ГОСБЕЗОПАСНОСТЬ В МВД

Смена власти в любом государстве — болезненна, в России это явление опасно и непредсказуемо. После смерти Сталина, а по другим данным, имеющимся в современных литературе и публицистике, — физического его устранения «верными сталинцами» с целью захвата власти, Берия, Маленков и Хрущев стали срочно делить эту самую власть.

5 марта 1953 года, когда тело вождя, лежащее на диване, еще металось в предсмертных конвульсиях, а потом после агонии остывало на Ближней даче, эта троица, прибывшая скорее не помочь больному, а зафиксировать точку его невозврата к жизни, помчалась на автомашинах в Кремль, бросив своего хозяина на произвол судьбы. Пока тело покойника лежало на даче, Берия в тот же день провел посредством постановления правительства один приказ, воспользовавшись своей должностью заместителя председателя Совета министров СССР. Это была своеобразная акция в своих интересах: он подписал приказ о слиянии МГБ и МВД в единый правоохранительный орган — в МВД СССР.

Теперь у Берии была мощная дубина в лице усиленного Министерства внутренних дел за счет чекистских органов. Госбезопасность поглощалась структурой объединенного МВД СССР. В системе Совета министров Министерство внутренних дел образца 1953 года было самым мощным ведомством, поэтому неслучайно Лаврентий Берия заявил, что правительство должно возглавлять государственную машину, как это происходит в других цивилизованных странах.

На сессии Верховного Совета СССР этот «демократ» прямо высказался, и, надо сказать, резонно и смело:

«Что ЦК? Пусть Совет министров все и решает, а ЦК занимается подарками и пропагандой».

Лукавый царедворец и напористый политикан понимал, что в данном случае у него, для того чтобы взойти на высший государственный трон, будет только один противник — Григорий Маленков, которого не так уж и сложно отодвинуть, задвинуть или вовсе устранить.

Итак, Берия выходил на первые роли в государстве за счет сосредоточения трех могучих должностей:

— объединенного, мощного министра внутренних дел СССР;

— заместителя председателя Совета министров СССР, которым являлся Г.М. Маленков;

— членства в Президиуме ЦК КПСС.

Он предвкушает победу. Хрущев станет Первым секретарем ЦК КПСС только в сентябре 1953 года. Выходило, что основным претендентом на лидерство в стране являлся действительно только Л.П. Берия. Видя такой расклад сил, претендент на пост кремлевского хозяина решил еще подстраховаться. Он освобождает из тюрем половину арестованных бывшим министром госбезопасности Игнатьевым сотрудников упраздненного Берией с санкции Сталина МГБ. Конечно, освобождает только тех, которым доверял, в надежде их использовать при возникновении чрезвычайных ситуаций.

Фактически было выпущено на свободу свыше миллиона человек и прекращено производство около 400 тысяч уголовных дел. Эти люди пошли за своим благодетелем, если бы он бросил клич о своей поддержке. Из бывшего Министерства госбезопасности СССР он предусмотрительно убрал всех тех, кто работал при Абакумове и Игнатьеве, то есть был их креатурой.

Сосредоточив в своих руках внушительный рычаг власти, Берия планировал отправить на нары бывшего министра госбезопасности Игнатьева, рассчитывая, что он и арестованный его заместитель Рюмин дадут на Маленкова и Хрущева показания о соучастии в кровавых репрессиях, что было не так уж и трудно подтвердить. Архивы еще не были прополоты в нужном направлении. А потом по стандартной, накатанной за годы своей службы в правоохранительной системе колее — санкции на арест, судилище и пули каждому «изменнику» или «врагу народа» в затылок.

Абакумов в это время томился в тюрьме. Виктор Семенович был бы расстрелян Берией, — нет человека, нет проблемы. Но для него нашелся другой палач в лице Никиты Хрущева. Вот уж действительно не осуждайте тех, кто вас не понимает. Лучше постарайтесь понять тех, кто вас осуждает. Берия сделал ошибку и просчитался.

