Глава пятая
Эрдвульф шествовал в полном облачении воина, в броне и при оружии, шлем с переплетением змей начищен до блеска, на лошади алая с золотом попона, касающаяся краями оставшейся от потопа воды. На его щите была изображена скачущая лошадь Этельреда, и мне стало интересно, как долго еще будет украшать ивовые доски этот символ. Едва женившись на Эльфинн и унаследовав земли и богатства Этельреда, Эрдвульф наверняка придумает себе собственную эмблему. Какой она будет? Я бы на его месте изобразил волчью голову, перемазанную кровью, а над ней крест в знак того, что он побил меня. Он станет Эрдвульфом Завоевателем, и мне явилось вдруг видение о его вознесении не только к обладанию Мерсией, но, возможно, всей Британией. Сознают ли Эдуард и Этельхельм, какую змею пригрели на груди?
Wyrd bið ful āræd. От судьбы не уйти. Мы обретаем власть и теряем ее. Я был ранен и старел, моя сила утекала сквозь пальцы, и я видел нового человека, нового властителя, и он, ведя отряд через наполовину залитые водой поля и пугая чаек, выглядел впечатляюще. Эрдвульф построил своих в порядок, развернутый поперек топких лугов, – две с лишним сотни воинов на рослых конях. Все они были в боевом облачении, в шлемах и со щитами, сверкающие наконечники копий резко выделялись в пелене редеющего тумана. За Эрдвульфом следовали попы. Два знаменосца сжимали флаг Этельреда со скачущей лошадью и стяг святого Освальда, на котором однорукий скелет держал ярко-красный крест.
– Среди них женщина, – заметил Финан.
– Его сестра, должно быть, – ответил я.
Эдит была любовницей Этельреда. Мне говорили, что она властолюбива и хитра, как ее брат, и наверняка пожаловала сюда, чтобы насладиться его победой, которая тем слаще, что достигнута за мой счет. Меня ненавидели, и я это знал. Отчасти то была моя вина, поскольку я заносчив. Как Эрдвульф вскоре станет упиваться победой, так и я упивался ими всю свою жизнь. Мы обитали в мире, где побеждал сильнейший, а сильнейшим не избежать неприязни. К тому же я был язычником, а христиане, хотя учили прощать врагов, редко следовали этому правилу.
– Если бы тебе пришлось начать жизнь сначала, что бы ты изменил? – спросил я у Финана.
Тот удивленно посмотрел на меня:
– Странный вопрос.
– И все-таки?
– Убил бы младшего брата, – буркнул он, пожав плечами.
– В Ирландии?
– Где же еще?
Финан никогда не рассказывал о том, что изгнало его с родины, но в этих словах ощущалась горечь.
– Почему? – спросил я, но не дождался ответа. – Быть может, мы отправимся туда?
Ирландец удостоил меня мимолетной невеселой улыбки.
– Ты сейчас выразил предсмертное желание, так ведь? – осведомился он, потом посмотрел на приближающихся всадников. – Похоже, оно скоро исполнится. Ты будешь драться с ними?
– Это единственное, чем я могу угрожать.
– Так-то оно так, но ты и вправду будешь?
– Нельзя бросаться пустыми угрозами, – напомнил я. – Ты сам знаешь.
– Верно, – кивнул Финан. Он смотрел на людей Эрдвульфа, его правая ладонь поглаживала рукоять меча. – А что изменил бы ты? – спросил он спустя некоторое время.
– Больше заботился бы о своих детях.
Ирландец улыбнулся:
– У тебя хорошие дети. И тебе лучше выжить сейчас, чтобы ты мог заботиться о них. А это значит, что не стоит драться в первом ряду.
– Я ни за что… – начал я.
– Ты недостаточно окреп! – стоял он на своем. – Займи место во втором ряду, а я убью этого сукина сына прежде, чем они меня прикончат.
– Если я не убью его первым, – вмешался мой сын.
Я не заметил, как он подошел к нам, и немного смутился от его слов.
– Но мне известно кое-что про Эрдвульфа – он никогда не дерется в первом ряду, – добавил Утред. Он попробовал, легко ли выходит Клюв Ворона из ножен, потом приложил к губам висящий на шее крест. – Нам придется прорубаться к нему.
– Тебе и мне, – уточнил Финан.
– Мы справимся, – хищно заявил Утред. Он выглядел счастливым. Парень шел против многих, стоял на пороге смерти или бесчестия, но выглядел счастливым.
Мы наблюдали, как Эрдвульф, его сестра и священники оставляют дорогу и напрямик едут по разбрюзгшим полям к излучине реки, где ждали мы. Шагах в ста от нас Эрдвульф вскинул руку, остановив воинов, но сам со спутниками повел коней дальше, натянув поводья буквально в десяти ярдах.
– Господин Утред! – поприветствовал он меня. Голос его звучал приглушенно из-за широких нащечников серебряного шлема, почти закрывавших рот.
Я молчал.
– Ты выдашь… – начал отец Сеолнот.
– Тихо! – с неожиданной властностью рявкнул Эрдвульф.
Поп изумленно вытаращился на него, но заткнулся.
Эрдвульф раздвинул нащечники.
