкнулись с растущим сопротивлением со стороны османов, которым, в конце концов, удалось остановить их на подходах к Тигру. Очевидно, османы планировали переправиться через Тигр и перегруппироваться, используя реку в качестве естественного препятствия между собой и вражескими силами. Но когда британцы захватили понтонный мост, османы поняли, что не смогут отстоять город. Ближе к полуночи 6 декабря к британским кораблям подошел небольшой речной пароход с зажженными огнями и ревущими сиренами, с тремя османскими командирами на борту, чтобы провести переговоры о капитуляции. Сдача города состоялась 9 декабря. Губернатор провинции Басра Субхи Бей передал власть в Эль-Курне командующему индийскими экспедиционными силами и сдался в плен вместе с 45 офицерами и 989 солдатами.

Обманчивая простота военной кампании на реке Шатт-эль-Араб с ее быстрыми и легкими победами ввела британцев в опасное заблуждение. За все время боевых действий, начиная с высадки в Фао и заканчивая захватом Эль-Курны, британо-индийские силы потеряли меньше 100 человек убитыми и 675 ранеными. Потери османов были в четыре раза больше и составили порядка 3000 убитыми и ранеными. Эти победы создали у британцев ложную уверенность в собственном превосходстве над «плохо обученными и легко впадающими в панику турками», за что впоследствии им пришлось поплатиться.

Обезопасив себя в Басре, британцы принялись наводить в регионе свои порядки. Как оккупанты, по законам войны они обязаны были сохранить османские государственные институты. Однако им серьезно мешало нежелание местных жителей сотрудничать с новыми властями. Британцы приписывали это страху перед возможным возвращением османов, однако ничуть не меньшую роль играла и врожденная неприязнь к иностранным оккупантам, которая усугублялась жесткими мерами по обеспечению порядка и безопасности, принимавшимися британцами в Месопотамии.

Рядовой Уильям Бёрд, служивший во 2-м (Дорсетском) батальоне 6-й дивизии, описал в своем дневнике типичный рейд в деревню неподалеку от Басры в январе 1915 года. Британские и индийские солдаты вошли в деревню на рассвете и начали обходить дома, выбивая все двери, которые не открывались на первый стук. «Всех жителей мужского пола согнали в одно место и перевернули их жилища вверх дном в поисках оружия». Британцы не церемонились с теми, кто подозревался в неподчинении и сопротивлении оккупационному режиму. «Деревня была окружена, поэтому те, кто пытался бежать, попадали в руки наших солдат, — вспоминал Бёрд. — Их считали боевиками и приговаривали к смертной казни, и, разумеется, если кто-то открывал по нам огонь, его либо убивали, либо вешали на рыночной площади». Такие меры едва ли могли помочь британцам завоевать расположение местных жителей.

Предоставление политических свобод народу Басры также не входило в планы новой власти. В феврале 1915 года с визитом в Басре и Эль-Курне побывал вице-король Индии лорд Хардинг, и вместо первоначально данных Коксом пылких обещаний «всех благ свободы и справедливости» он пообещал «более чуткую и отзывчивую администрацию» и восстановление процветания. Таким образом, вместо бо́льшей автономии или самоуправления местное население получило британскую администрацию. Сайид Талиб аль-Накиб не ошибся: народ Басры попросту сменил одного хозяина на другого.

После отбытия бригады Деламейна в Персидский залив оставшаяся часть индийских экспедиционных сил продолжила путь в Египет. Но, прежде чем войти в Красное море, она сделала заход в порт Аден на Аравийском полуострове. Этот город-порт был центром крошечной колонии (200 кв. км), захваченной британцами и присоединенной к их индийским владениям в 1839 году. Первоначально Королевский флот использовал его в качестве базы для операций против пиратов. С открытием Суэцкого канала в 1869 году Аден оказался идеальным местом для размещения угольной базы, где курсирующие между Британией и Индией пароходы могли пополнить свои запасы угля. Как и Гонконг, он превратился в один из важнейших плацдармов британской морской империи и важный торговый центр.

