Поражение в Первой мировой войне хотя и стало для Османской империи национальной катастрофой, но не было беспрецедентным событием. Начиная с 1699 года османы проиграли большинство войн, в которых участвовали, но сохранили свою империю. Однако никогда прежде они не сталкивались с таким множеством противоречивых интересов, как в ходе переговоров о мире после Великой войны. Оказавшись между молотом и наковальней — требованиями держав-победительниц с одной стороны и турецких националистов с другой, османы потеряли по условиям мирного договора гораздо больше, чем непосредственно в ходе войны.

Тринадцатого ноября 1918 года союзный флот прошел через Дарданеллы, очищенные османами от мин в соответствии с условиями перемирия, и на полных парах направился к Стамбулу. Османская столица, которая так и не сдалась иностранным армиям в ходе войны, теперь была беззащитна перед державами-победительницами. Сорок два корабля — британских, французских, итальянских и греческих — во главе с линкором Королевских ВМС «Агамемнон» подошли к дворцу Долмабахче, возвышающемуся на берегу Босфора. Пролетевшая над ними эскадрилья бипланов дополнила красочное зрелище. Адмирал Сомерсет Гоф-Калторп и другие офицеры сошли на набережную, чтобы вступить во владение городом. Солдаты армий Антанты промаршировали по улицам под звуки военных оркестров, а ликующее христианское население Стамбула приветствовало их как героев-освободителей.

Григорис Балакян находился в толпе, наблюдая за тем, как союзный флот показался из-за стамбульских холмов и вошел в Босфор. Вопреки всему армянский священник выжил и в сентябре 1918 года вернулся в родной город. Опасаясь ареста, он два месяца скрывался от властей в доме матери и сестры, которые были несказанно рады его неожиданному появлению, потому что давно считали его мертвым. Он проводил целые дни за работой над книгой «Армянская Голгофа», стремясь записать свои трагические воспоминания, пока те были свежи в памяти. Однако он хотел своими глазами увидеть этот знаменательный момент — прибытие флота союзников, означавшее, что страдания армянского народа подошли к концу.

Чтобы добраться до европейской части Стамбула, Балакян в целях маскировки надел на себя редингот и цилиндр. Турецкий лодочник, везший его через Босфор, не подозревал, что разговаривает с армянским священником. «Эфенди, — сокрушался он, — в какие ужасные времена мы живем! Что за черные дни настали! Талаат и Энвер уничтожили нашу страну и бежали, бросив нас на произвол судьбы. Кто бы поверил, что иностранный флот войдет в Константинополь, да еще с такой помпой, а мы, мусульмане, будем простыми зрителями?» Балакян неожиданно для самого себя проникся острым сочувствием к этому несчастному человеку и попытался его утешить: «Черные дни всегда проходят, пройдут и эти!»

В толпе на набережной в этот день также находился немецкий генерал Отто Лиман фон Сандерс. В течение пяти лет он служил Османской империи сначала как глава немецкой военной миссии, затем как главнокомандующий группой армий «Йылдырым» в Палестине. В сентябре он чудом избежал плена в Назарете и покинул Сирию, преследуемый британцами. В Адане Лиман передал командование остатками османских войск турецкому генералу Мустафе Кемаль-паше, герою Галлиполийской кампании, а затем вернулся в Стамбул, чтобы обеспечить возвращение немецких войск из Османской империи в соответствии с условиями перемирия.

Хотя они рассматривали события с очень разных точек зрения, Лиман и Балакян дали поразительно похожие описания Стамбула в день прибытия союзного флота. На домах развевались греческие, французские, британские и итальянские флаги. По улицам маршировали солдаты-победители, христианские девушки осыпали их цветами, а мужчины подбрасывали в воздух шляпы и обнимались в порыве радости. К вечеру вино потекло рекой, и горожане и оккупанты принялись брататься друг с другом. И Лиман, и Балакян нашли это пьяное веселье отвратительным. «В этих кутежах не было ни капли достоинства», — презрительно заметил Лиман, а Балакян с сожалением написал о том, что «турецкая столица превратилась в Вавилон».

Пока христианское население Стамбула праздновало, мусульманское большинство из-за закрытых ставен наблюдало за тем, как иностранные солдаты оккупируют их город. Они испытывали отчаяние и унижение. Как и лодочник, везший Балакяна через Босфор, весь свой гнев они направили на лидеров партии «Единение и прогресс», которые обрекли свой народ на длительную войну со всеми ее тяготами и лишениями и скрылись, как только перемирие вступило в силу.

В ночь на 1 ноября младотурецкие триумвиры в обстановке полной секретности погрузились на борт немецкого военного корабля и бежали из османских земель. Мехмед Талаат, Исмаил Энвер и Ахмед Джемаль в сопровождении четырех своих ближайших советников доплыли до Одессы и по суше добрались до Берлина. Их немецкие союзники, зная, что младотурецкую верхушку ожидает правосудие победителей, предоставили беглецам убежище. Османская пресса выражала общественное возмущение тайным побегом триумвиров, оставивших турецкую нацию разбираться с последствиями младотурецкой политики и чудовищных преступлений военного времени — в частности, направленных против армянского населения.

В османском парламенте и прессе разгорелись открытые дебаты об армянских погромах ноября 1918 года. Тогда, как и сейчас, не было точных данных о количестве погибших в результате этих правительственных мер. В ходе обсуждений члены османского парламента называли цифры от 800 000 до 1,5 млн погибших армян. Так или иначе, всем было ясно, что геноцид бросает мрачную тень на мирные переговоры с державами-победительницами.

Державы Антанты открыто осудили действия османского правительства по уничтожению армян. Соединенные Штаты и Великобритания наиболее настойчиво призывали к покаранию за преступления против человечности, совершенные турками в военное время. В попытке избежать суровых условий мирного урегулирования новое османское правительство приняло решение создать военные трибуналы, чтобы осудить тех, кто обвинялся в причастности к уничтожению армянского населения. Новые власти надеялись представить младотурецких лидеров как главных архитекторов геноцида и убедить международную общественность обрушить всю силу карающего правосудия на них, а не наказывать турецкий народ в целом.