– Мы пришли, чтобы доставить мальчика Этельстана и госпожу Эльфинн назад в Глевекестр, – сказал он спокойно и уверенно.
– Принц Этельстан был помещен под покровительство госпожи Этельфлэд, – ответил я. – Я везу его к ней, и ее дочь также.
– Муж госпожи Этельфлэд решил иначе, – заявил Эрдвульф.
– У госпожи Этельфлэд больше нет мужа.
Он вздрогнул, но почти сразу оправился.
– Ты доверился слухам, господин Утред.
– Этельред мертв, – отрезал я.
– Жив, – твердо возразил Эрдвульф, но я смотрел на его сестру и прочитал на ее лице подтверждение своим словам.
Женщина была хороша. Я хотел бы ненавидеть ее, но разве можно ненавидеть такую красавицу? Неудивительно, что она обрела власть и богатство. Эдит – дочь тана из Южной Мерсии, человека невысокого достатка и положения, но ей удалось стать возлюбленной Этельреда, и таким образом они с братом возвысились. Я ожидал найти в ней что-то жесткое, подтверждающее слухи о коварном властолюбии, но бледное лицо Эдит светилось умом, а в зеленых глазах застыли слезы. Волосы у нее были ярко-рыжими и по большей части прятались под горностаевой шапочкой, удивительно подходящей к белой накидке поверх светло-зеленого платья.
– Госпожа, не подобает ли тебе облачиться в траур? – обратился я к ней.
Она не ответила, просто отвела от меня взгляд и стала смотреть на восток, где солнце искрилось в озерцах, оставленных потопом. Блики играли на ее лице.
– Здоровье господина Этельреда – не твоя забота, – заявил Эрдвульф. – Он желает вернуть дочь, да и мальчишку тоже.
– А мое желание – доставить обоих к госпоже Этельфлэд, – отрезал я.
Эрдвульф улыбнулся. Скотина был настоящим красавчиком, очень уверенным в себе. Он посмотрел мимо меня, на стоящих в «стене щитов» моих воинов.
– В данный момент, господин Утред, мое желание имеет больший вес, – бросил он.
Мерзавец, разумеется, был прав.
– Хочешь проверить это? – спросил я.
– Нет. – (Его честность удивила меня.) – Не желаю, чтобы два или три десятка моих людей умерли, а еще столько же оказались ранены. И смерти твоих парней тоже не хочу. Мне нужны лишь мальчик, его сестра и госпожа Эльфинн.
– И если ты их получишь? – уточнил я.
– С ними не случится ничего плохого, – солгал он.
– И ты просто уйдешь?
– Не совсем. – Эрдвульф снова улыбнулся.
Близнецы Сеолнот и Сеолберт жгли меня глазами. Я видел, как хочется им вмешаться, осыпать меня угрозами, но Эрдвульф держал их в узде. Его сестра по-прежнему смотрела на восток, но потом вдруг повернулась и поглядела на меня. На ее лице читалась печаль. Выходит, она искренне любила моего кузена? Или оплакивает крушение собственной власти? Расположение Этельреда принесло ей богатство и влияние, но что теперь? Только амбиции брата могли обеспечить ее будущее.
– Не совсем, – повторил Эрдвульф, заставив меня снова посмотреть на него.
– Не совсем? – переспросил я.
Лошадь Эрдвульфа тряхнула головой, и всадник успокоил ее, погладив облаченной в перчатку рукой по мускулистой шее.
– Господин Утред, глупо недооценивать тебя, – заявил он. – Ты величайший воин нашего времени, я восхищаюсь тобой. – Эрдвульф помолчал, словно ожидая отклика, но я смотрел на него неподвижным взором. – Если я просто тебя отпущу, ты обязательно предпримешь попытку освободить мальчика Этельстана. А быть может, и госпожу Эльфинн тоже? – Это прозвучало как вопрос, но я снова промолчал. – Поэтому ты передашь мне все оружие и всех коней, а также выдашь своих сына и дочь в качестве заложников.
– И еще будешь изгнан! – не выдержал отец Сеолнот. – Слишком долго ты поганишь христианскую землю!
Эрдвульф вскинул руку, обрывая поток красноречия попа.
– Как сказал отец Сеолнот, – промолвил он убедительным тоном, – тебе придется покинуть Уэссекс и Мерсию.
У меня екнуло сердце.
– Что-то еще? – рыкнул я.
– Ничего, господин, – ответил Эрдвульф.
– Ждешь, чтобы я отдал тебе мой меч? – сердито осведомился я.
– Его тебе вернут. Со временем.
– И ты желаешь получить принца Этельстана, принцессу Эдгит, госпожу Эльфинн, моего сына и дочь? – уточнил я.
– И я клянусь на кресте, что твоим сыну и дочери ничего не грозит, пока ты держишься вдали от Мерсии и Уэссекса.
– И ты хочешь наше оружие и наших коней.
– Их тебе вернут.
– Со временем! – фыркнул я.
– Господин! – негромко воскликнул Финан.
– А если я не дам тебе того, что ты желаешь? – задал я вопрос.
– Тогда история твоей жизни закончится здесь, господин Утред.