Во второй половине XIX века британцы заключили с племенами, жившими на прилегающих к Адену территориях, серию договоров, создав особую зону влияния, известную как Аденский протекторат. Он включал девять отдельных мини-государств с собственными независимыми правителями, британскими протеже, и в совокупности занимал территорию 285 000 кв. км вдоль южного побережья Аравийского полуострова. Аденский протекторат граничил с османской провинцией Йемен. В 1902–1905 годах британско-турецкая пограничная комиссия демаркировала границу между двумя территориями. С вступлением османов в войну в 1914 году эта пограничная линия неожиданно превратилась в границу между вражескими государствами — и стала второй горячей точкой в военном конфликте между Великобританией и Османской империей.

Граница между османским Йеменом и Аденским протекторатом выходила к Баб-эль-Мандебскому проливу, который служил воротами в Красное море. В самой южной точке своих владений, на скалистом полуострове Шейх-Саид, османы воздвигли несколько фортов, орудия которых держали под прицелом морские пути. Британцам же принадлежал крошечный остров Перим площадью около 13 кв. км, расположенный прямо напротив Шейх-Саида, в 160 км к западу от Адена.

В начале ноября британская разведка сообщила, что османы собирают в Шейх-Саиде войска. Аналитики предположили, что они планируют напасть на британские позиции в Аденском протекторате или даже захватить остров Перим. Учитывая стратегическую важность Красного моря для Британской империи — чтобы попасть в Суэцкий канал, всем военным и транспортным кораблям, идущим из Новой Зеландии, Австралии и Индии, приходилось проходить через Баб-эль-Мандебский пролив, — британские военные стратеги в Индии решили нейтрализовать османскую угрозу, уничтожив их форты на Шейх-Саиде. Второго ноября из Индии в Аден были направлены свежие войска с задачей обезопасить морские пути в проливе.

Утром 10 ноября британские корабли подошли к Периму и открыли огонь по османским позициям, расположенным на возвышенностях Шейх-Саида. Лейтенант Г. Гелл, связист в 69-м Пенджабском полку, с нетерпением ждал конца обстрела, чтобы вместе с остальным десантом выгрузиться на берег и «вступить в первый бой». Наконец небольшой буксир принялся медленно тянуть вереницу из нескольких десантных шлюпок в сторону берега. Со своих господствующих над морем позиций османские артиллеристы стреляли по ним с все возрастающей точностью. Когда Гелл с товарищами на шлюпке преодолевали последний отрезок пути к берегу, в нескольких метрах от них взорвался снаряд, убив молодого индийского резервиста. Остальные благополучно выгрузились на берег, перегруппировались и, укрывшись от интенсивного огня, стали ждать приказа об атаке. Только через четыре часа солдатам приказали подниматься к османским позициям. «Выстрелы почти прекратились, — вспоминал Гелл, — лишь изредка кое-где свистели шальные пули».

Когда британские и индийские солдаты достигли первого форта, обнаружилось, что османы оставили свои позиции. Вероятно, интенсивный обстрел с британских кораблей вкупе с приближающимся десантом убедил защитников в том, что у них нет шансов выстоять. Учитывая количество брошенной одежды, оружия и боеприпасов, османы явно отступали в панике. «Жаль, что они ушли, — написал Гелл в своем дневнике. — Их было около 500 человек». Поскольку Гелл не увидел ни одного убитого или раненого османа, он написал только о потерях британо-индийских сил: пятеро убитых и 11 раненых. Десант провел в Шейх-Саиде ночь, уничтожил все уцелевшие огневые точки, после чего погрузился на корабли и 11 ноября продолжил свой путь в Египет.

Несмотря на военный успех, операция в Шейх-Саиде создала политические проблемы, которые были источником головной боли для британцев в Адене до конца Первой мировой войны. Военные чиновники в Индии разработали свои планы, не посоветовавшись с местными властями в Адене, которые вели переговоры по изоляции османов в Йемене. Основные дипломатические усилия были направлены на имама Яхью бен Мухаммеда Хамид-ад-Дина, лидера общины шиитов-зейдитов, проживавшей в северном нагорье у города Сана (сегодняшней столицы Йемена). В 1911 году имам заключил с османами мирное соглашение, а в 1913 году согласился править провинцией Йемен совместно со Стамбулом. Хотя имам Яхья и не мог разорвать свои связи с османами, он был не прочь установить дружеские отношения с британцами.