В период с января по март 1919 года османские власти издали приказы об аресте 300 человек. Среди них были губернаторы провинций и члены парламента от партии «Единение и прогресс», а также местные чиновники более низкого ранга. Хотя аресты производились без предупреждения, посреди ночи, многие — так же как триумвиры и их советники, — сумели бежать и были осуждены заочно. Главный турецкий военный трибунал был созван в Стамбуле. Судебные процессы были открыты для общественности, доказательства и судебные решения публиковались в официальном вестнике Takvîm-i Vekâyi.

Все опубликованные обвинительные акты возлагали полную ответственность за массовые убийства армянского населения на младотурецкое руководство. Прокуроры утверждали, что «все погромы проводились по приказу и с ведома Талаата, Энвера и Джемаля». Они приводили слова одного чиновника из Алеппо, который заявил, что «получил приказ об уничтожении» от «самого Талаата» и потому был убежден, что «благополучие страны» зависит от истребления армянского населения. В одной из телеграмм, представленной суду в качестве доказательства, доктор Бехаэддин Шакир, предполагаемый архитектор геноцида, требовал от губернатора Мамуретюлазиза (Элязыга) «честного отчета» о «ликвидации армян» в своей провинции: «Вы сообщили, что избавились от этих смутьянов, но каким именно образом? Уничтожили или просто выслали из своих земель?»

Показания свидетелей позволили понять, как были организованы массовые убийства: напечатанные на бумаге официальные приказы о депортации сопровождались устными указаниями об уничтожении депортированных. Были представлены доказательства того, что власти освобождали из тюрем осужденных убийц и создавали из них «банды мясников». Прокуроры собрали документы, которые убедительно доказывали причастность секретной разведывательной организации Энвера «Тешкилят-и Махсуса» к формированию таких банд. Также были собраны многочисленные свидетельские показания о массовых убийствах, признания отдельных людей в ответственности за смерть тысяч человек и отчеты местных властей о депортации сотен тысяч армян.

После нескольких месяцев судебных разбирательств трибуналы приговорили к смертной казни 18 человек, обвиненных в причастности к массовому уничтожению армян. Талаат, Энвер и Джемаль были приговорены к смертной казни наряду с другими главными лидерами «Единения и прогресса», такими как доктор Бехаэддин Шакир и доктор Мехмед Назим, которые также бежали. Пятнадцать человек были осуждены заочно, и только три нижних чина в конечном итоге отправились на виселицу. Мехмеда Кемаля, вице-губернатора Йозгата, который, как утверждал Григорис Балакян, был ответственен за гибель 42 000 армян, повесили 10 апреля 1919 года. Начальника жандармерии Эрзинджана Хафыза Абдуллу Авни казнили 22 июля 1920 года. Третья и последняя казнь состоялась 5 августа 1920 года, когда был повешен глава округа Байбурт Бехрамзаде Нусрет.

К августу 1920 года стало понятно, что военный трибунал не собирается привлекать к ответственности главных виновников. Также стало очевидно, что эти суды не спасут Османскую империю от суровых условий мирного урегулирования. Оказавшись бесполезными, военные трибуналы прекратили свою работу. Однако протоколы этих судебных заседаний представляют собой самый полный массив доказательств, когда-либо собранных турецкими властями в отношении организации и осуществления массового уничтожения армян. Эти протоколы, опубликованные на османском языке, находятся в открытом доступе с 1919 года и сводят на нет любые попытки отрицать роль младотурецкого правительства в истреблении армянской общины на территории Османской империи.

Не желая мириться с тем, что младотурецкие лидеры избежали правосудия, группа армянских боевиков из партии «Дашнакцутюн» взяла возмездие в свои руки. С марта 1921-го по июль 1922 года в рамках операции «Немезис» (названной в честь богини мщения Немезиды) дашнаки совершили серию убийств ключевых лидеров младотурок, причастных к геноциду армян.

Первый удар асассины нанесли в Берлине, где нашли убежище многие младотурки. Пятнадцатого марта 1921 года 20-летний Согомон Тейлерян, переживший геноцид уроженец Эрзинджана, застрелил Талаат-пашу. Молодой убийца был арестован, судим и оправдан немецким судом, признавшим, что в момент убийства Тейлерян, семья которого погибла в ходе геноцида, находился в состоянии невменяемости. Пятого декабря 1921 года Аршавир Ширакян, 21-летний уроженец Стамбула, убил в Риме бывшего великого визиря Саида Халим-пашу, а 17 апреля 1922 года принял участие во втором покушении, в ходе которого были застрелены доктор Бехаэддин Шакир и Джемаль Азми, прославившийся своими зверствами губернатор провинции Трабзон.

Двое оставшихся в живых триумвиров, Джемаль и Энвер, встретили свою смерть на Кавказе и в Центральной Азии. Армянские убийцы выследили Джемаль-пашу, бывшего генерал-губернатора Сирии, в грузинском городе Тбилиси и убили его 25 июля 1922 года. Он был бы удивлен, если бы узнал, что его убийцами стали армяне, а не арабы. Тогда как в Сирии Джемаля ненавидели из-за расправ над арабскими националистами, в заслугу ему ставили то, что он поселил в сирийских провинциях большое количество депортированных армян — около 60 000 в одном только январе 1916 года. Однако меры, предпринятые им с целью заставить переживших марши смерти армян обратиться в ислам — что было равносильно уничтожению армянского населения, только другим способом, — свели на нет все его заслуги. Из бывшего правящего триумвирата только Энвер ускользнул от убийц. Лидер младотурок нашел прибежище недалеко от Душанбе, в таджикско-узбекских приграничных районах, и был убит как командир отряда басмачей в бою с большевиками в августе 1922 года.

К 1926 году 10 из 18 человек, приговоренных к смертной казни стамбульскими военными трибуналами за причастность к геноциду армян, были мертвы. Другие восемь убийц рангом ниже избежали казни, но до конца своих дней были вынуждены скрываться от возмездия.

Османы ничего не могли сделать, чтобы смягчить условия, которые собирались выдвинуть на Парижской мирной конференции державы-победительницы. С самого начала войны Великобритания, Франция и Россия вели переговоры о будущем разделе османских земель. Хотя после большевистской революции Россия отказалась от своих притязаний, ее место заняли новые союзники. Италия и Греция, обе относительно поздно вступившие в войну с Османской империей (Италия — в августе 1915 года, Греция — только в июне 1917 года), жаждали получить лакомые куски османской территории ничуть не меньше, чем в свое время царская Россия. В апреле 1919 года итальянцы высадили десант в средиземноморском порту Анталия, а 15 мая греческие войска заняли порт Измир.