Я сделал вид, что обдумываю условия. Размышлял я долго. Отец Сеолнот потерял терпение и дважды порывался заговорить, но оба раза Эрдвульф осекал его. Он ждал, уверенный в моем ответе и в равной степени уверенный в моем нежелании произнести его. Наконец я кивнул и произнес:
– Ты можешь получить то, что хочешь.
– Мудрое решение, господин Утред, – проговорил Эрдвульф.
Его сестра поглядела на меня и наморщила лоб, будто мой ответ стал для нее неожиданностью.
– Но чтобы получить желаемое, – добавил я, – тебе придется его взять.
С этими словами я развернул жеребца и погнал к «стене щитов». Эрдвульф кричал что-то вдогонку, но я не слышал. Щиты разомкнулись, и Финан, сын и я прошли сквозь строй. Слезая с коня, я корчился от боли и чувствовал, как из раны сочится гной. Она не давала покоя. Я приклонил увенчанную шлемом голову к седлу, ожидая, пока приступ пройдет. Выглядело так, будто молюсь, да так и было. Один, Тор, помогите нам! Я даже коснулся серебряного креста в эфесе Вздоха Змея, подарка на память от старой возлюбленной, и вознес мольбу к христианскому Богу. Они, боги, все обладают могуществом, и мне требовалась их помощь. Распрямившись, я увидел, что Финан и Утред заняли место в центре первого ряда. Если им удастся убить Эрдвульфа, у нас появится шанс превратить поражение в победу.
Эрдвульф наблюдал некоторое время за нами, потом бросил что-то сестре, развернул коня и поскакал к своим. Они спешились и взяли щиты. Я смотрел, как мальчики принимают поводья лошадей, а воины образуют «стену щитов», смыкая их, заводя друг на друга, и подгоняют так, чтобы стена стала крепкой.
Вставая во второй ряд, я понимал, что должен был сдаться. Мы в любом случае обречены, так зачем плодить вдов и сирот? Мной двигал расчет, что Эрдвульф предпочтет не сражаться или его люди не захотят нападать на меня. Но я ошибся, и, что еще хуже, Эрдвульф точно знал, что делать. Он не стал вести свою «стену щитов» против моей, но не спеша изменил срой, превратив стену в «свиное рыло» – клин, нацеленный на мой правый фланг. Он ударит здесь, сосредоточив все силы на одном краю нашей «стены», а прорвав ее, окружит уцелевших и устроит в излучине реки кровавую баню.
– Мы повернемся к нему, когда подойдет, – распорядился Финан, молчаливо принявший на себя командование моими людьми. – Как только приблизится, ударим клину в бок.
– И пойдем за Эрдвульфом, – добавил сын.
Эрдвульф, сидя на коне, располагался за клином, чтобы, если каким-то чудом мы опрокинем его воинов, ему удалось сбежать от опасности.
– Мне доводилось ломать «свиные рыла» прежде, – заявил Финан, пытаясь укрепить в людях уверенность. – Бейте во фланг, и он рассыплется!
– Нет, – проронил я негромко.
– Господин? – спросил ирландец.
– Я не стану убивать своих, – бросил я Финану. – Дерись или нет, он все равно своего добьется.
– Значит, сдаешься?
– А какой у меня есть выбор? – горько осведомился я.
Меня подмывало дать Финану обрушить нашу «стену» на правый край клина Эрдвульфа. Славная будет битва, и мы положим кучу мерсийцев, но в итоге численный перевес сыграет свою роль. Выбора нет. Горько и позорно, но я лишь даром потрачу жизни своих дружинников, хороших и преданных парней.
– Выбор у тебя, похоже, есть, – с внезапным воодушевлением отозвался ирландец. Я заметил, что он смотрит поверх Эрдвульфа, на северный холм. – Видишь?
На гребне появились новые всадники.
* * *
Запел рог. Это был унылый звук, угасший прежде, чем рог затрубил снова. Эрдвульф обернулся.
На дальнем холме виднелось два десятка конных. Это один из них дул в рог. Всадники обступали знамя, но из-за отсутствия ветра флаг обвис. Прямо у нас на глазах появились другие три штандарта. Каждого из знаменосцев окружала группа верховых воинов, но остальные всадники держались на обратном склоне, поэтому мы не могли сосчитать их. Все, что мы видели, – это тусклый блеск кольчуг и солнечные зайчики, отражающиеся от шлемов и наконечников копий.
Эрдвульф посмотрел на меня, потом обернулся на холм. Считать он умел. Четких правил не было, но один штандарт подразумевал сотню воинов, а у него в тылу собралось четыре флага. Появившиеся первыми всадники подались назад и укрылись, подобно прочим, на другой стороне склона, но знамена остались. Затем рог пропел в третий раз, от центра гребня отделились четверо конных и, сопровождаемые всего одним знаменосцем, поскакали по направлению к нам.
– Кто это такие? – спросил Финан.
– Откуда мне знать? – огрызнулся я.
Эрдвульф, похоже, был озадачен не меньше. Он снова взглянул на меня, потом развернул коня и погнал его к дороге.
– Люди Этельхельма? – предположил я, хотя если олдермен выслал своих дружинников, то почему они просто не присоединились к Эрдвульфу? Я подозревал, что Этельхельм и Эдуард решили заставить Эрдвульфа расхлебывать заваренную мной кашу. Им не хотелось бросать западных саксов в бой против мерсийцев, пусть лучше те истребляют друг друга.
