Глава двенадцатая
Мы изведали мир. Настали времена, когда мы засеваем наши поля и знаем, что доживем до сбора урожая. Времена, когда наши дети знакомятся с войной только по песням поэтов. Такие времена редки, но я пытался донести до внуков, что такое война. Я старательный. Рассказываю, что она плохая, ведет к печали и горю, но они не верят мне. Я велю им ходить в деревню и смотреть на калек, постоять над могилами и послушать плач вдов, но они не верят мне. Вместо этого они внимают поэтам, ритму их песен, тревожному, как стук сердца в битве, слушают истории о героях, о мужчинах и женщинах, которые с мечом в руке устремлялись на врага, идущего убить и поработить нас. Они упиваются славой войны, а во дворе играют в войну, ударяя деревянными мечами по плетеным щитам. И как им поверить, что война отвратительна?
И возможно, дети правы. Иные священники возмущаются войной, но эти же самые попы шустро прячутся за наши спины, стоит появиться врагу. А враг есть всегда. Увенчанные головой дракона суда до сих пор приплывают к нашим берегам, скотты высылают на юг отряды, а для валлийца нет зрелища приятнее, чем мертвый сакс. Если мы последуем совету священников, если перекуем мечи на орала, то будем убиты или порабощены. И поэтому нашим детям следует осваивать искусство клинка и расти сильными, чтобы держать окованный железом щит из ивовых досок против свирепого неприятеля. И многие будут упиваться радостью битвы, песнью меча, дрожью опасности.
Сигтригр знал это. Он наслаждался войной. Как сейчас вижу его бегущим по тем каменным ступеням, с лицом, озаренным радостью, с длинным мечом в руке. Наверное, я выглядел так же, когда прикончил Уббу. Видел ли Убба мои юность и пыл, мои амбиции и прочитал ли в них свою смерть? После себя мы оставляем в этом мире только кости и славу, и Сигтригр, меч которого уже устремлялся ко мне, видел свою славу, как звезду, сияющую среди тьмы.
А потом он заметил Стиорру.
Она стояла сбоку и чуть позади меня, закрыв ладонями рот. Откуда мне было знать об этом? Я не оглядывался на нее, но позже мне поведали обо всем, что происходило. Она была там и, по рассказам, зажала рот руками, чтобы не вскрикнуть. Я оттолкнул Гербрухта, не желая, чтобы фриз дрался вместо меня в моей битве, и Стиорра одна осталась рядом со мной. Дочь коротко ойкнула, больше от удивления, чем от ужаса. А ведь ей следовало испугаться, видя, как жадная смерть прыгает по ступеням навстречу нам. Сигтригр заметил мою дочь и на миг, на совсем краткий миг, задержался на ней взглядом. На поле боя мы ожидаем увидеть мужчин, а тут вдруг женщина? Зрелище отвлекло его.
То было замешательство на один удар сердца, но его хватило. Он смотрел мне в глаза, но, заметив Стиорру, отвел на миг взгляд, и именно в этот миг я пришел в движение. Я был не так быстр, как когда-то, не так силен, как прежде, но я всю жизнь провел в битвах. И я взмахнул рукой со щитом влево, поймав острие его меча и отводя удар. Он снова сосредоточился на мне, издал боевой клич и попытался протащить свой меч под моим щитом. Но Вздох Змея уже взлетал, а я спускался по ступеням и продолжал поднимать щит, чтобы его клинок оставался наверху. Парень увидел, что мой меч летит ему в живот, отчаянно извернулся, избегая укола, и споткнулся. Боевой клич перешел в крик тревоги, когда северянин зашатался. Я отдернул Вздох Змея как раз в тот миг, когда Сигтригр оправился и сунул клинок под мой щит. Славный выпад, быстрое движение для человека, который еще не обрел равновесия. Этот удар должен был вспороть мне левое бедро, но мой щит опустился на лезвие и лишил его силы. Я махнул Вздохом Змея, собираясь вскрыть противнику глотку, но тот успел дернуть головой.
Сигтригр сделал это с опозданием на долю мгновения. Он еще пытался выровняться, и когда нога его поехала на ступеньке, голова склонилась, и острый кончик Вздоха Змея попал викингу в правый глаз. Клинок зацепил только глаз и кожу на переносице. Брызнул фонтанчик крови, и Сигтригр подался назад.
Гербрухт оттолкнул меня, чтобы довершить дело ударом секиры. В этот миг норманн прыгнул снова, и на этот раз это был прыжок с парапета в ров, с большой высоты. Гербрухт взревел, раздосадованный бегством, и обрушил топор на следующего противника. Тот принял удар на щит и пошатнулся. А затем шестеро северян последовали за своим вождем тем же способом. Прыгнули со стены. Один нанизался на кол, но другие, в том числе Сигтригр, выбрались на дальнюю сторону рва.
Вот так я побил Сигтригра и лишил одного глаза.
– Я Один! – проревел Сигтригр из-за рва.
Он вскинул окровавленное лицо и посмотрел на меня единственным глазом и улыбался!
– Я Один! – крикнул он мне. – Я обрел мудрость!
Один отдал глаз, чтобы получить мудрость, и Сигтригр смеялся над своим поражением. Дружинники увлекли его прочь от метаемых со стены копий, но, не сделав и дюжины шагов, парень обернулся и вскинул меч, отсалютовав мне.
– Не прыгни он, я бы его прикончил, – проворчал Гербрухт.
– Он бы выпотрошил тебя, – возразил я. – Выпотрошил бы нас обоих.
То был бог, сошедший на землю, бог войны. Но этот бог проиграл и теперь уходил за пределы досягаемости наших копий.
Финан уже был у ворот. Уцелевшие норманны убегали к тому месту, с которого начали нападение, и образовали «стену щитов» вокруг своего раненого господина. Они давно забросили ложную атаку на северо-западный бастион и собрались на дороге все, общим числом около пяти сотен воинов.
Их по-прежнему было больше, чем нас.
– Мереваль, пора выпускать конницу! – приказал я. Потом перегнулся через парапет. – Финан! Ты видел Эрдвульфа?