Когда османские делегаты предстали перед Верховным советом Парижской мирной конференции в июне 1919 года, они едва ли могли рассчитывать на сочувствие. Апеллируя к «принципам президента Вильсона» — в частности, к 12-му из предложенных им «14 пунктов» мирного урегулирования, согласно которому Османская империя должна была получить «обеспеченный и прочный суверенитет», — они изложили свое видение послевоенной империи. По сути, они хотели сохранить все территории в границах октября 1914 года, разделив их на области, находящиеся под прямым турецким правлением (в Анатолии и Фракии), и зоны с высокой степенью местной автономии под Османским флагом (в арабских провинциях и на спорных островах в Эгейском море). «В Турции все понимают серьезность момента, — утверждалось в османском меморандуме. — Однако османский народ тверд в своих убеждениях: он не примет расчленения Империи или ее разделения в рамках различных мандатов».

Через пять дней после представления османской делегацией своего меморандума, 28 июня 1919 года Германия подписала с державами Антанты Версальский мирный договор. Этот договор наглядно показывал, сколь суровые условия державы-победительницы собирались выдвинуть побежденным Центральным державам. Он возлагал на Германию всю ответственность за ущерб, нанесенный в ходе войны, и предусматривал почти полное ее разоружение. Германия также теряла значительные территории общей площадью около 65 000 кв. км и, кроме того, должна была выплатить беспрецедентные по размеру репарации на сумму $31,4 млрд (£6,6 млрд).

Требования, предъявленные к другим побежденным странам, едва ли можно считать менее жесткими. Мирный договор с Австрией, подписанный 10 сентября 1919 года в Сен-Жермен-ан-Ле, закреплял распад Австро-Венгерской империи, возлагал на Австрию ответственность за развязывание войны, налагал значительные военные репарации и распределял территорию империи среди ряда государств-преемников, включая Венгрию, Чехословакию, Польшу и Королевство сербов, хорватов и словенцев (впоследствии переименованное в Югославию).

В ноябре 1919 года в Нейи-сюр-Сен союзные державы подписали мирный договор с Болгарией, вошедший в историю страны как «вторая национальная катастрофа» (первой было поражение Болгарии во Второй Балканской войне 1913 года). По договору Болгария лишалась территорий в Западной Фракии (которые в конечном счете были отданы Греции) и на западных границах и была обязана выплатить £100 млн в качестве репараций.

Мирный договор с Венгрией, подписанный в Трианонском дворце в Версале 4 июня 1920 года, сократил венгерские земли бывшей Австро-Венгерской империи до 28 процентов от довоенной территории, оставив новое государство без выхода к морю, и обременил его значительными репарациями.

Не было никаких оснований ожидать, что Османская империя сумеет добиться более выгодных условий, чем ее военные союзники. Версальский мирный договор, официально завершивший Первую мировую войну, включал в себя Статут Лиги Наций, санкционировавший учреждение так называемой международной «мандатной системы», которая была разработана специально для того, чтобы осуществить раздел Османской империи. В частности, статья 22 Статута Лиги Наций гласила: «Некоторые области, принадлежавшие ранее Оттоманской империи, достигли такой степени развития, что их существование, в качестве независимых наций, может быть временно признано, под условием, что советы и помощь Мандатария будут направлять их управление впредь до момента, когда они окажутся способными сами руководить собой».

После возвращения османской делегации в Стамбул страны-победительницы начали заключительный раунд переговоров, чтобы договориться об окончательном распределении османских территорий. Премьер-министры Великобритании, Франции и Италии встретились в итальянском курортном городе Сан-Ремо в апреле 1920 года, чтобы урегулировать все противоречия между перепиской Макмагона — Хусейна, соглашением Сайкса — Пико и декларацией Бальфура. После шести дней интенсивных переговоров три державы, с Японией в роли незаинтересованного наблюдателя, договорились о том, что Британия получит мандаты на Палестину (включая Трансиорданию) и Месопотамию, а Франция получит мандат на Сирию (включая Ливан). Итальянское правительство отложило официальное утверждение этого соглашения до тех пор, пока не будут удовлетворены территориальные претензии Италии в Анатолии.

Договорившись о разделе арабских земель, в мае 1920 года союзники представили мирный договор османскому правительству для окончательного согласования. Условия, предложенные Порте, едва ли могли быть хуже. Помимо передачи всех арабских провинций под внешнее управление европейских держав, проект предусматривал раздел Анатолии и передачу территорий, населенных турецким большинством, бывшим подданным народам и враждебным соседним государствам.

Так, Восточная Анатолия делилась между армянами и курдами. Северо-восточные провинции Трабзон, Эрзурум, Битлис и Ван передавались армянам. Согласно арбитражному решению США, эти четыре провинции получали полную свободу — они отделялись от Османской империи и присоединялись к новой Армянской Республике, образованной на Кавказе со столицей в Ереване. Курды получали меньшую по площади территорию на южных рубежах армянской зоны вокруг города Диярбакыр. Условия мирного договора также оставляли за курдами право на отделение от Османской империи и создание независимого государства.

В Западной Анатолии портовый город Смирна (современный Измир) и его окрестности передавались под греческий мандат. Правительству Греции было поручено оказать содействие местной греческой общине в избрании парламента, который будет обладать полномочиями, чтобы узаконить будущее присоединение этой области к Королевству Греция. Бо́льшая часть турецкой Фракии, включая город Эдирне (который османы потеряли в ходе Первой Балканской войны и вернули в ходе Второй), также была передана грекам. Османы теряли контроль над стратегическими путями, связывающими Черное и Средиземное моря. Босфор, Дарданеллы и Мраморное море передавались под контроль международной комиссии, к которой Турция могла присоединиться только в случае принятия ее в Лигу Наций.

На этом раздел Анатолии не заканчивался. По отдельному соглашению, заключенному между Великобританией, Францией и Италией, средиземноморские регионы Анатолии были поделены между французами и итальянцами. Киликийское побережье с большим клиновидным участком, уходящим в глубь Анатолии вплоть до Сиваса, было объявлено французской зоной влияния. Также были удовлетворены итальянские территориальные притязания на юго-западную часть Анатолии, в том числе на порт Анталия и город Конья. Таким образом, номинально оставаясь частью Османской империи, средиземноморское побережье Турции фактически переходило под колониальное правление Франции и Италии.