А приближающиеся всадники были мерсийцы. Знаменосец размахивал штандартом на скаку, и мое сердце упало, поскольку на флаге была изображена скачущая лошадь Этельреда.
– Увы, – уныло проронил я.
Но Финан расхохотался. Я укоризненно глянул на него, потом снова вгляделся в пятерку конных, галопом промчавшуюся мимо Эрдвульфа. Из-под копыт взлетали пенные брызги, такие же белые, как плащ первого всадника, и тут я понял причину смеха ирландца.
Наездником в белом была Этельфлэд.
Не обращая внимания на Эрдвульфа, женщина промчалась мимо него, как мимо пустого места. Она была в своей длинной кольчуге, но без шлема и, приближаясь к задним рядам построения Эрдвульфа, не сбавила хода. Скакала Этельфлэд на Гаст, белой кобыле. Ноги, живот и грудь лошади были густо перепачканы грязью, а значит, скачка в последние два или три дня была напряженной. Миновав образованный щитами клин, Этельфлэд в облаке брызг развернула кобылу. Знаменосец и трое сопровождающих натянули поводья рядом с ней. Она не смотрела на меня, я тоже не тронулся с места.
– Вы отправляетесь домой, – обратилась женщина к воинам Эрдвульфа. Она взмахнула рукой в сторону юга, где его люди стерегли мост. – Вы уходите туда, и немедленно.
Никто не пошевелился. Все стояли и смотрели на Эрдвульфа. Тот тронул коня и приблизился.
– Твой муж велел… – начал он грозным тоном.
– Ее муж мертв! – крикнул я, перебив его.
– Твой супруг… – снова заговорил Эрдвульф.
– Умер! – гаркнул я еще громче и скорчился от боли, ударившей в нижнюю часть ребер.
Этельфлэд обернулась и посмотрела на меня. По ее лицу я понял, что она не знала про смерть Этельреда. Я и сам не был до конца убежден, опираясь на одно только слово Эльфинн, но верил, что девчонка говорила правду. Этельфлэд все еще глядела на меня, нахмурившись, и ожидала знака. Я кивнул:
– Он мертв, моя госпожа.
Она перекрестилась и снова повернулась к щитоносцам Эрдвульфа.
– Ваш повелитель мертв, – сказала она им. – Господин Этельред умер. Мы скорбим по нему и отслужим много месс за его душу, да спасет ее Господь. И теперь ваш долг – вернуться домой. Так идите!
– Моя госпожа… – предпринял еще одну попытку Эрдвульф.
– Кто тут правит, ты или я? – яростно оборвала его женщина.
Это был хороший вопрос, на который Эрдвульф не мог дать ответа. Сказать, что правит Этельфлэд, означало склониться перед ее властью, а назваться старшим самому – узурпировать господство над Мерсией. Его хрупкая претензия на власть строилась на браке с Эльфинн и на поддержке западных саксов, но обе эти опоры рассыпались. К тому же Этельфлэд доводилась королю Уэссекса сестрой. Нападать на нее или бросать ей вызов – рисковать лишиться расположения Эдуарда. Эрдвульф проиграл и понимал это.
– Мой супруг ценил вашу верность, – Этельфлэд снова обратилась к клину, – и хотел бы, чтобы она сохранилась. Я продолжу его труды, пока витан не решит, на кого следует возложить обязанности правителя. А до той поры я требую послушания и поддержки.
Я заметил, что некоторые воины смотрят на нее, а другие отводят глаза, и догадался, что последние – это те, кто поддержит скорее Эрдвульфа, чем Этельфлэд. Примерно треть из отряда чувствовала себя неуютно, но остальные вздохнули с облегчением, подобно мне.
– Ты, – Этельфлэд посмотрела на Эрдвульфа, – остаешься во главе моей дружины и отведешь ее назад в Глевекестр. Я последую за вами. А теперь идите!
Эрдвульф медлил. Я угадывал его мысли в этот момент. Он думал – осмеливался думать! – выхватить меч и напасть на Этельфлэд. Она так близко! Ее люди на далеком холме и не успеют быстро прийти на помощь, его же рать стояла напротив моей горстки. Этельфлэд разрушила все его мечты. Эрдвульф просчитывал будущее. Хватит ли поддержки Этельхельма для того, чтобы отвратить гнев Эдуарда, если он убьет Этельфлэд? Губы его сложились в тонкую линию, глаза сузились. Узурпатор смотрел на нее, и я видел, как правая его рука потянулась к рукояти меча. Но Сеолнот тоже это заметил и схватил Эрдвульфа за предплечье.
– Нет! – услышал я окрик священника. – Нет!
– Увидимся в Глевекестре, – твердым голосом отрезала Этельфлэд.
И Эрдвульф повернул коня. Все его будущее решалось в то мгновение, и он проиграл. Он и его люди ушли. Не веря собственным глазам, объятый волной облегчения, я наблюдал, как воины Эрдвульфа садятся на коней и, не говоря ни слова, проходят по мосту и исчезают на юге.
– Иисус сладчайший! – вырвалось у Финана.
– Помоги мне залезть, – попросил я сына, и тот подсадил меня в седло, и мне пришлось затаить дыхание, пока боль не отпустила.