Нападение на Шейх-Саид все изменило. «Имам Яхья был разгневан, а османский генерал-губернатор Саны выпустил манифест, в котором разоблачал тайные мотивы Великобритании, якобы одержимой идеей аннексии, — писал британский чиновник в Адене Гарольд Джейкоб. — Наша акция сыграла на руку турецким пропагандистам». Имам, в свою очередь, заявил, что «нападение на Шейх-Саид насторожило всех арабов во всех землях». Вместо того чтобы обезопасить позиции Великобритании в Южном Йемене, эта операция только сделала Аден более уязвимым. Изгнать 500 солдат из изолированных прибрежных фортов было не так уж сложно. Гораздо труднее оказалось защищать 285 000 кв. км Аденского протектората от 14 000 находившихся в Йемене османских солдат, к тому же поддерживаемых подданными могущественного имама Яхьи.

Османские пушки на Шейх-Саиде вовсе не угрожали британскому судоходству. Даже в самом узком месте ширина Баб-эль-Мандеба достигает 30 км, поэтому британские корабли могли проходить через пролив вне зоны досягаемости османских орудий. Гораздо бо́льшую опасность представляли собой османские мины и немецкие подводные лодки, но с этими угрозами мог справиться только флот, а не сухопутные войска. Британское командование поставило перед Королевским флотом задачу — установить блокаду османских портов вдоль всего побережья Красного моря, а также обеспечить безопасность морских путей для судоходства дружественных стран, и, судя по нескончаемому потоку грузовых и транспортных кораблей, которые на протяжении всей войны доставляли грузы и солдат из имперских владений через Красное море и Суэцкий канал в зону боевых действий, Королевский ВМФ успешно справлялся со своей задачей.

Начиная с сентября 1914 года Египет был наводнен тысячами солдат из Великобритании и доминионов. Первой в конце сентября прибыла Восточно-Ланкаширская территориальная дивизия, которая заменила собой базировавшуюся в Египте профессиональную армию, отправленную воевать на Западный фронт. В конце октября из Бомбея были доставлены индийские экспедиционные силы, дислоцированные в городах в зоне Суэцкого канала. В начале декабря в Александрию прибыла первая волна добровольцев АНЗАКа из Новой Зеландии и Австралии. В последующие недели и месяцы еще тысячи и тысячи иностранных солдат высадились на египетскую землю. Железнодорожная линия между Александрией и Каиром была забита военными эшелонами, перевозившими солдат и лошадей в лагеря в окрестностях Каира. Австралийская пехота разместилась к западу от Каира, в Мене, неподалеку от пирамид; австралийская легкая кавалерия расположилась в зеленом южном пригороде Каира Маади, а новозеландцы — в северном пригороде Зейтун, недалеко от Гелиополя.

Прибытие имперских войск в какой-то мере стабилизировало напряженную обстановку в Египте. С начала войны политические основы Египта серьезно пошатнулись в результате череды знаковых событий, таких как вступление османов в войну и призыв халифа к джихаду, разрыв многовековых связей с Османской империей, смещение хедива Аббаса II и восхождение на престол султана Хусейна Камиля под покровительством британцев. Кроме того, народ Египта устал от 32-летней британской оккупации и смотрел на Германию как на возможного избавителя. Победы немецкой армии над британцами на Западном фронте, в частности в битве при Монсе в Бельгии (23–24 августа 1914 года), подогревали эти надежды. Британские власти опасались, что подрывная деятельность немецких и османских шпионов может привести к восстанию египетских националистов и религиозным волнениям «легко возбудимых» народных масс.

