Позвал писца владыка разъяренный.
Сиденье предложил ему у трона,
Письмо составил: весть его была
Остра, как тополевая стрела.
Сначала богу он воздал хваленья,
Властителю покоя и сраженья;
«О юный сын, будь счастлив, невредим
С твоим венцом, с престолом золотым!
Заложников пришли в мои чертоги,
Сперва им руки заковав и ноги.
Со мной о мире говорить не смей,
От воли отвернулся ты моей.
С красавицами, видно, ты связался,
Из-за любви от битвы отказался,
Венец врага на голову надел
И головою к битве охладел.
Узнали мы, внимая небосводу,
Что этот мир тебе несет невзгоду.
Когда ты ценишь общество вельмож
И на разрыв со мною не идешь —
Вернись назад, отдай дружины Тусу,—
Сражаться не дано такому трусу!»
Когда письмо к царевичу пришло,
От горьких слов нахмурил он чело.
Стал думать он о тюрках, о сраженье,
И об отце, и о его решенье,
Так о туранцах знатных говоря:
«Сто родичей могучего царя
Безгрешны, благородны, светлолики,
Но если я отправлю их владыке —
Не станет слушать их, ожесточась,
На виселице вздернет их тотчас,—
Какую милость выпрошу у бога?
За грех отца меня накажет строго!
А если я без повода начну
С туранцами неправую войну,
Ко мне всевышний милостив не будет,
Тогда народный глас меня осудит.
А если к шахским я вернусь вратам,
Военачальство Тусу передам,
Мне злом отец воздаст, исполнен гнева:
Дурное — справа, спереди и слева!»