Этельфлэд знаком велела моим людям разойтись, чтобы она могла пробраться к нам.
– Это правда? – спросила она. Никакого приветствия, только этот короткий вопрос.
– Думаю, да, – ответил я.
– Думаешь?!
– Твоя дочь слышала новость. Хотя Эрдвульф отрицает ее.
– Но, однако, не его сестра, – вмешался Финан. – Она плакала. Горевала.
– Этельред умер в канун Этельвольдова дня, – пояснил я. – В ночь перед свадьбой.
– Это так, мама. – К нам присоединилась взволнованная Эльфинн.
Этельфлэд перевела взгляд с дочери на Финана, потом на меня.
– Он мертв, – кивнул я. – Они хотели сохранить это в тайне, но он мертв.
– Да упокоит Господь его душу, – промолвила Этельфлэд и перекрестилась. – И да простит Бог меня.
Ее глаза заблестели от слез, но объяснялись они печалью по Этельреду или по своим собственным грехам, сказать я не брался и спрашивать не стал. Посмотрев на меня, она тряхнула головой. Лицо ее было строгим, почти суровым, поэтому следующие ее слова удивили меня.
– Как ты? – тихо спросила дочь Альфреда.
– Корчусь, разумеется. И рад, что ты пришла. Спасибо.
– Еще бы я не пришла! – В ее голосе теперь слышался гнев. – Выдать Эльфинн за Эрдвульфа! Собственную дочь!
Так вот почему она скакала на юг. Как и у меня, у Этельфлэд имелись при дворе Этельреда свои люди, и едва свадьба была объявлена, кто-то из них передал весточку в Сестер.
– Я знала, что не поспею в Глевекестр вовремя, – продолжила она, – но не могла не попытаться. А потом мы встретили твоих парней, идущих на север.
Это были те, кто управлял перекрывшими улицы Глевекестра возами. Сама эта уловка, видимо, не сыграла роли, поскольку Эрдвульф не сразу организовал погоню, зато возницы уведомили Этельфлэд о том, что я похитил Эльфинн из дворца Этельреда и иду на север по дороге через Аленкастр.
– После этого оставалось просто разыскать тебя, – подытожила Этельфлэд.
– Сколько воинов ты привела?
– Тридцать два человека. Остальных пришлось оставить для защиты Сестера.
– Тридцать два? – С губ у меня сорвалось удивленное восклицание, и недаром. Я посмотрел на север и увидел спускающихся с холма всадников. Я ожидал, что их будут сотни, но на деле – всего горсть. – А как же четыре флага?
– Три из них сделаны из плащей, нацепленных на ветки.
Я бы рассмеялся, если бы не было так больно.
– Куда теперь? – поинтересовался я вместо этого. – Назад в Сестер?
– Сестер? – презрительно хмыкнула Этельфлэд. – Мерсия управляется не из Сестера. Мы едем в Глевекестр.
– И Эрдвульф идет впереди нас, – заметил я.
– Ну и что?
– Ты сохранишь за ним место начальника ближней дружины?
– Разумеется, нет.
Я посмотрел на юг, в ту сторону, куда удалился Эрдвульф.
– Быть может, стоило взять его в плен?
– По какому праву? Насколько мне известно, он до сих пор командует войсками моего мужа. И его люди вполне могли вступиться за него.
– Могли, – произнес я. – Однако у него еще остается шанс. Он понимает, что если женится на Эльфинн и убьет тебя, то станет правителем Мерсии. А через час-другой он узнает, что людей у нас в два с лишним раза меньше, чем у него.
– Он наблюдает за нами?
– Естественно, – ответил я. Эрдвульф не мог не оставить разведчиков.
Этельфлэд посмотрела на юг, как бы ища глазами дозорных.
– Тогда почему он просто не убил меня сейчас?
– Потому что не все его воины подчинились бы ему и потому что он полагал, будто у тебя за холмом две или три сотни дружинников. Но если бы у тебя имелись эти две сотни, он сам был бы уже мертв. Зато теперь Эрдвульф понимает, что терять ему нечего.
Этельфлэд нахмурилась:
– Ты действительно считаешь, что он нападет? – В ее голосе звучало недоверие.
– У него нет выбора, – пояснил я. – Чтобы получить желаемое, у него остался один день. Один день и одна ночь.
– Тогда ты обязан остановить его, – только и обронила она.
И мы помчались на юг.
* * *
Но поскакали не все. Семьи и поклажу под охраной двадцати пяти воинов я оставил в форте, опять под началом Осферта.
– Когда дороги достаточно подсохнут для повозок, езжай дальше в Сестер, – велел я ему.
– В Сестер? – удивился он.
– А куда еще?
– Разве теперь не безопасно вернуться в Фагранфорду?
Я покачал головой:
– Мы уходим на север.