– Нет, господин.
– Тогда мы не закончили.
Пришло время дать битву за пределами стен.
* * *
Мереваль вывел две сотни конных на поле к востоку от норманнов. Всадники держались на почтительном расстоянии. Им отводилась роль угрозы. Если Сигтригр попытается отступить к Брунанбургу, его всю дорогу будут донимать, и ему это известно.
Но какой у него выбор? Он может бросить людей на стены, но понимает, что приступом Сестер не взять. Единственный шанс на успех крылся в предательстве, но этот шанс упущен вместе с жизнями пяти или шести десятков воинов, оставшихся лежать на улице. Среди этих трупов бродила дюжина парней Финана, перерезая глотки умирающим и сдирая с убитых кольчуги.
– Хороший день для грабежа! – радостно провозгласил один из них. Другой расхаживал по залитой кровью мостовой в шлеме, увенчанном большим орлиным крылом.
– Он обезумел? – спросила меня Стиорра.
– Кто?
– Сигтригр. Раз стал взбираться по этим ступеням.
– Он был объят безумием битвы. А ты спасла мне жизнь.
– Я?
– Парень посмотрел на тебя и отвлекся в самый нужный момент.
Я знал, что буду просыпаться по ночам и вздрагивать при воспоминании о нацеленном на меня мече в уверенности, что никогда не сумел бы сдержать той стремительной атаки. Вздрагивать при мысли о капризе судьбы, который спас меня от смерти. Норманн увидел Стиорру и промедлил.
– Теперь ему хочется поговорить, – удивилась дочь.
Я обернулся и заметил норманна, размахивающего зеленой ветвью.
– Господин! – окликнул меня от ворот Финан.
– Вижу!
– Дать ему подойти?
– Пусть подходит, – бросил я и потянул Стиорру за рукав. – Идем со мной.
– Я?
– Ты. Где Этельстан?
– С Финаном.
– Этот мелкий ублюдок был в «стене щитов»? – ахнул я.
– В заднем ряду, – подтвердила Стиорра. – Ты что, не видел его?
– Я его убью!
Дочь хмыкнула, потом спустилась за мной к баррикаде. Мы спрыгнули на улицу и стали пробираться между кусками кладки и окровавленными телами.
– Этельстан!
– Господин?
– Тебе вроде как полагалось быть в церкви? – осведомился я. – Разве я разрешал тебе вставать в «стену щитов» Финана?
– Я вышел из церкви пописать, господин, и даже не думал присоединяться к людям Финана, – с честными глазами заявил парнишка. – Просто решил посмотреть на них с бревен и споткнулся.
– Споткнулся, значит?
Он яростно кивнул:
– Споткнулся, господин. И упал на мостовую.
Я заметил, что Кенгар, юнец, помилованный Этельстаном, и двое из ребят Финана держатся рядом с принцем.
– Ты не споткнулся, – возразил я, потом потрепал его за ухо, что, учитывая шлем, причинило больше боли мне, чем ему. – Ты идешь со мной. И ты тоже. – Последнее относилось к Стиорре.
Мы прошли под аркой, перебрались через трупы с головами, размозженными камнями, и обогнули лужицы дерьма. Строй Финана расступился, пропуская нас.
– Вы двое идете со мной, – велел я ирландцу и сыну. – Остальные ждут здесь.
Мы сделали тридцать или сорок шагов дальше по дороге. Я приложил ко рту ладони, сложенные воронкой, усиливая звук:
– Можешь взять с собой двоих!
Сигтригр захватил только одного – здоровенного детину с широченными плечами и густой черной бородой с вплетенными в нее собачьими и волчьими челюстями.
– Его зовут Сварт, – жизнерадостно сообщил Сигтригр. – Он ест саксов на завтрак. – Поверх отсутствующего глаза у юнца шла повязка из льняной ткани. Норманн коснулся ее. – Господин Утред, ты испортил всю мою красоту.
– Не обращайся ко мне, – велел я. – Я разговариваю только с мужчинами. Я захватил с собой женщину и ребенка, чтобы ты мог говорить с равными.
Сигтригр расхохотался. Похоже, его не задевали никакие оскорбления.
– Тогда буду говорить с равными, – согласился он и поклонился Стиорре. – Как тебя зовут, моя госпожа?
Дочь покосилась на меня, пытаясь понять, на самом ли деле я доверяю ей вести переговоры.
– Я молчу, – бросил я ей по-датски и говорил медленно, чтобы Сигтригр наверняка понял. – Дела с этим мальчишкой ведешь ты.
При слове «мальчишка» Сварт зарычал, но Сигтригр положил ладонь на унизанное золотыми браслетами предплечье верзилы:
– Спокойно, Сварт, им просто хочется поиграть словами. – Он улыбнулся Стиорре. – Я ярл Сигтригр Иварсон, а как твое имя?
– Стиорра Утредсдоттир, – представилась моя дочь.
– Как понимаю, ты богиня, – отозвался норманн.
– А это принц Этельстан, – продолжила Стиорра. Говорила она по-датски, голос ее звучал сдержанно и спокойно.
– Принц! Польщен знакомством, господин принц! – Сигтригр склонился перед мальчишкой, который не понял ни единого слова. Молодой ярл улыбнулся. – Господин Утред сказал, что мне следует разговаривать с равными, и послал мне богиню и принца! Это честь!
– Ты хотел поговорить, – холодно напомнила Стиорра. – Так говори.
– Хорошо, госпожа. Признаюсь, дела пошли не так, как я рассчитывал. Отец послал меня основать новое королевство в Британии, а вместо этого я напоролся на твоего отца. Он хитрый человек, не так ли?
Стиорра ничего не ответила, просто смотрела на него. Высокая, гордая и величавая, очень похожая на свою мать, она стояла и разглядывала его.
– Эрдвульф-сакс убедил нас, что твой отец при смерти, – признался Сигтригр. – Сказал, что он слаб, как червяк. Сказал, что господин Утред оставил позади свои лучшие годы и что его никак не может быть в Сестере.