Однако напуганные политическим спуртом своего «дружка» по Президиуму ЦК, Хрущев и Маленков опередили медленно разворачивающийся властный дредноут главного своего соперника. Они торпедировали надвигающееся на них чудовище, используя для этой цели авторитетных генералов во главе с любимцем народа, Героем войны маршалом Г.К. Жуковым, которого таким же иезуитским путем тот же самый Никита Сергеевич уберет с дороги. Он очень боялся полководца в качестве соперника в политической сшибке. Как и боялся Сталин военных — Жукова, Рокоссовского и Конева, распихивая их по углам большого Союза. Народ ясно кому отдал бы предпочтение, — он бы проголосовал за первого военного.

Сталин убирал членов Политбюро ЦК ВКП(б) постепенно. Собирал на них показания компрометирующего характера, знакомил с материалами других членов партийного ареопага, спрашивал мнение, точно по теории персонажа Ф.М. Достоевского Родиона Раскольникова, только спрашивал, немного перефразируя у «твари дрожащей», которая «права не имела». Потом вопрос выносился на пленум Центрального комитета ВКП(6). Жертву подводили на Политбюро, освобождали от всех должностей, исключали из партии, вызывали к следователю и арестовывали.

Но с Берией было совсем по-другому. Соратники не чувствовали себя уверенно. Им нечего было предъявить своему другу. А точнее, его можно было обвинить в том, к чему и они все до единого были причастны.

Хрущев на заседании ЦК после ареста Берии уже не в качестве «твари дрожащей», а с реальным правом на восклицание — «право имею!» смело заявит:

И опять действия вне правовых рамок. Произошел силовой захват.

Хрущев, Маленков и другие в 1953 году поступили так, как привыкли действовать при Сталине — без предъявления обвинений, без ордера на арест. Это был не заговор Берии, а заговор против Берии — арест, скоротечное судилище и расстрел, хотя в сегодняшней публицистике и исторической литературе встречаются данные об инсценировке этого действа: Берия погиб при штурме его квартиры, а на суде был всего лишь раз показан его хорошо загримированный двойник. Это подтверждает и сын Берии Серго в своей книге «Мой отец — Лаврентий Берия».

Переход органов госбезопасности в МВД и во власть Берии чекистами на местах был воспринят неоднозначно. Одни в принципе соглашались с принятием закона «об амнистии» и мерах реабилитации арестованных по делу «врачей-убийц», «ленинградскому делу», «сионистскому заговору в МГБ», об аресте великого комбинатора Рюмина, о необходимости расследования дела народного артиста СССР Михоэлса и прочее.

Вместе с тем возникали сомнения — явные попытки Лаврентия Берии быстро перекрашиваться и отмежевываться от своих злодеяний с попыткой переноса всех грехов на Сталина и «стрелочников» репрессий — рядовых исполнителей приказов сверху, оставляя себя в стороне за скобками трагических событий.

Теперь он выставлял себя демократическим преобразователем перестройки страны по своему плану. Так что первым архитектором перестройки был не Михаил Горбачев, а Лаврентий Берия. Интересно то, что оба они приглашались вождями в Москву с южных окраин страны. Берия — Сталиным, Горбачев — Андроповым.

Нужно сказать, что оперативная обстановка на территории Белорусси характеризовалась своими особенностями. Шла война после войны. Правда, не такая, как в Западной Украине, но тоже было неспокойно. Эта война выражалась борьбой правоохранительных органов с подпольными структурами польской Армии Крайовой, которые противодействовали утверждению советской власти, особенно в западных областях Белоруссии. Такая борьба приобретала порой затяжной и жестокий характер.

В декабре 1944 года сотрудниками Смерша совместно с территориальными органами и войсками поддержки и охраны тыла завершился разгром соединения «Юг» Новогрудского округа Армии Крайовой. Эту, по существу, дивизию возглавлял поручик Зайнчковский по кличке Рагнер. В его банде все еще оставалось более 600 хорошо вооруженных человек. Свою известность главарь соединения приобрел в 1944 году, когда в городе Лиде заключил соглашение с германскими оккупационными войсками о совместных действиях против советских партизан.