Предлагаемый мирный договор оставлял Османской империи жалкие крохи — фактически только те земли в Центральной Анатолии, на которые никто не позарился, включая Бурсу, Анкару и Самсун на Черном море, а также Стамбул в качестве столицы. И даже тот был оставлен туркам на определенных условиях. В случае невыполнения ими обязательств по мирному договору союзники оставляли за собой право забрать Константинополь у послевоенного турецкого государства.

Эти условия вызвали активный протест по всей Османской империи. Присутствие иностранных войск на турецкой земле уже привело к глубокому возмущению народа. В мае 1919 года Мустафа Кемаль-паша, герой Галлиполийской кампании и самый уважаемый в стране военный деятель, был направлен в Самсун в качестве инспектора, чтобы проконтролировать разоружение и расформирование османской армии в соответствии с условиями перемирия. Однако, осознавая все последствия оккупации итальянскими и греческими войсками Киликии и Измира в апреле и мае 1919 года, Кемаль вместо этого подал в отставку и возглавил движение сопротивления против вторжения иностранных интервентов в Анатолию. Из города Анкара в Центральной Анатолии он руководил организацией национально-освободительного движения, чтобы защитить интересы турецкого народа в противовес султанскому правительству в Стамбуле.

В период с июля по сентябрь 1919 года Мустафа Кемаль и его сторонники созвали два национальных съезда — Эрзурумский и Сивасский конгрессы, на которых был выработан программный документ, получивший известность как Национальный обет. В нем излагались четкие принципы, которые позволяли «достичь справедливого и прочного мира» в рамках «стабильного Османского султаната». Составители Национального обета смирялись с потерей арабских провинций и были открыты для договоренностей, призванных обеспечить свободное судоходство в проливах. Однако они категорически исключали возможность раздела «частей страны… населенных оттоманским мусульманским большинством, объединенным религией, расой и идеей», утверждая, что эти территории «действительно представляют собой единое целое, которое не терпит разделения ни де-юре, ни де-факто по каким бы то ни было причинам». На одном из своих последних заседаний османский парламент в Стамбуле поддержал турецкое национально-освободительное движение в Анкаре и в январе 1920 года ратифицировал Национальный обет подавляющим большинством голосов.

Несмотря на всю популярность национального движения в центральной Анатолии среди парламентариев, Порта рассматривала его как прямую угрозу своей власти. Столкнувшись с национальным кризисом после обнародования условий мирного договора в мае 1920 года, османское правительство считало, что у него нет иного выбора, кроме как сотрудничать с победившими державами. Принимая навязываемые ими суровые условия, Порта рассчитывала на то, что ей удастся добиться лучших условий в долгосрочной перспективе. Однако турецкие националисты считали, что, однажды отказавшись от своих территорий и суверенитета, османское государство никогда уже их не вернет. Мустафа Кемаль и его сторонники призывали отказаться от выполнения драконовских условий и противостоять любому разделу Анатолии.

Порта была уверена, что курс на конфронтацию, за который выступали Кемаль и турецкое национально-освободительное движение, учитывая шаткое положение османской экономики и армии, неизбежно приведет к катастрофе. Согласно условиям мирного договора, сопротивление могло стоить османам их столицы — Стамбула. Османское правительство обвинило Мустафу Кемаля и ряд других националистических лидеров в государственной измене, и в мае 1920 года тот же военный трибунал, который вынес приговоры виновным в геноциде армян, заочно приговорил «героя Галлиполи» к смертной казни.

История доказала неправоту великого визиря и его кабинета: сопротивление оказалось единственным способом сохранить суверенитет послевоенной Турции, а Мустафа Кемаль не был предателем. Верный своей отчизне, он делал все для того, чтобы сохранить Османский султанат. Даже в Национальном обете для наименования нации было использовано слово «османский», а не «турецкий». Переломным моментом для кемалистов стало заключение 10 августа 1920 года Севрского мирного договора, которым Порта обрекла турецкую нацию на беспощадные условия мира, включая расчленение Анатолии и иностранную оккупацию. Подписание этого документа породило непримиримый раскол между Портой и турецким национальным движением. С этого момента кемалисты приняли решение добиваться отмены мирного договора и свержения подписавшего его правительства.

К 1922 году после войны по трем фронтам — против армян в Восточной Анатолии, французов в Киликии и греков в Западной Анатолии — кемалисты достигли полной победы над всеми иностранными армиями в Турции. После заключения перемирия с Грецией 11 октября 1922 года Великое национальное собрание Турции 1 ноября проголосовало за упразднение Османского султаната. Спустя всего четыре года после восшествия на престол последний султан Османской империи Мехмед VI (унаследовавший трон от своего двоюродного брата Мехмеда V в июле 1918 года, за четыре месяца до конца войны) был отправлен в изгнание. Семнадцатого ноября 1922 года он отплыл на Мальту на борту британского военного корабля.

В июле 1923 года новое правительство Турции подписало с победившими державами в швейцарской Лозанне новый мирный договор, который признавал полную независимость Турции в ее современных границах. Вслед за этим международным признанием 29 октября 1923 года Великое национальное собрание провозгласило создание Турецкой Республики и выбрало Кемаля ее первым президентом. Позже турецкий парламент присвоил Мустафе Кемалю фамилию Ататюрк (буквально «отец турок») в знак признания его главенствующей роли в создании современной Турции.

Если бы султанское правительство поддержало движение Ататюрка и воспротивилось условиям, навязанным державами-победительницами в Севре, Османская империя, вполне возможно, выжила бы в границах современной Турецкой Республики. Несмотря на катастрофическое поражение в Первой мировой войне, именно принятие драконовского мира привело к падению Османской империи.

С окончанием боевых действий в октябре 1918 года солдаты по обе стороны линии фронта мечтали как можно скорее вернуться домой. Первыми Ближний Восток покинули войска потерпевших поражение Центральных держав. Лиман фон Сандерс контролировал отправку немецких солдат из Османской империи в соответствии с условиями перемирия. Находившиеся в Стамбуле немецкие и австрийские войска были вывезены на пароходах в Одессу, откуда вернулись домой по суше через Украину. Однако 1200 немецким и австрийским солдатам, воевавшим в Шестой армии в Месопотамии, а также тем, кто служил в Сирии и Палестине, потребовалось несколько недель, чтобы добраться до Стамбула. По оценкам Лимана, к концу декабря 1918 года ему нужно было отправить на родину более 10 000 человек. Он раздобыл пять пароходов, чтобы перевезти их напрямую из Стамбула в Германию, и в конце января 1919 года взошел на борт корабля вместе с 120 офицерами и 1800 солдатами, чтобы отправиться в долгое путешествие в свою разрушенную войной страну. Так завершился германо-турецкий военный союз.