– У моего отца по-прежнему два глаза, – ответила Стиорра.
– Но они не так прекрасны, как твои, моя госпожа.
– Ты пришел, чтобы растрачивать наше время? – спросила моя дочь. – Или намерен сдаться?
– Тебе, моя госпожа, я готов сдаться в любой момент. Но вот мои люди? Ты умеешь считать?
– Умею.
– Нас больше.
Я повернулся к Финану.
– Он хочет, – заключил я по-английски, – без помех дойти до своих кораблей.
– А чего хочешь ты? – спросил ирландец, понимая, что наша беседа на самом деле призвана помочь Стиорре.
– Ярл не может позволить себе новую битву, – рассуждал я. – Он потеряет слишком много людей. Впрочем, как и мы.
Сигтригр не понимал сказанного, но внимательно слушал, пытаясь уловить из чужеземных слов хоть крупицу смысла.
– Значит, мы просто дадим ему уйти? – уточнил Финан.
– Он может возвращаться к отцу, – подтвердил я. – Но должен оставить половину мечей и выдать заложников.
– И Эрдвульфа, – добавил ирландец.
– И Эрдвульфа, – согласился я.
Сигтригр выхватил имя.
– Вам нужен Эрдвульф? – спросил он. – Забирайте! Я отдаю вам его! Его и остальных его саксов.
– Чего хочешь ты, так это обещания, что мы не помешаем тебе вернуться на корабли, – произнесла Стиорра.
Сигтригр изобразил удивление:
– Я даже не думал об этом, моя госпожа… Но да! Это верная мысль. Нам следует отправиться на корабли.
– И отплыть к отцу.
– Он едва ли обрадуется.
– Я готова поплакать вместе с ним, – процедила девушка. – И ты оставишь здесь половину мечей. И заложников в обеспечение своего хорошего поведения.
– Заложников… – Впервые за все время его голос утратил уверенность.
– Мы выберем дюжину из твоих людей, – заявила Стиорра.
– И как будут обращаться с этими заложниками?
– Уважительно, вне всяких сомнений, если только ты не останешься на этих берегах. В таком случае их убьют.
– Кормить их будут?
– Разумеется.
– А закатывать пиры?
– Кормить будем, – повторила дочь.
Молодой ярл покачал головой:
– Не могу согласиться на двенадцать, моя госпожа. Это слишком много. Могу предложить только одного заложника.
– Это смешно! – отрезала Стиорра.
– Себя, любезная госпожа. Я предлагаю себя.
Признаюсь, тут он меня удивил. Удивил и Стиорру, не знавшую, что ответить, и вопросительно посмотревшую на меня. Я подумал немного, потом кивнул.
– Его люди могут вернуться на корабли, – сказал я ей по-датски. – Но половина оставит здесь мечи. У них один день на подготовку к плаванию.
– Один день, – повторила она.
– На второе утро после этого, – сурово продолжил я, – мы вернем Сигтригра на его корабли. Если суда будут на плаву и готовы к выходу в море, с командами на борту, он сможет уйти к ним. Если нет – умрет. Эрдвульф и его сообщники должны быть выданы нам.
– Я согласен, – произнес Сигтригр. – Могу я сохранить меч?
– Нет.
Ярл отстегнул пояс с мечом и передал Сварту. Затем, по-прежнему улыбаясь, подошел к нам. Вот так оказалось, что тем вечером мы пировали с Сигтригром.
* * *
Этельфлэд приехала на следующий день. Она не известила о своем прибытии, но, когда день начал клониться к вечеру, появились первые ее всадники, а часом позже она сама въехала в город через южные ворота во главе более сотни воинов. Все ехали на усталых, белых от пены лошадях. На ней была блестящая кольчуга, седеющие волосы перехватывал серебряный обруч. Ее знаменосец держал штандарт покойного супруга с изображением скачущей белой лошади.
– Что стряслось с гусем? – поинтересовался я.
Она пропустила вопрос мимо ушей, только смотрела на меня с высоты седла.
– Ты выглядишь лучше.
– И чувствую себя лучше.
– Правда? – искренне обрадовалась она.
– Исцелился, – ответил я.
– Слава Господу! – Произнося эти слова, она возвела очи к затянутому облаками небу. – Как это произошло?
– Скоро я все тебе расскажу, – пообещал я. – Но что все-таки стряслось с гусем?
– Я сохранила знамя Этельреда, – резко пояснила она. – Мерсия привыкла к нему. Народ не любит перемен. Для него достаточно женщины в качестве правительницы, и не стоит утомлять его другими новшествами. – Она соскользнула с седла Гаст. Ее кольчуга, сапоги и длинный белый плащ были заляпаны грязью. – Я надеялась застать тебя здесь.
– Ты велела мне ехать сюда.
– Но не велела тратить время, подыскивая корабль, – язвительно заметила Этельфлэд. Подошел слуга и принял у нее поводья. Остальные воины спешивались и разминали затекшие члены. – Ходят слухи, что здесь объявились норманны.
– Слухи всегда ходят, – отмахнулся я.
– Мы получили донесение из Уэльса, – продолжила она, не обратив внимания на мою похвальбу, – что у тамошнего побережья объявился флот. Быть может, сюда он и не придет, но к северу от Мэрса простираются пустынные земли, которые могут привлечь их. – Этельфлэд нахмурилась, втянула воздух, и запах явно не понравился ей. – Я не для того прогоняла отсюда Хэстена, чтобы освободить место для другого языческого вождя. Нам следует заселить эти земли.
– Сигтригр, – сказал я.
– Сигтригр? – нахмурилась она.
– Твои валлийские лазутчики не ошиблись. Вождя, который возглавляет флот норманнов, зовут Сигтригр.
– Ты о нем знаешь?
– Еще бы не знать! Его воины в Брунанбурге.
– О боже! – вырвалось у нее. – Выходит, они все-таки пожаловали? Ну хорошо, это ненадолго! Надо поскорее избавиться от них.