Внезапный приток огромного количества иностранных солдат убедил местное население в том, что бросать британцам вызов бессмысленно — их позиции в Египте слишком сильны. Каир был окружен учебными лагерями АНЗАКа, где десятки тысяч пехотинцев и кавалеристов упражнялись в военных навыках и поднимали в пустыне пыль учебными маневрами. Чтобы произвести впечатление на тех каирцев, которые могли не увидеть этой демонстрации военной мощи в загородных лагерях, британские власти приказали имперским войскам пройти маршем через центр города. «Несколько дней назад нас заставили устроить большой марш по Каиру, — написал в письме домой кавалерист Гордон Харпер из Кентербери, Новая Зеландия. — Нам пришлось пройти через все старые кварталы города с их извилистыми улочками и смердящими трущобами». Харпер понимал политическое значение этого парада: «Цель была в том, чтобы впечатлить нашей военной силой местных жителей, которые сохраняют свои традиционные и духовные связи с турками… Эффект был весьма любопытный. На всем пути нас поджидали толпы мужчин в фесках и женщин в чадрах, которые внимательно наблюдали за нами без тени улыбки и без слова приветствия. Кажется, что под властью британцев эти люди превратились в камни».

За пределами своих лагерей британские и имперские солдаты становились туристами. Они позировали для фотографий на фоне сфинксов, катались на верблюдах, скупали у местных торгашей подделки под антиквариат времен фараонов. Их заманивали в лавки при помощи вывесок, играющих на австралийском чувстве юмора: «Австралийцы, зачем далеко ходить, чтобы вас обманули? Идите сюда!» и «Говорим по-английски и по-французски; понимаем по-австралийски». Египетский туристический бизнес, славящийся своей способностью быстро приспосабливаться к меняющейся клиентуре, переименовывал отели и рестораны по названию городов и местечек в Австралии и Новой Зеландии. Так, в Каире распахнули свои двери бар «Балклута» и читальня «Вайпукурау».

Европейские кварталы вокруг садов Эзбекия стали главным местом отдыха и развлечений для иностранных солдат в Каире. Офицеры собирались в ресторанах и на террасах роскошных отелей, таких как знаменитый «Шефард», «Новый отель» и «Бристоль». Простые солдаты посещали кафе и бары в узких переулках каирского квартала красных фонарей, известного как «Красный слепой квартал» или «Воззер» (от арабского названия улицы Вазаа) и находящегося к северу от парка.

В барах и борделях этого квартала, где толпы солдат пытались отвлечься от скуки и тягот лагерной жизни, царила, мягко говоря, накаленная обстановка. Уставшие ждать отправки на войну, вынужденные пить «мерзкое зелье», которым их поили в дешевых барах, и затаившие обиду на проституток, наградивших многих солдат венерическими заболеваниями (от которых в то время фактически не было лекарств), имперские войска с каждым днем представляли собой все бо́льшую угрозу для общественного спокойствия и порядка в Каире.

Задокументировано по меньшей мере два случая массовых беспорядков, устроенных солдатами АНЗАКа в центре Каира в 1915 году. Перед отбытием на Галлиполийскую кампанию в апреле и июле того года пьяные солдаты напали на бордели. Эти вспышки насилия объяснялись разными причинами: солдаты обвиняли проституток в кражах, хотели отомстить за заражение венерическими болезнями и даже ссылались на расистское нападение на одного солдата маори. В том и другом случае солдаты уничтожали личные вещи проституток и выбрасывали на улицу мебель и постельное белье. Поскольку шкафы и комоды были слишком большими, чтобы пролезть в окна, их выносили на крыши и сбрасывали с высоты пятого этажа. Собравшиеся внизу толпы зевак собирали мебель в кучи и поджигали. Огонь быстро распространялся на дома по обеим сторонам узкой улочки Вазаа.