На оккупированных союзными державами территориях оставались многочисленные османские войска. Фахри-паша, командующий османским гарнизоном в Медине, прославился тем, что сдался победителям последним из турецких генералов. Хотя в конце войны гарнизон в Медине находился в полной осаде, там строго нормировали потребление продовольствия и отказывались от всех предложений о капитуляции. После заключения перемирия британский Верховный комиссар в Египте сэр Реджинальд Уингейт написал Фахри письмо, чтобы убедить его сдаться. Упрямый турецкий генерал отказался со словами: «Я осман. Я магометанин. Я сын Бали-бея, и я солдат». Храня верность султану и черпая силы в почитании мечети Пророка в Медине, Факхри не собирался отдавать свою саблю англичанам.

После объявления перемирия османский гарнизон продержался еще 10 недель. Когда арабские войска пригрозили взять город штурмом, Факхри-паша заперся в мечети Пророка с несколькими ящиками боеприпасов и заявил, что взорвет священный храм, но не сдастся врагу. Впрочем, его люди, деморализованные многими неделями лишений, узнав о том, что война закончилась, начали дезертировать из города и сдаваться арабской армии. Наконец, 10 января 1919 года офицерам удалось убедить ревностного генерала сдать священный город. Он вышел из ворот Медины «подавленный и злой», вспоминал эмир Абдалла, «озираясь вокруг, словно лев в клетке, и не находя выхода». Его со всеми почестями сопроводили в порт Янбу, посадили на борт британского эсминца и отправили в плен в Египет. В течение следующих нескольких недель османский гарнизон выводился из Медины под надзором эмира Абдаллы. Арабским солдатам предлагали вступить в армию Хашимитов, а турецких отправляли в Египет в лагеря для военнопленных, где держали до тех пор, пока не было достигнуто соглашение об их отправке в Турцию.

Что же касается североафриканских солдат, завербованных в османскую армию из немецких лагерей для военнопленных, то французские колониальные власти заставили их заплатить за предательство. После оккупации генерал-майором Стэнли Модом Багдада в 1917 году в британских лагерях оказались тысячи солдат из Северной Африки, согласившихся служить в османской армии. Впоследствии они были отправлены во Францию. На юге Франции был создан ряд лагерей для «туземных солдат» из Туниса, Алжира и Марокко. Тем, кто подозревался в неблагонадежности, не разрешали вернуться в Северную Африку и контактировать с мусульманами во Франции. Из всех ветеранов Первой мировой войны мало кому еще довелось воевать на столь многих фронтах, как североафриканцам, и получить за это столь сомнительное вознаграждение, как пребывание в лагерях для военнопленных.

Солдаты союзных войск после перемирия остались в строю, теперь уже как солдаты оккупационных армий. Арабские провинции Османской империи перешли под правление Союзной администрации оккупированных вражеских территорий. Это привело к неизбежному возникновению напряженности между местными общинами, недовольными присутствием иностранных оккупантов, и британскими войсками, уставшими от войны и жаждавшими вернуться домой.

В Палестине произошедшее в середине декабря 1918 года убийство новозеландского сержанта местным жителем спровоцировало жестокую карательную акцию. По разным данным, от 60 до 200 новозеландских солдат окружили деревню Сарафанд, где предположительно скрывался убийца сержанта. Дав возможность уйти женщинам, детям и старикам, они напали на деревню. По данным новозеландских источников, в отместку солдаты убили или ранили более 30 мужчин, после чего подожгли деревню и расположенную по соседству стоянку кочевых племен.

Генерал Эдмунд Алленби приказал провести официальное расследование этого случая. Однако солдаты подразделений АНЗАКа, размещенных вокруг Сарафанда, вступили в заговор молчания, и никто из них не дал показаний. Сообщается, что Алленби пришел в ярость из-за неподчинения своих войск. Но вместо того, чтобы налагать коллективные наказания, что могло спровоцировать массовый бунт, британский генерал решить отправить войска АНЗАКа назад к египетской границе в Рафах. Это стало первым этапом их плановой демобилизации и возвращения в Австралию и Новую Зеландию.

В Рафахе кавалеристы АНЗАКа получили приказ избавиться от своих лошадей. Большинство лошадей были убиты, небольшая часть задействована для нужд оккупационной армии, а некоторое количество здоровых животных было оставлено для продажи. Эта мера объяснялась множеством разных причин — тем, что не хватало кораблей для транспортировки людей и животных, тем, что лошади были ослаблены и не выдержали бы долгое путешествие домой, и, наконец, тем, что они могли привезти в Австралию и Новую Зеландию новые инфекционные заболевания, которые распространились бы среди местных животных. Но кавалеристы восприняли это крайне болезненно. «Прощание мужчин с их лошадьми было душераздирающим зрелищем», — вспоминал сержант Ч. Никол из полка Оклендских конных стрелков. После нескольких лет войны многие солдаты привязались к своим лошадям едва ли не сильнее, чем к товарищам.

Хотя это было строго запрещено, многие кавалеристы предпочитали убить своих лошадей, чем оставить для продажи на скотном рынке или отдать под нож мясника. Австралийский солдат-журналист Оливер Хог, ветеран Галлиполийской и Палестинской кампаний, известный под псевдонимом Солдат Блугам, описал чувства кавалериста к своему «уэлеру» (так называлась распространенная австралийская порода лошадей) в стихотворении «Лошади остаются»:

Войска АНЗАКа должны были отплыть из Египта в середине марта 1919 года. Но прежде чем они успели погрузиться на корабли, в стране вспыхнуло общенациональное восстание, что заставило австралийцев и новозеландцев задержаться в Северной Африке еще на несколько месяцев.

Окончание Первой мировой войны породило подъем ожиданий в арабских землях и Египте, население которых мечтало о наступлении новой эры независимости. В конце концов, 12-й пункт из «14 пунктов» проекта мирного договора Вудро Вильсона гласил, что арабы и «другие национальности, ныне находящиеся под властью турок, должны получить недвусмысленную гарантию существования и абсолютно нерушимые условия автономного развития». Активисты в Сирии и Месопотамии, получившие возможность наконец-то свободно вздохнуть после десятилетий политических репрессий со стороны османов, с энтузиазмом обсуждали различные варианты будущего политического устройства. В Египте политические элиты точно знали, чего хотели. После 36 лет британской оккупации они мечтали о полной независимости Египта.