Я покачал головой:
– Мне пришлось оставить их в покое.
– В покое? – Этельфлэд возмущенно уставилась на меня. – Ты спятил? Норманны, держащие в руках Мэрс, – последнее, что нам нужно!
Она стремительно зашагала к большому дому. За ней семенили два попа, нагруженные ворохами пергаментов.
– Найдите сундук, – бросила она им через плечо. – Позаботьтесь, чтобы документы не промокли! Надолго я не задержусь. – Это, видимо, относилось уже ко мне. – В Глевекестре все спокойно, но работы там еще невпроворот. Вот почему я хочу поскорее отделаться от этих норманнов.
– Их больше, – нерешительно заметил я.
Этельфлэд резко развернулась – вся решимость и деятельность – и наставила на меня указательный палец:
– И стоит дать им время, их станет еще больше! Ты ведь знаешь! Нам нужно прогнать их!
– Они превосходят нас числом, – не сдавался я. – И закалены в битвах. Эти парни сражались в Ирландии, а там люди учатся быть злыми. Если нам предстоит атаковать Брунанбург, мне требуется еще три сотни клинков, и это самое малое!
Она нахмурилась, лицо ее приняло встревоженное выражение.
– Что с тобой произошло? Ты боишься этого человека, Сигтригра?
– Это настоящий воитель.
Этельфлэд посмотрела мне в глаза, явно пытаясь понять, не шучу ли я, и, похоже, убедилась в моей искренности.
– Боже милостивый, – промолвила она, все еще хмурясь. – Видимо, это все твоя рана, – добавила Этельфлэд вполголоса и отвернулась.
Она поверила, что я утратил храбрость, и, как следствие, ко множеству ее забот прибавилась еще одна. Этельфлэд шла, пока не натолкнулась на груду мечей, щитов, копий, кольчуг, шлемов и секир, сваленных у дверей большого дома под прибитым к стене знаменем Сигтригра. Женщина в недоумении остановилась:
– Что это?
– Забыл сказать, – ответил я. – Эти закаленные в боях парни напали на нас вчера. Убили троих из наших и ранили шестнадцать, но сами потеряли семьдесят два человека, а Сигтригр у нас в заложниках. Мы отпустим его завтра утром, когда флот северян отплывет назад в Ирландию. Тебе не было нужды приезжать! Я очень рад тебя видеть, разумеется, но нам с Меревалем вполне по силам управиться с большими злыми норманнами.
– Вот ублюдок! – выругалась она, но без злобы. Посмотрела на добычу, потом снова на меня и рассмеялась. – И хвала Богу! – добавила Этельфлэд, тронув висящий на груди серебряный крест.
Тем вечером мы опять пировали с Сигтригром, хотя прибытие Этельфлэд с таким большим количеством воинов означало, что угощение будет скудным. Эля хватало, еще управляющий подал мехи с вином и бочонок медовухи. Но даже так присутствие правительницы привело к тому, что веселье за столом было не таким буйным. Мужчины при ней старались говорить тише, были менее склонны затевать драки или во весь голос горланить любимые похабные песни про женщин. Еще более угнетающе действовало присутствие полудюжины клириков за высоким столом, где Этельфлэд расспрашивала Мереваля и меня про схватку у северных ворот. Сигтригру выделили за столом почетное место, как и моей дочери.
– Это все ее вина, – заявил норманн, кивнув в сторону Стиорры.
Я перевел его слова Этельфлэд.
– В чем ее вина? – спросила она.
– Он увидел ее и отвлекся, – пояснил я.
– Жаль, что он не отвлекся на более продолжительное время, – холодно заметила дочь.
Этельфлэд одобрительно улыбнулась. Она держалась очень строго, внимательно наблюдая за залом. Ела мало, а пила еще меньше.
– Выходит, она не бывает во хмелю? – уныло осведомился Сигтригр, кивнув на Этельфлэд. Он сидел за столом напротив меня.
– Нет, – подтвердил я.
– Моя мать сейчас наверняка борется с воинами отца, – с тоской промолвил молодой ярл. – Или соревнуется, кто больше выпьет.
– О чем он толкует? – потребовала сообщить Этельфлэд. Она заметила внимание норманна к себе.
– Высказывает восхищение твоим вином, – ответил я.
– Передай, что это подарок от моей младшей сестры Эльфрит.
Эльфрит выдали за Балдуина Фландрского, правившего землей к югу от Фризии, и если это было то самое фландрское вино, то я предпочел бы лошадиную мочу, но Сигтригру оно, похоже, пришлось по вкусу. Он предложил налить немного Стиорре, но та коротко отказалась и вернулась к беседе с отцом Фраомаром, молодым священником на службе у Этельфлэд.
– Это хорошее вино! – настаивал Сигтригр.
– Я и сама способна о себе позаботиться, – сдержанно ответила она.
Из всей моей семьи и приближенных одна Стиорра осталась неподвластна чарам юного ярла. Мне он определенно нравился. Напоминал меня самого, по крайней мере в то время, когда я был молод, упрям и шел на риск, который вел либо к смерти, либо к славе. А моих дружинников Сигтригр просто покорил. Финану он подарил браслет, превозносил боевые навыки моих воинов, соглашался, что был разбит наголову, и обещал, что однажды вернется и отомстит.
– Если отец доверит тебе новый флот, – заметил я.
– Доверит, – уверенно заявил юнец. – Только в следующий раз я не буду драться с тобой. Подыщу себе сакса пожиже.
– Почему бы вам не остаться в Ирландии? – осведомился я.
Сигтригр помедлил, прежде чем ответить, и я ожидал очередной шутки, но потом он посмотрел на меня своим единственным глазом:
– Это свирепые бойцы. Ты нападаешь и бьешь их, и тут же появляется очередная орда. И чем глубже вгрызаешься ты в их землю, тем их больше. И половину времени ты их не видишь, только знаешь, что они где-то рядом. Это все равно что сражаться с призраками, которые внезапно появляются и нападают. – Парень криво улыбнулся. – Они умеют отстаивать свои владения.
– Как мы свои.