Я оставлял юг. Мой край – Нортумбрия, северная страна, где арфисты в усадьбах играют громко, чтобы перекрыть дикий вой налетающего с холодного моря ветра; северная страна долгих зимних ночей, бесприютных гор и высоких утесов; страна суровых людей и неплодородной почвы. Даны разлились по Британии к югу, выгнав саксонских правителей из Нортумбрии, Мерсии и Восточной Англии, но теперь их теснили назад. Мерсия почти уже свободна, и если я поживу еще, то увижу, как наши саксонские армии пойдут все дальше и дальше на север, пока все мужчины, дети и женщины, говорящие на саксонском наречии, не объединятся под властью одного из своих соплеменников. То была мечта Альфреда, и она стала моей, хотя я любил данов, почитал их богов и говорил на их языке. Так почему я воевал против них? Из-за клятвы, которую дал Этельфлэд.
Наша жизнь состоит из клятв, и, пока мы скакали на юг в надвигающемся вечере, я думал о людях, следующих за Эрдвульфом. Сколько из них принесло ему клятву? И сколько выражало тем самым преданность не Эрдвульфу, а Этельреду? Многие ли поднимут меч против Этельфлэд? И осмелится ли Эрдвульф убить ее? Этот человек вознесся высоко, и его власть держится на тонкой ниточке. Она зависела от милости Этельреда, а теперь от женитьбы на его дочери. Если Эрдвульфу это удастся, он унаследует власть Этельреда вместе с поддержкой западных саксов, станет в Мерсии жалующим золото, владетелем земли. Но без Эльфинн он никто, а когда человек вынужден выбирать между ничем и чем-то, выбор его прост.
– Быть может, Эрдвульф и не станет тебя убивать, – сказал я Этельфлэд, пока мы ехали на юг.
– Почему же?
– Слишком многие мерсийцы тебя любят. Он лишится их расположения.
Она рассмеялась:
– И что же он предпримет? Женится на мне, а не на моей дочери?
– Возможно. – Об этом я не подумал. – Но полагаю, тебя Эрдвульф заточит в монастырь. Эдуард и Этельхельм одобрят это.
Некоторое время Этельфлэд скакала молча.
– Может, ты и прав, – уныло согласилась она. – Возможно, мне и стоит уйти в монастырь.
– Почему?
– Я грешница.
– А твои враги – нет? – фыркнул я.
Женщина промолчала. Наш путь лежал через буковый лес. Место было возвышенное, потоп сюда не добрался. Я выслал разведчиков далеко вперед и, хотя знал, что дозорные Эрдвульфа тоже ищут нас, не сомневался в превосходстве своих людей. Мы слишком долго били данов и стали мастерами в своем ремесле. Я распорядился, чтобы мои воины не мешали всадникам Эрдвульфа наблюдать за нами, но не позволяли им догадаться, что их самих заметили, – я готовил для него ловушку. До сих пор ему удавалось перехитрить меня, но сегодня настал его черед быть жертвой. Я повернулся в седле и скорчился от резкой боли.
– Парень! – крикнул я Этельстану. – Иди сюда!
Я велел Этельстану ехать с нами. Дочь и Эльфинн тоже были здесь. Я подумывал отправить девушек вместе с Осфертом, но потом предпочел оставить под своим надзором. Кроме того, с такими воинами, как Финан, они были надежно защищены. Самое же главное, я нуждался в Эльфинн в качестве наживки. Решение взять с собой Этельстана было рискованным, потому что опасность подвергнуться нападению нам угрожала скорее, чем людям Осферта. Но этот бой разгорится из-за Этельстана, и ему стоит узнать его, увидеть его, понюхать его и пережить. Я учил парня быть не только воином, но и королем.
– Я здесь, господин, – отозвался он, подгоняя коня, чтобы скакать вровень с нами.
– Я тебя чую, поэтому нет нужды говорить, что ты здесь.
– Да, господин.
Он ехал по другую сторону от кобылы Этельфлэд.
– Как называется эта страна, парень?
Этельстан замешкался, ища в вопросе подвох.
– Мерсия, господин.
– А Мерсия – это часть…
– Британии.
– Так расскажи мне о Британии, – велел я.
Он глянул на тетю, но та не спешила на помощь.
– Британия, господин, – это земля четырех народов, – сообщил мальчик.
Я помедлил.
– Ну и?.. Это все, что ты знаешь, – земля четырех народов? – Я пропищал эти слова, подражая его голосу. – Эрслинг ты мокрозадый! Подумай получше.
– На севере живут скотты, – затараторил он. – Они ненавидят нас. На западе обитают валлийцы, и они ненавидят нас. Остальная часть поделена между нами и данами, которые тоже ненавидят нас.
– А мы ненавидим валлийцев, шотландцев и данов?
– Это наши враги, а Церковь учит, что мы обязаны любить врагов.
Этельфлэд рассмеялась, я нахмурился.
– И ты любишь их? – уточнил я.
– Ненавижу, господин.
– Всех одинаково?
– Быть может, валлийцев чуть меньше, потому что они христиане и, пока остаются в своих горах, на них можно не обращать внимания. Скоттов я не знаю, господин, но ненавижу, так как ты рассказывал, что это голозадые ворюги и лжецы, а я верю каждому твоему слову. Ну и конечно, я ненавижу данов.
– Почему?
– Потому что они хотят отобрать у нас нашу землю.
– Разве мы не отбираем землю у валлийцев?
– Да, господин, но они позволяют нам делать это. Им стоит усерднее молиться и лучше сражаться.
– Поэтому, если даны завоюют нашу землю, это будет наша вина?
– Да, господин.
– Так как же остановить их? Молитвой?