До начала 50-х годов действовали осколки разбитых банд бульбашей, оуновцев, бандеровцев и уповцев, особенно на территориях, граничащих с Украиной. В заслугу белорусским коллегам можно поставить такие результаты — в ходе чекистско-войсковых операций были ликвидированы банды: Миклашевича — «Фаля», Завтрыка — «Юранда», Борисевича — «Крыся», Нездинского — «Немана», Круповича — «Смока», Лебедя — «Чайки», Сосновского — «Язмирского», Олешковича — «Ивана», а также оуновская бандгруппа «Соловья», отряд из разгромленной УПА «Дениса» и другие.

Последняя операция чекистско-войсковой группой была проведена в районе г. Лида после обнаружения там замаскированного убежища и находившихся в нем бандитов во главе с неким Копачем. В бункере чекисты обнаружили оружие: пулемет, автоматы, снайперский карабин, пистолеты, гранаты и боеприпасы к стволам.

Николай Григорьевич именно в это время работал в Минске в должности заместителя начальника Управления военной контрразведки МГБ СССР по Белорусскому военному округу, а после мартовского постановления Берии управление стало называться Особым отделом МВД СССР по тому же военному округу.

В апреле в отдел поступил приказ, подписанный Берией, за № 0068 с грифом «Совершенно секретно»: «О запрещении применения к арестованным каких-либо мер принуждения и физического воздействия». Старшим оперативным начальником в тот период считался министр внутренних дел БССР генерал-майор Баскаков Михаил Иванович.

Начальник Особого отдела МВД по Белорусскому военному округу генерал-лейтенант Едунов Яков Афанасьевич поручил своему заместителю Николаю Григорьевичу Кравченко собрать сотрудников для ознакомления с этим документом, так как в это время он болел и находился в госпитале.

— Николай Григорьевич, доведите положения этого приказа до каждого под роспись, — приказал начальник. — Это надо сделать срочно.

Кравченко собрал офицеров центрального аппарата отдела и стал читать:

«Министерством внутренних дел СССР установлено, что в следственной работе органов МГБ имели место грубейшие извращения советских законов, аресты невинных советских граждан, разнузданная фальсификация следственных материалов, широкое применение различных способов пыток — жестокие избиения арестованных, круглосуточное применение наручников на вывернутые за спину руки, продолжавшееся в отдельных случаях в течение нескольких месяцев, длительное лишение сна, заключение арестованных в раздетом виде в холодный карцер и другие…»

Николай Григорьевич продолжал читать, изредка наблюдая за реакцией своих подчиненных. Одни воспринимали эти слова с каменными физиономиями, по лицам других пробегала ухмылка, мол, что за открытие делает Лаврентий Павлович, когда сам же и был законодателем мордобоя в ходе проведения следственных действий. На этот счет, в смысле узаконивания практики физического воздействия, были десятки документов за его подписью. Кравченко и сам это хорошо знал. Но приказ есть приказ:

«…Подобные порочные методы ведения следствия направляли усилия оперативного состава на ложный путь, а внимание органов государственной безопасности отвлекалось от борьбы с действительными врагами Советского государства.

Приказываю:

1. Категорически запретить в органах МВД применение к арестованным каких-либо мер принуждения и физического воздействия; в производстве следствия строго соблюдать нормы Уголовно-процессуального кодекса.

2. Ликвидировать в Лефортовской и внутренней тюрьмах организованные руководством (бывшего) МГБ СССР помещения для применения к арестованным физических мер воздействия, а все орудия, посредством которых осуществлялись пытки, — уничтожить.

3. С настоящим приказом ознакомить весь оперативный состав органов МВД и предупредить, что впредь за нарушение советской законности будут привлекаться к строжайшей ответственности вплоть до предания суду не только непосредственные виновники, но и их руководители.

Министр внутренних дел Союза ССР Л. Берия»

— Какие у кого будут вопросы? — как положено в таких случаях, обратился Кравченко к подчиненным.