– Может, так, а может, и нет. – Он ухмыльнулся. – На обратном пути мы пройдем вдоль валлийского побережья и попробуем захватить нескольких рабов, чтобы привезти домой. Отец изрядно смягчится, если я доставлю ему новую девчонку.
Этельфлэд относилась к Сигтригру с презрением. То был язычник, а она ненавидела всех язычников, за исключением меня.
– Жаль, что ты не убил его, – пробормотала она мне во время пира.
– Я пытался.
Она наблюдала за тем, как Стиорра отвергает все попытки Сигтригра подружиться.
– Девочка совсем взрослая. – В ее голосе прозвучало тепло.
– Верно.
– В отличие от моей дочери. – На этот раз у нее вырвался тихий вздох.
– Мне нравится Эльфинн.
– У нее голова перьями набита, – пренебрежительно отмахнулась она. – Однако для Стиорры самое время подыскать мужа.
– Знаю.
Этельфлэд помедлила, ее взгляд бродил по освещенному настенными факелами залу.
– Жена Этельхельма умирает.
– Он мне говорил.
– Возможно, уже скончалась. Этельхельм обмолвился, что священники уже соборовали ее.
– Бедняжка, – дал я подобающий ответ.
– У меня с ним состоялся обстоятельный разговор накануне моего отъезда из Глевекестра, – продолжила Этельфлэд, по-прежнему глядя в зал. – С ним и с моим братом. Они приняли решение нашего витана. И согласились оставить Этельстана на моем попечении. Мальчик будет расти в Мерсии, и никто не предпримет попытки его выкрасть.
– Ты в это веришь?
– Думаю, нам следует бдительно охранять парнишку, – язвительно отозвалась женщина и посмотрела на Этельстана. Тот с близняшкой-сестрой сидел за одним из нижних столов. По праву рождения он мог вкушать пищу на почетном месте, но я избавил его от бесед со священниками Этельфлэд. – Мне кажется, брат не желает мальчику зла, – продолжила она. – Он стоит на том, что между Уэссексом и Мерсией не должно быть розни.
– И не будет, если в Этельхельме снова не взыграют амбиции.
– Олдермен перехитрил самого себя и знает это, – заявила Этельфлэд. – Он извинился передо мной, причем весьма любезно. Однако, верно, амбиции в нем есть. Быть может, молодая жена отвлечет его? Особа, которая у меня на примете, определенно способна его занять.
Мне потребовалось некоторое время, чтобы понять, куда она клонит.
– Ты? – изумленно выдохнул я. – Ты собираешься выйти за Этельхельма?
– Нет. Не я.
– Тогда кто?
Она помедлила с удар сердца, потом с вызовом посмотрела на меня:
– Стиорра.
– Стиорра! – Имя вырвалось у меня слишком громко, и дочь глянула на меня. Я покачал головой, и она вернулась к беседе с отцом Фраомаром. – Стиорра! – повторил я, на этот раз тише. – Да девочка ему во внучки годится!
– Разве это так необычно, когда мужчина женился на молоденькой? – ядовито возразила Этельфлэд. И посмотрела на Эдит, сидевшую за нижним столом рядом с Финаном и моим сыном. Этельфлэд не порадовало присутствие в Сестере сестры Эрдвульфа, но я яростно вступился за нее, упирая на то, что признателен ей за свое выздоровление. «И за что еще?» – съязвила тогда Этельфлэд, но я оставил вопрос без внимания, а она с тех пор в упор перестала замечать Эдит. – И Этельхельм в добром здравии. И богат. Он хороший человек.
– Который пытался убить тебя.
– Пытался Эрдвульф, неправильно истолковавший пожелания олдермена, – не согласилась женщина.
– Он убил бы тебя, – упорствовал я. – Убил бы Этельстана. И убьет всех, кто стоит на пути его внука к трону.
Она вздохнула:
– Моему брату нужен Этельхельм. Олдермен слишком могуществен, чтобы можно было обойтись без него, и слишком полезен. А если Уэссекс нуждается в Этельхельме, то и Мерсия тоже.
– Хочешь сказать, что Этельхельм правит Уэссексом?
Этельфлэд пожала плечами, не желая признавать этот факт.
– Я говорю, что Этельхельм хороший человек. Честолюбивый, да, но деятельный. Нам нужна его поддержка.
– И ты намерена принести Стиорру в жертву на его ложе, чтобы заполучить эту поддержку?
Мой тон ее оскорбил.
– Мне сдается, что твоей дочери пора замуж. А Этельхельм восхищается ею.
– Ты имеешь в виду, что ему не терпится ее трахнуть, – проворчал я. И посмотрел на свою дочь, которая слушала отца Фраомара. Выглядела девочка серьезной и прекрасной. – Значит, ей отводится роль коровы мира между Мерсией и Уэссексом?
Коровой мира называли женщину, выданную замуж за врага, чтобы скрепить мирный договор.
– Поразмысли об этом, – веско посоветовала Этельфлэд. – Овдовев, Стиорра унаследует больше земель, чем ты когда-либо мечтал, больше воинов, чем ты способен был поставить под свое знамя, больше денег, чем во всей казне Эдуарда. – Она помедлила, но не дождалась от меня ответа. – И все это станет нашим, – едва слышно добавила Этельфлэд. – Не Уэссекс поглотит Мерсию, это мы поглотим Уэссекс.
У христиан в Писании есть история про то, как кого-то вознесли на вершину горы и предложили целый мир. Я ее плохо уже помню, знаю только, что тот болван отказался. И на том пиру я чувствовал себя как тот самый болван.
– А почему не выдать за Этельхельма Эльфинн? – спросил я.
– Моей дочери не хватит ума, – призналась Этельфлэд. – А Стиорре хватит. Чтобы управлять Этельхельмом, требуется умная женщина.
– Тогда что ты готовишь для Эльфинн?
– Выдам за кого-нибудь. Быть может, за Мереваля? Не знаю. Дитя меня разочаровало.