– Молитвой и силой оружия.
– Как мы сражаемся с ними? – задал я следующий вопрос.
Один из разведчиков вернулся и направил коня ко мне.
– Поразмысли над ответом, а я пока поговорю с Бедвульфом, – бросил я Этельстану.
Бедвульф – невысокий, жилистый парень, один из лучших моих разведчиков. Он был из саксов, но разметил лицо чернильными линиями, как это любят даны. Многие мои люди усвоили этот обычай. Они использовали гребень с заостренными зубьями, с помощью которого наносили сок чернильного орешка под кожу щек и лба. Им казалось, что так они выглядят более устрашающе, хотя мне думается, что они были достаточно жуткие и без чернил.
– Ну, подыскали место? – уточнил я у Бедвульфа.
Тот кивнул:
– Есть местечко, которое тебя устроит, господин.
– Рассказывай.
– Усадьба. Маленький дом и большой амбар. Обитателей около дюжины, но частокола нет.
– А вокруг дома?
– По большей части пастбище, господин. Немного пашни.
– Люди Эрдвульфа наблюдают за нами?
Бедвульф ухмыльнулся:
– Трое, господин. Неуклюжие, как бычки. Мой пятилетний сынишка и то управился бы лучше.
– Как далеко отстоит усадьба от леса?
– На хороший выстрел из лука, – предположил разведчик. – Может, на два.
Останавливаться было рановато, но данное Бедвульфом описание идеально подходило под мою задумку.
– Сколько езды отсюда?
– Примерно час, господин.
– Веди нас туда, – велел я.
– Да, господин. – Бедвульф погнал коня вперед, где ехал во главе отряда Финан.
Я снова повернулся к Этельстану:
– Итак, парень, как мы сражаемся с данами?
– Строим бурги, господин.
– Бурги обороняют окрестные земли и народ, – ответил я. – Но кто эти земли завоевывает?
– Воины, господин.
– А кто возглавляет воинов?
– Лорды, – уверенно заявил малец.
– А какие лорды ведут своих воинов против данов, парень?
– Мой отец, господин? – Это прозвучало как вопрос, потому как Этельстан знал, что это неправильный, хотя и дипломатичный ответ.
Я кивнул.
– Где он сражается с данами?
– В Восточной Англии.
Это было верно, до определенной степени. Силы западных саксов концентрировались в Лундене, на границе с Восточной Англией, принадлежавшей данам, и к северу и востоку от города происходили постоянные стычки.
– Хорошо, – продолжил я. – Твой отец бьется с данами на востоке. Но кто сражается с ними на севере?
– Ты, господин, – последовал уверенный ответ.
– Я старик и калека, пустоголовый ты кусок лягушачьего дерьма! Кто сражается с данами на севере Мерсии?
– Госпожа Этельфлэд, – выпалил малец без колебаний.
– Отлично! – воскликнул я. – Будь ты королем Уэссекса, а заодно, допустим, и Мерсии, предложил бы ты госпоже Этельфлэд уйти в монастырь, потому что она овдовела? – (Парень наморщил лоб, озадаченный подобным вопросом.) – Отвечай! – рявкнул я. – Ты король, тебе придется принимать такие решения!
– Нет, господин!
– Почему?
– Потому что она сражается. Она и ты – единственные, кто воюет с данами.
– Будем считать, что ты доложил свой катехизис, – заключил я. – Теперь проваливай.
– Да, господин. – Этельстан ухмыльнулся и погнал лошадь вперед.
Я улыбнулся Этельфлэд:
– Ты не уходишь в монастырь. Будущий король Уэссекса только что вынес решение.
– Если доживет, – рассмеялась она.
– Если все доживем.
Дорога шла в гору. Лес был густой, с просеками ферм, но к исходу дня мы добрались до усадьбы, о которой говорил Бедвульф. Она располагалась всего в сотне шагов от римского тракта и вполне подходила. Даже очень и очень подходила.
Место для моего капкана.
* * *
Старик носил имя Лидульф. Я называю его стариком, хотя он вполне, возможно, был моложе меня, однако жизнь, состоящая из прокладки канав, рубки леса, прополки сорняков, распашки полей, колки дров и ухода за скотиной, сделала его седым, скрюченным и наполовину слепым. И наполовину глухим вдобавок.
– Чего угодно, господин? – проорал он.
– Твой дом! – крикнул я в ответ.
– Тридцать лет, – отозвался старик.
– Тридцать лет?
– Живу тут тридцать лет, господин!
– И проживешь еще тридцать! – Я показал ему золото. – Это все тебе.
В итоге он понял. Лидульфу это не понравилось, но я и не ждал, что он запрыгает от счастья. Ему, скорее всего, предстояло распрощаться с домом, амбаром и многим другим имуществом, но взамен я давал сумму, достаточную, чтобы отстроить два раза по столько. Лидульф, его сварливая жена, старший сын с увечной ногой и восемь рабов – все они жили в маленьком доме, который делили с тремя молочными коровами, двумя козами, четырьмя свиньями и шелудивым псом, рычавшим, стоило кому-то из нас приблизиться к очагу. Амбар наполовину завалился, балки его сгнили, соломенная кровля поросла травой, но он вполне мог послужить приютом для лошадей. Стены сохранились достаточно, чтобы укрыть животных от разведчиков Эрдвульфа. Последние видели, как коней заводили через большие ворота, и могли прийти к выводу, что они не оседланы. Мы прошли между двумя зданиями. Я велел людям говорить громко, смеяться, а также снять кольчуги и шлемы. Кое-кто из молодежи затеял под хохот и улюлюканье потешную борьбу, причем проигравших бросали в утиный пруд.