Все молчали. Потом появилась «простыня», на которой все слушавшие положения приказа Берии № 0068 аккуратно расписались напротив своих фамилий. Николай Григорьевич отдал документ секретарю, а сам прошел в свой кабинет, обуреваемый раздумьями: «Каким же мстительным лицемером выставляет себя Лаврентий Павлович. Пинает ногами лежачего Абакумова, а сам что вытворял в годы ревностного служения Хозяину. Не иначе, как возжелал захватить власть в стране. Снова Москва будет оккупирована земляками. Но Берия — не Сталин. Напор есть, а умишком явно проигрывает Иосифу Виссарионовичу. Вообще жажда власти может проявляться по-разному. Простейший путь-это политика, поскольку ей, как говорится в народе, не требуется много разума, а нужно робкое послушание перед сюзереном. Все, что требуется, идя к власти или ее защищая, — это делать невыполнимые обещания и создавать ложные надежды в массах. И уметь, конечно, трепаться. Но этому мастерству учат трибуны — писателями рождаются, ораторами становятся. Такие люди в своей основе, глубоко внутри, просто душевно — импотенты, а потому такая сумасшедшая у них тяга к власти».

Если бы Николай Григорьевич дожил до наших дней, он, наверное, высказался бы по-другому, что-то в этом роде: «жажда власти заложена на генетическом уровне. В человеке есть некая предрасположенность поруководить людьми. Причина ее лежит в особом психическом аспекте — вампиризме вкупе с болезненной манией величия».

Вообще внезапный и быстрый переход Смерша в МГБ ничего приятного не сулил, как покажет будущее, ни новому министру госбезопасности В.С. Абакумову, ни личному составу МГБ. Реформаторский зуд Сталина, основанный на его болезненной подозрительности и появлении некоторых признаков старческого маразма, тасовал и тасовал карты спецслужб, наверное, из-за некоторого недоверия к ним.

Вот примеры его метания.

По его указанию приказом НКГБ СССР № 00107 от 22 марта 1946 года в соответствии с постановлением Верховного Совета СССР от 15 марта 1946 года НКГБ СССР был переименован в МГБ СССР.

Существенное расширение и изменение структуры МГБ СССР произошло 4 мая 1946 года, когда решением Политбюро ЦК ВКП(б) вместо В.Н. Меркулова министром госбезопасности был назначен В.С. Абакумов.

В основном эта структура сохранялась до марта 1953 года. Однако в деталях она постоянно менялась по прихоти вождя и нового министра. Проводилось укрупнение и разукрупнение оперативных управлений и отделов, менялся их профиль работы, и происходила организация новых структурных единиц.

Это объяснялось растущим влиянием Абакумова и его стремлением подчинить себе даже часть аппарата МВД и охлаждением самого Сталина к деятельности Берии, в котором вождь видел проблески хорошо завуалированного коварства.

21 января 1947 года внутренние войска МВД были переданы МГБ. С другой стороны, усиливая влияние МГБ в делах внутри страны, Сталин лишил министерство госбезопасности функций ведения внешней разведки.

30 мая 1947 года Совет министров СССР объединил все добывающие разведывательную информацию ведомства и службы СССР в Комитет информации (КИ) при СМ СССР. Возглавлять разведку КИ поручил В.М. Молотову.

4 июля 1951 года В.С. Абакумов был отстранен от должности. Поводом для его снятия послужило письмо старшего следователя Следственной части МГБ по особо важным делам подполковника М.Д. Рюмина и несколько раз редактированное Г.М. Маленковым о неблагополучном положении в министерстве. Сталин приказывает разобраться.

Создается комиссия в составе «лучших друзей» Виктора Семеновича Абакумова: Г.М. Маленкова, Л.П. Берии,

М.Ф. Шкирятова и С.Д. Игнатьева. Разобралась быстро и как того хотел Хозяин — глава МГБ во многих вещах виновен. Вердикт: снять с должности, завести дело и результаты расследования передать в суд.

9 августа 1951 года главой МГБ СССР становится Семен Денисович Игнатьев.

В октябре-ноябре того же года с согласия Сталина были арестованы многие видные сотрудники органов госбезопасности: Е.П. Питовранов, Г.В. Утехин, Ф.Г. Шубняков, Н.Н. Селивановский, Н.А. Королев, Л.Ф. Райхман, А.М. Палкин, Н.И. Эйтингон, И.А. Чернов, М.К. Кочегаров и другие.