Стиорра. Я посмотрел на нее. Девочка действительно умна и красива, и подоспело время найти ей мужа. Так почему не выдать ее за самого богатого жениха в Уэссексе?
– Я поразмыслю над этим, – пообещал я и вспомнил о старом пророчестве, гласящим, что моя дочь станет матерью королей.
Настало время и ему сбыться.
* * *
Рассвет. Легкий туман над Мэрсом разорвали темные очертания двадцати шести драккаров, мерно машущих веслами, чтобы не дать приливному течению снести их. Люди Сигтригра сдержали данное слово. Корабли были готовы к отплытию, и Брунанбург снова стал нашим. Единственными норманнами на берегу были Сварт и еще шестеро, которые охраняли Эрдвульфа и троих оставшихся при нем соратников. Я требовал, чтобы Эрдвульфа мне передали в день нашей победы, но мерсиец слишком быстро улизнул. Впрочем, добежать он успел только до одной из усадеб данов в Вирхелуме, где его и обнаружили воины Сигтригра. Теперь он ждал нашего приезда.
Я захватил с собой Финана, сына и двадцать человек. Этельфлэд сопровождали еще около дюжины. Я настоял, чтобы Этельстан поехал в Брунанбург вместе со мной, а дочь тоже захотела понаблюдать за отплытием норманнов, поэтому сопровождала нас, захватив и свою служанку Хеллу.
– Служанка тебе зачем? – поинтересовался я у нее.
– А почему нет? Опасности ведь никакой, так?
– Ни малейшей.
Я верил, что Сигтригр сдержит обещание и что нового боя между нами не будет. Так и случилось. Мы встретились со Свартом и его отрядом близ недостроенного бурга, где Сигтригр сошел с данной ему на время лошади. Сварт вернул вождю меч, и ярл посмотрел на меня, будто спрашивая разрешения взять оружие. Я кивнул. Он вытянул клинок из ножен и поцеловал сталь.
– Давай убью этих саксов? – предложил Сигтригр, кивнув в сторону Эрдвульфа.
– Свою работу я сделаю сам. – Я спрыгнул с седла и удивился, что боли нет.
– Отец! – воскликнул Утред. Ему хотелось прикончить врага.
– Свою работу я сделаю сам, – повторил я.
И хотя боль давно прошла, я не забыл прислониться к лошади. И застонал, как если бы мучения вернулись, потом оттолкнул скакуна и заковылял к Эрдвульфу, притворяясь немощным и хромым.
Он наблюдал за моим приближением. Стоял расправив плечи, на узком лице не отражалось никаких эмоций. Темные волосы, уже не смазанные маслом, как он любил это делать ранее, перехвачены лентой. На длинном подбородке виднелась небритая несколько дней щетина, плащ был грязный, а сапоги – стоптанными. Эрдвульф выглядел как человек, изрядно потрепанный судьбой.
– Тебе стоило убить меня там, в Аленкастре, – сказал я.
– Сделай я это, правил бы сейчас Мерсией, – отозвался он.
– А теперь получишь во владение мерсийскую могилу, – произнес я и вытащил Вздох Змея. И поморщился, словно клинок был слишком тяжел для меня.
– Господин Утред, ты убьешь безоружного? – спросил Эрдвульф.
– Нет. Берг! – крикнул я, не оборачиваясь. – Дай этому человеку свой меч!
Я облокотился на Вздох Змея, уткнув острие в плоский камень. За спиной у Эрдвульфа находился недостроенный бург, длинный земляной вал которого порос колючим кустарником, образовав тем самым временный палисад. Мне подумалось, что норманны могли сжечь церковь и конюшни, но они ничего не тронули. Сварт и его люди охраняли сторонников Эрдвульфа.
Берг тронул коня. Мальчишка посмотрел на меня, потом извлек Ледяную Злость и швырнул в мокрую от росы траву под ноги Эрдвульфу.
– Это Ледяная Злость, клинок Кнута Длинный Меч, – сказал я. – Твоя сестра упомянула, что ты как-то пытался купить это оружие. Теперь я даю его тебе. Он едва не прикончил меня. Посмотрим, сумеешь ли ты довершить дело.
– Отец! – воскликнула Стиорра взволнованно. Должно быть, верила, что Эрдвульф и Ледяная Злость были мне не по зубам.
– Тихо, девочка! Я занят.
Почему я решил сразиться с ним? Скрести я с ним оружие или нет, ему в любом случае предстояло умереть, а он был опасен – вдвое моложе меня и настоящий воин. Но репутация, вечно эта репутация! Гордость – чувство коварное. Христиане относят гордыню к грехам, но ни один поэт не станет воспевать человека, лишенного гордости. Христиане уверяют, что смиренные наследуют землю, но в честь смиренных никто не складывает песен. Эрдвульф хотел убить меня, убить Этельфлэд и Этельстана. Эрдвульф стремился к власти, и он являл собой последний сгусток ненависти Этельреда. Мне следовало убить его, и чтобы весь саксонский Инглаланд знал, что это сделал именно я.
Он наклонился и поднял меч.
– Ты в кольчуге, – заметил Эрдвульф, тем самым признавшись, что боится.
– Я стар и ранен, – парировал я. – Ты молод. И еще – Ледяная Злость уже смогла однажды пробить мою кольчугу, может сделать это и еще раз. Это волшебный клинок.
– Волшебный? – оживился он. Потом осмотрел лезвие и заметил надпись.
†VLFBERH†T
Глаза его расширились, а рука сжала эфес.
Я поднял Вздох Змея и поморщился, словно вес сдавливал мне ребра.
– Кроме того, без кольчуги ты сможешь двигаться быстрее, – добавил я.
– И если я тебя убью? – поинтересовался Эрдвульф.
– Тогда тебя прикончит мой сын, – признался я. – Зато люди вечно будут помнить, что господин Эрдвульф победил Утреда.
Слово «господин» я произнес с издевкой.