Группа видных египетских политиков обратилась к британским властям в Каире за разрешением представить свои аргументы в пользу провозглашения независимости на Парижской мирной конференции. Британский Верховный комиссар сэр Реджинальд Уингейт принял делегацию, возглавляемую уважаемым политиком Саадом Заглулом, 13 ноября 1918 года, всего через два дня после заключения перемирия с Германией. Выслушав делегатов, он категорически отклонил их просьбу, сославшись на то, что Парижская мирная конференция должна была решить судьбу побежденных держав и никоим образом не касалась Египта. Поскольку Заглул и его соратники продолжали настаивать на своем требовании, 8 марта 1919 года они были арестованы и высланы на Мальту. На следующий день в Египте начались массовые демонстрации и протесты, которые быстро распространились по всей стране и охватили все слои населения, сплотив их под единым знаменем борьбы за независимость.

Египетское население в городах и сельской местности обрушивало свой гнев на все видимые проявления британской имперской власти. Восставшие разрушали железные дороги и телеграфные линии, жгли правительственные учреждения. В крупных городах собирались огромные толпы протестующих. В попытке навести порядок британские власти задействовали армию, но это лишь привело к человеческим жертвам. Египтяне обвиняли британских солдат в зверствах — в стрельбе боевыми патронами по мирным демонстрантам, в сожжении деревень и даже в изнасилованиях. К концу марта 800 египетских гражданских лиц были убиты и еще 1600 получили ранения.

Чтобы восстановить спокойствие, британцы разрешили Заглулу вернуться в Египет и возглавить делегацию, отправившуюся в Париж в апреле 1919 года. Однако премьер-министр Великобритании Дэвид Ллойд Джордж постарался убедить своих французских и американских союзников в том, что Египет является «не международным вопросом, а внутренним делом империи». В день прибытия делегации в Париж США признали британский протекторат над Египтом. Делегация арабов так и не получила право на официальное рассмотрение своего вопроса на мирной конференции. Закончилась Первая мировая война — но не британская оккупация Египта.

Представители арабской администрации в Дамаске во главе с эмиром Фейсалом также были выслушаны в Париже с большой долей скептицизма. В то время как хашимитский правитель рассчитывал на поддержку держав Антанты после того, как он внес весомый вклад в их победу над Османской империей, ситуация осложнялась тем, что его притязания пришли в прямое столкновение с французскими интересами в Сирии.

Фейсал представил свои аргументы в пользу предоставления арабам независимости перед Верховным советом Парижской мирной конференции в январе 1919 года. На фоне обширных территорий, обещанных сэром Генри Макмагоном шерифу Хусейну в своей знаменитой переписке, требования Фейсала были весьма умеренными. Он требовал немедленного предоставления полной независимости Арабским королевствам в Великой Сирии (что соответствует территориям современных государств Сирия, Ливан, Иордания, Израиль и Палестинская автономия) и Хиджазе, которым в то время правил его отец король Хусейн. Он соглашался на международное посредничество в Палестине, чтобы урегулировать конфликтующие потребности арабов и евреев-сионистов. И признавал британские притязания в Месопотамии, выражая убеждение, что эти территории в конечном итоге будут присоединены к независимому Арабскому государству, в необходимости создания которого он надеялся убедить миротворцев.

Хотя Хашимиты соглашались на меньшее, чем в свое время обещали их британские союзники, их требования все равно намного превосходили то, что были готовы дать им британцы. Для удовлетворения своих притязаний в Месопотамии и Палестине британцам нужно было заручиться согласием французов. А Франция с самого начала войны назвала свою цену — земли Сирии. Не зная, как примирить эти соперничающие интересы, Британия решила поддержать своего главного союзника — Францию и оставить Фейсала на поле боя в одиночестве.

Первого ноября 1919 года британцы вывели свои войска из Сирии и передали власть французскому военному правительству. В ответ на это Сирийский национальный конгресс — созданный сторонниками Фейсала выборный орган, включавший представителей всех регионов Великой Сирии, — 8 марта 1920 года провозгласил независимое Арабское королевство Сирия с Фейсалом в качестве короля. Но королевство Фейсала просуществовало недолго. Французы отправили свою колониальную армию из Ливана в Сирию, чтобы взять Дамаск. Столкнувшись с остатками арабской армии Фейсала на горном перевале у Хан Майсалуна между Бейрутом и Дамаском 24 июля 1924 года, французы легко разгромили войско численностью 2000 человек и беспрепятственно вступили в Дамаск. Арабское королевство Сирия было ликвидировано, и все смелые мечты о независимости арабов Фейсал увез с собой в изгнание.

После падения правительства Фейсала в Дамаске палестинцы остались в одиночестве противостоять британской оккупации — и претворению в жизнь декларации Бальфура. Политические активисты из палестинских городов и сел, принимавшие участие в работе Сирийского национального конгресса, а также местное население изложили свои взгляды и чаяния американской комиссии, командированной в Великую Сирию Парижской мирной конференцией летом 1919 года. С 10 июня по 21 июля комиссия Кинга — Крейна путешествовала по Великой Сирии, изучая местное общественное мнение относительно будущего региона. Как и следовало ожидать, подавляющее большинство палестинских арабов выразили желание видеть Палестину частью Арабского королевства Фейсала. Кроме того, комиссия Кинга — Крейна сообщила, что «нееврейское население Палестины… решительно выступает против сионистской программы вообще» и что «ни в каком другом вопросе у населения Палестины нет столь единодушного мнения», как в этом.

Напряженность обострилась в 1920 году со значительным ростом миграции евреев, связанным с декларацией Бальфура. За период с 1919 по 1921 год в Палестину прибыло свыше 18 500 еврейских иммигрантов. В первую неделю апреля 1920 года в Иерусалиме вспыхнули беспорядки, в ходе которых были убиты пять евреев и четыре араба и более 200 человек получили ранения. В 1921 году в портовом городе Яффа арабы вмешались в столкновения между еврейскими коммунистами и сионистами во время майских демонстраций. Беспорядки распространились и на другие части страны, в результате чего погибло 47 евреев и 48 арабов и более 200 человек были ранены. Острые противоречия, порожденные декларацией Бальфура — в которой обещалось создание «национального очага» для еврейского народа без «нарушения гражданских и религиозных прав существующих нееврейских общин в Палестине», — были налицо.