В 1951 году внешняя разведка вновь перешла в ведение МГБ СССР. Хозяин Советского Союза никому полностью не доверял. Достаточно сказать, что после 1945 года Сталин не присвоил ни одного генеральского звания из числа сотрудников МГБ СССР.

Начальник Особого отдела Белорусского военного округа генерал-лейтенант Я.А. Едунов встал в строй через неделю после тяжело перенесенного гриппа. Уставший и явно чем-то озабоченный, он позвонил своему заместителю.

— Николай Григорьевич, зайди, — проговорил он в телефонную трубку.

Кравченко, появившись в кабинете, увидел побледневшего, с запавшими воспаленными глазами начальника. Морщины, эти видимые складки кожи, еще больше прорезались на лбу. Он изредка покашливал.

— Яков Афанасьевич, что же вы так, надо было еще хотя бы пару деньков полежать. Грипп — коварная штука, — посочувствовал Кравченко.

— Работа лучше лечит, чем кровать. А тем более в такое насыщенное событиями время.

— Согласен, — это уже привычное и проверенное средство, а что касается событий, то день от дня не слаще, — ответил Николай Григорьевич.

— Как реагировали мужики на приказ?

— Молча.

— Новых заявлений на увольнения нет?

— Пока нет, но я уверен — будут. Страсти нешуточные кипят. Не хотят военные контрразведчики идти под знамена МВД.

— Надо переубеждать людей, доказывать, что мы служим не МВД, а советской стране, Родине, ее народу, а функции обеспечения государственной безопасности с нас никто пока не снимал и не снимет…

Они еще долго обсуждали болезненные явления, происходящие в стране, — менялась власть и ее приоритеты, хотя простой народ жил так, как и жил до этого. Большая политика его не интересовала.

Богатый на политические события внутри страны 1953 год уходил в небытие прожорливой Леты.

По случаю наступающего Нового 1954 года руководство Особого отдела МВД СССР по Белорусскому военному округу получило приветственную телеграмму от министра внутренних дел БССР как старшего оперативного начальника в республике генерал-майора Баскакова Михаила Ивановича. В ней он стандартно поздравлял армейских чекистов с наступающим Новым годом и желал здоровья и успехов в службе.

А из Управления особых отделов МВД СССР в январе 1954 года пришла шифровка. Ведомственная депеша оказалась приятной для заместителя начальника Особого отдела округа. В ней указывалось, что генерал-майор Кравченко Николай Григорьевич назначается начальником Особого отдела МВД СССР по Прикарпатскому военному округу с предписанием до 23 января убыть для прохождения дальнейшей службы в город Львов.

Не знал Николай Григорьевич, что это будет его последняя должность в роли руководителя Особого отдела округа и его, как человека-злодея начнут шпынять прокурорские мракобесы по заданию новых хозяев истерзанной страны. Под видом поиска виновников в репрессиях начнется «охота на ведьм». Показать мокрую спину власти хотели все: и следователи, и прокуроры, и судьи. Власть науськивала, подстрекала, натравливала их на тех, кто работал со Сталиным, Берией, Абакумовым и другими выброшенными руководителями чекистских коллективов за борт событий нового времени, хотя сама же эта власть, вернее, ее тогдашние «наперстники разврата» в одинаковой степени отметились в лакейском сотрудничестве с высокотронными личностями, ставшими очередными врагами народа.

В России народ привык жить молча, власть столетиями учила его безмолвствовать перед открытым, показным злом, творимым верхами, ползать на карачках перед власть имущими и через глупую толпу громить и слабых, и сильных, только низвергнутых. И каждая новая власть привыкла топтаться на могилах отверженных или выбрасывать останки их из склепов, в том числе и исторических.

О, эти человечки, пообтершиеся в окружении «великих», намагничиваются почему-то только отрицательной энергией вождизма! Переняв пороки своих предшественников, они пытаются им подражать, а потому способны только на малые дела, обманом загипнотизировать толпу. Вещь, даже не постыдная, становится постыдной, когда ее прославляет толпа. Подражатель обрекает себя на безнадежную посредственность.

Так было, так есть и так будет.