И он бросился на меня. Эрдвульф был проворен. Я не взял щит, и противник рубанул Ледяной Злостью по моему незащищенному левому боку. Но то была не более чем попытка выяснить, способен ли я отразить удар, не доставившая мне забот. Клинки встретились, и Вздох Змея намертво остановил Ледяную Злость. Я отступил на шаг и опустил оружие.
– Рубящим ударом меня не взять, – сообщил я. – Даже клинок Ульфберта не прорубит кольчугу. Тут нужно колоть.
Он следил за моим взглядом. Сделал шаг вперед, поднял меч, но я не пошевелился, и противник снова отступил. Эрдвульф испытывал меня, но и сам нервничал.
– Твоя сестра также упомянула, что ты сражаешься в заднем ряду «стены щитов» и никогда не встаешь в первый.
– Лгала.
– Не лгала, а возлежала, – поправил я. – Возлежала в постели со мной. Говорила, что ты всегда предоставляешь другим драться вместо тебя.
– В таком случае она шлюха и врунья.
Я снова поморщился и немного согнулся в пояснице, как делал обычно при внезапных приступах боли. Эрдвульф не знал, что я выздоровел, и, заметив, что Вздох Змея опустился еще ниже, чем прежде, выдвинул вперед правую ногу и устремил Ледяную Злость в выпаде, нацеленном мне в грудь. Я отклонился в сторону, пропуская клинок мимо себя, и ударил Эрдвульфа в лицо тяжелой рукоятью Вздоха Змея. Противник пошатнулся. Я слышал, как Финан хмыкнул, когда Эрдвульф сделал круговое движение мечом, снова метя мне в левый бок. Но в его замахе не было силы, потому что он еще не восстановился после выпада и моего удара, и я просто поднял руки и принял клинок на кольчугу. Удар пришелся чуть выше раны, но доспех остановил его, и боли не было. Я улыбнулся Эрдвульфу и взмахнул Вздохом Змея так, чтобы его острие взрезало противнику щеку, уже кровоточащую от удара эфесом.
– Если твоя сестра и продавала ради кого-то свое тело, так только ради тебя, – заметил я.
Он коснулся левой щеки и ощутил кровь. Теперь я читал в его глазах страх. Да, он был воином, причем неплохим. Загнал в ловушку валлийцев на мерсийской границе и разбил их. Но его талант заключался в умении устраивать засады и избегать их, в том, как перехитрить врага и напасть на него тогда, когда тот мнит себя в безопасности. Без сомнения, доводилось ему и сражаться в «стене щитов», под охраной верных людей со всех сторон, но неизменно в заднем ряду. Этот человек был не из тех, кто упивается песней мечей.
– Ты продал тело своей сестры Этельреду и тем самым обогатился. – Я снова взмахнул Вздохом Змея, целя ему в лицо, но он проворно отскочил. Я опустил клинок. – Ярл Сигтригр!
– Господин Утред?
– Деньги Эрдвульфа до сих пор у тебя? Сокровища, которые он взял в Глевекестре?
– Да!
– Они принадлежат Мерсии.
– Тогда пусть Мерсия придет и возьмет их, – последовал ответ.
Я рассмеялся:
– Получается, ты все-таки вернешься домой не с пустыми руками. Много он стащил?
– Немало, – признался Сигтригр.
Я рубанул Эрдвульфа по ногам – несильно, просто вынудив его отступить немного.
– Ты вор! – бросил я ему.
– Эти деньги мне дали. – Он приблизился на шаг, поднимая меч, но я не испугался угрозы, и противник снова отступил.
– Это было золото, которое следовало потратить на воинов, – напомнил я. – На оружие, на частоколы, на щиты.
Я двинулся вперед и сделал замах справа налево, просто чтобы потеснить его. Потом следовал за ним, вскинув меч. Он уже должен был понять, что боль не докучает мне, что я перемещаюсь быстро и свободно. Впрочем, я чувствовал, что скоро устану. Вздох Змея – тяжелый клинок.
– А ты растратил их на масло для волос, – продолжил я. – На побрякушки для своих шлюх, на меха и лошадей, на драгоценности и шелка. Мужчине, господин Эрдвульф, полагается носить кожу и сталь. И сражаться. – С этими словами я атаковал. Он отбил, но был слишком медлительным.
Всю свою жизнь я упражнялся с мечом. Едва начав ходить, держал в руках меч и учился владеть им. Сперва я остерегался Эрдвульфа, допуская, что он проворнее меня и изощрен в мастерстве, но этот малый умел только рубить, колоть да отчаянно отмахиваться, поэтому я теснил его шаг за шагом. Противник следил за моим клинком, а я намеренно замедлял удары, чтобы он мог заметить и отразить их. Я просто не хотел, чтобы он оглядывался. Он и не пытался. И когда мы дошли до края рва, я заработал мечом быстрее и ударил его лезвием Вздоха Змея плашмя – не чтобы ранить, но чтобы унизить. Потом без натуги отбил его робкую контратаку и сделал неожиданный выпад. Эрдвульф отшатнулся, ноги его заскользили по грязи рва, он упал.
Шлепнулся спиной в заполнявшую ров воду. Там было неглубоко. Я рассмеялся, осторожно спустился по скользкому склону и встал у ног поверженного врага. Зрители, как саксы, так и норманны, подошли к краю и смотрели на нас. Эрдвульф поднял взгляд и увидел воинов, суровых воинов. И таково было испытываемое им унижение, что мне показалось, будто он вот-вот заплачет.
– Ты предатель и изменник, – прорычал я и нацелил Вздох Змея ему в живот.
Эрдвульф вскинул Ледяную Злость в намерении отбить удар. Но вместо того чтобы опустить меч, я отвел руку в сторону и сделал замах. Это был рубящий удар, в который я вложил все оставшиеся силы, и Вздох Змея встретил Ледяную Злость, и та сломалась. Знаменитый клинок раскололся пополам, как я и хотел. Саксонский меч сломал лучшее из творений Ульфберта, и какое бы зло ни гнездилось в Ледяной Злости, какое колдовство ни таилось бы в ее стали, им пришел конец.
Эрдвульф стал отползать на спине, но я остановил его, уткнув Вздох Змея ему в живот.