Конная военная полиция, направленная британскими властями восстановить порядок в центре Каира в апреле 1915 года, столкнулась с толпой пьяных и разъяренных солдат, которые отказывались подчиняться приказам. «Они бросали в полицейских все, что попадалось им под руку, — бутылки, обломки мебели», — сообщал один из очевидцев. Полицейские произвели предупредительные выстрелы над головами дебоширов, после чего начали стрелять по толпе. «Четверо или пятеро человек упали, но остальные продолжали двигаться прямо на полицейских, стоявших всего в пяти ярдах от них, словно ничего не произошло». Тогда пожарные машины, прибывшие на тушение пожара, направили на толпу струи воды из брандспойтов. Но взбунтовавшиеся солдаты атаковали пожарных и завладели пожарными шлангами. В конце концов, на помощь пришлось вызвать британское армейское подразделение. Прибывшие британские солдаты быстро перегородили улицу, заняв положение для стрельбы — «задний ряд стоял, средний ряд встал на колено, а передний лег на землю». Командир предупредил толпу, что «если они не разойдутся, ему придется открыть огонь, и толпа мгновенно рассеялась». «Когда вы не вооружены, вы вряд ли пойдете в атаку на три ряда солдат с оружием наизготовку», — резонно заметил очевидец. К восьми часам вечера порядок был восстановлен; пятеро солдат АНЗАКа получили ранения, 50 были взяты под арест. В британских отчетах не приводится данных о жертвах среди египтян в ходе апрельских беспорядков, но известно, что несколько домов сгорело дотла. Еще больше домов было сожжено во время массовых беспорядков в июле 1915 года.

Все эти события усугубляли и без того неприязненное отношение жителей Каира к солдатам из доминионов — и к британским властям, по приглашению которых те прибыли в Египет. В своем отчете о беспорядках в Красном слепом квартале известный египетский политик Ахмед Шафик выразил серьезную озабоченность поведением солдат АНЗАКа, которые поджигали бордели, нисколько не заботясь о находившихся там женщинах, тогда как их товарищи стояли и смотрели на их действия, не пытаясь им помешать. «Если бы эти события произошли при любых других обстоятельствах, они бы вызвали восстание народных масс, — написал Шафик. — Иностранные солдаты, особенно из доминионов, относятся к египтянам с нескрываемым презрением и грубостью».

Таким образом, приток имперских войск не столько стабилизировал ситуацию в Египте, сколько усугубил напряженность. Однако на несколько ближайших лет египетскому народу пришлось смириться со своей незавидной участью. Их страна была важным перевалочным пунктом, учебной и госпитальной базой для войск, участвовавших в военных кампаниях в Египте, Палестине и на Галлиполийском полуострове, которые длились до самого конца войны. Кроме того, северные порты Египта Александрия и Порт-Саид служили важными базами для британского и французского флотов, утверждавших свое господство в восточном Средиземноморье.

После того как в ноябре 1914 года Османская империя официально вступила в войну, Великобритания и Франция установили блокаду вдоль всего Эгейского побережья от фракийского порта Дедеагач (современный Александруполис на северо-востоке Греции) до острова Самос, к югу от османского порта Смирна (современный Измир). Объединенный союзный флот, известный как Восточно-Средиземноморская эскадра, в общей сложности насчитывал 18 линкоров, 40 эсминцев, 15 торпедных катеров, 12 подводных лодок и 20 мониторов (мелкосидящих броненосных кораблей с мощным артиллерийским вооружением, преимущественно прибрежного или речного действия). Эскадра базировалась в гавани Мудрос на спорном острове Лемнос, всего в 80 км от Дарданелл.

К началу войны в Европе османская система обороны, защищавшая проливы, давным-давно устарела и не соответствовала требованиям современной войны. Вскоре после того, как 2 августа немцы и младотурки заключили тайный союз, немецкие корабли начали доставлять в Дарданеллы людей и технику, чтобы усилить оборону проливов. Третьего ноября, когда британские и французские корабли подвергли Дарданеллы показательной бомбардировке, уничтожив бо́льшую часть форта Седдюдьбахир на входе в пролив, османам и немцам пришлось удвоить свои усилия. Сотни немецких солдат и военных инженеров проектировали и возводили новые фортификационные сооружения на европейском и азиатском берегах, устанавливая мощные орудия, чтобы преградить вражеским кораблям путь в этот стратегически важный пролив. В самом проливе был поставлен на якорь старый османский броненосец «Мессудие», построенный еще в 1876 году, но вооруженный тяжелыми пушками, которые были направлены в сторону моря. В самом узком месте Дарданелл в районе Чанаккале и у входа в Босфорский пролив в Черном море османы установили несколько линий минных заграждений. На мысах были установлены мощные прожекторы, чтобы не позволить вражеским кораблям проскользнуть в ночное время, а все военные посты были оборудованы радиотелеграфной аппаратурой, чтобы обеспечить оперативную связь.