Политические элиты в Ираке следили за событиями в Египте и Сирии с растущей тревогой. Их беспокойство несколько утихло в ноябре 1918 года, когда британцы и французы издали декларацию, пообещав поддержку «установлению национальных правительств и администраций» в арабских странах в рамках процесса самоопределения. Однако в последующие месяцы не было предпринято никаких видимых шагов в направлении обещанного самоуправления. И в апреле 1920 года новость о том, что великие державы в Сан-Ремо договорились о предоставлении Великобритании мандата на их страну, подтвердила худшие опасения иракцев.

В конце июня 1920 года в Ираке разгорелось всенародное восстание против британского правления. Хорошо организованные и управляемые мятежи угрожали британцам в Басре, Багдаде и Мосуле, но центром волнений стали все те же шиитские священные города на среднем Евфрате, которые во время Великой войны поднялись против османов. Когда восстание охватило обширную территорию, британцы были вынуждены перебросить в Месопотамию дополнительные войска, чтобы подавить решительное сопротивление иракцев на всех фронтах. На тот момент в Месопотамии находилось 60 000 британских солдат, ожидающих демобилизации, и вместе с переброшенным из Индии подкреплением в октябре их численность превысила 100 000 человек. Используя тактику «выжженной земли» с воздушными бомбардировками и тяжелой артиллерией, британцы подавили сопротивление и отвоевали средний Евфрат. «В последние дни мы видели столько кровопролития, разрушения густонаселенных городов и осквернения святых мест, что человечество плачет горькими слезами», — написал один журналист в Эн-Наджафе в октябре 1920 года. К тому времени восстание уже было подавлено; по сведениям британцев, в ходе этих событий было убито и ранено 2200 британских солдат и около 8450 иракцев.

Шериф Хусейн, ныне король Хиджаза, следил за событиями в Сирии, Палестине и Ираке, все отчетливее понимая, что его предали. У него сохранились все письма, которыми он обменивался с сэром Генри Макмагоном, и он видел, что британцы нарушили все данные в них обещания. Жаждавший стать королем всех арабов, Хусейн был вынужден довольствоваться Хиджазом — и даже здесь он не чувствовал себя в безопасности. Соперничающая монархия центральной Аравии во главе с Ибн-Саудом угрожала захватить Хиджаз. В довершение всех предательств, Ибн-Сауд имел договор с Великобританией и получал щедрое ежемесячное вознаграждение от британского казначейства.

Британцы также были озабочены будущим Хиджаза. Официальный договор с Ибн-Саудом был заключен еще в 1915 году, а отношения с Хашимитами оформились как военный союз, который с окончанием войны закончился. Пока старый король Хиджаза не заключил с Британией официальный договор, у Уайтхолла не было никаких легитимных оснований защищать его территорию. Но для того, чтобы король Хусейн подписал договор, его нужно было убедить смириться с тем послевоенным устройством, которое определили для Ближнего Востока державы Антанты в Сан-Ремо. И летом 1921 года Т. Лоуренсу была поручена невыполнимая миссия — договориться о заключении англо-хиджазского договора с оскорбленным королем Хусейном.

К тому моменту, когда Лоуренс и Хусейн встретились, Великобритания предприняла некоторые шаги к тому, чтобы частично выполнить нарушенные обещания сэра Генри Макмагона. В марте 1921 года Уинстон Черчилль, занявший пост государственного секретаря по делам колоний, созвал в Каире тайную встречу, чтобы определить политическое будущее новых подмандатных территорий Великобритании на Ближнем Востоке. На этой встрече британские сановники договорились сделать одного из сыновей короля Хусейна, Фейсала, королем Ирака, а другого сына, Абдаллу, правителем пока еще не существующего государства Трансиордания (которая была официально отделена от Палестины в 1923 году). Поставив хашимитских правителей во главе всех подмандатных британских территорий за исключением Палестины, Черчилль мог утверждать, что он выполнил все обещания, данные во время войны сэром Макмагоном от лица Великобритании, — пусть не по букве, но хотя бы по духу.

С июля по сентябрь 1921 года Лоуренс тщетно пытался найти подход к королю Хусейну, чтобы примирить его с послевоенным положением Британии на Ближнем Востоке. Хусейн отказался ограничивать свои амбиции Хиджазом. Он возражал против отделения Сирии и Ливана от остальных арабских земель и их передачи под французский протекторат. Он также был против британских мандатов в Ираке и Трансиордании даже при том условии, что этими территориями номинально будут управлять его сыновья. И он отказался поддерживать обязательство о создании еврейского национального очага в Палестине. Поскольку король Хусейн не принимал ничего из послевоенного устройства на Ближнем Востоке, заключение англо-хиджазского союзного договора по определению было невозможно, и Лоуренс вернулся в Лондон с пустыми руками.

Британцы предприняли последнюю попытку заключить договор с Хиджазом в 1923 году, но оскорбленный старый король отказался — и остался без покровительства британцев в тот самый момент, когда Ибн-Сауд готовился к завоеванию его земель. Шестого октября 1924 года король Хусейн отрекся от престола в пользу своего старшего сына Али и покинул Хиджаз. Однако правление короля Али закончилось в конце 1925 года, когда саудиты завершили завоевание Хиджаза. Как прежде османы, Хашимиты попытались удержаться в Медине, но в декабре 1925 года были вынуждены сдать священный город — почти через семь лет после капитуляции Фахри-паши.

В конечном итоге Османский фронт сыграл гораздо более значимую роль в Первой мировой войне, чем изначально могли предположить современники. Державы Антанты, полагая, что быстрая победа над слабой Османской империей позволит ускорить капитуляцию Центральных держав, оказались втянуты в серию военных кампаний, которые продолжались почти всю войну. Боевые действия на Кавказе и в Персии, неудавшаяся попытка форсировать Дарданеллы, операции в Месопотамии и длительная кампания на Синае, в Палестине и Сирии отвлекли сотни тысяч человек и огромные стратегические ресурсы от основных театров военных действий на Западном и Восточном фронтах. Вместо того чтобы ускорить завершение войны, османский фронт лишь отодвинул его.