– Хочешь, чтобы я распорол тебе брюхо? – спросил я, потом возвысил голос: – Принц Этельстан!
Малец спустился с края рва и встал в воде.
– Господин?
– Твой приговор изменнику?
– Смерть, – недрогнувшим голосом отрезал он.
– Тогда казни его, – сказал я и протянул ему Вздох Змея.
– Нет! – вскричал Эрдвульф.
– Господин Утред! – раздался пронзительный возглас Этельфлэд.
– Моя госпожа?
– Это ведь всего лишь мальчик! – возмутилась она, хмуро глядя на Этельстана.
– Мальчик, который должен учиться быть воином и королем, – отрезал я. – Смерть – его судьба. Ему следует знать, как предавать ей. – Я похлопал Этельстана по плечу. – Сделай это быстро, парень. Он заслужил медленную смерть, но для тебя это первое убийство. Облегчи задачу для себя.
Я смотрел на Этельстана и читал решимость в юном лице. Наблюдал, как он подносит тяжелый клинок к шее Эрдвульфа и за гримасой, с которой мальчик опустил лезвие. Сильная струя крови брызнула мне на кольчугу. Нанося удар во второй раз, Этельстан не спускал глаз с лица Эрдвульфа. Потом он навалился на рукоять Вздоха Змея, удерживая лезвие в глотке жертвы. Мутная вода рва подернулась красным, Эрдвульф дергался некоторое время, потом раздался булькающий звук, и красных разводов стало больше. А Этельстан все налегал на меч, пока трепыхание не прекратилось и рябь не успокоилась. Я обнял парнишку, обхватил его лицо ладонями и повернул к себе.
– Это правосудие, господин принц, – произнес я. – И ты хорошо его исполнил. – Потом взял Вздох Змея у него из рук и крикнул: – Берг! Тебе понадобится новый меч! Прежний оказался не слишком хорош.
Сигтригр подал руку и вытянул меня изо рва. Единственный глаз горел радостью, которую я наблюдал на стене Сестера.
– Господин Утред, не хотел бы я иметь тебя врагом! – воскликнул он.
– Тогда не возвращайся сюда, ярл Сигтригр, – посоветовал я, сжимая его предплечье в ответ на его пожатие.
– Я вернусь, – возразил он. – Потому что ты сам этого захочешь.
– Я?!
Он повернул голову и поглядел на свои корабли. Один замер у самого берега, пришвартованный канатом к столбу. На носу у него был большой белый дракон, сжимавший в когтях красный топор. Корабль ждал Сигтригра, но рядом с ним, там, где трава переходила в прибрежный ил, стояла Стиорра. Ее служанка Хелла уже поднялась на борт драккара.
Этельфлэд наблюдала за казнью Эрдвульфа, но теперь тоже заметила Стиорру рядом с приткнувшимся к земле кораблем. Она нахмурилась, не вполне понимая, что это значит.
– Господин Утред!
– Госпожа?
– Твоя дочь… – начала она, но не знала, что сказать.
– Я разберусь со своей дочерью, – процедил я. – Финан!
– Господин?
– Покончи с этим отребьем. – Я мотнул головой в сторону сообщников Эрдвульфа. Потом взял Сигтригра за локоть и повел к кораблю.
– Господин Утред! – снова крикнула Этельфлэд, на этот раз строже.
Я отмахнулся и уже не слушал ее.
– Мне казалось, ты не нравишься ей, – проворчал я Сигтригру.
– Мы хотели, чтобы ты так и думал.
– Ты ее не знаешь, – упорствовал я.
– А ты знал ее мать, когда вы впервые встретились?
– Это безумие.
– Зато твой здравый смысл известен повсюду, господин.
Стиорра ждала нас. Держалась она напряженно. Смотрела на меня с вызовом и молчала.
Я ощутил ком в горле и жжение в глазах. Я говорил себе, что виноват дым, вьющийся от оставленных норманнами лагерных костров.
– Ты дурочка! – рыкнул я.
– Я увидела и влюбилась до беспамятства, – просто ответила дочь.
– И он тоже? – уточнил я, и девочка только кивнула. – И в эти две ночи, – продолжил я, – после пиров…
Я не закончил вопрос, но она все равно дала ответ, еще раз кивнув.
– Ты дочь своей матери, – буркнул я, обняв ее и крепко прижав к себе. – Но это мне решать, за кого ты выйдешь. – Я ощутил, как она напряглась в кольце моих рук. – И господин Этельхельм хочет жениться на тебе.
Мне показалось, что Стиорра плачет, но, разомкнув объятия, я увидел, что она смеется.
– Господин Этельхельм?
– Ты станешь богатейшей вдовой всей Британии, – пообещал я ей.
Она по-прежнему держала меня за руки, глядя в глаза. И улыбалась той самой улыбкой, какая была у ее матери.
– Отец, клянусь жизнью, что приму того человека, которого ты выберешь мне в мужья, – пообещала Стиорра.
Она знала меня. Видела мои слезы и понимала, что дым тут ни при чем. Я наклонился и поцеловал ее в лоб.
– Ты станешь коровой мира, – прошептал я. – Между мной и норманнами. И ты глупа. Как и я. А твоим приданым, – я отступил на шаг и заговорил громче, – станут деньги Эрдвульфа.
Я заметил, что перепачкал ее светлое платье кровью Эрдвульфа. Потом повернулся к Сигтригру:
– Я отдаю ее тебе, но не разочаруй меня.
Какой-то мудрец, забыл кто, сказал, что нам следует предоставлять детей их судьбе. Этельфлэд злилась на меня, но я отказался внимать ее возражениям. Вместо этого слушал голоса норманнов, поющих песню весел, и наблюдал, как драккары уходят вниз по течению сквозь редеющий туман, окутывающий Мэрс.
Стиорра смотрела на меня. Мне подумалось, что ей следует махать, но она постояла неподвижно, а потом ушла.
– Нам надо закончить постройку бурга, – сообщил я своим людям.
Wyrd bið ful āræd.