Весь свой Средиземноморский флот османы сосредоточили в Дарданеллах, чтобы защитить от нападения держав Антанты столицу империи Стамбул. Два бывших немецких крейсера «Гёбен» и «Бреслау», переданные османскому флоту в августе 1914 года, были дислоцированы в Босфоре для защиты Стамбула с севера, а также для нападения на российские порты и корабли в Черном море. Таким образом к моменту вступления Османской империи в войну Босфор и Дарданеллы были защищены от нападения с моря гораздо лучше, чем прежде. Однако и немцы, и османы признавали, что, несмотря на все принятые меры, эти проливы нельзя было назвать неприступными. Как сообщал в декабре 1914 года руководивший работами немецкий генерал, по его оценкам, мощная британо-французская флотилия могла прорвать оборону Дарданелл и захватить пролив ценой потери четырех-пяти кораблей.

Последним средством сдерживания в случае наступления сил Антанты на Стамбул должна была стать османская пехота. И немцы, и османы считали, что для захвата Стамбула противнику потребуется высадка сухопутных войск, поскольку одного только флота для этого недостаточно. Чтобы защитить столицу и тыл страны, османы сосредоточили бо́льшую часть своей армии в проливах и во Фракии. Помимо Первой османской армии (160 000 человек), состоявшей из самых опытных воинских подразделений, и Второй армии (80 000 человек), турки смогли выставить еще 250 000 солдат — половину своих вооруженных сил, мобилизованных к ноябрю 1914 года, — на защиту от десанта Антанты.

Поскольку османский флот был заперт в проливах, прибрежные города империи на Эгейском и Черном морях оказались не защищены от вражеских атак. Пользуясь этим, военно-морские силы Антанты подрывали экономическую деятельность в регионах и прерывали морские пути сообщения. Семнадцатого ноября 1914 года русские военные корабли обстреляли черноморский порт Трабзон. Османы понесли «большие человеческие и материальные потери», как сообщал американский консул, ставший очевидцем нападения. В период с ноября 1914-го по март 1915 года русские нападали на Трабзон шесть раз, топя корабли, разрушая город и вынуждая горожан искать убежище в удаленных от моря районах. Русские также обстреляли турецкие угольные шахты в Зонгулдаке в попытке уничтожить жизненно важный источник топлива для османских и немецких кораблей. В Эгейском море британцы и французы напали на порт Измир, где из-за блокады оказалось заперто множество торговых судов. В отместку османы захватили три британских торговых судна в качестве военных трофеев и затопили их в устье гавани, чтобы помешать входу военных кораблей Антанты. В результате шесть пароходов из США, Греции, Болгарии, Нидерландов и Германии были вынуждены оставаться в гавани Измира до конца войны.

В прибрежном Киликии, где османская Анатолия граничила с сирийскими землями, османов больше всего беспокоила безопасность железнодорожных линий. С закрытием всех морских путей сообщения железные дороги стали играть ключевую роль в транспортировке войск, вооружения и продовольствия из провинций на фронты — на Кавказ, в Месопотамию и Сирию. Между тем порт Мерсин, связанный с Багдадской железной дорогой через соседнюю Адану, в начале войны был совершенно не защищен с моря. По сообщениям, к концу ноября 1914 года по железнодорожной линии Мерсин — Адана было перевезено около 16 000 военнослужащих, а также огромное количество военных грузов. Не имея никаких средств сдерживания на море, османы были вынуждены мириться с тем, что французские военные корабли безнаказанно заходили в Мерсин, обстреливали порт и уничтожали корабли.