Во многом в своих действиях на Ближнем Востоке союзники были движимы страхом перед джихадом — но, как оказалось, этот страх не имел под собой оснований. Призыв османского султана-халифа к джихаду фактически не нашел отклика среди мусульман в европейских колониях, но Британия и Франция продолжали считать, что любой крупный успех османов или неудача союзников может спровоцировать широкомасштабное исламское восстание в их владениях в Индии и Северной Африке. Парадоксально, но союзные державы оказались более восприимчивы к призыву халифа, чем само мусульманское население, к которому тот был обращен. Даже столетие спустя западный мир не избавился от убеждения, будто мусульмане могут сплотиться в едином фанатичном порыве. Как показала «война с терроризмом» после терактов 11 сентября 2001 года, западные политики продолжают рассматривать джихад в том же свете, что и их предшественники в 1914–1918 годах.

Первая мировая война оказала огромное влияние на формирование современного Ближнего Востока. С падением Османской империи на смену турецкому господству пришел европейский империализм. После 400 лет существования в составе многонациональной империи под властью османов-мусульман арабы оказались разделенными на ряд новых государств, находившихся под правлением англичан и французов. Не многие государства добились независимости в пределах установленных ими самими границ — Турция, Иран и Саудовская Аравия являются в этом отношении исключениями. Большинству ближневосточных стран границы и правительственные системы были навязаны имперскими державами Европы в рамках послевоенного урегулирования.

Раздел Османской империи был предметом интенсивных переговоров между державами Антанты, продолжавшихся почти всю войну. В ретроспективе становится очевидно, что каждое из этих соглашений о разделе имело смысл только в рамках его военного контекста: Англо-франко-русское (Константинопольское) соглашение от 1915 года было заключено на том этапе войны, когда союзники ожидали быстрого взятия Стамбула; переписка Макмагона — Хусейна в 1915–1916 годах велась в тот период, когда британцы остро нуждались в мусульманском союзнике, чтобы противостоять османскому джихаду; декларация Бальфура 1917 года была обнародована тогда, когда британцы решили пересмотреть условия соглашения Сайкса — Пико и получить под свое правление Палестину. Эти во многом парадоксальные соглашения, ставшие возможными только в военное время, имели своей единственной целью дальнейшую имперскую экспансию Великобритании и Франции. Если бы европейские державы были озабочены установлением стабильности на Ближнем Востоке, нет никаких сомнений в том, что они подошли бы к определению границ ближневосточных государств совершенно иначе.

Как бы то ни было, установленные в рамках послевоенного урегулирования границы оказались весьма устойчивыми — как и порожденные ими конфликты. Курдский народ, разделенный между Турцией, Ираном, Ираком и Сирией, на протяжении всего последнего столетия был вынужден вести борьбу с правительствами каждой из этих стран в стремлении отстоять свои культурные и политические права. Ливан, созданный Францией в 1920 году как христианское государство, прошел через череду кровавых гражданских войн в результате того, что его политические институты перестали отвечать потребностям общества, когда мусульманское население стало составлять большинство. Сирия, не смирившись с отделением Ливана, который многие сирийские националисты считали неотъемлемой частью своей страны, в 1976 году ввела в него свои войска, фактически оккупировав соседнее государство на 30 лет. Несмотря на свои богатые природные и человеческие ресурсы, никогда не знал длительного мира и стабильности в своих послевоенных границах Ирак. Он пережил государственный переворот и конфликт с Британией во время Второй мировой войны, революцию 1958 года, войну с Ираном с 1980 по 1988 год и, кажется, погрузился в нескончаемую череду войн после вторжения Саддама Хусейна в Кувейт в 1991 году и вторжения американцев в Ирак в 2003 году с целью свержения Хусейна.

Однако именно арабо-израильский конфликт больше, чем любое другое наследие послевоенного раздела, превратил Ближний Восток в зону нескончаемых военных конфликтов. Четыре крупные войны между Израилем и его арабскими соседями — в 1948, 1956, 1967 и 1973 годах — породили множество сложнейших проблем, которые остаются неразрешенными, несмотря на мирные договоры, заключенные между Израилем и Египтом в 1979 году и между Израилем и Иорданией в 1994 году. Палестинские беженцы по-прежнему разбросаны между Ливаном, Сирией и Иорданией; Израиль продолжает оккупировать сирийские Голанские высоты и полосу Мази-Шебаа на юге Ливана и не отказался от контроля над палестинскими территориями в секторе Газа и на Западном берегу реки Иордан. И хотя основная ответственность за происходящее лежит на самом Израиле и его арабских соседях, корни их конфликта восходят к фундаментальным противоречиям, заложенным декларацией Бальфура в далеком 1917 году.

Правомерность ближневосточных границ ставилась под сомнение с первого дня их установления. Арабские националисты в 1940-х и 1950-х годах открыто призывали арабские государства отказаться от навязанных им границ как от империалистического наследия и предлагали различные схемы объединения. Панисламисты выступают за создание еще более широкого исламского союза, охватывающего все мусульманские земли. В 2014 году вооруженная группировка, называющая себя Исламским государством (ИГИЛ), провозгласила «конец соглашения Сайкса — Пико» (использовав для этого социальную сеть Twitter) и объявила о создании халифата на территории северной Сирии и Ирака. Спустя столетие границы на Ближнем Востоке по-прежнему остаются источником ожесточенных споров — и кровопролития.

Столетняя годовщина Первой мировой войны не привлекла к себе особого внимания на Ближнем Востоке. За исключением Галлиполийского полуострова, где ассоциации турецких ветеранов и ветеранов АНЗАКа регулярно проводят встречи, чтобы почтить память погибших на войне, подвиги и жертвы армий со всего мира, воевавших на османских фронтах, ушли в тень перед лицом куда более насущных проблем современности. Революционные потрясения в Египте, гражданские войны в Сирии и Ираке и продолжающееся противостояние между израильтянами и палестинцами поглощают все внимание ближневосточного мира спустя 100 лет после начала Великой войны. Но поскольку весь остальной мир сегодня вспоминает эту войну, нельзя оставить без внимания и ту важную роль, которую сыграла в ней Османская империя. В конце концов, именно османский фронт, с его азиатскими театрами военных действий и армиями со всего света, превратил общеевропейский конфликт в Первую мировую войну. И именно на Ближнем Востоке, как ни в одной другой части мира, последствия Первой мировой войны ощущаются до сих пор.