– Мы оттуда яйца берем! – прокричал мне Лидульф.
– Яйца?
– Утиные! – Яйцами своих уток фермер очень дорожил. – Я люблю утиные яйца. Зубов не осталось, видишь! Мясо прожевать не могу, ем одни только утиные яйца да похлебку.
Я позаботился, чтобы Стиорра, Эльфинн и Этельстан наблюдали за борьбой. Бедвульф, умеющий красться через чащу, как бесплотный дух, доложил, что двое парней Эрдвульфа таращатся на них из-за деревьев.
– Я мог бы вытащить мечи у них из ножен, а они этого даже не заметили бы, господин, – похвастался он.
Прибыли еще трое моих разведчиков и сообщили, что сам Эрдвульф находится милях в двух к северу от нас. Он остановился, получив весть от своих лазутчиков, что мы подыскали приют на ночь.
– Ты был прав, господин. – Эдрик, один из моих данов, не уступающий Бедвульфу в искусстве прятаться, прибыл в усадьбу в сумерках. – Они разделились на две группы: одна большая, другая поменьше.
– Сколько?
– С Эрдвульфом тридцать четыре, господин.
– Остальные не захотели?
– Вид у них несчастный, господин.
– Тридцати четырех хватит, – подтвердил я.
– Хватит для чего? – поинтересовалась дочь.
Мы расположились в доме. Парни, вымокшие в утином пруду, сушили одежду у огня, подкормленного новыми поленьями, чтобы горел ярче.
– Хватит для поджога, – ответил я.
Прошли годы с тех пор, как я видел, как жгут усадьбы, но если подойти к делу умеючи, то нескольких человек хватит, чтобы уничтожить целую дружину. Я был уверен, что именно это и затевает Эрдвульф. Он выждет до глубокой ночи, до самой густой темноты, потом принесет угли в глиняном горшке. Большинство его дружинников расположится у двери господского дома, а несколько человек зайдут с южной стены и раздуют угли. Затем они подпалят кровлю. Даже сырая солома загорится, если огня хватит, а занявшись, пламя распространится быстро, наполняя дом дымом и паникой. Народ бросится к двери и угодит под мечи и копья. Когда крыша большого зала прогорит и обрушатся массивные балки, оставшиеся внутри сгорят заживо. Есть риск, разумеется, что Эльфинн погибнет в огне, но Эрдвульф наверняка рассчитал, что девушек мы станем выводить в первую очередь и тем самым предадим их ему в руки. Эрдвульф шел на риск, потому что эта темная ночь оставалась единственным его шансом. Как игрок в кости, он поставил все на один бросок.
– Молись, – посоветовал я Этельфлэд.
– Я всегда молюсь, – язвительно отозвалась она.
– Молись о темноте! – с жаром воскликнул я. – О густой тьме. Непроглядной. Молись, чтобы облака закрыли луну.
Я велел людям петь, кричать и смеяться. За исключением троих разведчиков, спрятавшихся на опушке леса, все были в доме и одеты в кольчуги, со шлемами и щитами. Яркие отблески костра отражались от наконечников копий и умбонов щитов. Наступала ночь, а дружинники продолжали петь, и шелудивый пес подвывал залихватским куплетам. Пока на небо наползали облака, о которых я молился, пока они затягивали луну, пока подступала ночь, черная, как намерения Эрдвульфа, я маленькими группами выводил людей из дома. Воины проникали в амбар, брали лошадь, первую попавшуюся, и вели животное на юг. Я наказал соблюдать тишину, но мне казалось, что каждая группа производит шума не меньше, чем бредущая по улице пьяная ватага. Хотя, думаю, соглядатаям Эрдвульфа, засевшим, по донесениям моих разведчиков, в северной части леса, этот шум едва ли о чем говорил. Я вышел вместе с Этельфлэд и девушками, под защитой Финана и четверых воинов. Мы нашли оседланных лошадей и вели их в поводу до тех пор, пока не смогли сесть в седло и поскакать на юг, под темную сень буков. Ситрик и с полдюжины парней влекли в ночь Лидульфа, его жену и домашних. Старуха пронзительно жаловалась, но производимые ею звуки тонули в гомоне хмельных песен, которые горланили в холле мои люди.
Наконец там осталось всего с дюжину певцов во главе с моим сыном. Вскоре выбрались и они, заперев за собой массивную дверь дома, и пробрались в амбар, где забрали последних лошадей. И при этом продолжали петь. Когда смолк последний куплет, была уже глубокая ночь. Я надеялся, что у прислушивающихся разведчиков Эрдвульфа создастся впечатление пьяного разгула в холле, ночи, полной ора и песен, эля и гогота. Ночи для убийства.
А мы затаились в лесу.
Прошла вечность. Заухала сова. Где-то залаяла лисица.
Мы ждали.