Александреттский залив к востоку от Мерсина был еще одним важным перекрестьем железнодорожных и морских путей сообщения. В этом месте Багдадская железная дорога выходила к средиземноморскому побережью, хотя в 1914 году линия не была связана с Аданой из-за недостроенных туннелей в горах Тавра и с Алеппо из-за незавершенных работ в горах Аманоса. Это означало, что пассажирам приходилось высаживаться из поезда, преодолевать горы и после этого возобновлять путешествие по железной дороге. Точно так же транспортировались и грузы. Несмотря на эти неудобства, Александретта (Искендерун в современной Турции) служила важным транзитным пунктом, через который десятки тысяч османских солдат и тонны военных грузов перебрасывались между Сирией, Месопотамией и Анатолией.

Воскресным утром 20 декабря 1914 года британский легкий крейсер «Дорис» вошел в Александреттский залив и обстрелял железнодорожную линию с моря. «Корабль подошел к берегу возле деревни Дёртьёл и начал стрелять по железной дороге, постепенно продвигаясь вдоль побережья в сторону Александретты», — сообщал в своем отчете Г. Бишоп, американский дипломатический агент в Александретте. Вскоре после полудня корабль вошел в Александреттскую гавань под белым флагом и отправил на берег посыльное судно, чтобы доставить городским властям ультиматум. Сославшись на то, что железнодорожные линии используются для перевозки османских войск на фронт, где они угрожают британским войскам (особенно в Месопотамии), британцы потребовали от местных властей сдать все железнодорожное и военное имущество и дать возможность британскому десанту уничтожить его на берегу. Если это требование не будет выполнено, «Дорис» начнет обстрел административных, железнодорожных и портовых сооружений из своих тяжелых орудий. При этом вся ответственность за потери среди гражданского населения будет лежать на османских властях, поскольку британцы в соответствии с условиями Гаагской конвенции 1907 года сделали предварительное предупреждение, прежде чем открыть огонь по незащищенному порту.

Губернатор Александреттского округа сообщил о британском ультиматуме Джемаль-паше, одному из младотурецких триумвиров, который только что занял новую должность командующего османскими войсками в Сирии. Получив это известие, тот пришел в ярость и ответил встречной угрозой. Он категорически отказался сдавать подвижной состав и военную технику британцам. Признавая Османскую империю воюющей нацией, он согласился с тем, что британцы имеют право открыть огонь по правительственным зданиям. Однако за каждое здание, поврежденное британским флотом, он пригрозил отомстить немедленным уничтожением аналогичного количества британской собственности в Сирии. Более того, в запале Джемаль сообщил командиру «Дорис», что с началом войны в Сирии были интернированы десятки британских подданных, и пообещал, что за каждого гражданина Османской империи, погибшего в результате бомбардировки Александретты британским крейсером, они расстреляют одного британца.

Этот провокационный ответ Джемаля привел к эскалации Алексадреттского инцидента в полномасштабный кризис, который, к счастью, удалось разрешить благодаря усилиям американской дипломатии. Соединенные Штаты по-прежнему оставались нейтральной державой (так будет до апреля 1917 года) и сохраняли дружественные отношения с Османской империей. Американцы также согласились представлять интересы держав Антанты на османской территории. И британцы, и османы охотно ухватились за предложение американцев выступить посредниками, чтобы найти выход из созданного ультиматумом и ответными угрозами тупика.

Американский дипломат Г. Бишоп договорился с британцами о 24-часовой отсрочке, чтобы провести переговоры с османскими и немецкими чиновниками в Александретте и постараться найти удовлетворительное для обеих сторон решение. Поскольку Джемаль-паша отказался эвакуировать из Александретты мирных жителей, местный губернатор хотел избежать бомбардировки любой ценой. В свою очередь, британский командующий желал предотвратить ответное убийство британских подданных. Бишоп сообщил капитану «Дорис», что «в Александретте нет никаких войск и, по сообщению представителей местной власти, все военное имущество транспортировано вглубь страны» (как написал Бишоп в секретном отчете, впоследствии он узнал, что на самом деле «в то время в городе находилось кое-какое военное имущество»). Американский консул проинформировал британцев, что османская сторона готова передать им для уничтожения два паровоза, которые якобы были «единственной техникой военного назначения в Александретте», и это позволит команде «Дорис» выполнить поставленную перед ней задачу прервать военное сообщение.

«После консультаций между офицером с корабля и губернатором города при моем посредничестве, — впоследствии написал Бишоп в своем отчете, — было решено, что паровозы будут выведены на открытую местность и взорваны в присутствии моем и представителей британской стороны». С «Дорис» была доставлена взрывчатка, и в половине десятого вечера группа из четырех официальных лиц — османского капитана, капитана порта, британского мичмана и американского консула — отправилась за город, чтобы засвидетельствовать уничтожение двух приговоренных паровозов. Заряды были взорваны, «к счастью, не причинив никому вреда», и после осмотра паровозов было признано, что «полученные ими повреждения достаточны для того, чтобы сделать их непригодными для дальнейшей эксплуатации». Бишоп завершил свой отчет не без иронии: «В 10.45 вечера мы вернулись на железнодорожную пристань, где командир британского десанта передал мне благодарность капитана корабля за то, что я засвидетельствовал честную игру, после чего британцы погрузились на свое посыльное судно и отплыли от пристани. Инцидент был исчерпан».

В отличие от этой, следующая демонстрация превосходства британцев на море оказалась куда более кровавой. Они отправили свою подводную лодку потопить броненосец «Мессудие», стоявший на якоре в Дарданеллах. Одним солнечным и спокойным воскресным утром в декабре 1914 года британская субмарина прошла незамеченной через протянувшиеся на 6,5 км минные поля и выпустила торпеду в носовую часть старого крейсера. В 11.55 утра страшный взрыв сотряс «Мессудие», окутав корабль клубами дыма. Когда дым рассеялся, «Мессудие» дал два залпа из своих тяжелых орудий в тщетной попытке отомстить тайному обидчику, но продолжить стрельбу не смог из-за сильного крена. Крейсер опрокинулся и, по словам одного из очевидцев, затонул меньше чем за семь минут. Поскольку «Мессудие» стоял на якоре на мелководье недалеко от берега, когда он сел на дно, бо́льшая часть его корпуса осталась над водой. Десятки моряков оказались заперты в орудийных отделениях и во внутренних отсеках; с берега были отправлены лодки, чтобы спасти оставшихся в живых. Операция продолжалась до поздней ночи, поскольку техникам пришлось прорезать в корпусе отверстия для спасения людей. Всего в результате этой атаки погибло от 50 до 100 человек.

Успешное проникновение вражеской субмарины через плотное минное заграждение и неожиданная потеря крупного корабля стали настоящим потрясением для османских властей. Как нехотя признал немецкий вице-адмирал Иоганнес Мертен, отвечавший за оборону Дарданелл: «Это была мастерская работа». Но самое главное — атака на «Мессудие» вкупе с предшествующим обстрелом турецких позиций в Дарданеллах ясно дали османам понять, что державы Антанты готовятся к масштабной кампании по захвату проливов.

Уже через два месяца после начала войны уязвимость Османской империи стала очевидной как для Антанты, так и для Центральных держав. Османы продемонстрировали неспособность защитить от нападения свои рубежи, и, учитывая обширную территорию империи, было бы нереалистично ожидать, что они сумеют сделать это в дальнейшем. Они были вынуждены отступить по всем фронтам: на Кавказе, в Басре, в Йемене, в Эгейском море и Киликии. Русские захватили кусок территории в Анатолии, британцы отняли бывшую автономную провинцию Египет, изгнали османов из Персидского залива и взяли под свой контроль Красное море, а также совместно с французами установили полное военно-морское превосходство в Средиземном море. Больше того, пополняя свои сухопутные войска десятками тысяч солдат, прибывающих каждый месяц в Египет из Индии, Австралии и Новой Зеландии, и увеличивая присутствие военного флота в Эгейском море, державы Антанты продолжали наращивать силы на границах Османской империи.

Под усиливающимся давлением со стороны Германии османы решили перейти в наступление. Им срочно требовались победы, чтобы поднять боевой дух своей армии и народа. К тому же они еще не задействовали имевшееся у них сверхмощное оружие — провозглашенный султаном-халифом джихад.